Песнь Разрушения (джен)

Гнилостный воздух подземелья застыл, будто сама тьма затаила дыхание. Перед ними, на алтаре из человеческих костей, лежало зеркало — его ртутная поверхность покрыта паутиной трещин, расходящихся от центральной пробоины, словно от удара кинжалом.

Отражения в нем шевелились: Элиас видел себя со впалыми щеками и пустыми глазницами, Лира — с кожей, покрытой язвами, Годрик… Годрик не отражался вовсе, Кассиус стоял позади, его тень на стене была вдвое выше его роста и шевелила щупальцами.

Элиас протянул руку, его пальцы дрожали.

«По теории зеркальных аномалий… если повторить слова теней…»

Кончики его пальцев уже коснулись холодной поверхности, когда Кассиус вцепился ему в запястье.

Прикосновение было липким, будто рука была мокрой изнутри, горячим и холодным одновременно, слишком сильным — кости начали хрустеть.

— Не трогай его, — голос Кассиуса разделялся на три тона: его обычный томный шепот, женский смех и что-то… членистоногое, цокающее хитиновыми челюстями.

Лира выбросила кинжал молниеносно — лезвие замерло в сантиметре от горла Кассиуса.

— Отпусти. Его. Сейчас же. — Каждое слово отдавалось эхом в пустых глазницах каменных идолов.

Кассиус замер. Его глаза расширились, поглощая свет, после чего побелели, как у трупа и закатились, обнажая кровавые склеры.

А потом… он засмеялся. Смех рвал его горло, сначала он был хриплым переходящий в визг, но в конце был больше похож на рыдание.

— Х-х-хорошо… — он вытер слёзы, но это была чёрная жижа. — Хватит лжи. Хватит масок.

Его лицо начало расползаться: кожа трескалась, как старый пергамент, из щелей сочился дым. Зубы побелели и стали слишком острыми для человека.

Годрик отшатнулся, споткнулся о череп и упал на спину.

— Ч-что ты?..

Лира не дрогнула, но её кинжал теперь багрово светился.

— Покажи своё истинное лицо, тварь.

Кассиус разжал пальцы, и Элиас рухнул на колени, хватая ртом застоявшийся воздух подземелья. Его запястье покрывали фиолетовые отпечатки — не синяки, а что-то хуже: узоры, напоминающие древние руны, пульсировали приглушенным светом.

Кассиус отступил на шаг, его руки дрожали — не от страха, а будто что-то изнутри рвалось наружу, разрывая плоть.

— Я не ваш союзник, — его голос раскололся, как лед под тяжестью невысказанных веков. — Я не Кассиус Вейл. Это имя… тело… воспоминания… все это взято в долг. На время.

Годрик заморгал, его глаза бегали от Кассиуса к зеркалу и обратно, будто мозг отказывался собирать картину воедино.

— Что… что за бред? — Он засмеялся — коротко, истерично, как ребенок, увидевший мертвеца в шкафу. — Это… это шутка, да? Ты… ты просто…

Кассиус провел рукой по лицу, и кожа на мгновение стала пергаментной, прозрачной — под ней зашевелилось что-то черное, бесформенное, состоящее из теней и отголосков чужих кошмаров.

— Я страж Предела, — он говорил медленно, словно впервые пробуя слова на вкус. — Моя задача — следить, чтобы то, что спит под камнем, не проснулось. И если проснется… чтобы увести его подальше от живых.

Лира не опускала кинжал, но ее пальцы сжались до хруста. Глаза, обычно полные насмешки, расширились, вбирая ужас, как губка впитывает кровь.

— Ты… работаешь на них? — ее голос превратился в шепот, но каждое слово резало как лезвие. — На древних? На тех, кто построил этот город… и кто стер его с лица земли?

Кассиус покачал головой, и в этом движении было что-то неестественное — слишком плавное, слишком… многосуставное.

— Нет. Я защищаю вас от них. От того, чем они стали. От того, во что Оно их превратило.

Элиас пошатнулся, его голос прерывался, будто давился невидимой паутиной.

— Но… ты привел нас сюда! Ты знал, где искать вход! Ты… ты хотел, чтобы мы нашли это зеркало!

Кассиус кивнул, его лицо снова приняло человеческие черты, но глаза… Глаза оставались чужими. Слишком черными. Слишком глубокими. Бездонными, как провал между мирами.

— Потому что вы — ключ, — прошептал он, и этот шепот впился в барабанные перепонки как ржавый гвоздь. — Ваша магия… ваши души… Они чувствуют вас. И если бы я не привел вас первым… Они нашли бы вас сами.

Где-то в глубине подземелья что-то зашевелилось. Зеркало вздохнуло — трещина расползлась еще на миллиметр, и из нее вытекла единственная густая черная слеза.

Выбор был прост: либо поверить тому, кто их обманывал с самого начала, либо убить его — но станет ли от этого безопаснее? Можно попробовать разбить зеркало… и узнать, что же находится по ту сторону.

Кассиус стоял перед ними, его тень колыхалась на стене, сливаясь с силуэтами древних богов, вырезанных в камне… и улыбающихся слишком широко.

Годрик застыл на мгновение, его лицо покрылось алыми пятнами, кровь прилила к скулам, делая их похожими на разбитые гранаты.

— Ты… ты использовал нас как приманку?! — его голос взорвался, эхом разнесясь по подземелью, заставляя осыпаться пыль с потолка.

Он сделал шаг вперед, доспехи громыхнули, словно погребальный звон. Кулаки сжались до хруста, но не поднялись.

— Мы шли за тобой! Доверяли! А ты… ты вел нас прямо в пасть к этому… этому…

Годрик замолчал, не находя слов. Его честь не позволяла ударить безоружного, но глаза горели такой ненавистью, что казалось, они могут прожечь дыру в груди Кассиуса.

Кассиус не отводил взгляда, его глаза оставались пустыми, как глазницы скелетов под ногами.

— Да, — тихо ответил он. — И я сделал бы это снова.

Лира не шевелилась, ее тело напряглось, как пружина, готовая разорваться. Кинжал в ее руке мерцал тусклым багрянцем, будто жаждал крови.

— Если ты защитник, — ее голос был тихим, но каждое слово резало как бритва, — то почему скрывался? Почему не сказал сразу?

Ее глаза метались по его лицу, ища следы лжи, но находили только пустоту.

Кассиус вздохнул, и этот вздох звучал так, будто вырывался из груди, проросшей колючками.

— Вы бы не поверили. Никто не верит сразу. А мне… мне нужна была ваша настоящая реакция. Чтобы понять, кто из вас уже заражен.

Лира сжала зубы, ее клыки впились в нижнюю губу, оставляя кровавые точки.

— И? Кто из нас заражен? — ее голос дрогнул — впервые за все время.

Элиас стоял, его руки дрожали, но не от страха, а от обиды, глубокой и жгучей, как раскаленный уголь.

— Мы доверяли тебе… — прошептал он, и эти три слова звучали горше, чем все крики Годрика.

Его глаза блестели от слез, но он не плакал — слезы казались предательством, еще одним проявлением слабости.

Кассиус посмотрел на него, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на жалость.

— Я знаю, — тихо сказал он. — И мне жаль.

Но эти слова не принесли утешения. Они звучали как надгробная речь.

Тишина повисла тяжелой пеленой, прерываемая только тяжелым дыханием Годрика и тихим потрескиванием факелов.

Где-то в глубине подземелья что-то скреблось, будто в ответ на их молчание.

Лира первая нарушила тишину:

— Так что теперь?" — ее голос был холодным, как лед в бездне. — Ты ведь не просто так раскрылся. Что-то изменилось. Что?

Кассиус медленно повернулся к зеркалу, его лицо освещалось мерцающим светом трещин.

— Оно просыпается, — прошептал он. — И у нас больше нет времени на ложь.

Зеркало вздохнуло, и из трещины медленно вытекла еще одна черная капля.

Выбор был за ними, но время уже истекало.

Тишина разлилась по подземелью густым смрадным сиропом, прерываемая лишь медленным капаньем черной жидкости из трещин в стенах. Лира стояла неподвижно, но мускулы на ее спине напряглись, как у хищницы, готовящейся к прыжку.

— И? Кто из нас заражен? — ее голос звучал холоднее подземных склепов.

Кассиус медленно переводил взгляд с одного на другого, его зрачки сузились до тонких вертикальных щелей, как у ночного хищника.

— Ты чувствовал это, не так ли? — он смотрел прямо на Годрика. — Холод в груди. Голос в голове. Ты думал, это сон…

Годрик побледнел до цвета могильного известняка. Его рука непроизвольно потянулась к груди, где под рубахой пульсировало то самое красное пятно — теперь оно явно приняло форму раскрытой ладони.

Элиас резко обернулся, его глаза безумно бегали между Годриком и Кассиусом.

— Что он имеет в виду?! Годрик, ты что-то скрываешь?!

Годрик не ответил. Его губы дрожали, но ни один звук не выходил из горла. Капли пота стекали по вискам, смешиваясь с грязью.

Лира сжала кинжал так, что кровь выступила на костяной рукояти.

— И что теперь? Ты убил бы его? — в ее голосе звучала не только злость, но и что-то похожее на надежду.

Кассиус покачал головой, его движения стали медленными, как будто он боролся с невидимой силой.

— Нет. Но я могу очистить его. Если вы позволите.

Он протянул руку, и в воздухе замерцал странный символ — нечто среднее между руной и живым существом, извивающимся в муках.

Сложность выбора состояла в том, что необходимо было довериться Кассиусу.

Велик риск, что процесс очищения может убить Годрика, но плюсом остается то, что если сработает — спасет его душу.

— Это будет больно… как смерть, — предупредил Кассиус. — Либо оставить всё как есть: Годрик постепенно превратится в нечто иное, но пока останется самим собой.

— Мы можем найти другой способ… — прошептала Лира. — Попытаться убежать, но зеркало уже просыпается, тени на стенах движутся самостоятельно.

— Оно не отпустит его никогда, — добавил Кассиус.

Годрик вдруг упал на колени, из его рта хлынула черная жижа. Когда он поднял голову, его правый глаз стал совершенно черным.

— Сделайте это… — прохрипел он. — Пока я еще я.

Элиас зарыдал, но кивнул. Лира сжала кулаки, но не стала протестовать.

Кассиус сделал шаг вперед, его руки засветились мертвенным светом…

Выбор был сделан. Цена будет ужасной. Но альтернатива — еще страшнее.

Лира впилась ногтями в ладони, оставляя кровавые полумесяцы на бледной коже. Её голос прозвучал как скрежет стали по камню:

— Почему ты вообще здесь? Кому ты на самом деле служишь?

Кассиус медленно повернул голову на неестественный угол. Его шея хрустнула, как ломающаяся ветка.

— Я служу только одному — балансу. Не жизни, не смерти. Просто… равновесию.

Он сделал шаг вперед, и в свете дрожащих факелов стало видно — его тень не повторяла движений. Она застыла в странном поклоне, протягивая вперед когтистые пальцы.

— Ты лжешь! — закричал Элиас, его голос сорвался в истерике. — Ты вел нас сюда как жертвы!

Кассиус улыбнулся. Слишком широко. Слишком много зубов.

— Нет. Я вел вас как… ключи. Каждый из вас — уникальный инструмент. Элиас с его некромантией. Лира с её проклятиями. Даже этот тупой рыцарь…

Лира внезапно поняла. Её глаза расширились.

— Зеркало… оно не врата. Оно тюрьма. И ты не страж. Ты тюремщик.

Кассиус замер. Впервые за весь разговор на его лице появилось что-то похожее на удивление.

— Очень близко к истине. Но не совсем: я не тюремщик. Я — последний затвор.

Он поднял руку, и Элиас вдруг застыл с широко открытым ртом. Из его глаз, носа, ушей пошёл чёрный дым.

— Прости, Элиас. Но твоя некромантия… она слишком похожа на Его магию. Ты не мог не заразиться.

Годрик бросился вперед, но было поздно. Тело Элиаса начало раздуваться, кожа лопалась, обнажая что-то блестящее и чёрное под ней.

Зеркало взвыло. Трещины светились кровавым светом. На мгновение все увидели бесконечный город из костей, фигуры, танцующие в вечном круге.

…То, что сидело на троне из скрюченных тел… и улыбалось

Кассиус засмеялся — звук был точно таким же, как эта улыбка.

— Вы хотели знать, что там? Поздравляю: теперь вы часть этого. Как и я. Как и все, кто когда-либо приходил сюда.

Лира последний раз взглянула на Годрика. Рыцарь стоял, сжимая меч, но в его глазах была пустота человека, потерявшего всё.

— Выбор прост, — прошептал Кассиус. — Умереть сейчас… или стать такими, как я. Вечными. Одинокими. Проклятыми.