Дела семейные (джен)

Пока на Хелге-Воланте бушевала война, и десятки тысяч людей, погибая, кричали в агонии, у Серены на крики сил не хватало. Волнение, панические мысли, паранойя в полубреду. К родам она уже едва дышала, — не самое лучшее состояние, чтобы разрешиться от бремени.

— Кесарить будем, — сказала сестра Симона на немой вопрос Вилхелма.

— Мне… мне нужно быть рядом?

Сестра покачала головой и отозвалась:

— Она, мне кажется, вообще уже ничего не понимает. Лучше не надо. Мы позовём, если что.

Вилхелм так и застыл у остеклённого барьера в операционную. Оперировать собирались не кто-нибудь, а сам магос Децимос вместе с доктором Игельхундом. Обычно эти двое объединяли усилия только для работы с космическими десантниками, но на этот раз сделали исключение. Игельхунд на старости лет хотел сосредоточиться на научной деятельности в сфере нейроимплантатов и прочил на своё место главного врача именно Серу. Её нельзя было потерять.

Серу уложили на операционный стол и отгородили ширмой ту область, где хирурги собирались работать. Симона подкатила поближе тележку с инструментами, совершила несколько предварительных действий, а потом позвала Децимоса и Игельхунда.

Работали сосредоточенно и быстро, но не за ними следил Вилхелм, а за тем, насколько бледна его супруга. Операцию проводили под частичной анестезией, но Вилхелму показалось, что Сера вообще никак не реагирует на происходящее, словно не одну половину обезболили, а отправили пациента в медикаментозный сон.

Вилхелм так и не заметил бы Ийдану, если бы она не начала шептать что-то непонятное на языке, от которого кружилась голова. Вилхелм уже собирался воскликнуть "что ты здесь делаешь", но Ийдана жестом приказала ему помолчать.

В операционной на мгновение пропал свет, снова загорелся, пропал, появился, и когда магос Децимос оторвался от работы и бросил взгляд на люмены, установилось ровное, ничем не прерываемое сияние. Может быть, никто внутри и не заметил ничего подозрительного, но Вилхелм во время мерцания увидел тёмные силуэты, которые поглядывали на его любимую из-за плеча докторов. Не все эти силуэты походили на человеческие.

— Ты что творишь? — проговорил Вилхелм сквозь зубы.

— Спасаю твоей жене и ребёнку жизнь, — отозвалась ведьма.

Одна сторона лица Ийданы была вымазана сажей, другая белилами. Никаких ярких платьев, а только штаны и куртка из грубо выделанной кожи с меховой оторочкой. С запястий тянулись верёвочки с костями, и некоторые подозрительно смахивали на человеческие.

Вилхелм вздохнул и спросил:

— Какой ценой?

— Твой сын тоже будет шаманом, — ответила Ийдана. — В своё время он отдаст твой долг.

Вилхелм напрягся, сжал кулаки, руки задрожали. Ийдана сказала:

— У тебя нет, и не будет того, что мне нужно. А у него будет. Иначе бы я и не взялась за это дело.

В этот миг снова мигнул свет уже не только в операционной, но и в том помещении, где стоял Вилхелм. Ийдана исчезла.

Вилхелм оглянулся и не понял, как она могла скрыться так незаметно. Была ли она здесь вообще или это всё галлюцинации из-за недосыпания?

Когда Вилхелм снова посмотрел сквозь остеклённый барьер, он увидел магоса Децимоса со свёртком в искусственных руках. Магос словно знал, что за ним пристально наблюдают, а поэтому махнул зрителю.

Вилхелм сразу обо всём забыл. Сердце забилось чаще, он поправил ворот рубашки, а потом метнулся к входу. Оттуда раздалась монотонная синтезированная речь:

— Поздравляю, Вилхелм. Я хотел спасти хотя бы девочку, но удалось спасти ещё и мальчика. — Децимос протянул свёрток.

Вилхелма как по голове ударили. Больше всего на свете в это мгновение он боялся, что упадёт в обморок или уронит несчастное дитя, по-настоящему выстраданное матерью.

Младенец весь сморщился и пугливо рассматривал такой страшный мир за пределами утробы своим единственным правым глазом. Левая бровь как будто съехала вниз, глазница заросла плотью. Сбоку родимое пятно тёмного цвета в форме полумесяца, ещё одно, напоминающее крючок — на щеке ниже. И всё же несмотря ни на что, ребёнок потянулся к папе своими маленькими шестипалыми ручонками. Тогда Вилхелм всхлипнул и заплакал, как не плакал уже чёрт знает сколько десятилетий. Он отёр рукавом слёзы и только в это мгновение понял, что магос Децимос что-то говорит.

— Прошу, ещё раз, — сказал Вилхелм. — Такое чудо… я всё прослушал.

— Это на самом деле чудо, Вилхелм! — проговорил магос Децимос. — Аномалия! Он живой и дышит с такой-то транспозицией внутренних органов! Слава Омниссии!

— Слава, — повторил Вилхелм.

— Как вы его назовёте?

— Уран.

— Замечательное имя. — Децимос протянул руки. — А теперь верни мне ребёнка, пожалуйста. Нужно провести ещё несколько тестов. Пусть совсем не моя специализация, но ты бы знал, как я вдохновлён!

Вилхелм послушался, а потом спросил:

— А что с Серой?

— Доктор Игельхунд накладывает последние швы, — отозвался Децимос. — Всё с ней будет в порядке. Возвращайся завтра, Вилхелм.

Так, на негнущихся ногах Вилхелм поплёлся домой, ещё толком не осознавая тот простой факт, что он — отец.