Предсказания и Превращения (гет)

Долорес с детства отличалась особым любопытством. Ещё до получения дара она обожала подглядывать и подслушивать за всем, что происходило в их доме. Ни одна сплетня не ускользала из-под её носа. А когда в пять лет семейная магия одарила её собственной волшебной комнатой и слухом, способным уловить шёпот за стенами и дыхание на другом конце городка, — тайны вовсе прекратили существовать для неё.

То время стало сущим кошмаром как для жителей, так и для самих Мадригалей, но, к счастью, девочка быстро научилась молчать о том, что ей доводилось слышать…

А слышала она всё.

Когда Бруно спрятался в стенах старой Каситы — чтобы скрыть видение, увиденное в тот день, когда Мирабель не обрела дар — Долорес никому об этом не сказала.

День за днём она улавливала его шаги и шёпот. Знала, как он ворочался по ночам, устраиваясь на холодном полу или в скрипучем кресле. Слышала, как он шуршал страницами книг. Как репетировал реплики для постановок. Как разговаривал с крысами: сначала от скуки, затем — чтоб не сойти с ума. Как смеялся над собственными шутками.

И как плакал.

Он пробыл там десять долгих лет. Лишённый семейного тепла. Один. И она никак не могла ему помочь. Её дядя сам сделал этот выбор, и ничто не могло убедить его вернуться. Ни её попытки заговорить с ним через стену, ни слёзы, ни мольбы. Всё, что она могла сделать для него, для Мирабель, для семьи — сохранить тайну.

И она хранила. До тех пор, пока пророчество не сбылось.

Гора раскололась. Касита рухнула, и Мадригаль лишились своего чуда. Это могло бы обернуться катастрофой для Энканто, но в конечном счёте стало началом чего-то нового. Шансом переосмыслить всё. И построить нечто более прочное, чем то, что они имели раньше.

Семья, наконец, воссоединилась, и жители помогли восстановить Каситу. Мирабель вернула магию в долину. Абуэла смягчилась. Луиза позволила себе слабость, Изабела — свободу, а Долорес — любовь.

Но кое-что осталось по-прежнему. Например, взрывной нрав её матери. Или доброта тёти Джульетты. Озорство Камило и… отрешённость их дяди Бруно.

Даже спустя полгода с его возвращения люди в городе продолжали сторониться его. Они открыто шептались о нём, и никакие увещевания и просьбы не могли заставить их прекратить. Предсказатель пугал их. Он был для них чужим. И ничто не могло этого изменить.

Однако были и другие вещи, отличавшиеся от прошлого. Ведь теперь в Энканто стали приходить чужаки.

Их было немного, и никто из них не задерживался надолго в городе. Большинство являлись путниками, сбившимися с пути, кто-то — бежавшим преступником, а кто-то — торговцем. И все они так или иначе покидали долину в знак признательности и уважения к людям, приютившим их. Никто не создавал проблем.

Пока не появилась Голди.

Долорес услышала её ещё до того, как та преодолела ущелье, оставшееся на месте раскола гор. Тогда девушка подумала, что в Энканто забралось какое-то животное. Дыхание было тяжёлым и прерывистым, а шаги слишком тихими для людей. Единственным, что заставило её усомниться, было то, что «существо» перемещалось на двух ногах.

Затем случился дождь, вызванный гневом Пепы. Бруно сбежал из ла каса Мадригаль, чтобы дать ей остыть, и Долорес, занятая попытками успокоить мать, забыла о незнакомке… Ровно до тех пор, пока та не заговорила с ним.

Девушка сразу уловила фальшь в словах Голди. Словно профессиональная актриса, вжившаяся в роль, она врала если не обо всём, то о многом — точно. Каждое её слово было выверено, каждая фраза двусмысленна, будто шутка, понятная лишь ей одной. Она могла казаться доброй и дружелюбной, но стук её сердца и звуки дыхания говорили о холодном расчёте.

Хотя в этом потоке скрывалась и честность: нервные смешки, любовь к крысам, суеверность и… симпатия к Бруно.

В тот день Долорес впервые слышала, чтобы он искренне смеялся с кем-то, кто не являлся частью их семьи. Ей попросту не хватило смелости поделиться своими подозрениями с кем-либо. И когда гадалка поселилась в Касите, она не стала возражать.

Но и следить не прекратила.

Её не удивили отказы их гостьи от совместных приёмов пищи. Не удивила и её нарочитая вежливость или сдержанность в рассказах о прошлом. Девушка слышала, как нутро блондинки дрожало от тревоги, стоило кому-то из Мадригалей заговорить с ней. И она могла это понять. Одно дело — врать единожды, в момент знакомства, но поддерживать ложь ежедневно, стараясь не путаться и не сбиваться — уже сложнее.

Впрочем, Голди отлично справлялась. Её маска давала трещину лишь при Антонио и Мирабель. И если присутствие первого вызывало у гадалки панику — Долорес довольно скоро заметила, что сердце той всегда сбивалось с ритма, когда с ней говорили дети, — то общение со второй отзывалось в ней теплом и заботой.

Женщине нравилось проводить время с девушкой-подростком. Она часто спрашивала её о жителях, о магии, об Энканто. И об их чудесном семействе тоже. Она говорила о Бруно. Узнавала о его даре. О прошлом. Интересовалась слухами, ходившими вокруг него. Но, что ещё хуже, сам того не осознавая, мужчина тоже был ею увлечён.

Он не подходил и не разговаривал с ней, но Долорес слышала, как ускорялся стук в его груди, стоило взгляду упасть на знакомый силуэт. Видела, как в его глазах вспыхивал живой огонёк, как неуверенно, но верно он тянулся, чтобы сделать шаг, но каждый раз останавливал себя. И как всё это в нём тухло, утопая в усталости и разочаровании в самом себе.

Юной Мадригаль было больно смотреть на это, однако она не стала вмешиваться. И когда блондинка организовала гадальный стол в кантине, девушка была рада тому, что дядя нашёл в себе смелость пойти туда. Что позволил себе приблизиться. Что начал говорить.

А затем… Голди обожгла его.

Слова, которые она бросила в пылу ссоры, Долорес слышала слишком ясно:

— Прежде чем судить меня, будь добр вспомнить, как все эти люди относятся к твоей «правде». Что-то я не заметила в их историях о тебе ни любви, ни благодарности, несущий несчастья Бруно. Людям не нужна честность. Люди лживы, мелочны и отвратительны. Они убивают, предают и обманывают друг друга, наверное, с тех самых пор, как оказались на земле. И им не нужен ни ты, ни я, чтобы это доказать.

Бруно ей не ответил. Не смог. И ушёл. Но Мадригаль не нужно было знать больше.

Она собиралась рассказать всё Абуэле.

Извинившись перед Мариано за сорванное свидание — парень отнёсся к этому с удивительным пониманием, зная, как невеста переживает за своего дядю, — она направилась прямиком к бабушке. И в тот же момент Долорес услышала нового чужака. Мужчину с тяжёлой походкой и грубым, хриплым голосом. Он быстро добрался до городка и стал спрашивать жителей о светловолосой женщине с зелёными глазами. Гадалке, которая называет себя «Голди».

Девушка была слишком отвлечена, чтобы заметить его появление. Она совершенно упустила, когда он пришёл, и осознание этого заставило её застыть на месте. От незнакомца веяло угрозой. Его вопросы были точными и подозрительными, но, к счастью, никто из горожан не стал ему ничего рассказывать.

Однако гадалка была опасно близка к тому, чтобы попасться.

Мадригаль сковало от ужаса. Она знала, что Голди чего-то опасалась. Она слышала, как беспокойно та спала, то вздрагивая, то бормоча в своей постели. Видела, как та подолгу бродила по Касите, пытаясь унять дрожь, и часто оглядывалась, будто из тени на неё могло выпрыгнуть что-то. Кто-то.

За ней охотились люди извне. Была ли она преступницей? Или причина была иной?..

И тут Долорес услышала хруст.

Придя в себя от внезапного звука, она огляделась по сторонам и прислушалась, пытаясь понять, откуда он звучал.

Место было странным.

Касита.

Гостевая комната, где остановилась блондинка.

Хруст повторился. За ним последовал болезненный стон и скрежет, словно когтями по дереву. Стук. Что-то с грохотом упало. Голос Мирабель спросил, всё ли в порядке. Ответа нет. Снова скрежет и стук, уже мелодичный. Касита оттолкнула девушку от двери, не позволив войти. Болезненный хрип. И всхлипывания.

Долорес прерывисто вздохнула, поспешив к бабушке, однако…

— …Сейчас я пойду туда и постараюсь во всём разобраться, — услышала она голос Бруно. — Но если кто-то спросит об этом — вы ничего не видели, хорошо?

— А? Даже Абуэла? — удивился Камило.

— Да… эм… Будет неплохо, если вы ей не скажете… В смысле… Я не знаю, в чём дело, но мне кажется… Так будет лучше. Для всех. — И подумав, добавил: — И, Долорес… Пожалуйста, ты тоже молчи.

Она никогда не могла ему отказать.

В тот день девушка узнала, что у Голди тоже был дар. И всё изменилось.

Бруно вышел из комнаты гадалки лишь на следующее утро. Долорес не спала. Её голова пухла от множества мыслей и вопросов, которые она хотела задать дяде: про чужака в городе, про дар Голди или о его просьбе молчать. Но даже встретившись с ним во время семейного завтрака, она не решилась с ним заговорить. Слишком много ушей вокруг. Да и изнеможённый вид мужчины не делал лучше.

Она решила отложить разговор на потом и ушла помогать Камило с делами по дому. Но это, конечно, не значило, что она прекратила следить…

Она слышала, как Голди, закончив утренние дела, прокралась на кухню. Как встретилась там с Бруно. Женщина говорила тише, чем обычно, но честнее, чем когда-либо. Извинилась за испачканную руану. За свои слова, сказанные накануне. Рассказала о тревоге, которую испытывала. И о том, что её преследовали, чтобы убить.

Предсказатель не прерывал её. Был рядом, внимательно слушая всё, что она говорила. Пытался отвлечь и утешить, как любой друг. Но девушка отчётливо ощущала в этом нечто большее.

Она с трудом понимала, что именно происходило между ними двумя. Что-то менялось на её глазах — точнее, в её ушах — и это уже не походило на ложь, игру или попытку сближения ради выгоды. Оно было… живым. Неловким. Настоящим.

Голди не пыталась скрыться за притворной уверенностью и колкими ответами, а Бруно не отступал и не прятался, как делал всегда. И когда она предложила показать, как её дар реагирует на готовку Джульетты, — как та лечила её не только физически, но и «внутри», — мужчина не стал отказываться.

Шорох ткани и сбившееся с ритма сердце предсказателя говорили об интимности момента красноречивее слов. Гадалка заурчала монотонным глубоким звуком, и Долорес сама затаила дыхание, вслушиваясь в тихий смех дяди. Чистый. Искренний. И полный жизни.

Как вдруг на кухню зашла Изабела.

Бруно оцепенел от шока, когда как Голди быстро и совершенно бесшумно вывернулась из его рук, проскользнув в другой конец помещения с чашкой, и, включив воду, сделала вид, что всегда была там. Ей потребовалось на это лишь несколько секунд.

— Диос мио, — пискнула девушка, заставив Камило, стоявшего рядом, удивлённо обернуться.

На его озадаченные вопросы она только отмахнулась, вновь прислушиваясь. Однако это сыграло с ней злую шутку. Не прошло и пары минут, как перед ней возникла Изабела. Опасно воодушевлённая. И сразу утащила куда-то в сторону, из-за чего лицо Камило вытянулось ещё больше.

— Сеньора Голди и тио Бруно. Что между ними?! — спросила она вполголоса, пока её лицо буквально светилось в предвкушении новой интересной сплетни.

Мадригаль пару раз моргнула, глядя на кузину, и пожала плечами.

— Я не знаю…

И это было правдой. То, что происходило между предсказателем и гадалкой ни на что не было похоже. Это не было любовью, вроде той, которую описывали в романах. Не было страстью, как та, что дарил ей Мариано. Но и дружбой назвать это она не могла. Слишком трепетно. Сложно. Зыбко.

И всё же она не могла не признать: Голди более не казалась ей угрозой или врагом. Она была… как Бруно. Одинокой, скрытной и напуганной. Не злодейкой, не ведьмой. Просто человеком, не научившимся жить иначе.

Но Долорес уже приняла решение.

* * *

Семья давно собралась в гостиной, обсуждая насущные дела и возможные причины, по которым Альма решила позвать всех. Сама Абуэла молчала с того момента, как вошла в комнату и заняла кресло, сдвинутое так, чтобы она могла видеть всех присутствующих. Один лишь Бруно не решался зайти.

Стоя в дверях и нервно теребя край руаны, он молча смотрел перед собой. Пытался собраться с мыслями и набраться смелости, которой у него никогда не было.

Честно говоря, он хотел убежать. Или превратиться в какое-нибудь небольшое животное, как Голди. Например, в крысу. Они-то точно не участвуют в семейных собраниях.

Тем более в таких, на которых решаются судьбы их друзей.

Не нужно было быть гением, чтобы понять, о чём пойдёт разговор. Взгляд матери, брошенный на гадалку, когда он вернулся с ней из кантины, уже говорил о многом.

И слова Альмы, произнесённые, когда Бруно, наконец, прошёл вглубь гостиной и занял место рядом с Антонио, лишь подтвердили это.

— В городе был незнакомец. — Её голос звучал спокойно, но в нём прослеживалось напряжение. — Жители сказали, что он расспрашивал про Голди. Они не выдали её. Но это… настораживает.

Предсказатель судорожно сглотнул.

— Ну, это не удивительно. Она правда почти ничего о себе не рассказывает, — хмыкнул Камило. — Ни нам, ни жителям.

— И не ест с нами, — добавила Джульетта. — А от приглашений отказывается.

— Ага, а потом ночью шарится по кухне, — мрачно вставила Луиза. — Я несколько раз сталкивалась с ней, когда спускалась попить воды. Не похоже, что она ходила туда по той же причине.

— Мы ведь сами перестали её звать, — пожал плечами Феликс. — Может, она успела передумать. Или просто не хочет мешать, пока готовит что-то своё. Джульетта бывает довольно пугающей, когда дело доходит до посторонних на кухне.

Упомянутая женщина бросила кислый взгляд в сторону зятя, но тот лишь тихо посмеялся, разводя руками.

— И всё равно это странно, — продолжила Альма. — Столь скрытное поведение. Чужак, искавший её… Вам не кажется это подозрительным? Что, если она преступница? Не создаём ли мы сами себе проблемы, предоставляя ей место под своей крышей?

В комнате воцарилось тяжёлое молчание. Бруно чувствовал, как стремительно холодели его ладони, пока остальные члены семьи перекидывались многозначительными взглядами.

— Она всегда улыбается как-то грустно, — вдруг сказал Антонио, заставив мужчину вздрогнуть. Его взгляд упал на племянника, мнущего в руках плюшевого ягуара — знакомую игрушку, которую мальчик очень любил. Предсказатель невольно вспомнил, как тот дал ему её, чтобы он мог отвлечься и успокоить нервы перед ритуалом, который помог Мирабель спасти семейное чудо. — Не похоже, что она злая. Скорее, её что-то пугает…

— Пф! Ещё бы! — фыркнула Пепа. Над ней закружилось небольшое гневное облачко. — Видела, как она болтала с жителями. Такая жизнерадостная, но стоит к ней подойти ребёнку, как начинает кривиться, будто лимон проглотила!

— Кстати, я слышала, как о ней говорили в городе, — добавила Изабела. — Кто-то сказал, что она назвала его по имени… ещё до того, как он представился!

Бруно опустил голову, сжимая челюсть и пальцы. Слова вертелись на кончике языка, но он не мог заставить себя озвучить их. Ему хотелось провалиться под землю от стыда. К несчастью, диван, на котором мужчина сидел вместе с Антонио и Пепой, оставался вполне себе ощутимым, как и каменная плитка под его ногами.

«Диос, пусть она никогда не узнает о том, какой же я всё-таки трус», — подумал он, зажмурившись.

Он отчётливо ощутил, как молчаливый взгляд Долорес впился в его макушку. Знал, что она всё слышала — и про дар, и про чужака, и даже его просьбу. Он не мог сказать ей ничего, лишь умолять глазами:

«Пожалуйста, молчи».

Предсказатель надеялся, что она поймёт. Что почувствует то же, что и он. Что увидит в Голди не угрозу, а человека. Он не ждал от неё преданности, но верил, что она услышит — так же, как слышала всё в этом доме с самого детства. Но он знал, что та выберет семью. Выберет правду. И он не мог её за это винить. Он бы поступил так же.

Однако его сердце всё равно сжалось, когда девушка заговорила:

— Я слышала, как в её комнате что-то скреблось… и стонало.

Повисла тишина, и Мадригали вновь переглянулись между собой. Непонимающе. Тревожно.

Воздух потяжелел от невысказанных вопросов.

Или же это сам Бруно не мог вздохнуть?

Его взор метнулся к матери, лицо которой оставалось непроницаемым и холодным. За последние полгода она стала мягче: ярче улыбалась, чаще советовалась, больше доверяла. Впервые за всю жизнь мужчине было легко говорить с ней, но сейчас… Он как будто вернулся в то время, когда он ещё не жил за стенами, и чувство собственной ничтожности и вины сдавливало его горло тугой верёвкой.

Сын-неудачник с бесполезным даром. Как он смеет что-то говорить и требовать от той, благодаря кому он получил в этой жизни всё?

Но сейчас он должен был что-то сказать. Должен был встать. Придумать оправдание. Солгать, если потребуется!

Но не мог.

Его привлёк тихий писк Долорес. Предсказатель вновь бросил взгляд на племянницу, а затем перевёл его туда, куда та смотрела. В дверном проёме скользнула кошачья тень. Чёрная. Бесшумная.

Осознание сковало внутренности льдом: «Она всё видит». Чёрт. Чёрт!

Он должен был что-то сделать. Что-то ответить. Немедленно.

— Возможно… нам не стоило впускать её в наш дом, — выдохнула Альма. В стучащих ушах Бруно её голос звучал, словно из-под толщи воды. — Мы почти ничего не знаем о ней. Её прошлое слишком туманно.

Мужчина скрипнул зубами. Слова всегда давались ему тяжело. А сейчас они и вовсе ощущались, как острые камни в горле.

Напряжение в комнате было таким плотным, что его можно было резать ножом. Он знал, что если не скажет что-то сейчас, если не встанет — Голди уйдёт. Но всё, что он мог сделать — это смотреть в пол. И ждать, пока кто-нибудь другой, кто-то, чья воля окажется сильнее, заговорит вместо него.

И вдруг Мирабель подскочила с места.

— Я родилась в этом доме, но всегда чувствовала себя чужой! Даже когда пыталась доказать обратное — не выходило. А Голди действительно чужая. Без дома. Без семьи. Без уверенности, что она кому-то нужна. Даже если она скрывает правду — мы не имеем права осуждать её, не зная причин! Да и какой ей смысл доверять нам? Мы ей никто! Просто люди, приютившие её в своём доме!

Его глаза устремились в сторону девушки. Её голос дрожал, но слова звучали уверенно. В них было столько храбрости и силы, сколько Бруно не собрал бы в себе и за всю жизнь. Даже в образе Эрнандо и — тем более — Хорхе.

Он чувствовал благодарность. И стыд.

— Она права, — произнесла Джульетта, положив руку на плечо дочери. — Иногда мы слишком торопимся судить.

— Мы можем быть осторожными, но не жестокими, — добавил Агустин.

Феликс поддакнул, часто закивав, на что Пепа громко фыркнула, но и протестовать не стала. Луиза и Камило тоже невнятно согласились.

Абуэла долго глядела на них всех, словно взвешивая всё услышанное. В её взгляде отразилась борьба между множеством «за» и «против».

— …Хорошо, — наконец, сказала она. — Я дам ей шанс. Но лишь один.

На этом семейное собрание завершилось.

Кратко обсудив между собой насущные дела и планы на завтра, все понемногу начали расходиться, пока в гостиной не осталось трое.

Бруно медленно поднялся с дивана, намереваясь отправиться в свою комнату, когда его остановил тихий кашель Альмы. Он нехотя повернулся к матери, глядящей на него строгим взглядом со своего места.

— Си, мамá?

— Ты молчал всё собрание, Брунито. Неужели тебе было нечего сказать?

— Нет, мамá, — изобразил улыбку он. — Сегодня я слишком устал для разговоров.

Женщина хмыкнула и, встав с кресла, подошла к сыну, мягко потрепав его по заросшей щеке, как делала с детства.

— Будь благоразумен, михо.⁽¹⁾

Он не ответил.

Абуэла покинула комнату первой, оставив предсказателя стоять на месте, задумчиво глядя в пол. Ему следовало уйти следом, но ноги не слушались. Да и в комнате находился ещё один человек, явно ожидавший разговора.

Мужчина закрыл глаза и тихо вздохнул, прежде чем посмотреть на Долорес, неловко ёрзающую в кресле.

— Тио, я… — начала она, но он сразу прервал её, подняв руку.

— Не извиняйся. Я понимаю, — сказал он спокойным тоном. — Семья должна стоять на первом месте.

— Это так, но, тио… Ты будешь в порядке?

Из его груди вырвался резкий смешок, заставивший девушку вздрогнуть.

Будет ли он в порядке? Конечно да. Для него ничего не поменялось. У него есть дом, семья и Мирабель, которая всегда поймёт и поддержит. Даже если Голди изгонят из Энканто, это ничто не изменит.

Верно ведь?

— Я не знаю, — ответил он, растерянно улыбаясь.

И сразу ушёл.

Долорес не стала его останавливать, и вскоре мужчина пересёк внутренний двор, преодолел лестницу и оказался напротив двери, ведущей в его башню.

Его мысли блуждали в голове, сменяя друг друга одна за другой. Лишь взобравшись по ступеням и взявшись за ручку, предсказатель заметил чёрную кошку, сидящую у его ног и внимательно смотревшую ему в лицо своими серо-зелёными глазами.

Он замер на мгновение, глядя на животное в ответ, а затем открыл дверь. Широко, словно приглашая.

Кошка бесшумно скользнула внутрь, и Бруно вошёл следом, закрываясь. Не прошло и секунды, как на месте животного стояла Голди. Её волосы были черны, а с плеч свисала знакомая тёмная шаль. Одежда на ней была той же, что и днём.

Мужчина отвёл взгляд, но гадалка, кажется, совсем не обратила на это внимание, более заинтересованная в том, чтобы осмотреться вокруг.

Её взор заворожённо скользил по стенам и потолку помещения, состоящим из цельного камня, — будто комната древнего храма, — пока не остановился на арке в форме песочных часов, за которой «текла» стена из песка.

— …Здесь красиво, — заметила она тихо.

Предсказатель нервно усмехнулся, постучав по двери — единственному дереву во всём помещении, не считая пола.

— Ты одна так думаешь, — пробормотал он, проходя к арке, старательно не приближаясь к брюнетке. Он ужасный друг и не заслуживал стоять рядом с ней. Как и говорить…

Но у Голди было своё мнение на этот счёт.

Он испуганно вскрикнул, когда тёмная тень на периферии зрения быстро и бесшумно скользнула в его сторону, материализуясь прямо перед носом. Серо-зелёные глаза подруги впились в его карие, а руки оказались захвачены в плен её цепких тонких пальцев.

— Не убегай, Бруно, — прошептала она, и её голос дрогнул.

Мужчина застыл на месте, не смея не то, что отказать ей — даже просто вздохнуть. Лишь опустить голову, пряча взгляд, полный вины и стыда. Он подвёл её. Чёртов трус.

— Ты… ты ведь всё слышала, да?..

Он почувствовал, как её пальцы напряглись от вопроса, а затем так же внезапно пропали с его кожи. Его ужалило холодом, однако он не осмелился коснуться рук женщины сам.

— Да, я… эм… прошу прощения за это. Я не должна была подслушивать.

Он мотнул головой, осторожно подняв глаза на подругу. Та стояла, сгорбившись и обнимая себя за плечи, и смотрела в пол. Он видел, как на её руках едва заметно выступили чешуйки и редкие перья. Её пожирала тревога, но она пыталась оставаться спокойной.

Предсказатель сглотнул и робко коснулся её плеча, успокаивая.

— Я уйду завтра же! — вдруг воскликнула та, посмотрев ему в глаза. — Вам не нужно больше беспокоиться об этом!

— Чт… — он опешил. — Нет! Тебе не нужно этого делать! Разве ты не слышала? Мамá готова дать тебе шанс! Никто не выгоняет тебя и… И..!

Бруно замолчал так же резко, как и заговорил. И… что? Что он собирался сказать дальше?

— Не волнуйся, я смогу выжить в джунглях. Да и… не то, чтобы я настолько сильно боялась, что меня схватят или… или убьют. На самом деле я давно к этому готова. Просто не хотела, чтобы это случилось так скоро… — она издала неловкий смешок. — Знаешь ли, умирать с целой охапкой сожалений за спиной — не самая моя большая мечта!

Он поджал губы, ощущая, как горечь растеклась в его груди и сковала глотку. Ему хотелось столько всего сказать ей. Столько сделать. Но он не мог.

«Я бы хотел, чтобы ты осталась», — подумал он, вновь отводя взор.

Пендехо.⁽²⁾

— На самом деле, — продолжила она спустя пару минут молчания, — я пришла сюда, чтобы сократить их список хотя бы на пару штук…

Мужчина хотел было спросить, о чём она, но, прежде чем он успел бы это сделать, его потянули за ворот руаны вниз и поцеловали. От неожиданности он даже не сразу понял, что именно случилось. Но когда он осознал, чужое тепло уже пропало с его губ, оставляя за собой приятное покалывание.

Гадалка стояла перед ним, схватившись за собственные волосы, чтобы закрыть ими своё краснеющее лицо, и, глядя на неё, Бруно почувствовал, как его щёки тоже вспыхнули жаром.

Это не может быть правдой. Он, должно быть, бредит. Голди поцеловала его? На самом деле? По-настоящему?

— Меня зовут Жанна Брэдли, — торопливо заговорила она. — Мне тридцать лет, и формально я всё ещё замужем. Я родилась в США, в шахтёрском городке в штате Кентукки. Мой отец имел французские корни, а бабушка и мать были родом из Северной Ирландии. Бабушка говорила, что в её роду часто рождались ведьмы и колдуны, пока однажды магия не иссякла. У меня есть брат Александр, старше меня на шесть лет. Моя мать умерла, когда мне ещё не исполнилось и двух, а отец ушёл, когда узнал о моей способности превращаться в животных. После того, как мне исполнилось пятнадцать, моя бабушка умерла, и мой брат взял за меня ответственность. В семнадцать я сбежала в Мексику с мужчиной, который был старше меня на десять лет, и вышла за него замуж, но меньше чем через год он бросил меня, узнав про мой дар. Я так боялась возвращаться домой к брату, что в итоге отправилась на юг. Это было сложно. Я принимала множество неправильных решений. Меня ненавидели. Боялись. Но теперь я здесь. Встретила вашу чудесную семью. И тебя. И я не хочу уходить, но, если это значит, что вы сможете жить, как раньше, ни о чём не беспокоясь и не боясь — я согласна. И я не злюсь, что ты не стал за меня вступаться. Нет, конечно нет. Я знаю, как для тебя важна семья. И я понимаю, что кто-то вроде меня никогда бы не смог заслужить даже десятой доли такой люб…

Бруно не дал ей договорить, впившись в её губы поцелуем. Его пальцы нежно сжимали её руки, запутавшиеся в чёрных кудрях, а дыхание было тяжёлым и горячим. Гадалка просто не могла не ответить на этот натиск, закрыв глаза и отпустив волосы, чтобы обнять мужчину за шею.

Его ладони легли на её скулы, скользнули на плечи и оказались на талии. Поцелуй стал глубже, и очень скоро паре пришлось нехотя оторваться друг от друга, чтобы перевести дыхание, которого совершенно не хватало.

— Останься со мной, — хрипло прошептал предсказатель, оставляя короткие поцелуи на висках и щеках женщины. — Не уходи, Гол… Жанна. Прошу тебя.

— Я не… — начала было она и затихла, встречаясь взглядом с чужими карими омутами, искрившимися зеленью изумруда. Она видела в его глазах столько разных эмоций, что даже растерялась.

Гадалка резко отвернулась и кашлянула в кулак, чуть отстраняясь от мужчины, чьи руки продолжали мягко лежать на её пояснице.

— Покажешь свою комнату? Мне, честно говоря, давно хотелось тут побывать. Мирабель говорила что-то о песке и лестницах и, хах… пока я видела только первое.

— М-мою комнату? — переспросил он, заметно смутившись. — О, нет-нет. Тебе не понравится.

— Я уже стою тут. И пока мне всё нравится, — усмехнулась она.

— Ах, эм… — он отступил на шаг, спрятав руки под руану. — С-серьёзно. Тут не на что смотреть. Вся моя башня — это буквально просто песок, лестницы… ну, и ещё больше лестниц и песка, конечно же.

Жанна удивлённо моргнула, наблюдая за тем, как предсказатель, ещё недавно целовавший её с такой нежностью и уверенностью, что у неё едва не подкосились ноги, вновь превратился в того робкого, неловкого мужчину, с которым она болтала под дождём почти две недели назад. Он больше не смотрел ей в глаза, сгорбившись и ковыряя случайный заусенец на пальце. И явно придумывал хорошую отговорку, чтобы выпроводить её наружу.

Она нахмурилась и, сцепив руки за спиной, чуть наклонилась, заглядывая тому в лицо. Однако, несмотря на весь её многолетний опыт чтения чужих эмоций по мимике и взглядам, не раз помогавший ей в её работе гадалкой, брюнетке было сложно понять, что творится в его голове. Но даже если бы она спросила у Бруно напрямую, он бы не смог ей ответить.

Его мысли смешались в такую кашу, что он сам едва мог разобраться в них. А думал он о многом. Например, о том, что уже наступила ночь, и в комнате они с гадалкой были совсем одни. Что её просьба звучала весьма двусмысленно после того, как они успели дважды поцеловаться. И что — чёрт тебя побери, Бруно — она только что сказала, что всё ещё является замужней женщиной! И он сразу после этого поцеловал её!

Да, она, конечно, уточнила, что с мужем прожила меньше года и с тех пор была вынуждена странствовать примерно двенадцать лет одна, но это всё ещё измена. Грех! Даже если она поцеловала тебя первой!

И это уже не говоря о том, что предсказатель был старше неё на двадцать лет. Мьердо!

Он ведь взрослый мужчина! Он не должен терять контроль! Не должен поддаваться соблазну, насколько бы он ни был велик! Но вместо этого он остаётся наедине с ней, обнимает крепче положенного, целует и хочет отвести в своё личное пространство? В место, где он проводит свои одинокие, холодные ночи? Ну что за старый дурак!

— Бруно? — Чужой голос вывел его из раздумий, заставив слабо дёрнуться и поднять взгляд на женщину, всё так же стоявшую перед ним, немного согнувшись. — Всё хорошо. Ты не обязан ничего мне показывать, если не хочешь. Я просто хотела провести с тобой время.

Она мягко улыбалась ему, ничего не требуя и не прося. Его сердце пропустило удар: как он может ей отказать? Такой ранимой и печальной… Нет, он бы не посмел.

— Там… очень много ступеней, — пробормотал он, неуверенно почесав затылок. — Я бы даже сказал, слишком много. Мне бы не хотелось тебя утруждать, или… Эм… Прости, если звучало грубо. Я просто, ну… переживаю за твои ноги.

— О, не волнуйся. Если мне надоест, я всегда могу превратиться в ворона и взлететь. Ну, или забраться к тебе на плечи в форме крысы, — ответила Жанна, прыснув в кулак.

— Иметь бы мне такую способность в пять лет… — хмыкнул он, направившись к арке.

Проводив мужчину недоумённым взглядом, она выпрямилась и поспешила следом.

— Так вы правда получаете комнату вместе с даром? В пять лет? Разве это не опасно для детей?

Он остановился у стены из песка и странно посмотрел на брюнетку. Было видно, что он никогда раньше не рассматривал ситуацию с этой стороны и даже не пробовал задуматься об этом. И теперь он вряд ли выкинул бы эти мысли из головы ближайшее время. Но он попытался.

Мотнув головой, он взял гадалку за руку и осторожно потянул к себе. Она послушно встала рядом, любопытно оглядывая песок, сыпящийся откуда-то сверху. Ей тут же захотелось его коснуться, и она не стала сопротивляться этому порыву, подставляя свободную ладонь под падающие песчинки.

— В основном комнаты, которые мы получаем, достаточно безопасны. Некоторые меняются со временем, как, например, моя.

Произнеся это, он натянул капюшон, перехватил её ладонь другой рукой, и, вытянув один из пологов своей руаны над её головой, двинулся вперёд. Женщина на мгновение зажмурилась, проходя через арку, и поражённо застыла, когда её глаза распахнулись по ту сторону песчаной стены.

Перед ней открылся потрясающий вид на огромную карстовую пещеру, далеко уходящую ввысь, где под самым потолком виднелся оконный проём, откуда тускло светила луна. Вдоль стены извивалась длинная лестница, ведущая словно в никуда, а у её подножия стояла забавная каменная глыба в форме руки, указывающей вверх, надпись на которой гласила: «Твоё будущее ждёт».

Бруно ощутил, как пальцы Жанны крепче сжали его ладонь, когда её восторженный взгляд устремился в потолок. Несмотря на то, что окно наверху по сути являлось единственным источником освещения, не считая осколков зелёных табличек нет-нет, но встречающихся то тут, то там в песке или на ступенях, здесь хватало света. И предсказатель хорошо видел не только дорогу, но и лицо женщины, стоящей рядом с ним.

— …Когда я был ребёнком, ступенек здесь было гораздо, гораздо меньше, — сказал он, стягивая капюшон со своей головы и отряхиваясь.

— Здесь очень красиво, Бруно.

Он замер, глядя на гадалку, чьи кошачьи глаза едва заметно светились в темноте пещеры. Он смутно различил румянец на её щеках и слабую дрожь в тонком теле, из-за которых та была похожа на восторженного ребёнка, дорвавшегося до кофе.

— Грасиас, Жанна.

Она широко улыбнулась в ответ, повернувшись к мужчине всем телом.

— Так и… где же ты живёшь? Не сворачиваешься же ты под потолком, как летучая мышь?

Он заметно покраснел, отводя взгляд. Почему ей было так интересно посмотреть на его жилое пространство? Неужели что-то задумала? Или он просто себя накручивает?..

— Да, тут, э-э-э… есть одно место. Пойдём.

Предсказатель быстро отпустил её руку, прошёл к лестнице и взобрался на ступени лёгким шагом. Женщина последовала за ним, почти не отставая, пока они оба не остановились на узкой площадке у едва бросающейся в глаза двери. Бруно зашёл внутрь, оставив проход открытым, и брюнетка поспешила следом, обнаруживая себя в небольшом помещении, заваленном всякой всячиной.

У стен ютились высокие шкафы, заставленные книгами. В левом дальнем углу стоял стол, на котором горой лежали листы с рисунками и неразборчивым текстом. В противоположной от него стороне, у самой двери, стоял крысиный домик, а в левом дальнем углу притулилась незаправленная кровать. На полу была свалена одежда, книги и прочая всячина, из-за чего наступать куда-то было страшно, но предсказатель легко маневрировал в этом бардаке, проходя вглубь комнаты и спешно убирая некоторые особо мешающие вещицы.

— Прости, я не ждал гостей, — нервно засмеялся он, откинув в сторону своё грязное бельё.

— Пф, не переживай. Будь у меня больше вещей, моя комната выглядела бы так же, — отмахнулась Жанна, входя.

— Непривычно слышать подобное от женщины… — тихо произнёс он и тут же осёкся: — В смысле… ты не подумай! Я ничего такого не имею в виду! Просто, по опыту жизни с матерью, двумя сёстрами и толпой племянниц, я… эм… привык, что женщин обычно воротит от беспорядка.

— Ну, меня он не волнует, — пожала она плечами. — Уборка, стирка, сушка, глажка… Это же та-а-ак скучно! Я бы лучше что-нибудь почитала. Или куда-то сходила! Но нет, сиди, перекладывай вещи с места на место, три их в мыльной воде, вывешивай. Фу.

Гадалка демонстративно скривила лицо, и Бруно невольно засмеялся.

— Что ж, рад знать, что я не один думаю о том же. Хотя я, пожалуй, предпочёл бы потратить время на придумывание чего-то, нежели на прогулку. Не люблю скопления людей.

— Хм… мы могли бы пойти в лес, — кокетливо протянула она, переступая стопку книг, чтобы подойти к предсказателю поближе. — Лишь ты, я… и, может быть, несколько опасных диких животных. Но главное — никаких людей вокруг. И никакой уборки.

Он сглотнул, когда женщина оказалась вплотную перед ним, игриво улыбаясь и глядя прямо в глаза. Смотря на неё, он чувствовал себя, словно загнанный в ловушку зверёк. Сзади него стояла кровать, а по полу вокруг разбросаны вещи, некоторые из которых были довольно хрупки. Отступать было некуда.

— З-звучит… неплохо… — краснея, пискнул он.

— Так и я о чём! — усмехнулась она, резко отстраняясь, из-за чего мужчина едва подавил разочарованный вздох. — Если мне удастся задержаться в Энканто подольше, нужно будет обязательно это устроить. Можно будет взять с собой что-то из блюд Джульетты и устроить пикник. О, о! Или удочки! Ты когда-нибудь рыбачил?

— Э-э-э… нет. Никогда.

— Тогда я тебя научу! — воскликнула она, подпрыгнув на месте. — А ты взамен покажешь мне одну из своих крысиных постановок!

Он искренне улыбнулся, отчего в уголках его глаз собрались морщинки.

— Конечно. Я буду только рад.

Жанна издала смущённый смешок и аккуратно прошла в другую часть комнаты, стараясь ни на что не наступить. Её взгляд блуждал по разбросанным книгам и листам с заметками и зарисовками, иногда смещаясь на книжные полки или немногие картины на стене.

— Так и… как тебе здесь? — спустя пару минут молчания спросил Бруно, неловко почёсывая бороду.

— Довольно неплохо. По крайней мере теперь я точно знаю, что песок с тебя сыплется не от старости.

Он поражённо схватился за грудь.

— Как можно говорить подобное мужчине, с которым ты ещё недавно целовалась! — драматично воскликнул он. В ответ брюнетка показала ему язык и весело хихикнула.

Фыркнув, предсказатель опустил руки и уселся на край кровати, жестом приглашая её устраиваться, где ей удобно. Она коротко оглянулась, обнаружив рядом с собой стул, вероятно, прилагавшийся к заваленному макулатурой столу, и разместилась на нём.

— Ты не будешь против, если я спрошу тебя кое о чём? — спустя пару минут молчания поинтересовался он.

— Ты уже это делаешь, — усмехнулась гадалка.

Мужчина закатил глаза, издав смешок, но всё же продолжил:

— Как давно… появился твой дар? И как ты поняла, что он у тебя есть?

— Хм… — она задумалась. — Наверное… где-то в пять лет? Тогда мне начали сниться сны. Яркие и тёплые. В них я бегала по лесу недалеко от родного дома, обращённая в кошку или крысу. Или летала над городком в форме ворона. Тогда мне казалось, что это просто мои фантазии. Кому в детстве не снятся подобные сны? Но затем я стала просыпаться с листьями в волосах. С грязью на ногах и руках. Или на полу рядом с открытым окном… После таких ночей я чувствовала себя ужасно усталой, но такой счастливой.

Она улыбнулась уголками губ, глядя в пространство перед собой:

— Бабушке нравились эти истории. Она называла меня своей маленькой ведьмочкой и говорила о том, что во мне так играет кровь предков — колдунов и ведьм, обладавших невероятными силами, но часто ненавистных окружающими. Однако в нашей семье эти рассказы считались не более, чем байками, ведь последним предком, владевшим какой-либо силой, был ещё мой пра-пра-пра-прадед… Но даже так, мне нравилось слушать её. Мне нравились эти сны. Нравился мой дар… Я не понимала, что он настоящий, и не боялась его. Хорошее было время.

— И… что случилось потом?.. — тихо спросил он.

— Потом я впервые превратилась днём, — хмыкнула она, и её взгляд стал отрешённым и печальным. — Знаешь, я совсем не похожа на отца. Лицо, глаза, даже фигуру я унаследовала от матери, но вот чёрных волос ни у кого в моей семье никогда не наблюдалось. Отец считал, что мама изменила ему с кем-то и, ну… Я ему совершенно не нравилась. Он постоянно ругался с бабушкой, называя её и маму двумя лживыми ведьмами, а меня в основном игнорировал. Или ворчал. Но в тот день его что-то разозлило. Может, кто-то сказал ему что-то — не знаю. В любом случае, он попытался меня ударить. Я испугалась и тут же превратилась в крысу. Мы были на улице, и это увидели соседи. И он… Он…

Она нервно рассмеялась.

— Что ж… Полагаю, для него это стало последней каплей. На следующий день он собрал свои вещи и ушёл. Молча. Не прощаясь. А мой брат… эм… Не знаю, как это объяснить, но я словно перестала для него существовать. Он не смотрел на меня. Не разговаривал. Будто я была чем-то неправильным. Незначительным. Бесполезным…

Бруно опустил взгляд.

— Мне было десять. И, честно говоря, я бы могла пережить ненависть окружающих, но не отстранённость семьи. Единственной, кто оставался на моей стороне, была бабушка. Она принимала меня. Говорила, что гордится мной — последней ведьмой из Брэдли. А когда она умерла… У меня остался лишь брат.

Она замолчала, смотря в пустоту, словно собирая свою жизнь по осколкам.

— Он, конечно, заботился обо мне: Лисандр давал мне деньги, у нас всегда была еда и крыша над головой, но… в этом не было искренности. Просто вещи, которые он должен был делать, будучи моей единственной семьёй. Не потому, что я нужна, а потому что… так правильно. Видимо, поэтому-то я так легко поверила, когда первый встречный красавчик сказал, что любит меня и готов на всё, — закончила она со смешком.

Он нервно поёрзал на кровати, теребя край своей руаны. Несколько мгновений молчал, прежде чем хрипловато пробормотать:

— Значит, он… тот мужчина… твой муж…

Жанна подняла на него глаза, и предсказатель поспешно замахал руками, будто отмахиваясь от собственной фразы.

— Прости! Прости, я не должен… Я просто… я подумал, если вы так быстро расстались и прошло столько лет, то… эм… прости. Мне правда не стоило спрашивать.

— Нет, всё в порядке, — мягко ответила она, чуть склонив голову. — Ты можешь спросить, если хочешь.

Он медленно кивнул, не смея даже взглянуть на неё.

— Просто… я… ты сказала, что всё ещё формально замужем. Я подумал… это… это важно для тебя? То, что он… формально всё ещё…

— Так ты поэтому испугался! — воскликнула она громче, чем хотела, и Бруно шокированно уставился на неё. — Ой… — её лицо окрасилось румянцем, и она вновь опустила голову. — П-прости… хах… Это было неприлично… Эм-м… Ты спросил про мужа, да? Важно ли для меня то, что мы так и не разорвали брак?.. Ну… правда в том, что я не совсем уверена, как на это ответить. Односторонний развод — сложная штука. Я бы даже сказала, непосильная, особенно для женщины, у которой нет семьи, в которую можно вернуться. К тому же я любила его. А потом… потом было уже не до этого.

Мужчина стиснул зубы, уткнувшись взглядом в пол. Руки чесались постучать по каркасу кровати, но он сдержал себя.

— …Ты всё ещё любишь его? — произнёс он, едва узнав свой голос. Настолько тихим и охрипшим он был.

В ответ раздался каркающий смех.

— Шутишь? Мы не виделись с ним больше двенадцати лет! Я даже не знаю, жив ли он! Помнишь, что я сказала, когда мы только познакомились? Кто-то умирает, а кто-то имеет быстрые ноги, однако жизнь продолжается! Я никогда не забуду ту боль, что он причинил мне, но это не значит, что я не могу идти дальше. И именно этим я и занималась последние годы.

Он выдохнул, словно с облегчением, и на его губах вновь заиграла улыбка.

— Это… это хорошо, — пробормотал Бруно, перебирая пальцами. В мыслях же он был готов радостно кричать, ведь тот человек ничего не значил для неё! Да, она так и не развелась с ним, и на её пальце всё ещё блестело его кольцо, но она не любила его! И, возможно, её поцелуй был чем-то бо́льшим, чем мимолётным порывом, слабостью или наваждением. Чем-то настоящим. Хрупким, неуверенным, но взаимным.

Предсказатель хотел в это верить. И он был готов это сделать, даже если всё это было ложью.

Он посмотрел на Жанну, и та ответила ему нежной улыбкой. Той же, что она дарила ему всегда. Однако в её теле он уловил признаки напряжения и усталости. Она выглядела сонной и была готова в любой момент подняться со стула, чтобы уйти.

Он не хотел, чтобы она уходила.

— Ты… — его голос дрогнул. Мужчина отвёл взор, будто просил слишком многого. — …Не хочешь остаться на ночь?.. В смысле, я не пытаюсь вкладывать в это какой-то странный смысл или что-то ещё! Просто уже поздно, а там лестница, коридоры и Касита… — он нервно засмеялся. — …Нет-нет, просто забудь. Я не знаю, что на меня нашло.

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

Он взглянул ей в глаза, не находя в них неприязни или отвращения. Лишь интерес и лёгкое любопытство.

— Хочу, — прошептал он.

Ему не нужно было повторять дважды. Она спешно поднялась с места и преодолела расстояние комнаты, оказываясь перед ним. Близко, но не слишком. Наклонилась, сцепив руки за спиной, чтобы поравняться лицами, но не нарушать личное пространство.

— Мне лечь на кровать? — спросила она едва слышно.

Бруно кивнул, отодвигаясь, чтобы освободить ей место, и женщина тут же забралась к нему, укладываясь у самой стены. Стук в его груди был таким быстрым и громким, когда он лёг рядом с ней, что он невольно испугался, как бы она не сочла его идиотом. «Ты же сам её позвал, пендехо!» — пронеслось в его мыслях, когда он повернул голову в её сторону, встречаясь с её прекрасными серо-зелёными глазами.

— Тебе удобно, ми вида?⁽³⁾ — поинтересовалась Жанна, мягко коснувшись его заросшей щеки, чтобы смахнуть с неё мешающую прядь тёмных с проседью волос. Мужчина затаил дыхание, боясь спугнуть момент. Как никогда хотелось бросить соль и постучать по дереву, но он сдержался.

— С… си, сиело,⁽⁴⁾ — ответил он, тут же покраснев. Гадалка лишь тихо рассмеялась, удобно закутываясь в свою шаль и закрывая глаза.

— Дульсес суеньос,⁽⁵⁾ Бруно.

— Дульсес суеньос… Жанна.

* * *

Сон не шёл.

Чужое мерное дыхание звучало у самого уха, не отвлекая, но и не успокаивая. Предсказатель лежал, глядя в потолок, покуда в его разуме роились тысячи мыслей, быстро сменявших друг друга. Сколько всего он пережил за этот длинный день? Сколько событий. Эмоций. Чувств.

Жанна вступилась за него в кантине. Они провели актёрскую импровизацию. Она слушала его рассказы о теленовеллах. Затем семейное собрание, где он не смог выдавить и слова, чтобы заступиться за неё. Поцелуй. Она в его комнате. Её рука на его щеке…

Он повернулся на бок, глядя на её умиротворённое лицо. Её волосы раскинулись по подушке, а шаль сбилась, открыв вид на шею, почти обнажённую благодаря расстёгнутым пуговицам на вороте платья. Она казалась ему такой красивой, что у него сжалось сердце. Заслуживал ли он быть с ней? Смотреть на неё вот так? Не придумал ли он всё это, чтобы утешить свой старый, одинокий разум?

Не обманывает ли она его?

Он моргнул, слабо мотнув головой, чтобы отогнать тревожные думы, но тщетно. Мысли просто не хотели уходить из его головы, впиваясь в мозг острыми иглами.

Что-то внутри него говорило, что Жанна никогда бы не поступила с ним так. Что она искренна и ей нет смысла врать ему. Даже будучи членом Мадригаль, он не имел никакого влияния и власти, а за пределами Энканто — и подавно. Напротив, с какой стороны ни посмотри, он был худшим возможным вариантом, чтобы строить отношения: неказистый мужчина ростом не выше среднего, неспособный вести быт, старый, неопытный, трусливый и — ко всему прочему — имевший ужасную репутацию. Кто вообще мог на такого позариться? Чёрт, да будь он женщиной, сам бы от себя нос воротил!⁽⁶⁾

Но Жанна называет его гуапо. И смотрит всегда так ласково и нежно. Её не волнует его возраст или опытность. Она стала для него другом. Его мечтой…

Было ли всё это ложью? Или хотя бы чем-то серьёзным? Не являлся ли он лишь мимолётным увлечением для одинокой женщины, привыкшей скитаться, не задерживаясь на одном месте надолго? Что, если она его бросит? Или её изгонят? Или те люди узнают, что она здесь, и…

Он резко подорвался с кровати и натянул руану, едва не вздрогнув, когда вспомнил, как чутко спала гадалка. Его взгляд метнулся в её сторону, но поза брюнетки оставалась расслабленной, как и тихое дыхание, издаваемое ей. Бруно облегчённо вздохнул, поправив шаль на её плече, и направился к двери.

Покинув комнату, он вновь погрузился в свои невесёлые размышления. Преодолевая долгий путь из сотен тысяч ступенек, он всё глубже погружался в меланхолию и тревогу. Шаг за шагом, он думал о том, что испытывала по отношению к нему Жанна, а что он к ней, и были ли эти чувства настоящими, а не навязанными долгой жизнью в изоляции.

Он не мог отрицать, что скучал по чужому теплу и вниманию. По человеческим прикосновениям, по добрым взглядам и голосам, в которых бы не звучало презрение. Его семья давала ему это, но после десяти лет добровольного заточения их попытки стать ближе и исправить то, что давно сломано, ощущались… фальшиво.

Интерес Жанны воспринимался не так. В нём чувствовалась искренность, желание быть рядом, жажда узнать его настоящего. В нём была сокрыта страсть.

Миерда, она даже флиртовала с ним! Ну как он мог не поддаться? Он был бы полным придурком, если бы так поступил!

Лестница вывела его на площадку, в конце которой находился ветхий подвесной мост, перейдя который, Бруно оказался в коридоре, ведущем к его пещере видений. Ноги продолжали вести его вперёд, и вот он оказался внутри, привычно обходя каменный зал, чтобы собрать всё необходимое для проведения ритуала.

Разложив в песочном круге в центре помещения пять кучек сухой листвы — одна большая в центре и четыре небольших по сторонам света — он сел, бросив щепоть соли через плечо, и поджог их одна за другой, концентрируясь на том, что именно он хотел увидеть. Слабый запах благовоний заполнил лёгкие, немного очищая голову, и понемногу перед глазами мужчины начали мелькать образы того, что ждало впереди.

Сначала он видел смутные картинки без какой-либо конкретики. Едва различимые лица, фигуры, события. Песок вокруг завибрировал, поднимаясь ввысь, и зелень изумруда начала окружать комнату ярким светом. В нём предсказатель увидел знакомый силуэт — тонкий, изящный, с копной кудрявых, непослушных волос. Он постарался зафиксировать внимание на нём, и вот, перед ним возникла Жанна…

Она хитро ухмылялась, смотря на него из песчаного вихря. Держала руки за спиной, забавно склонив голову вбок, будто ожидая чего-то. Затем картинка изменилась, и вот она стоит рядом с ним, что-то рассказывая. Указала куда-то пальцем, резко ткнула его локтем в бок, заставив дёрнуться от боли, и рассмеялась.

Бруно улыбнулся, глядя на это видение. В нём они выглядели беззаботными и счастливыми. Он почти завидовал.

Песок снова взметнулся, меняя изображение, и предсказатель застыл, широко распахнув глаза. Они с гадалкой вновь были вместе, но… в церкви? Её платье почти не отличалось от того, что она носила ежедневно, но по её убранным в причёску волосам, украшенным цветами, и своей одежде, а также по паре свеч в их руках, Бруно понял, что именно за сцена разворачивалась на его глазах.

Свадьба! Они поженятся!

И вновь видение изменилось, заставив мужчину задохнуться от шока. Теперь местом действия стала Касита. Жанна вновь стояла рядом с ним, держась за руки, но в этот раз рядом с ними находился ещё кое-кто. Ребёнок. Девочка. Не больше пяти лет. Она тянула предсказателя за руану, пытаясь привлечь внимание, пока его глаза — и в видении, и наяву — были озабоченно направлены на округлый живот женщины.

У них будут дети.

Ритуал завершился внезапно, и Бруно едва успел поймать стеклянную табличку с отпечатком предсказания, когда та возникла в воздухе. Он не хотел, чтобы она разбилась. Сердце стучало в висках, заглушая окружающий мир. Губы дрожали, а на щеках ощущалась влажность.

Он не сразу понял, что плачет.

Взгляд упал на изумрудную пластину в его руках. Предсказание было там. Не привиделось. Оно было настоящим.

У него будет своя семья. И счастье. Вместе с ней.

Он засмеялся. И всхлипнул, не веря, что всё увиденное им было взаправду.

Впервые Бруно Мадригаль был рад тому, что все его пророчества исполнялись.

---

1) Mijo — «сынок» или «малыш» по-испански, обращение к членам семьи и детям. Женская форма — mija (миха, дочка, малышка).

Вернуться к тексту

2) Pendejo — «придурок», «кретин», «козёл» или «ублюдок» по-испански.

Вернуться к тексту

3) Mi vida — «моя жизнь», по-испански. Нежное обращение к возлюбленным или членам семьи.

Вернуться к тексту

4) Cielo — дословно «небо», по-испански, но часто используется в значении «милый ангел». Ещё одно нежное обращение к возлюбленным или членам семьи.

Вернуться к тексту

5) Dulces sueños — «сладких снов», по-испански.

Вернуться к тексту

6) DISCLAIMER: Данное предложение не совпадает с мнением автора и является лишь интерпретацией мыслей персонажа, никак не соотносящихся с реальным положением дел.

Вернуться к тексту