«Сатурн»

К концу пятой недели обучения нервная обстановка все-таки уже чувствовалась повсюду, и не только из-за того, что «тайное общество» Риддла стало монополистом в сфере удобоваримого табака. Ирландцы, оставшиеся без курева вообще, вроде как даже собирались устроить проклятым сассанахам «темную», но эта идея встретила молчаливое, но очень конкретное неодобрение МакГонагалла, который уже сожранные батончики любил больше, чем абстрактные понятия о справедливости.

Только Стоктон оставался на одной волне и как раз добрался с ежевечерним разносом до громилы-горца:

— Вот объясни мне, блядь, как можно было погнуть ствол, мать твою, «БРЕНа», и получить один только блядский синяк на ребрах? Я в сорок первом уебал таким пулеметом пидорасу в эсэсовской форме и расхуярил ему башку, как тыкву сраную, и ебаный пулемет, блядь, нужно было просто протереть тряпочкой! Блядь, да тебе даже не RTU надо въебать⁽¹⁾, а сразу сослать на гражданку в твои ебаные горы и наказать не размножаться! Хорошо, блядь, что ты один такой!

— Нет, сэр, — тут шеренга синхронно замерла не дыша, потому что за все пять прошедших в Акнакерри недель МакГонагалл впервые не согласился с ором уоррент-офицера. Даже сам Стоктон, казалось, опешил на мгновение, что позволило рядовому продолжить:

— Нас трое МакГонагаллов, сэр. Старший, Роберт, священник, у него уже дочке восемь лет осенью будет. Забавная она такая. И имя забавное, Минерва⁽²⁾. А средний, Малкольм, в авиацию пошел, он пока без бабы. И я, значит, младший, вот.

— По тебе видно, блядь, что ты младший! — Стоктон пришел в себя. — Иисусе, мне даже страшно представить: Минерва МакГонагалл, блядь! Ладно, сраная горилла у вас в семье уже есть, а она кем вырастет? Ведьмой, блядь, чтобы ее папаше до смерти икалось? А ну собрал весь свой шмурдяк и бегом пять миль, сука! Пять, блядь, это после четырех, а четыре после ебаных трех! Ты еще и считать не умеешь, блядь! У тебя, блядь, дедушки-поэта не было? ⁽³⁾

— Есть, сэр! — привычно, хотя и непонятно в контексте последнего вопроса, ответил МакГонагалл и отправился по уже протоптанной предыдущими наказаниями тропе отбывать нынешнее.

«Даже подозрительно забавное имя для дочки шотландского попа. Надеюсь, к ним тоже придет Дамблдор, и все МакГонагаллы его будут долго и с удовольствием бить ногами.»

— Пиздец, блядь, кто бы мне сказал, что я буду сочувствовать ебаным Гансам, — сплюнул Стоктон под звуки удаляющегося топота. — Даже ебаный Гитлер, срать бы ему в рот, не заслуживает хуева МакГонагалла. А вы хули лыбитесь, будто уже спороли нашивки на память⁽⁴⁾, блядь? Вольно! Оправиться и по койкам!

Риддл прошел сразу к себе. Каждая армейская «хижина», наскоро собранная полубочка из профилированной жести на каркасе, что были расставлены рядом с замком у импровизированного плаца, вмещала, в зависимости от размера, до сорока человек без каких-либо намеков на приватность⁽⁵⁾. Аккуратного деления на отряды по тридцать человек не получалось, но сами эти «отряды» были один черт условными — по окончанию обучения солдат все равно разгоняли по разным подразделениям четырех новоиспеченных бригад в зависимости от умений одних и потребностей других. Разве что одна эрзац-казарма выделялась — и ее саму, и ее обитателей привыкли называть «десяткой», ибо иностранные добровольцы-то по определению знали с самого начала, что отправятся на службу в Десятое подразделение.

Больше всего Риддла по прибытию позабавило то, что здесь тоже были свои «факультеты», причем, как и в Хогвартсе, чисто условные — тренировали-то всех одинаково, разве что уже пришедшие со специализацией по тяжелому вооружению продолжали заниматься с ним тоже — но, опять-таки, независимо от того, в какое из трех «Коммандо» они попадали. И у каждого «Коммандо» был свой «основатель»: «Коммандо Киза»⁽⁶⁾, «Коммандо Хейдона»⁽⁷⁾, «Коммандо Стерджеса»⁽⁸⁾. В том, что Риддла отправили в последнее учебное подразделение, он нашел отдельную иронию судьбы — ибо сэр Роберт Стерджес давно славился типичнейше гриффиндорским нравом и совершеннейше солдафонской речью. И уже в каждом подразделении были четыре группы, чтобы это хоть как-то походило для слаживания на реальную структуру коммандос. На каждую группу полагался офицер, но основную работу чаще всего выполнял его помощник в сержантском звании.

Или уоррент-офицер, как раз сейчас и взбиравшийся по лестнице старого замка, проклиная опять проснувшуюся стреляющую боль в ноге, которую после операции «Стрельба из лука» ⁽⁹⁾так толком и не залечили. Это был не детский «Клеймор»⁽¹⁰⁾ с единственным раненым на пятьсот коммандос… А замок, казалось, упорно не хотел принимать нашествие армии Короля, как будто помнил, что построен на месте старого замка клана Камерон, разрушенного войсками принца Уильяма Августа давным-давно⁽¹¹⁾. По крайней мере, чертовы лестницы будто специально пытались поставить Стоктону подножку, считая, что раз уж его не добили немцы, то шотландцы себя не посрамят.

Поэтому забираться на второй этаж для доклада Стоктон старался как можно реже, проводя больше времени снаружи, с солдатами. Нельзя сказать, что они были этому рады, но, по крайней мере, группа Стоктона с самого открытия базы всегда числилась в лучших в каждом наборе, и он надеялся, что начальство когда-нибудь это оценит. Нет, конечно, не наградой ему самому — пускай лучше повысят чертова второго лейтенанта⁽¹²⁾ Уотсона и отправят отсюда куда подальше. Уотсона его помощник искренне не выносил — неудивительно, только-только выпустившийся из Сандхерста сопляк, которого зачем-то засунули в тренировочный центр в шотландских горах. Еще одна причина из списка тех, почему по меркам Стоктона слово «реорганизация» стало матерным — изначально людей на все должности набирали действительно нужных, и последнее слово было за командиром базы, а Воган, начавший еще рядовым в прошлую войну⁽¹³⁾, был своим в доску, да и сын у него не прохлаждался в штабе, а жарил сейчас жопу в Африке. Но тут и Воган разводил руками — мол, просто постараемся сбагрить этого сопляка побыстрее, и все: «иногда один джентльмен просит другого о незначительной услуге». Крысы — они хоть в трюме, хоть в погонах крысы. Просто у одних чутье на кораблекрушение, а у других — на перелом в войне.

Класть с пробором на субординацию — удовольствие не всегда доступное, но иногда какое!

— Прибыл, — коротко сказал Стоктон, ничуть не собираясь отдавать честь. Берет бы потом стирать пришлось.

— А, Стоктон, — временный хозяин кабинета, стол которого для видимости занятости, скорее всего, был заложен папками. — Сверху требования по подразделениям спустили. У тебя все нормально?

— В вашей группе все нормально, — подчеркнул голосом Стоктон, вынужденный обходиться хотя бы без привычного казарменно-английского. — К переводу готовы будут все, если за неделю без происшествий.

— А происшествий мне больше не надо, Стоктон, — выражение лица Уотсона, которому будто бы в лондонском клубе, насчитывающем минимум четыре века истории, поднесли чай с прокисшим молоком, невольно вызывало желание повалить сопляка на пол и разбить ему морду ботинками в кровавую юшку, а потом долго и упорно молотить по тупой голове оковкой приклада, чтобы с треском, чтобы с брызгами. — Так, давай по списку. Андерхилл?

— Без разницы, куда. У него все по среднему, не лидер.

— Брекенридж?

— На воде как у себя дома, да и шотландец. В одиннадцатое бы его, да поздно⁽¹⁴⁾. В остальном ничего особенного.

Пока что все шло нормально. Но Стоктон, прекрасно помня подчиненных по алфавиту, отлично понимал, в какой момент начнется…

— МакГонаголл?

— МакГонагалл.

— Что? — не понял Уотсон, свято уверенный, что уж в его-то произношении ошибок быть не может.

— В Хайленде говорят через «А», — коротко поправил Стоктон. — Это как пэдди Шеймаса Симусом назвать.

— И что будет? — с явной скукой попытался изобразить интерес Уотсон, в очередной раз за последние месяцы показавшись Стоктону похожим на манерного педераста из тех, что любят ходить слушать мальчиков из католического церковного хора.

— В зубы дадут, — объяснил нелюбовь шотландцев и ирландцев к английскому акценту Стоктон.

— Мммм, — промычал Уотсон. — Так что там МакГонаголл?

— Здоровый как бык. Ума столько же. В пулеметно-артиллерийскую группу, любую. Пускай сразу у себя доучивают на «Виккерс», ему эти семь десятков фунтов что слону дробина⁽¹⁵⁾. Карты читает плохо. Буквы тоже.

— Еще неделя! Если с ним у тебя будут проблемы… — завелся Уотсон, пытаясь изобразить командирский голос, что вышло более чем жалко.

— У нас с ним проблем не будет, — акцентировал Стоктон.

За окном резко хлынул дождь — без привычной для этих мест долгой подготовки, со всей возможной силой начав превращать в очередной раз утоптанные сотнями пар ботинок тренировочные площадки в грязные хляби. Нога Стоктона уже не постреливала болью, а устраивала полноценную артподготовку.

— МакТавиш?

— Стрелок от Бога. Но по физическому — на нижней. Я его и гонял по минимальным требованиям, мулов мы всегда найдем, а с винтовкой в руках родиться надо.

— Ладно, понял… Запишем. Риддл?

— Риддл, — выдохнул Стоктон. — Мутный. Себе на уме. Есть лидерские, но только когда ему самому надо.

— В чем мутный? — напрягся Уотсон.

— По бумагам приютский. По морде и речи — нет. Упорство, когда надо, запредельное. Рапорт написал сразу после Винчестера. Спиздит, когда надо, и не моргнет, — казарменный все-таки попер из Стоктона, ибо при виде Риддла у него постоянно чуйка скребла. — Да он последний, кого я бы в хаки себе представил.

— Но?

— Но, блядь… Есть пацаны, которые от крови ломаются. Сразу, через год, один хуй. А этот смотрит, как будто у него кладбище уже за плечами. И рожа при этом, как с плаката в призывном сраном.

— Стоктон!

— Не верю я ему, понимаешь? Вот хоть тресни — не верю.

— Языки?

— Английский только, причем как у благородного, бль… Но прихерился махом, в казарме свой своим, хуй отличишь.

— Стоктон!

— С рождения Стоктон! Куда хочешь, туда и девай, а лучше нахуй вообще.

— Ммм, — Уотсон брезгливо отложил папку, — Доложу капитану по старшинству. Это не наша проблема, понятно, Стоктон?

— Да хоть сразу Вогану.

Проводив глазами Стоктона, все-таки сдержавшегося от хлопанья дверью, Уотсон приоткрыл окно и сел на подоконник, вдохнув пропитанный влагой и озоном воздух. Ему, если честно, собственная личина не нравилась точно так же, как и Стоктону (да и всем прочим здесь, чего скрывать), но вариантов было мало: сыграть кадрового офицера, тем более с боевым опытом, не смог бы и величайший лицедей Британии. Даже таким отбитым, как Стоктон, нужно именно быть, а не казаться. Провал был бы пускай и не смертельным, но совсем не нужным — так что Отдел Тайн был вынужден устраивать своего агента, изначально обрекая его как минимум на остракизм со стороны сослуживцев.

Причем сколько же времени было потрачено впустую — «Сатурн» нужно было разворачивать даже не в сентябре тридцать девятого, а заранее. Но количество бюрократии и откровенных преград, которые пришлось пробивать, оказалось таким, что самое жаркое время было бездарно упущено. Да ладно время — к сорок второму, когда дали «добро», упущены были люди…

Маггловские войны магам были привычны всегда. Чего уж там, если даже легендарный Гриффиндор оставил потомкам пускай и непростой, но все-таки меч, напившийся крови после дня святого Брайса⁽¹⁶⁾ — а ведь Годрик тогда, решив тряхнуть стариной, спустился с шотландских гор и встал под знамена английского короля Этельреда. Когда участвуя в войнах, а когда и, не скроем, разжигая, маги вынужденно ушли в изоляцию во времена Статута о Секретности — и не по доброй воле.

Даже сложнейшие кинетические щиты того времени имели недостаток, делавший их, по сути, малополезными: их возможности были отнюдь не безграничными, срок действия — не бесконечным, и их нужно было ставить вовремя. Не зря же из века в век дети слушали от родителей, а потом и читали в печатных книгах историю Антиоха Певерелла, которому обычным ножом перерезали глотку. Достаточно сильный маг мог закрыть себя от града стрел или остановить арбалетный болт… если успевал понять, что в него стреляют. Фитильный мушкет тоже еще не был проблемой — слишком мала дальнобойность, слишком заметен стрелок. Но здесь уже начинали игру большие числа: магглов становилось все больше, а их жизнь оставалась такой же дешевой.

Замкнувшееся в себе магическое общество, в строгом соответствии с модным недавно учением Шломо Фройда, переродило комплекс неполноценности в манию величия при том, что изоляция неизбежно несла и стагнацию. Возвышение «чистокровных», презрение к «маггловским животным» как-то уводили на задний план память о том, что именно сами маги стали корнем своих бед. Истории о том, как маггловская инквизиция уничтожала ведьм, уже стыдливо умалчивали, что преступлением было не само колдовство, а колдовство злонамеренное, внезапнейше наказуемое и в магическом мире — а следующий заповедям Христа добрый мирянин вполне себе творил чудеса по воле Божьей (ведь справок об этом в небесной канцелярии не спрашивали), а после смерти даже мог быть канонизированным как святой… Святой Мунго, например — и ведь даже не задумывался никто о том, как же так назвали лондонскую клинику! Но нет — антихристианство стало одним из инструментов раскола между мирами, точно так же, как это происходило в исламском мире, где маги старательно забыли понятие «карамат»⁽¹⁷⁾, но всегда повторяли, что маггловская вера за сихр полагает смертную казнь.

Изолированный социум загнивал и вырождался, одновременно пестуя культ «старых обычаев» и «магии времен Основателей». Превозношение чистоты крови и презрение ко всему маггловскому сделали рождение сквибов, которые в достатутные времена оставались обычными членами объединенного общества и даже родоначальниками знатных фамилий, вещью настолько постыдной, что таких детей в лучшем случае выбрасывали во внешний мир. Законы Менделя тогда еще не были сформулированы, а тот факт, что презренных «грязнокровок» начинает почему-то становиться все больше, проходил мимо напыщенных стариков в мантиях времен Кромвеля. Хотя именно сочетание «спящих» генов сквибов со случайными мутациями, которые нет-нет да приводили к появлению настоящих магглорожденных магов, не просто дало прекрасные всходы, но и позволяло надеяться на расширение и возрождение зарастающего паутиной магического анклава в то время, когда у вырождающихся магов рождалось все больше слабосильных детей.

Но двадцатый век, когда уже это было точно понятным даже не только в Отделе, принес катастрофу. Всеевропейская мясорубка забирала с собой и магглов, и сквибов, и магглорожденных, которых магический мир так старательно уже отталкивал, что им ближе оставался родной. Вот только искусство взаимного уничтожения у магглов ушло далеко за пределы, которые современные маги могли бы понять, выбравшись из своей скорлупы, и, подхлестнутое одной войной, еще больше развилось к другой. Счет уже шел на миллионы.

Гриндевальд… В его речах было достаточно разумного, много сумасшедшего, но в одном он был бесспорным гением: вновь смог слить маггловскую и магическую войну воедино. Если в Средние века слабый маг, которого не было смысла учить серьезно, опоясывался мечом и входил в историю как святой воин или погибал безвестным, то сейчас он надевал форму мышиного цвета и перехватывал удобнее свой «машиненгевер». И рота таких по меркам магического мира бессилков добивалась большего, чем сильнейшие из магов. И Британии было просто нечем ответить симметрично — полноценное участие в войне для магов было бы самоубийством в сороковом, да и сейчас, в сорок третьем, осталось бы катастрофой.

Тяжелым, но неизбежным выходом стал «Сатурн». Само название проекта было говорящим — магический мир, вышвырнувший своих детей, теперь пожирал их. Урожденных сквибов и носителей их генов, способных хотя бы чувствовать магию и действовать в магических анклавах, зачастую даже не знавших о существовании волшебного мира («подумаешь, увидел призрака — бывает, а вот соседи не видели») и попавших в армию Его Величества, методично выискивали откомандированные по неписаному соглашению с кабинетом премьер-министра сотрудники. И одним из главнейших центров внимания Отдела, конечно же, стали центры подготовки солдат уровня «выше среднего», не только Акнакерри, но и тот же Бремар⁽¹⁸⁾. Ибо приходилось брать не числом, а умением — а обычный сквиб, получивший должную подготовку, уже превосходил «серых магов» Гриндевальда в бою уверенно. И оплачивал своей «неполноценной» кровью жизнь магов.

Уотсон затушил сигарету. Прозябание в этой глухомани и неприкрытое презрение со стороны окружающих наконец-то дали свои плоды. Да и какие сразу: в улов попал не только тупица МакГонагалл, в семье которого давно забыли о том, что она ведет историю от Конегала Три Копья, убитого ирландскими магами во время завоевания Эйре… С этим-то все было просто и понятно, его можно отправить с пулеметом наперевес хоть штурмовать Нурменгард, и он даже не задумается, почему же этого замка и его окрестностей нет на карте. Уилкинс — урожденный сквиб, это чувствовалось сразу, хотя Отдел так и не смог откопать, из какой он семьи. И Риддл, сквиб, не похожий на сквиба… Пока что он соответствовал своей фамилии. В одном Уотсон сказал Стоктону чистейшую правду: он действительно доложил по старшинству. Просто вышестоящим чинам другой организации.

Предмет обсуждения тем временем пытался заснуть — несмотря на уже привычную усталость, которой должно было хватить на то, чтобы упасть на койку и отключиться до побудки. Не то чтобы мешал дождь, барабанящий по крыше, здесь, наоборот, равномерный шум после пары плотных недель на стрельбище уже как-то проходил мимо. Похожее было после того, как рядовых инструктировали по употреблению бензедрина, который армия Великобритании пожирала миллионами таблеток⁽¹⁹⁾. Маггловское зелье оказалось на удивление эффективным, хотя и грубым, как все в армии Его Величества.

«Через неделю мы поедем на войну.»

Тому, если честно, было не так уж важно, куда именно его распределят — времена выраженной специализации подразделений коммандос уже ушли, за редкими исключениями. Просто дадут оружие, патроны и скажут, куда идти. Риддл поймал себя на том, что не испытывает чего-то особенного при мыслях о том, что ему придется убивать каких-нибудь Гансов или Карлов, хотя в первые дни еще там, в винчестерской учебке, память о том, что именно немецкая бомба стала причиной этого всего, вызывала трудно контролируемые приступы злости. Они первое время помогали, пока Риддл осваивал премудрости обращения с винтовкой и штыком в винчестерской учебке. Это он в прицеле, тот, кто сбросил бомбу. Это тому, кто ее придумал, штык входит в кишки со звуком трескающегося брезента, набитого соломой.

«Это она, та, которая затащила тебя в Лондон.»

— Эй, чего ворочаешься? — только МакГонагалл мог шептать так, что было слышно на всю импровизированную казарму.

— А сам хрен ли не спишь? — огрызнулся Риддл, отвлеченный от самокопания.

— Да вы задолбали оба! — с разных сторон голоса оживились, найдя виноватых в том, что не спала как бы не половина всех здесь. — Если солдат загоняется, значит, его мало загоняли!

1) Return To Unit. Сиречь пинка под зад в родную часть, откуда рядовой прибыл.

	Akosta 5 июля в 13:39
Хорошо. Одно плохо - мало.

	Rion Nik сегодня в 16:25
Понравилось, как Том радиодело учил и сдавал)) Очень интересно. Отделом тайн заинтриговали.

	SLonopotamавтор сегодня в 17:09
Rion Nik Ну, частично, как говорится, Основано на реальных событиях 1

	SLonopotamавтор сегодня в 22:03
Держите на ночь глядя небольшую слезогоночку - учтите, я сначала планировал Минерву убить, так что я еще добрый (хотя и штормит в крайности, как описанного Риддла))))

	lawlight 4 июля в 19:40
Отличный фанфик

Рядовой Риддл (джен)

«Сатурн»