Каково это — быть мной (джен)

Солнце только показало свои первые лучи, а в доме Браунов уже было нарушено пять правил.

Девушки пропустили ранний подъём, не помогли с готовкой завтрака, нанесли яркий макияж и распустили волосы. А ещё — одежда. Они надели самое открытое, что у них было.

Оливия стояла возле раковины, полной посуды, красная, точно рак. В ведре для мусора лежала еда — наказание за нарушение: опоздали к завтраку, не готовили — отсутствие приёма пищи. Но девушек это ничуть не смутило.

Лишь фыркнув носом, они вышли из дома. Рамина, окрылённая своим первым протестом, то и дело улыбалась. Костя (хотя сейчас она выглядела именно как Констанция) шла уверенно, ведь для неё всё это было не более чем детская шалость. То, что она придумала, будет куда интереснее и точно заставит Браунов отказаться от придуманных правил.

Взгляд Рамины упал на что-то движущееся на соседнем участке. Это был парень, ровесник девушек, по виду. Он тоже их заметил, лишь потупил взгляд и скрылся в дверях соседского дома. Но образ подкачанного блондина отпечатался в голове Рамины.

Девушки направились в ближайшее кафе, раз уж дома их лишили завтрака. Сделав заказ, они уселись за столик. Пока Костя осматривала вид из окна, наблюдая за прохожими, Рамина смотрела в одну точку. Её взгляд то расфокусировался, то снова концентрировался на окружающем мире.

— Ты чего? — Костя заметила странное поведение соседки по комнате.

— Из головы не выходит тот соседский парень, — тихо и не задумываясь, ответила Рамина, будто ожидая такого вопроса.

— Один раз увидела и уже поплыла? Странная ты. Надо же хотя бы познакомиться или что-то вроде того. Мы не в сказке, принцесса.

Издевательский тон Кости привёл Рамину в чувство.

— Что? Нет, я не про это, просто… — девушка замялась, пытаясь найти в своей голове хоть какое-то логичное объяснение.

— Просто ты парней не видела до этого? — начала предполагать Костя.

— Нет, парней-то я видела. Просто не понимаю, как объяснить. И не влюбилась я. Вот ещё. Всё равно отношения мне строить с тем, кого выберут родители… — впервые она заговорила об этом с кем-то.

В этот момент в ней что-то треснуло. До этого она не делилась такими вещами, даже вслух боялась признать, что не управляет своей жизнью. Она где-то слышала, что своими мыслями куда проще делиться с малознакомыми или незнакомыми людьми вовсе. И сейчас она поняла это на практике.

— Та же история… — тихо ответила Костя на искреннее признание своей соседки.

Ведь и её родители такие же. Брак по расчёту. Разве может он быть крепким? Её же родители сошлись по любви. Увидели друг друга и больше никогда не расставались. Почему они лишают дочь такой возможности? В какой момент карьера, их статус и положение в обществе стали для них важнее ребёнка?

Им принесли заказ. Официантка переложила тарелки с подноса на стол и удалилась вглубь заведения. Они молча принялись за еду, каждая раздумывая о своём.

— Твоя жизнь тоже детально расписана? — голос Рамины дрожал, то ли от страха услышать «нет», то ли от осознания, что, возможно, она не одна такая.

— Именно так. Но я не позволяю этого. Я всё делаю, исходя из собственных желаний, — говорила она, выпрямив спину и глядя прямо в глаза.

И именно это так вдохновляло и пугало Рамину одновременно. Смотря на Костю, девушка представляла себя такой же. Представляла, как скажет родителям о своих чувствах и желаниях. Но она понимала, что так только разочарует их.

— Хотелось бы и мне так… — Рамина сжала вилку так, что костяшки побелели.

— А в чём проблема?

— Моим дедушке и бабушке потребовалось немало усилий, чтобы обосноваться в чужой стране и обзавестись состоянием. У меня просто нет права разочаровывать их и моих родителей. Мне так всё детство говорили, поэтому иногда я отключаюсь и просто делаю, без лишних вопросов, — её взгляд потемнел от осознания реальности, своего места в этом огромном мире.

Не раз ей рассказывали о том, как бабушка и дедушка перебрались в чужую страну в поисках лучшей жизни. Они голодали, раз за разом начинали с нуля, делали всё, чтобы их дети не знали горя в будущем. И им это удалось. И из благодарности к их решительности и самопожертвованию Рамина просто не может пойти против воли родителей.

К тому же у неё была и иная мотивация. Когда-то она отказалась ходить в частную школу из-за личной прихоти. И тогда её вновь ждала лекция о стараниях бабушки и дедушки, а после — угрозы лишить всех денег и сделать так, что Рамине пришлось бы пройти путь тех, кто подарил ей обеспеченную жизнь. После этого она даже боялась заикнуться о своих желаниях и делала так, как ей скажут.

— Никто не вправе управлять твоей жизнью, — эти слова прозвучали очень отрезвляюще.

До этого Рамина металась. Ей было тяжело пойти против воли родителей, хотя их сейчас и не было рядом. Зато рядом была Костя. Её слова звучали правильно, они были истиной. А может, она была просто хорошим оратором и мотиватором.

Девушки продолжили в том же духе. Они нарушали установленные правила, делали всё наперекор просьбам Браунов. Но те старались сохранять самообладание, ссылаясь на то, что девочкам нужно просто привыкнуть к новой жизни.

Но Брауны были не из тех, кто так легко простит неуважение к их правилам. Поэтому, когда кто-то из девушек отправлялся в душ, горячая вода пропадала. А чем ближе было начало учебного года, тем холоднее становилось в их комнате. Артур намеренно выключал батареи.

К несчастью, Рамина и Костя игнорировали всё это, жили так, будто не замечали вовсе этих «лёгких» неудобств.

Но были и странные моменты. Девушки в последний раз ели с Браунами только в день приезда. А дальше, так как они нарушали правила, их лишали приёмов пищи. И девушки питались в местных забегаловках.

Одним утром Брауны встретили их неестественным спокойствием.

— Завтрак готов, — сказала Оливия, улыбаясь так, будто ничего не происходило.

Будто девушки — желанные гости в этом доме, имеют личные границы и право выбора. На столе — их любимые блюда: шоколадные панкейки, взбитые сливки, кофе с сиропом. Откуда Брауны знали об этом, было загадкой. Как и их дружелюбие.

— Ешьте. Сегодня особый день, — прошептал Артур.

Рамина потянулась к вилке, но Костя резко дёрнула её за руку.

— Не трогай, — её взгляд был настороженным.

Оливия замерла.

— Боишься, что мы отравили еду? Как низко, — её смех прозвучал, как скрип ножа по стеклу.

— Нет. Боюсь, что привыкнем, — бросила Костя, вставая.

Она опрокинула тарелку на идеально выглаженную скатерть. Шоколад растёкся большим и небрежным пятном. Но Оливия и Артур не шевельнулись.

— Мы даём вам последний шанс.

— Мы об этом вас не просили, — огрызнулась Костя.

Они вышли, хлопнув дверью.

Начался учебный год. Первый день в новом учебном заведении. Ожидалось, что студентки будут выглядеть как подобает. Рамина и Костя были другого мнения. Точнее, они понимали, что в учебном заведении следует выглядеть соответствующе. Но сейчас было не то время. Сейчас им нужно было отстоять свои права на личные границы в этом доме.

В этот день терпение Браунов кончилось. Оливия орала на девушек, пытаясь донести до них свою позицию. Хотя нет, она им её навязывала, что злило Костю и вводило в отчаяние Рамину.

— В таком виде вы никуда не пойдёте, — тяжёлый кулак Артура упал на стол, посуда зазвенела.

Далее последовал отказ в грубой форме от Кости. А после — порция крика от Оливии.

Рамина и Костя почувствовали, как сомкнулись ладони Артура на их запястьях. Боль обжигала, он держал их слишком сильно. Хлопнула дверь в их спальню. С окна была снята ручка — без неё оно не откроется. Снова хлопок двери и скрежет по полу. Дверь в спальню была заблокирована. Теперь девушки точно пропустят первый день в колледже.

Они провели целый день, не имея возможности воспользоваться даже туалетом. Хотя они и пытались что-то придумать, но всё было безуспешно. Выломать дверь не получалось. Разбивать окно не было смысла — за стеклом была узорчатая металлическая решётка. Обычно такую ставят, чтобы в дом не пролезли воры, но чаще используют как элемент украшения.

Девушкам почти удалось поссориться, но Рамина потеряла в этом смысл: сколько ни ругайся, это им не поможет. Оставалось только ждать вечера.

Но он не принёс им радости. Хотя свершились мечты о походе в туалет и о глотке воды. На этом плюсы закончились.

У Рамины зазвонил телефон. Крик по ту сторону был такой, что девушке пришлось выйти на улицу, лишь бы никто не слышал этого разговора с родителями.

— Пропустить первый день в колледже — это ещё можно стерпеть. Но одеваться, как потаскуха?! Да как ты смеешь… — орала мать.

— Мы столько вкладываем в тебя, но стоило только свалить из дома, лишиться нашего присмотра, так ты начала вытворять такое. Ты кем, нас с матерью, выставляешь? Малолетняя дрянь. Ещё одна жалоба от Браунов — и ты можешь забыть про нас с матерью. Шлюха в семье нам не нужна.

Ком стоял в горле. В трубке послышались короткие гудки. Её даже не стали слушать — так было всегда. Но почему-то именно сейчас было обиднее всего. Слёзы ручьями текли из её глаз, сопровождаясь всхлипываниями. В голове словно туман; она не слышала своих мыслей, а может, просто перестала думать и ощущать что-либо. Хотелось кричать, но из её горла мог вырваться лишь хриплый стон.

Она никогда не плакала из-за ссор с родителями, даже от обиды на отсутствие выбора она не допускала слёз. Сейчас все накопившиеся слёзы вырвались наружу; всё, что она испытывала, обрушилось на неё двойной порцией.

Она не слышала, как к ней присоединилась Костя. И поняла Рамина это только тогда, когда чья-то рука опустилась на её плечо. Они сидели на ступенях вместе; Костя ждала, когда её соседка успокоится, чтобы обсудить всё.

— Сильно ругались? — её вопрос звучал так мягко, так ласково, будто Рамину накрыло тёплым пледом.

Она не смогла ответить, слова просто не находили выход. Всё, что ей оставалось, — это кивать. Тогда Костя поддерживающе, даже по-сестрински обняла её.

— Всё хорошо. Значит, мы на верном пути. Нельзя останавливаться, нужно гнуть свою линию. Нужно показать им, что нас не сломать, — её речь звучала поистине вдохновляюще.

— Они назвали меня шлюхой, даже не выслушав, — всхлипы Рамины становились сильнее.

— Значит, Брауны рассказали им о твоём поведении. Не исключаю того, что они уж слишком преувеличили. Иначе они бы не сказали так про тебя, — её голос звучал нежно, убаюкивающе.

Но слова не достигли Рамину. Она всё для себя решила. Ей выпала возможность ненадолго почувствовать себя другим человеком, с другой судьбой. Но она слишком заигралась. От этого сейчас так больно. Где бы она ни была, куда бы ни бежала, ей не скрыться от своей судьбы.

— Много ли ты понимаешь? Поиграли — и хватит, — слова звучали слишком громко, но это было неважно.

Рамина скинула с себя руки Кости и вскочила, как ошпаренная.

— Да ты просто не понимаешь, каково это — быть мной. Все эти игры в сильную, храбрую… Это просто игры. Я больше не могу рисковать и подрывать доверие моих родителей.

— Я-то не понимаю? Принцесса, да у тебя синдром главного героя, — Костя вскочила вслед за Раминой. — Если делаешь что-то, то это надо доводить до конца. А не бежать, как помойная крыса, при первой неудаче. Зачем тогда полезла в это?

Девушка не стала дожидаться ответа. Она плюнула под ноги своей соседке, той, кого хотела называть другом, и побрела вдоль по улице, попутно закурив сигарету.

Рамина отказалась от идеи курения. Какой бы заманчивой она ни была.

На фоне аккуратно подстриженных кустов мелькнуло движение.

Сын соседей Браунов. Пол. Тот самый блондин, который не так давно привлёк внимание Рамины.

Он будто случайно оказался в саду — поправлял забор, проверял почву у роз. Совершенно обычное дело.

Взгляд его скользнул в сторону крыльца — на сгорбленную фигуру Рамины.

Всего на секунду. Он видел эту сцену, слышал всё, о чём говорили девушки, но не вмешивался.

Наклонившись, сорвал сухой лист с куста, размял его в пальцах и бросил прочь.

Без эмоций. Без интереса.

Когда он выпрямился, его губы едва заметно дрогнули.

В ту ночь Костя вернулась поздно.

Утром двоих ждали некоторые перемены.

Записи в тетради Рамины: «Я заигралась. Я делаю родным больно».

Записи в тетради Кости: отсутствуют.