В Голубой гостиной появилась тень.
Сначала одна, потом вторая, третья. Они пробегали по паркету, переползали на стену, а потом застывали в самом темном углу комнаты. Когда теней стало ровно семь, в полукруг света, отбрасываемого горящим камином, вступил человек, чье лицо было скрыто белой баутой(1).
— Позвольте мне поприветствовать всех вас и поблагодарить за проявленное мужество. Я не буду напоминать, зачем мы собрались здесь; час освобождения близок, а потому настало время обсудить детали.
— Может быть вы, наконец, представитесь? — раздался голос из темноты.
— Действительно. Мы согласились участвовать в этом деле, но до сих пор не знаем даже вашего имени.
— Можете звать меня «Итальянец».
— Почему бы вам не прекратить этот дурацкий маскарад и не явить нам свое истинное лицо?
Баута медленно повернулась, обращая пустые глазницы в сторону говорящего.
— Я не имею права разглашать свое имя и показывать лицо.
— Значит вы отказываетесь?
— Да.
— Это ваше окончательное решение?
— Да.
— В таком случае я буду вынужден...
Послышался грохот сдвигаемой мебели, бряцанье шпор и звон вынимаемых из ножен клинков.
— Ставя под сомнение мою честность, вы пятнаете подозрениями имя моего покровителя. К тому же, вы упускаете из вида одну маленькую деталь: придя сюда, вы уже подтвердили свое согласие на участие в заговоре.
— Действительно, друзья мои, сейчас не время для ссор. Прошу вас, опустите шпаги.
Итальянец убрал венецианскую скьявону в ножны и поправил черное цендале(2), которое наряду с маской, скрывало его лицо.
— Не волнуйтесь, герцог, как только мы покончим с этим делом, я удовлетворю ваш вызов. А пока у нас есть более важные вопросы. Время не ждет. С кардиналом должно быть покончено до конца года.
Герцог, глухо ворча, вернулся на свое место.
— Это ужасный человек. Настоящее чудовище.
— Тем не менее, Людовик любит господина министра и во всем на него полагается.
— Вот именно. Слишком любит и слишком полагается.
— Господа, давайте будем откровенны: в последнее время Его Величество не самостоятелен в своих решениях. Тираническая натура Ришелье подавляет благородные устремления короля, поэтому устранение министра — это шаг, продиктованный не столько нашей неприязнью, сколько государственной необходимостью.
— Да, вы правы. Но, скажите, друг мой, неужели мы не можем отстранить Ришелье от дел, не лишая его жизни? Все-таки убийство — это смертный грех, тем более, убийство католического кардинала.
— Господин аббат, не вы же будете наносить последний удар, — было слышно, как Итальянец улыбнулся. — Все в этом мире находится в руках милостивого Господа, который сам решает, кто и когда предстанет перед ним. Мы с вами всего лишь поможем кардиналу ускорить эту встречу.
Итальянец перекрестился.
— В самом деле, не лучше ли было бы настроить против него короля? Сфабриковать дело о государственной измене и казнить его, — неуверенно предложил тихий голос.
— Чепуха! При дворе полно кардинальских шпионов и осведомителей. Любой намек на интригу тотчас же будет стоить нам карьеры, свободы и даже жизни. К тому же, подобное предприятие потребовало бы участия Его Величества, а он, как вы знаете, безгранично доверяет Ришелье и посвящает министра даже в личные дела. Ни о какой секретности здесь и речи быть не может.
— Да, вы совершенно правы, друг мой. Он никогда не поверит в предательство кардинала и не согласится на его убийство.
— Черт возьми, а я бы посмотрел, как его тощая фигура болтается на виселице!
— Какой вы кровожадный, герцог, — отозвался кокетливый голос.
— Может быть приступим к делу?
— Да, вы правы. Мы слишком увлеклись пустыми фантазиями. Вы сами понимаете, что эти планы невозможно воплотить в жизнь. За годы службы Ришелье приобрел огромную власть и влияние. Он опасен до тех пор, пока жив.
— Я хочу вам напомнить, сударь, что уже было четыре покушения, которые с треском провалились.
— Кажется, не без вашего участия?
— Черт возьми, да как вы!.. Если бы не письмо, я бы давно уже...
— Прошу вас, Ваша Светлость, успокойтесь. В конце концов, мы собрались здесь, чтобы объединиться против общего врага.
— Вот именно! Объединиться против врага, а не выслушивать упреки!
— Но господин герцог прав. Кровь Монморанси еще слишком свежа(3).
— Именно поэтому я попросил вас собраться здесь. Миссия, которая мне поручена, так же священна, как и имя высокопоставленной особы, которая прислала меня сюда. Мы не имеем права на ошибку.
— Как вы думаете убить его? С недавних пор кардинала всюду сопровождают телохранители, а его дворец превратился в неприступную крепость.
Итальянец одернул горчичного цвета дублет с серебряными галунами и откинулся в кресле.
— В первых числах декабря мэтр Корнель представит вниманию Его Величества новую пьесу. Премьера намечена на четвертое декабря, и на ней будет присутствовать высшая знать, включая самого кардинала. Во время представления на сцену выйдет человек, который застрелит министра из пистолета.
— Вам не кажется, что это слишком рискованно? План отдает множество вещей на волю случая: например, премьеру могут перенести. К тому же, никто не знает, где именно будет сидеть герцог: на балконе или в первом ряду.
— На днях начали рассылать приглашения, а значит дата представления окончательная. Что касается кардинала, он будет сидеть в первом ряду по правую руку от монарха.
— Откуда такая уверенность? — сипло поинтересовалась тень.
— Я видел подписанный Людовиком план рассадки гостей.
— Тем б-более! Мы не можем подвергать опасности жизнь короля.
— Стрелять будет профессионал. Он не промахнется ни при каких обстоятельствах.
— И кто возьмет на себя смелость выстрелить? Уж не вы ли?
— Напрасно вы исключаете такую возможность.
— И все же?
— Вам не стоит утруждать себя такими мелочами.
— Тогда какого дьявола вы хотите от нас?
— Ваше содействие необходимо, чтобы справиться с последствиями.
— То есть?
— Гибель Ришелье станет большим горем для Его Величества. Вы, господин аббат, поддержите его, поможете пережить утрату и внушите королю мысль о безграничном христианском милосердии. В первую очередь, по отношению к участникам заговора. Но, так как мы с вами собираемся убить не только клирика, но и первого министра, на некоторое время, вам придется взять бразды правления страной в свои руки.
Тени задумались.
— Мне кажется, вы упускаете из вида одно обстоятельство. У Ришелье много недоброжелателей, но у него есть и свои сторонники.
— Сторонники? Вы имеете в виду армию раболепствующих крыс, которые шарят по Франции? Или запуганных дворян?
— И все же… — маленькая худая тень задохнулась чахоточным кашлем и не успела закончить фразу.
— Можно попробовать заручиться поддержкой испанского короля. В случае волнений он мог бы оказать нам военную поддержку.
— Думаете, это в-возможно? Говорят, что вся п-переписка, в том числе королевская, проходит через руки кардинала.
— Боже мой, какая низость! И этот человек смеет называть себя дворянином.
— Вы сами знаете, какое у него дворянство(4).
— Да, это может быть очень рискованно. Но, если вы уверены успехе... Поддержка бы нам не помешала.
— Раз уж заговорили о письмах: как мы будем поддерживать связь друг с другом?
— Я полагаю, что вам не следует вступать в переписку. Как уже упомянул граф, она контролируется людьми кардинала. Я сам буду отправлять посыльных с сообщениями.
— И кто это будет?
— Вы сами все увидите.
— Опять эти чертовы загадки!
— В нашем случае риск — непростительная глупость. Все зашло слишком далеко, а потому любая ошибка станет роковой для каждого из вас. Мы обязаны покончить с кардиналом раз и навсегда, любой ценой.
— Я думаю, есть еще одна деталь, которую необходимо уточнить: никто, кроме Ришелье, не должен пострадать. Он сам должен расплатиться за свои грехи.
— Вы совершенно правы, одной смерти и так слишком много, — подтвердил вкрадчивый голос.
— Что если кто-то из его многочисленной плебейской родни решится выступить против нас? Например, его братья решатся отомстить?
— Опять вы о своем!
— Насколько я помню, у него остался только один брат — кардинал Альфонс дю Плесси.
— О, этот несостоявшийся монах, который метит в святые? — расхохотался грубый голос.
— Да, все верно. Его старший брат погиб на дуэли, а младший, кардинал дю Плесси, совершенно безобиден и не представляет опасности.
— Мне несколько раз приходилось с ним встречаться, когда он был епископом, и, знаете, друзья мои, я был поражен тем, насколько он благодетелен и кроток. Полная противоположность своему чудовищному брату.
— Вы, господин аббат, необъективны. Он ведь тоже картезианец?
— Это справедливое замечание, — вмешался Итальянец. — И вполне осуществимое. Что касается родственников Ришелье, то давайте отдадим господину министру должное: он самый талантливый представитель своего рода.
— Уж конечно! Все остальные либо бездарные нахлебники, либо сумасшедшие! — воскликнул женский голос.
— Но, черт возьми, здесь Ришелье не является исключением!
Смех эхом прокатился по комнате.
Пока тени сотрясались от хохота и наперебой отпускали язвительные комментарии, Итальянец оставался молча сидеть в кресле. Его неподвижная фигура была похожа на механическую игрушку, в пустых глазницах которой плескался холодный мрак. Только кончики пальцев левой руки беззвучно выстукивали на позолоченной ручке кресла какой-то мотив.
Небо озарилось молнией и содрогнулось от глухого раската грома.
1) Баута — вид венецианской маски, отличительной чертой которой являлась необычная форма, позволявшая полностью скрывать лицо и изменять голос человека до неузнаваемости.
2) Скьявона — разновидность холодного оружия, представляющая собой особо рода меч с корзинчатой гардой.
Цендале — длинный плащ с объемным капюшоном, который носили вместе с маской-баутой
3) Герцог Анри II де Монморанси в 1632 году поднял восстание против Ришелье, и был казнен в Тулузе, в том же году.
4) Отец Ришелье принадлежал старинному и уважаемому дворянскому роду, а вот мать была дочерью адвоката и принадлежала «дворянству мантии». Когда Ришелье уже занял должность министра и приобрел влияние, отдельные представители высшей знати были недовольны, что человек с менее блестящей галереей предков, чем у них, обладает такой властью.