No ordinary prisoner (джен)

Он согласился подписать договор. Хэммонд не присутствовал при этом, но ему передавали позже, что король не сдержал слез во время этого последнего обсуждения. Тот факт, что ему изменило его обычное самообладание, многие восприняли как свидетельство его чистосердечия, но потом он снова начал тянуть, возможно передумав, и в итоге заявил, что окончательная договоренность может быть достигнута только после составления более четких регламентаций. Это давало ему возможность пойти на попятный, и Генри Вейн открыто говорил, что надежд на мирное урегулирование больше нет. Пресвитериане были разочарованы не меньше, но они настаивали на продолжении переговоров, в то время как генерал Айртон уже строчил текст документа, в котором король объявлялся военным преступником. 

Хэммонд в тревоге наблюдал за тем как парламентская делегация покидает остров Уайт для того, чтобы провести в Вестминстере очередную вечность в прениях по поводу судьбы короля — Карл очевидно рассчитывал на их обычную нерасторопность. Возможно он, как и год назад, ждал, что они переругаются между собой, и он сможет от этого выиграть, но он не учитывал, что теперь, после роялистских мятежей, которые взбудоражили и разозлили армию, терпеть его бесконечные уловки и увиливание никто больше не хотел. 

Хэммонд написал Кромвелю и Ферфаксу по письму с очередными прошениями об отставке и увещеваниями относительно короля. Главнокомандующий ожидаемо колебался, но Кромвель был твердо намерен судить тирана по всей строгости. Он не сказал ни слова о смертном приговоре, но учитывая то, что в критических ситуациях Карл приобретал обаяние саркастичной упрямой табуретки, Хэммонд подозревал, что судьи не будут к нему снисходительны. 

Он не знал, что делать. 

— Мои поздравления, сир, — сказал губернатор королю после службы в день его рождения. Можно было бы пожелать ещё и долгих лет жизни, но над этой шуткой он бы и сам не посмеялся. 

— Благодарю вас, — отозвался Карл рассеянно. Он часто витал в своих мыслях после проповеди и обычно проводил некоторое время в одиночестве, обдумывая сказанное в церкви. Но в этот раз он попросил генерал-губернатора составить ему компанию по пути домой. 

Погода стояла холодная, но сухая, и дороги были ещё сносны для пеших прогулок. Солнце уже не показывалось, и все листья давно опали, трава была замёрзшей, пожухлой — зрелище довольно унылое. Король был печален и задумчив. Хэммонд шел следом, отставая на полшага, и молчал. 

— Вы ничего мне не скажете? — спросил Карл, оборачиваясь к нему. 

— Все, что я мог сказать вам, сир, я уже сказал, — ответил Хэммонд мрачно. — Но к моим словам вы не прислушались. 

— Разве? Я сделал уступки, — заметил король тоном, который предвещал спор. 

— Вы сделали то, что вы делаете обычно, — возразил Хэммонд со скрытой досадой. — Уклонились. 

— Разве не тем же заняты и вы? 

Генерал-губернатор сжал челюсть. 

— Я иду в бой, когда могу это сделать, сир. Но я не безумец. 

— Да, из всей отваги вы больше предпочитаете осторожность — я это заметил, — жестко усмехнулся король. 

— Я поговорю с вами в другой раз, — сказал Хэммонд. — Может быть, завтра вы проснетесь в лучшем настроении. 

— Я прекрасно спал и сегодня. 

— Я сделал все, что было в моих силах, — бросил губернатор с раздражением. — И я обращался с вами со всем возможным уважением. 

— И все же выходит, что вы не сдержали своего слова, — произнёс король с тихим осуждением. 

— Вы не можете обвинять меня в этом, — огрызнулся Хэммонд. — Я предупреждал вас. 

Карл покачал головой, улыбаясь так, как будто пытался сдержать гневную тираду. 

— Ступайте, сэр, — сказал он чуть погодя. — Я хочу побыть один. 

Хэммонд с удовольствием исполнил его просьбу. 

Ремонстарция армии пришла на следующий день, и она сделала суд неизбежным. Карл невозмутимо просмотрел её и ушел играть в гольф с герцогом Ричмондом. 

В Лондоне тем временем сгущались тучи, и конфликт между парламентом и военными должен был вот-вот перейти в открытую фазу. Но борьба не была бы долгой — мушкеты по-прежнему весили больше слов. Кромвель разобрался бы с этим без большого труда.

Король смотрел в будущее со спокойным смирением, которому Хэммонд мог только позавидовать. Он чувствовал себя так, как будто это ему угрожала расправа. 

Ему было известно, что Карл все ещё ведет переписку со своими сторонниками заграницей — надежды на помощь уже, разумеется, не было никакой, но Хэммонду все равно пришел приказ усилить охрану, и на горизонте стали показываться корабли, кружащие вокруг острова как огромные неповоротливые стервятники. 

В отличие от короля, генерал-губернатор плохо спал по ночам. Он сидел у себя в третьем часу, когда к нему зашел дежурный офицер со срочной депешей от Кромвеля. Он распечатал её с очень плохим предчувствием. 

— Твою же мать! — выругался он и бросился одеваться. 

С отрядом из десяти человек он вторгся в дом Хопкинса. Приближенные Карла безмятежно спали, не зная — или не тревожась — о том, что их государь совершил очередной идиотский поступок. 

— Сэр, вы пачкаете пол! — возмутился хозяин, выбегая на шум из своей спальни. — Что происходит? 

Хэммонд не остановился, быстро пробираясь к покоям короля, солдаты шагали за ним угрожающей вереницей, грохоча оружием и шпорами, задевая мебель. На улице шел ливень, и с их шляп и плащей текла ручьями вода, от сапог оставались грязные следы. Джипси и Раскал встретили губернатора испуганным лаем. 

Он без стука ворвался в спальню короля, громко хлопнув дверьми. 

Карл уже успел вскочить с постели и был одной рукой в халате. 

— Что это значит, сэр? — спросил он с раздражением, неловко тыкаясь в другой рукав. — По какому праву… 

— Где оно? — перебил его Хэммонд, быстро пересекая комнату. 

— Объяснитесь, сэр! — воскликнул король со смесью негодования и изумления. 

— Письмо Ормонда — где оно?

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пробормотал Карл, но по тому, как его рука прижалась к правому боку, было ясно, что он не только понимает, но и беспокоится. 

— Отдайте его, — потребовал Хэммонд. — Иначе мне придется применить силу. 

— Вы не имеете права, — возразил король голосом, дрожащим от гнева. 

— Я сказал: отдайте. мне. письмо. — процедил Хэммонд. Взгляд Карла остался непроницаемо-надменным.

— Убирайтесь отсюда, — выплюнул он с презрением и повернулся, чтобы уйти в другую комнату. 

Хэммонд схватил его за руку. Карл выдернулся и с разворота заехал губернатору по лицу тыльной стороной ладони. 

Хэммонд ответил пощечиной, и пока король пребывал в полной прострации от шока, повалил его на кровать и, крепко прижав локтем и коленом к матрасу, разорвал подкладку халата. Бумаги были там. Хэммонд забрал все и отпустил его. 

Карла трясло так, как будто его била лихорадка. Медленно — он сел, поправляя сползший ворот сорочки, которая открывала его белую болезненно-хрупкую шею. 

— Вы не понимаете, что вы сделали, — прошептал он, глядя в пустоту вперед себя, и закрыл глаза. У него страшно дрожали губы.

Хэммонд смотрел на это с сожалением, затем отвел взгляд. Никому здесь не приходилось легко.

— Слово, которое вы мне дали, сир, — произнёс он после недолгого молчания, и голос его прозвучал неестественно-спокойно для сцены, которая только что произошла. — Можете считать, что я вам его вернул.

Не дожидаясь ответа от короля, губернатор спрятал бумаги в карман и открыл дверь. 

— Майор Рольф! — крикнул он. — Обыщите здесь все. 

Конечно же, они ничего не нашли. Бумаги Хэммонд сжег у себя в кабинете той же ночью. 

Это была переписка с маркизом Ормондом, в которой Карл признавался, что не собирается соблюдать никакие соглашения ньюпортского договора и просил о помощи из Ирландии. Кромвель собирался присоединить её к другим доказательствами его измены на процессе, и может быть это уже и не имело такого большого значения, но Хэммонд отчаянно искал способа примириться с собственной совестью. 

Как и мир, за которым пришел парламент — он его не нашел, и возможно Карл был прав, полагая, что компромисс не является удовлетворительным решением. 

На последней неделе ноября Хэммонд наконец-то получил от Ферфакса отставку. Он оставался губернатором Уайта, но за безопасность короля теперь отвечали другие люди. В Ньюпорт явился полковник Юэар с недвусмысленно большим отрядом. На другой день короля посадили в карету и повезли на север, чтобы переправить его на большую землю, в замок Херст, где он должен был дожидаться суда.

Хэммонд сопровождал эту процессию верхом в компании своих офицеров. На душе у него было скверно. Он следил за королем издалека, когда тот шел по пристани и прощался со своими людьми, которым не позволили ехать с ним дальше. Снег падал в мутной полутьме предрассветных сумерек, море шумело, набрасываясь волнами на берег. Карл задержался, чтобы ещё раз сказать что-то герцогу Ричмонду, но солдат из отряда Юэара довольно грубо толкнул его к трапу. 

Несколько шлюпов отчалило в морозную дымку, повисшую над проливом. Король сидел на корме под неусыпным надзором конвоиров и, кутаясь в свой черный плащ, глядел на тех, кто остался на берегу. Он пересекся взглядом и с генерал-губернатором, но нельзя было сказать, о чем он думал. Его торжественно-печальное лицо оставалось бесстрастным. 

Хэммонд наблюдал за его медленно удаляющейся темной фигурой, пока и она, и лодки не скрылись в тумане.