Госпиталь Конохи (джен)

— Сора, я волнуюсь. В последнее время ты так поздно приходишь домой и почти не бываешь с нами. Ты ведь наш сын, и мы за тебя переживаем. Я понимаю, что ты тренируешься и хочешь стать лучше, но не забывай о тех, кто тебя любит.

К несчастью для этой женщины, я выбрал идеальную тактику их избегания. Если бы я просто шлялся по улицам и ничего не делал, меня бы заставляли возвращаться домой. А так, если ребёнок дополнительно занимается — мешать ему просто непринято. Даже если это против воли родителей, на них будут смотреть криво, а мой отец не хотел, чтобы такая мелочь мешала его «карьере». Мать же демонстративно страдала и окутывала родную кровь «заботой», пытаясь получить ту же моральную поддержку, которую я давал до того, как изменился.

Любовь странная, сложная и комплексная эмоция. Её ценят, ищут и всячески воспевают. К сожалению, тут ею и не пахло. Женщине не повезло: в своей прошлой жизни я знал, как выглядит настоящая родительская любовь, и умел её распознавать. Здесь же я — актёр театра неблагополучной семьи. Но мне дают еду и кров, так что…

— Не волнуйся, мама, — обнял я эту женщину. — Я должен стать сильнее, и тогда всё будет хорошо.

Она дёрнулась от неожиданности, но спустя секунду улыбнулась, погладила меня по голове и пожелала хорошего дня.

Я мог её понять: с виду я вёл себя именно так, как она хотела, говорил проникновенные слова и мило усмехался — что не коррелировало с моим избеганием контактов с ней и отцом. В её мечтах, как и у каждой несостоявшейся матери с плохим мужем, её сын должен был остаться рядом навсегда, защищая и оберегая. Эволюционные особенности homo sapiens — не мне судить; на самом деле каждый выживает как может.

Коноха жила своей маленькой, неспешной жизнью. Торговцы и ремесленники открывали лавки, ожидая утреннего наплыва посетителей. Как-никак, у многих сегодня был выходной и желание потратить его на необходимые покупки.

Я же стремился в библиотеку, чтобы заменить запас книг. Поскольку я был завсегдатаем, мне позволяли брать художественную литературу с собой.

К моему несчастью, разнообразие не впечатляло — чего и следовало ожидать от военного городка. Хотя, возможно, дело было и в самом обществе.

Если верить академии, этот мир действительно очень молод. Несколько сотен лет хоть какой-то записанной истории — ничто в сравнении с тысячелетиями развития цивилизаций в моём старом мире. А время играет ключевую роль во всём, что касается культуры. То, что считается современным искусством, наполнено героями эпохи романтизма, идущими против зла этого мира — идеальными во всём, особенно в поэтичных именах. Им не мешают проблемы, которые решаются ими без особых усилий. Этот первый слой идей, покрывший полулегенды о героях древности, ещё слишком наивен и прост, чтобы доставить настоящее удовольствие. Но при отсутствии других способов расслабиться я не привередничал: ни музыки, ни театра в доступе не было.

И даже так самым печальным было количество: тех же романов было кот наплакал — всего несколько десятков приемлемых образцов и ещё столько же того, что читать было практически невозможно. В мире постоянных войн сложно ожидать чего-то другого, но местные действительно были ограничены в понимании эмоций и переживаний. И это угнетало, наводя меня на мысль о необходимости более здоровой социализации.

Но с детьми было скучно до отупения, а взрослые либо не ушли далеко от них по уровню зрелости, либо были недоступны для общения. Даже библиотекарь, много знающий об окружающем мире и действительно интересный собеседник — не только из-за информации, но и из-за выводов своего пытливого ума — был вечно занят и мог уделить мне лишь немного времени, чего было недостаточно для преодоления моей скуки.

Большая часть людей всё время работает, тренируется или как-то иначе совершенствуется. Я даже смог лучше понять, почему мой отец выбрал в качестве хобби пьянство — другого тут практически нет.

Поблагодарив библиотекаря, я отправился в место, где меня могло ждать спокойствие в этот погожий до безобразия день — на один из полигонов академии. Даже в обычные дни здесь редко можно было кого-то встретить, а в выходной детвора явно находила другие занятия.

Сев в теньке и расслабившись, я, к сожалению, не смог получить того малого удовольствия от книги, которого ожидал. Герой был картонным до слёз: автор явно решил описать свои тайные желания реализоваться в мире. С кем бы он тут ни взаимодействовал — все проникались к нему чрезмерным уважением, граничащим с обожанием. Даже местный царёк, лишь увидев его навыки владения мечом, сделал его самым доверенным воином. Благодаря этому он сумел защитить благородного правителя от целого отряда вражеских ниндзя, а за ним, уже раненым, начала ухаживать сама дочь царька и…

Скукота.

Хоть я и не видел особых различий в ролях мужчин и женщин среди шиноби, всё же местное общество было пропитано классической любовью к спутницам жизни в качестве этакого приза. Это понятно, это последовательно, это даже реалистично в условиях средневековья, но так обыкновенно. Эта простота уже и так окутывала всё сообщество с самого низа, ведь шиноби-мужчины чаще выбирали кого послабее — то есть гражданских. А женщин-шиноби я особо и не видел с мужчинами. В тот момент мне казалось, что подобная неравномерная эмансипация и служила причиной увядания стольких великих кланов в последние десятилетия. Мне не хватало иного взгляда на проблематику взаимоотношений — чего-то более современного и глубокого.

Поэзия же казалась мне более интересной, хоть значительная её часть и была стандартной азиатской белибердой.

«Красное-красное солнце

В пустынной дали… Но леденит

Безжалостный ветер осенний.»

— Замечательное наблюдение, друг, — пробубнил я себе под нос, не выдержав. — Это связано с изменением угла падения солнечного света, но подробные объяснения лишат поэтичности твои слова.

Мне казалось, что у них был неполный словарный запас для описания своих эмоций. Возможно, я действительно застал тот этап развития общества, когда понятия комплексных переживаний только начинали зарождаться. И тогда становилась понятна поэтичность простой и ясной «осенней депрессии».

«Знает ли небо,

Что после его слёз

Где-то внизу, рождается жизнь?»

— Вряд ли, — махнул я головой.

И всё же они думали больше о поэтичности как таковой — красивые слова в необычной обёртке. Смысл живёт в голове читающего, и, если автор не планировал что-то передать, всегда можно найти большее. Написанное даже в рамках обыкновенной скуки отображает внутренние переживания и взгляд на мир автора. И тогда читатель может сделать именно те выводы, ощутить именно те эмоции, которые важны для него.

«И у меня был край родной;

Прекрасен он!

Там ель качалась надо мной…

Но то был сон!

Семья друзей была жива.

Со всех сторон

Звучали мне любви слова…

Но то был сон!»

— А вот это действительно неплохо, — проговорил я с небольшим удовлетворением.

Поэтому поэзия и была интересна всегда и всем. Не говоря практически ничего, можно сказать много — и каждому своё. Надолго мне этого веселья, конечно, не хватило бы, но скоротать день — вполне.

Понятна была и простая истина: невозможно начать интересоваться культурным, если тебе просто нечего есть. Поэтому я, у которого была семья и еда дома, читал стишки и обдумывал их нелепость, а Наруто, которому приходилось выживать своими силами, в тот же самый момент пытался поймать рыбу на самодельную удочку — и всё это на одном и том же полигоне.

К счастью, он не заметил меня, что позволило сохранить этот момент жизни в приватности — что для меня, что для него, ведь мешать ему я не собирался. Уверен, это не та сторона жизни, которой он бы гордился. Мне же оставалось лишь созерцать его довольно умелые попытки.

» Даже кашляя

Я остаюсь

В одиночестве»

— Да иди ты, — согласился я с автором этого стиха.

Учитывая, как Наруто относился к учёбе, я был уверен, что закончит он примерно так, как мой отец: сломленный жизнью, но остепенившийся и с какой-никакой, но уверенностью в жизни на низкой должности. У Узумаки есть сила и настойчивость — то, что нужно для становления рядовым воином в мире постоянных войн.

Я услышал оживлённый возглас: рыба всё же словилась, и её ожидала судьба стать дополнением к грибам, собранным Наруто ранее.

— Хм, — задумался я. — Крики радости. Замылен сирота. Рыба проиграла.

Так себе, — подумал я, — но озорной огонёк заставил меня записать этот стишок угольком на пустом месте книги.

Наруто приступил к готовке, разводя костёр. Солнце медленно шло к своему финалу, как и своеобразный мой выходной. Тело слегка затекло от постоянного сидения на дереве, но, к чести сказать, чакра действительно отлично помогала убрать большую часть неудобств — кроме тех, что направлялись к моему носу от своеобразного костра сироты. Этот запах напомнил мне о лёгком перекусе в форме рисовых треугольников, приготовленных моей матерью. Я решил, что у меня есть ещё несколько часов спокойствия без необходимости возвращаться домой, поэтому продолжал мирно наблюдать за тем, как Наруто ходуном ходил вокруг своего фуража.

В выходные столовая академии не работала, что, видно, и послужило причиной подобного поведения моего одноклассника. Если подумать ещё о том, что еды для растущего организма необходимо много, а для ниндзя — ещё больше, то приходилось ему явно несладко. Это повторно убеждало меня в отсутствии адекватных социальных служб Конохи или хотя бы в том, что его просто никто не любил.

Не успел я сделать первый кусок своих онигири, как к Наруто из ниоткуда стал подходить мужчина.

Седовласый — что уменьшало вероятность того, что это был шиноби, оказавшийся на детском полигоне при академии в выходной вечер. На полигоне, где в это время не должно было быть никого, у кого есть семья — ведь время ужина. А это значило, что либо у старика нет семьи, либо он сумел от них отбрехаться. Там, где обычно только сироты, оказался ещё и голодный представитель этой касты, да ещё и Наруто, на которого было легко повлиять — ведь все его презирали. Изгой, сирота, голодный и беззащитный — и мужчина, что с улыбкой приближался к нему в сумерках леса.

Я был уверен — это был любитель детей. Весь мой опыт кричал об этом. Это не то, с чем может справиться ребёнок. Я мог спокойно наблюдать, как сирота ловит себе рыбу — явно сам нашедший в себе умения без всяких взрослых. Но это было уже слишком.

Я мог бы напомнить себе, что я сам ребёнок и по возрасту совпадаю с Наруто — то есть потенциально тоже интересен чужаку. Но моё достоинство не позволяло мне уйти, обезопасив себя.

К сожалению, под рукой у меня не было ничего, кроме книг и обеда, но план вытащить Узумаки из этой ситуации у меня появился моментально. Я верил, что такие люди, как этот старик, не станут рисковать, зная, что детей двое — ведь один мог убежать и описать его.

Я уверенно спрыгнул с дерева, не забыв свои вещи, и, подобрав первый попавшийся камень, который без проблем влезал в руку, спрятал его в карман и направился к Наруто. Действовать нужно было быстро — особенно при виде того, как этот малолетний доверчивый лодырь угощал мужчину рыбой. Этот старик, наверное, в голове представлял себе слот-машину с джекпотом, глядя на Узумаки.

— Эй, Наруто! — окликнул я на ходу сироту, махнув рукой. — Давно ел онигири? Давай поделюсь.

Мне удалось привлечь их внимание. Огонь костра был уже достаточно близко, чтобы я мог рассмотреть их лица.

Это был лорд Хокаге собственной персоной, и, насколько я знал, у него была семья — как минимум внук и сын. А ещё это значило, что он пришёл сюда к Наруто целенаправленно. Я слышал, что он часто захаживал в академию, пытался запомнить всех детей и поговорить с кем возможно. Я-то думал, что это обычная любовь командующих к курсантам.

Я не обманывался: наличие шапки главы деревни не делало этого старика безопасным в том смысле, в каком я мог думать в тот момент. Это лишь значило, что камень не помог бы в случае необходимости. И если уж я влез в это действо, я решил вытащить настоящего ребёнка из-под удара, даже если придётся самому пострадать. Взрослый разум пережил бы легче то, что мог сделать ублюдок, чувствующий свою силу.

Я был уверен, что пережить взрослому это легче.

Хотел я того или нет, но моё дыхание становилось глубже, и я ощущал, как зрение становилось острее — видимо, зрачки расширились до размеров луны. Я не мог отвести взгляд от Хокаге, хоть и обращался к Наруто.

— Я весь день тебя искал, хотел пригласить на ужин домой, — улыбнулся я, показывая, что всё совершенно нормально, кинув взгляд на Узумаки.

— Сора? — удивлённо проговорил он, откусывая ещё один кусок рыбы. — О чём ты вообще сейчас?

— Нам стоит поторопиться, Наруто, нас уже ждут, — решил я слегка надавить на него и, увидев взгляд одноклассника, понял, что сумел его заинтересовать. Врать нехорошо, но лучше уж так.

— Где ты был раньше? — возмутился блондин, сделав максимально упёртое лицо. — Ну уж нет, я уже всё приготовил, присоединяйся к нам со стариком, в другой раз.

Конечно, он почувствовал подвох в этом предложении: после моих слов, после того, как все к нему относились, ему сложно было поверить в мою ложь во спасение. Если бы это был не Хокаге, всё было бы намного проще. Смотря в глаза Сарутоби, я прямо ощущал стоящую за ними опасность, а его лёгкая улыбка, веющая превосходством, лишь подтверждала мои мысли.

— Сидел на том дереве, разве не так? — сказал он, не убирая своей усмешки. — Ты же Сора Хамано, всё верно?

В тот момент я уже раздумывал о том, чтобы забрать свои благодарности, чему бы там наверху ни было, столь скоропостижно кинутые мною в мой первый день.

— Наруто, нам пора идти, — я уже не скрывал собственного беспокойства.

— Да что тебя ужалило? — Конечно же, Узумаки не чувствовал атмосферу ситуации — его больше интересовала рыба в руке. — То избегал меня и всем видом показывал, что не хочешь общаться, а тут наблюдал за мной. Кто так делает?!

— Я не наблюдал за тобой, Наруто, — тяжело выдохнул я. — Я читал книги. Ты сюда пришёл после меня. Пошли. Этот старик опасен. — Если уж прямая правда не заставила бы его сдвинуться с места, я уже не знал, что могло бы.

— Хо, — достал трубку Хирузен. — Это моя работа — быть опасным. Я же Хокаге, как-никак.

«Восхитительно», — подумал я, для успокоения сжав камень в кармане.

— Родители Наруто — не предатели, — выдохнул он дым от табака, задумчиво посмотрев на небо.

— Что? — У него получилось отвлечь Узумаки — этого у него было не отнять.

— Твои родители не предатели, Наруто, — повторил он, взглянув на того со старческой усталостью.

— Конечно, — выпалил я, не выдержав. — Они герои войны, поэтому его все ненавидят. А теперь вы пригласите сироту к себе домой, чтобы поподробнее об этом «рассказать». Хватит.

И какая же неожиданная реакция меня ждала: Хокаге искренне удивился, поперхнулся выдыхаемым дымом и закашлялся, пытаясь ответить на мой выпад.

— Что ты вообще имел в виду? — кое-как, с перебоями, он выдавил из себя.

— Что вы так подозрительно внимательны к сироте? Наруто, во имя Ками, ты можешь наконец пойти со мной? — продолжил я, но тот лишь хлопал по спине задыхающемуся Хирузену, приговаривая своё: «Старик, датебайо».

— Как тебе вообще в голову могла прийти такая мысль? — воскликнул вновь затянувшийся табаком Хокаге.

Либо он был убедительным актёром, либо сама мысль о наличии фанатов детей в Конохе изрядно встревожила его.

— Отец? — сердобольный старик посуровел, внимательно следя за моей реакцией. — Мать? Кто-то знакомый?

Наверное, в тот момент мне в руки попал универсальный способ избавления от пьющего отца, но я нашёл в себе силы не приписывать ему тех качеств, которыми он не обладал. Я лишь поднял и показал Сарутоби прозу, которую держал в сумке.

К тому моменту я уже окончательно осознал, что защита ребёнка от педофила отменяется, поэтому необходимо было лишь маневрировать в этой ситуации.

Моему жесту Хокаге не то чтобы сильно поверил, но слегка успокоился. Я же достал из сумки свои онигири и протянул по одной порции собеседникам. Еда всегда была лучшим способом отвлечь людей.

Не сразу, но они взяли, и только после этого Наруто сумел взорваться вопросами про своих родителей в сторону старика, чем помог мне сохранить некий простор для собственной безмятежности.

— Наруто, если бы я мог, я бы сказал, — махнул головой Хирузен.

Меня же в тот момент интересовал вопрос собственной окончательной смертности. Я намеревался насладиться жизнью. И хоть у меня не было гарантий того, что я когда-то смогу снова так же проснуться, как в этом юном теле, и следовало бы серьёзнее относиться к собственной безопасности — меня не покидало ощущение, что я находился на пороге чего-то занимательного. Мой мозг просил окунуться в тайну происхождения Наруто, и я не мог ему отказать.

У меня была информация о том, что Узумаки заинтересовал самого Хокаге. Настолько, что тот лично пришёл сказать ему, что один злой мальчик в классе был не прав. Причём эта информация каким-то образом была передана, и, видимо, за этим блондином следили. Оставалось только выяснить: личное это или дела деревни, чтобы продолжить логическую цепочку.

— Наруто, я думаю, тебе стоит просто довериться словам Лорда Третьего. Только подумай: он потратил столько времени, чтобы отстоять честь твоих родителей перед тобой, их ребёнком. — сказал я уверенно, делая вид, будто хочу только успокоить Наруто, а не выведать больше. — Скорее всего, Лорд Третий был их близким другом, иначе зачем ему говорить тебе, что они не были предателями?

Выражение лица Хирузена, с каждым моим словом всё больше напоминавшее преступника, осознавшего, что полиция знает всё, что он хотел бы скрыть, надолго осталось одним из моих любимых воспоминаний.

— Дедуля, это правда? — Восхищению Узумаки не было предела. Его глаза светились, как звёздочки, а от плохого настроения последних дней не осталось и следа.

— Наруто, конечно, Лорд Третий не может тебе этого сказать, иначе ты бы уже знал. — наставительно продолжил я. — Подумай сам: если всё так, как я описал, мог ли он промолчать и не заботиться о тебе просто так, без причины?

И всё же, что-то в этом было. Меня удивляло, что политик и военный с таким стажем и в таком возрасте так неумело скрывает собственные эмоции — но они казались настоящими. Смесь грусти, стыда, удивления и паники отражалась на его лице. Даже трубку Хирузен забывал потягивать — а если такое происходит с заядлым курильщиком, значит, всё действительно серьёзно.

Я считал маловероятным, что Наруто важен для деревни. Он не выглядел как член одного из великих кланов и не обладал той самой «гениальностью» в обучении, как многие из них. Оставалась вероятность того, что у него есть кеккей-генкай — странная генетическая мутация. Но я слишком мало об этом знал, чтобы судить уверенно. Было только одно очевидно: носители подобных способностей, как правило, хорошо известны и популярны.

Я также допускал, что Третьему просто было жаль сироту, поэтому он не стал опровергать мои слова. Однако идея о том, что политик такого уровня действительно заботится о детях, казалась мне малореалистичной.

— Кто знает, может, Лорд Третий на самом деле твой родной дедушка или отец… — продолжил я размышлять вслух.

— Нет! — наконец подал голос Хирузен. — Нет, это не так.

— Оу... — слегка расстроился взбудораженный Наруто. — Значит, ты не знал моих родителей?

— Я не твой близкий родственник, Наруто, — пустил ещё одно облако дыма Хирузен.

Я оценил выбор слов Третьего Хокаге. К несчастью для старика, я всё ещё не получил всю информацию, которую хотел.

— Наруто, все клановые шиноби в какой-то мере родственники, так что не расстраивайся, — поддержал я блондина. Из того, что я на тот момент успел увидеть, Сарутоби не хотел нагло врать, поэтому и молчал, пока не услышал бы утверждение, которое не мог проигнорировать. — Ты же Узумаки, все жё.

Конечно, я не верил, что Наруто мог принадлежать к этому почти вымершему клану. Красные волосы были доминантным признаком, согласно библиотечным источникам. Увлечённости и навыков в фуин я в молодом ученике академии тоже не заметил (Ками, я не был уверен, умеет ли Наруто грамотно писать). А гены в этом мире значили многое — я это уже успел заметить. По внешности Наруто был скорее Яманака, чем Узумаки. К тому же, если включить простую логику: был бы он действительно членом великого клана Водоворота — об этом знали бы все. А если бы его хотели «спрятать», то он никогда бы не носил фамилию этого клана. Скорее, его предки были крестьянами в той деревне и взяли такую же фамилию, как и у хозяев. Такое часто случалось в моём старом мире, а раз так — вполне возможно, что и в этом мире такое поведение встречалось.

Я хотел узнать, относится ли Наруто хоть к какому-нибудь из кланов, но Хирузен, скорее всего, раскусил мою стратегию и промолчал на это очевидно ложное утверждение.

— Узумаки, да… — Блондин был слегка в замешательстве. — Но при чём здесь это?

— А… а ты разве не из клановых? — Сыграл удивление уже я. — Я так подумал из-за твоей фамилии.

Эта политиканская зараза не проронила ни слова и сидела с каким-то одухотворённым выражением лица, демонстрирующим полное принятие ситуации.

Если бы он в открытую отрицал принадлежность Наруто к тем самым Узумаки, я бы мог подтвердить эту закономерность и был бы уверен, что блондин — отпрыск какого-то клана, после нескольких дополнительных подтверждений. Хирузен всегда был хитрой скотиной.

— Был такой клан? — Мой одноклассник весь напрягся. С моей стороны, конечно, немного подло разыгрывать карту “возможных родственников” перед сиротой, но на то я и взрослый душой — ведь совести не имею.

— Да, Наруто, — Хирузен потянулся за своей трубкой и глубоко затянулся табачным дымом. — Когда-то давно они жили в селении, скрытом в Водовороте, и были хорошими друзьями Конохи. Но, к сожалению, их клан канул в лету вместе с деревней.

Сарутоби рассмеялся и потянулся к моей голове. И когда я уже почти достал камень из кармана, он растрепал мне волосы.

— Но, Сора, у тебя отличная фантазия, — сказал он, отсмеявшись.

Я воспринял это как знак, что мне стоит остановиться.

— Это было на поверхности, — решил я не понимать этот знак и продолжил провоцировать Третьего на искренность. — Это ведь просто нелогично — так относиться к Наруто.

— В мире взрослых много нелогичного и непонятного детям, — с лёгкой грустью сказал Хирузен, поднимаясь со своего места. — Вам уже пора по домам. Поздно, а завтра — новый день в академии.

Неплохой способ уйти от объяснений. Наруто, конечно, не проникся и двинулся за Хокаге, засыпая его градом вопросов.

— Но всё же... — почти шёпотом продолжил Сарутоби, отходя от костра. — Детская непринуждённость иногда помогает видеть глубже.

Так я и направился за ними, лишь успев залить огонь водой. Лёгкое сомнение во мне осталось, и, хоть издалека, но я должен был убедиться в безопасности ребёнка этим вечером.

Мне было слегка приятно, что главный политик нашего военного мини-государства хотя бы умеет правильно вставлять слова в предложения. Ожидания у меня были куда хуже — в мире, где всё решает сила, и главными становятся самые-самые сильные, а не умные.

«Старик ушел,

Оставив детей

Думать о прошлом»

Право, никто уже и не услышал продекламированный мной новосозданный стишок. Со временем я научился ценить этот чуждый мне азиатский стиль — своеобразный метод запоминания событий, вызывающих эмоции.