Похождения барда в Скайриме (джен)

Cкайримское утро пришло медленно, словно нежеланный гость, который стучится в дверь, пока ты пытаешься досмотреть последний сон. Первым проснулось небо — тёмно-синее полотно начало светлеть с востока, где горы резали горизонт зубчатой линией. Потом запели птицы — сначала одна, робко, будто проверяя голос после ночи, потом другие подхватили, и вскоре лес наполнился переливчатым хором. Роса висела на каждой травинке, на паутинах между ветвями, превращая их в хрустальные ожерелья. Воздух был холодным и чистым, как родниковая вода — он обжигал лёгкие при первом вдохе, но потом тело привыкало, и каждый глоток становился наслаждением.

Я проснулся от того, что замёрз — костёр догорел до углей, едва тлеющих под слоем пепла. Утгерд спала рядом, повернувшись ко мне спиной, но её рука каким-то образом оказалась на моём плече — тёплая, тяжёлая, успокаивающая. Её волосы растрепались во сне, и несколько прядей щекотали мою шею. Пахло от неё потом, кожей и чем-то сладковатым — может, остатками мёда из фляги.

Осенний лес просыпался вместе с нами. Листья на деревьях уже начали желтеть — не все разом, а пятнами, будто художник пробовал разные оттенки охры и золота. Некоторые уже опали, устилая землю хрустящим ковром. Запахи были густыми, насыщенными: прелая листва, грибы, скрытые под корягами, влажная кора, мох. Где-то журчал ручей — не видно, но слышно, как вода перекатывается по камням. Белка пробежала по стволу сосны, цокая на невидимого соперника. Вдалеке прокричал ястреб — резко, пронзительно, напоминая, что в этом мире я не турист, а часть пищевой цепочки.

Утгерд зашевелилась, потянулась, как большая кошка, и открыла глаза. Увидев, как близко мы лежим, она не отодвинулась — только усмехнулась:

— Доброе утро, златовласый. Спал спокойно? А то всю ночь во сне что-то бормотал.

— Надеюсь, ничего компрометирующего, — ответил я, садясь. — А то вдруг рассказывал тебе все свои тайны.

Она рассмеялась:

— О да, признавался в любви к мамонтам и планах покорения Солитьюда. Очень романтично. Вставай, лентяй. Нам ещё цветы собирать. Аркадия ждёт свои сто огнецветов и горных цветков. А потом — к управляющему за наградой. И я хочу увидеть рожу Авеничи, когда мы притащим голову вожака.

Мы встали, потягиваясь и разминаясь. Тело ныло после ночи на земле, но это была приятная боль — боль приключения, а не офисного кресла. Позавтракали остатками жаренного волчьего мяса, хлеба от фермеров и холодной водой из ручья — она была настолько чистой, что видно было каждый камешек на дне, каждую рыбёшку, мелькающую в тени.

— Огнецвет растёт на полянах, где много солнца, — объясняла Утгерд, пока мы шли по лесу. — А горный цветок — у подножья холмов, где камни. Сто штук каждого — это много, придётся походить.

— Ничего, зато виды красивые, — сказал я, любуясь тем, как солнечные лучи играют в её волосах. — И компания приятная. Хотя мне кажется, цветы от твоего присутствия сами собой в корзину прыгают.

Она фыркнула:

— Сладкоречивый, как придворный скальд. Ещё скажи, что солнце встаёт только ради моих глаз.

— Нет, солнце встаёт, чтобы осветить твой меч, — парировал я. — Иначе как бы враги видели, насколько они обречены?

Утгерд покачала головой, но губы дрогнули в улыбке:

— Дурак. Но остроумный дурак. Это что-то новенькое. Собирай цветы и не отвлекайся на комплименты.

Собирать цветы оказалось медитативным занятием. Огнецвет рос на солнечных полянах — яркие алые лепестки, похожие на языки пламени, с тонким горьковатым запахом. Горноцвет прятался между камней — синие, фиолетовые, белые венчики на крепких стеблях. Мы работали молча, но это была комфортная тишина, когда слова не нужны. Иногда наши руки встречались, когда мы тянулись за одним цветком, и Утгерд уже не отдёргивала свою — наоборот, позволяла касанию длиться секунду-другую дольше необходимого.

— Знаешь, — сказала она, присев на корточки возле особенно красивого куста горноцвета, — я редко хожу с кем-то на охоту. Или вообще куда-то. Привыкла одна. Но с тобой... легко.

— Это комплимент? — спросил я, присаживаясь рядом. — От Утгерд Неукротимой?

— Констатация факта, — буркнула она, но улыбалась. — Не зазнавайся.

К полудню мы набрали нужное количество — две большие связки, пахнущие лугом и горами. Вернулись в Вайтран, грязные, уставшие, но довольные. Город встретил нас обычной суетой: торговцы кричали о своих товарах, дети бегали с палками-мечами, стражники лениво патрулировали улицы.

Драконий Предел высился над городом, как всегда — массивный, неприступный, с флагами, трепещущими на ветру. Мы поднялись по ступеням, кивнули страже и вошли в главный зал. Внутри было тепло от огромного очага в центре, пахло дымом, мясом и немытыми телами — обычный запах средневекового дворца.

Управитель Авеничи стоял у стола с картами, что-то втолковывая молодому писцу. Увидев нас, он поморщился, будто почуял что-то неприятное. Авеничи был типичным имперцем — худощавый, с аккуратно подстриженной бородкой, в дорогой, но практичной одежде. Его взгляд скользнул по нашей грязной одежде, по мешку с волчьими головами, и губы скривились в брезгливой усмешке.

— Что вам нужно? — спросил он тоном человека, которому приходится общаться с чернью по долгу службы. — Если пришли жаловаться на налоги, то...

— Мы пришли за наградой, — перебила Утгерд, бросая мешок на стол. Головы вывалились с глухим стуком, мёртвые глаза уставились в потолок. — Восемь волков, включая вожака. Как и заказывали.

Авеничи отшатнулся, прикрыв нос рукой:

— Уберите это... это безобразие с моего стола! Немедленно!

— Сначала деньги, — сказал я спокойно. — Обещали триста, но мы уничтожили почти всю стаю. По справедливости должно быть больше.

Утгерд подхватила:

— Фермеры говорили, в стае было десять волков. Мы убили больше половины. И вожака в придачу — самого опасного. Пятьсот септимов будет справедливой ценой.

Управляющий побагровел:

— Пятьсот?! Да вы с ума сошли! Я не собираюсь...

— Собираешься, — холодно сказала Утгерд, положив руку на эфес меча. — Потому что завтра стая могла бы растерзать ещё десяток овец. А послезавтра — ребёнка. Мы спасли не только скот, но и жизни. Пятьсот септимов — смешная цена за это.

Авеничи метался взглядом между нами, явно взвешивая, стоит ли связываться с вооружённой нордкой, которая смотрела на него так, будто он уже наполовину мертв. Да и в конце-концов, речь шла о трех сотнях за пять голов, мы же принесли восемь. В конце концов алчность проиграла:

— Хорошо... пятьсот. Но это последний раз, когда я повышаю награду! И уберите эту мерзость с моего стола!

— Конечно уберём, — улыбнулась Утгерд, пряча монеты. — За такие деньги мы готовы даже убрать за собой.

Мы вышли, и я восхищённо покачал головой:

— Ты видела, как он вздрогнул? Думал, ты его прикончишь прямо там.

— Подумывала, — невозмутимо ответила Утгерд. — Надутые чиновники хуже драконов. Те хотя бы честно показывают, что собираются тебя съесть.

— Ладно, пошли к Аркадии. Она хотя бы нормальная.

«Котёл Аркадии» встретил нас запахом трав — сладким, горьким, пряным, дурманящим. Повсюду висели связки сушёных растений, на полках стояли пузырьки с разноцветными жидкостями, в углу булькал котёл с чем-то зелёным и подозрительным.

Аркадия — имперка средних лет с добрым лицом и вечно испачканными в краске от трав пальцами — обрадовалась, увидев цветы:

— О, чудесно! Именно то, что нужно! Свежие, правильно собранные... Вы молодцы. Вот ваши сто септимов, и... подождите.

Она достала два маленьких пузырька с красной жидкостью:

— Зелья здоровья. В подарок. Вы выглядите так, будто вам пригодится. Особенно ты, — она посмотрела на меня. — Первый раз в Вайтране?

— Да, приехал недавно.

— Добро пожаловать. Если нужны будут зелья или просто совет — приходи. Город большой, легко потеряться.

На улице я пересчитал деньги — шестьсот септимов, отличное начало. Половину отдал Утгерд:

— Твоя доля. И ещё сто — мой долг с кулачного боя.

Она взяла деньги, но странно посмотрела:

— Не ожидала, что отдашь. Обычно люди «забывают» о долгах.

— Я не обычный человек, — усмехнулся я. — К тому же, ты спасла мне жизнь вчера. Это дороже денег.

Мы стояли посреди рыночной площади, и я думал, что делать дальше. Оставаться в Вайтране? Вот, уже завел полезное знакомотво, Утгерд явно намерена продолжить наше знакомство, да и воин она явно получше моего. В голове зрел план — Коллегия Бардов в Солитьюде. Это явно известное и уважаемое учреждение здесь, в отличии от старого Скайрима, где на Коллегию просто забили(хоть и исправили частично в Epic edition). Будет познавательно познакомиться с более опытными местными коллегами. Да и на местных инструментах я играть не умею, можно, конечно, и самому научиться, но под опытным руководством будет явно попроще. Ну и Солитьюд столица, как не крути, в столице всегда будет больше возможностей. Вайтран был хорош, но меня звала дорога приключений. Но пока говорить об этом Утгерд не стоило — сначала нужно всё обдумать. А там, может быть она согласится составить мне компанию в столице?

— Какие у тебя планы? — спросила она, будто читая мои мысли.

— Пока никаких, — ответил я. — Может, ещё одно задание найдём. А пока... как насчёт отметить удачную охоту? Ты же обещала провести мне экскурсию по местным питейным заведениям, разве нет?

— Теперь говоришь дело, — усмехнулась Утгерд. — Пошли в «Гарцующую кобылу». У них лучший мёд в городе.

Вечером в «Гарцующей кобыле» мы заняли стол у очага. Утгерд заказала бутылку нордского мёда — густого, золотистого, с ароматом луговых трав и диких цветов. Первый глоток обжёг горло сладким огнём, второй согрел живот, а третий размягчил напряжение в плечах. Да, это явно не химическую водку бухать или Мистер Сидр там какой-нибудь.

— За волков! — провозгласила Утгерд, поднимая кружку. — И за то, что мы богаче на шестьсот септимов!

— За волков, — согласился я. — И за лучшего проводника в Скайриме.

— Проводника? — она рассмеялась. — Я воин, а не проводник.

— Тогда за лучшую воительницу, которая согласилась провести барда по лесам.

Мы выпили, и Утгерд придвинулась ближе. В тавернe было шумно — другие посетители праздновали свои победы, бард в углу пел о драконах, кто-то громко спорил о политике. Но наш столик казался островом тишины среди этого хаоса.

— Знаешь, — сказала Утгерд, наливая ещё, — я думала, ты сбежишь после первого же волка. Барды обычно... хрупкие.

— А я думал, ты меня прикончишь после первой же шутки, — ответил я. — Нордские женщины обычно не любят острословие.

— Кто тебе такое сказал? — она наклонилась ближе, и я почувствовал аромат её волос — мёд, дым от костра и что-то чисто женское. — Мы любим острословие. Просто не любим пустую болтовню.

— А моя болтовня не пустая?

— Твоя... интересная. — Её голос стал тише, интимнее. — Ты не похож на других бардов. Они все одинаковые — сладкие речи, слабые руки, тряпичные мечи. А ты... ты дерёшься, как воин. И говоришь, как... как тот, кто что-то видел в жизни.

Мёд делал своё дело — не только согревал, но и развязывал языки. Утгерд смотрела на меня через край кружки, и в её взгляде плясали опасные искорки. Она была красива той дикой красотой, которая обещала и наслаждение, и опасность.

— Ты тоже не похож на других мужчин, — сказала она, облизывая губы после глотка мёда. — Большинство смотрят на меня и видят только воина. Или только бабу в доспеха. А ты... ты меня воспринимаешь такой, какая я есть на самом деле.

— Потому что ты воин. Но остаешься девушкой, — ответил я, не отводя взгляда. — Сильной, опасной, но всё равно девушкой. И очень... аппетитная.

Она рассмеялась — низко, хрипло:

— Аппетитная? Разве я пирожок с рынка?

— Ты единственное блюдо, которое я сейчас хочу попробовать.

Её щёки слегка порозовели, но взгляд стал ещё более дерзким:

— Осторожнее, златовласый. От таких слов женщина может подумать, что ты не только песни петь умеешь.

— А что ещё я умею, по-твоему?

— Не знаю, — она наклонилась ближе, и я почувствовал её дыхание на своём лице. — Но очень хочется выяснить.

Мы сидели, держась за руки, и мир вокруг будто исчез. Только треск огня, тёплый свет свечей и её глаза — голубые, как зимнее небо, но в них плясали золотые искорки.

— Расскажи мне о себе, — попросила она. — Настоящему. Откуда ты? Что с тобой было до Вайтрана?

Я задумался. Правду сказать нельзя — кто поверит? Но и лгать не хотелось.

— Я из очень далёких мест, — начал я осторожно. — Там всё иначе. Люди живут в огромных городах, работают не руками, а... умом. Сражаются не мечами, а дипломатией и законами. Там нет драконов, почти нет магии, и все проблемы решают золотом, а не кровью. Но если доходит до войны, мы стираем целые города благодаря нашему оружию, которое разит на расстоянии значительно большем, нежели полет стрелы или заклинания.

— Звучит скучно, — сказала Утгерд, но слушала внимательно. — Но и страшно одновременно.

— Очень скучно. Поэтому я и ушёл. Искал приключений, настоящей жизни. И нашёл... больше, чем рассчитывал.

— Ты нашёл меня, — сказала она с лукавой улыбкой. — Это определённо больше, чем ожидал любой разумный человек.

— Это лучшее, что со мной случилось в Скайриме, — ответил я искренне.

Утгерд покраснела — слегка, но в свете огня это было заметно.

— Льстец, — пробормотала она. — Но... приятный льстец.

Она подвинулась ещё ближе, и теперь наши бёдра соприкасались. Мёд делал своё дело — растворял границы, смягчал жёсткость, которой Утгерд обычно окружала себя, как доспехами.

— В моём мире, — продолжил я, — женщины не умеют обращаться с мечом. Они мягкие, беспомощные. А ты... ты как валькирия из старых легенд. Красивая и смертоносная.

— Красивая? — переспросила она, и в голосе прозвучало что-то уязвимое. — Я же... я не похожа на придворных дам. Руки в мозолях, шрамы, мускулы...

— Ты прекрасна, — сказал я, поднимая её руку к губам и целуя костяшки пальцевб постепенно поднимаясь выше. — За каждым шрамом — своя история. За каждой мозолью — сила. Ты живая, настоящая. А красота... красота не в нежности. Красота в страсти.

Она смотрела, как я целую её руку, начиная дышать все чаще и чаще. Между нами повисло напряжение — густое, как мёд, горячее, как очаг. Она положила руку мне на бедро, и даже через кожу штанов я чувствовал жар её ладони.

— Знаешь, — сказала она, подавшись ещё ближе, так что наши губы почти соприкасались, — я редко приглашаю мужчин к себе. Но сегодня... сегодня особенный день.

— Чем же он особенный?

— Тем, что я встретила барда, который дерётся, как берсерк, — она провела пальцем по моей груди, — и смотрит на меня так, будто готов меня съесть.

— Может, я и правда готов.

Бутылка мёда опустела, но мы не спешили расходиться. Таверна постепенно пустела — одни посетители уходили домой, другие валились спать прямо на столах. Бард в углу закончил песню и начал собирать лютню.

— Тогда пойдём, — сказала она, резко вставая. — И посмотрим, что ты умеешь кроме красивых слов.

Она схватила меня за руку и потянула к лестнице. Мёд расслабил меня, но её настойчивость по настоящему возбуждала. Мы поднялись на второй этаж, и она толкнула дверь своей комнаты.

— Внутрь, — приказала она тоном, который не терпел возражений.

Комната была маленькой — кровать, стол, стул, оружейная стойка в углу. Но сейчас меня интересовала только кровать... и Утгерд, которая закрывала дверь на засов.

— Ну что, златовласый, — сказала она, поворачиваясь ко мне с хищной улыбкой, — покажешь, на что способен?

Прим. автора — наверное будет эпизод 3.5, если понимаете о чем я. Но потом, и на другой платформе, потому что мне не нужен значок 18+.