Тайна «Болотных Елей» (джен)

Малая столовая оказалась вовсе не такой уж и малой. Это был вытянутый зал с высоким, утопающим во мраке потолком, способный вместить не меньше трёх десятков гостей. Сейчас же длинный, отполированный до зеркального блеска стол из чёрного дерева был сервирован лишь на две персоны. Два высоких канделябра, установленные на столе, щедро роняли слезы воска, но их дрожащего пламени едва хватало, чтобы разогнать зловещий мрак, сгустившийся по углам. В огромном камине не горел огонь, и оттуда тянуло холодом и запахом сажи.

Анна спустилась по скрипучей лестнице и замерла на пороге, обнаружив за столом лишь одну Басю. Ее фигура в светлом платье казалась маленьким, одиноким островком в этом океане темноты. Стол был накрыт, на блюдах стояли холодные закуски, в хрустальном графине рубином горело вино, но слуг нигде не было видно.

Заметив замешательство гостьи, Бася кривовато улыбнулась.

— Прошу к столу, Аннушка. Не ждите Бронислава и Ядвигу. Они тоже не ночуют в «Елях».

Эта информация, брошенная как бы невзначай, ударила Анну, словно пощёчина. Кучер, дворецкий, экономка... Никто из прислуги не остаётся в этом доме на ночь. Значит, они вдвоём. Совершенно одни. Она и эта девушка, чьё настроение меняется так же стремительно, как тени от свечей на стенах. В этом огромном, жутком, больном доме. Ледяная волна страха пробежала по ее спине, вызвав нервную дрожь. Остаться здесь, один на один со странной Басей...

Однако годы, проведённые в обществе, и опыт, полученный рядом со Штольманом, научили ее владеть собой. Анна заставила себя улыбнуться и, плавной, уверенной походкой пройдя через зал, села напротив хозяйки.

— Какая у вас восхитительная тишина, Варвара. После варшавского шума — это просто бальзам для души.

Первые полчаса ужина они вели именно такую, пустую и непринуждённую светскую беседу. Обсудили последние театральные премьеры, посплетничали об общих варшавских знакомых с бала, похвалили вино. Анна почти уверила себя, что все ее страхи — лишь плод усталости и разыгравшегося воображения.

Внезапно Варвара отставила свой бокал. Она подалась вперёд, и в полумраке ее глаза вспыхнули каким-то темным, лихорадочным огнём. Вся ее напускная весёлость исчезла, словно сброшенная маска.

— Аннушка, — начала она тихо, но настойчиво, — я ведь пригласила вас сюда не только ради приятной компании.

Она пристально смотрела на Анну, и этот взгляд заставил Миронову внутренне напрячься.

— Я читала о вас, — продолжала Бася. — В газетах. О вашем удивительном даре. О том, что вы... медиум. И я знаю, что мадмуазель Миронова не раз помогала полиции в своём Затонске. И даже работала вместе со следователями из столицы….

Анна на мгновение замерла, поражённая такой осведомлённостью. Однако она быстро справилась с изумлением, отложила вилку и спокойно встретила взгляд хозяйки дома.

— К чему вы ведёте, пани Сикорская?

Бася криво улыбнулась, но в этой улыбке не было и грамма веселья.

— Я хочу попросить у вас помощи, — одними губами прошептала она.

XXX

Анна искренне удивилась. Она ожидала чего угодно: просьбы одолжить денег, помочь уладить какой-нибудь деликатный светский курьёз, но не этого. Просьба о помощи здесь, в этой глуши, от хозяйки этого странного дома, звучала абсурдно и тревожно.

— Помощи? — переспросила она, осторожно подбирая слова. — Варвара, я, право, не понимаю. Чем же я могу вам помочь?

Внезапно лицо Баси исказилось коротким, злым спазмом. Она стукнула по столу ладонью — негромко, но так резко, что пламя свечей дрогнуло.

— Не стоит прибедняться, Аннушка! — прошипела она. — Или вы думаете, я позвала вас сюда из-за ваших прекрасных глаз? Слухи бегут быстрее поездов. Всем известно, что вы умеете «видеть незримое».

Обвинение было столь прямым и неожиданным, что Анна на миг потеряла самообладание. Она почувствовала, как краска бросилась ей в лицо. Однако, взяв себя в руки, она выпрямила спину и спокойно встретила горящий взгляд хозяйки.

— Хорошо, — ровным тоном произнесла она. — Объясните тогда, в чем собственно дело и чем, по-вашему, я могу помочь.

Бася криво улыбнулась, ее гнев, похоже, иссяк так же быстро, как и вспыхнул, оставив после себя лишь горькую усталость. Она протянула руку к своему бокалу с вином, но в последний миг, уже коснувшись пальцами холодной ножки, передумала и отдёрнула руку.

Полька сумрачно, исподлобья, взглянула на Анну.

— Над «Болотными Елями» висит проклятие, — тихо, но отчётливо произнесла она. — Все началось давно. С Вольдемара. Моего покойного отца. Он был известным человеком... в определённых кругах… путешественником, коллекционером. Собирал по всему свету разные диковинки.

Бася медленно поднялась из-за стола, ее силуэт вытянулся на фоне темных стен.

— И, если вы, Анна, не слишком устали и пожелаете немного пройтись, я покажу вам его удивительную коллекцию. — Она сделала паузу, и ее губы исказила гримаса, полная ненависти и отчаяния. — Будь она проклята!

XXX

Варвара решительным жестом взяла со стола один из тяжёлых серебряных канделябров. Три свечи, трепеща, бросили пучок дрожащего света на ее бледное, сосредоточенное лицо. Не говоря ни слова, она направилась к неприметной двери в дальнем конце столовой. Анна молча последовала за ней.

Девушки оказались в длинном, узком коридоре, который, казалось, не видел света со дня постройки дома. Воздух здесь был ещё более спёртым и холодным. Бася шла впереди, высоко подняв канделябр. Пламя выхватывало из темноты лишь небольшие участки пространства: потрескавшийся паркет, потемневшие от времени дубовые панели стен, изредка — портрет какого-нибудь сурового предка Сикорских, чей взгляд, казалось, с укоризной следил за ними из мрака.

Гротескные, искажённые тени плясали на стенах и потолке, следуя за каждым их шагом. Тень Баси, вытянувшаяся и огромная, бежала впереди, словно зловещий авангард, а тень самой Анны, причудливо изломанная, следовала по пятам, будто пытаясь схватить ее.

Этот проклятый особняк действовал Анне на нервы. Она с тревогой осматривалась по сторонам, и знакомое уже, леденящее чувство чужого присутствия вернулось с новой силой. Казалось, кто-то невидимый движется рядом, в непроглядной темноте коридора, и его пристальный, нечеловеческий взор ощущался почти физически — как холодное прикосновение к затылку.

Миронова уже сто раз успела пожалеть, что поддалась минутной слабости и согласилась посетить «Болотные Ели». Страх был липким, неприятным, но отступать было не в ее натуре. Она упрямо сжала губы, расправила плечи и заставила себя смотреть прямо перед собой, на спину своей таинственной проводницы. Будь что будет, но она не покажет этой девушке, до какой степени ей жутко.

Они миновали несколько закрытых дверей, поднялись на несколько ступеней, и коридор оперся в массивную, окованную железом дверь.

— Мы на месте, — наконец объявила Бася Сикорская, ее голос гулко разнёсся под сводами. Она остановилась и обернулась к Анне, и в сияние свечей ее глаза блестели странно и лихорадочно. — Кабинет отца. И его маленький частный музей.

XXX

Тяжёлая дубовая дверь поддалась с протяжным, мучительным скрипом, будто потревоженный дух старого дома издал надрывный стон. Бася шагнула внутрь, и Анна последовала за ней, тотчас окунувшись в густой, пряный и слегка сладковатый запах экзотических пород дерева, пыли и чего-то ещё — неуловимо тревожного, напоминающего запах старой крови.

Кабинет Вольдемара Сикорского был полной противоположностью остальному дому. Если в холле и коридорах царило запустение, то здесь, казалось, яблоку негде было упасть. Пространство было загромождено вещами. Дрожащий свет трёх свечей выхватывал из полумрака поистине причудливые, а порой и ужасающие предметы. На стенах, рядом с потускневшими картами мира, висели ритуальные маски с оскаленными ртами и пустыми глазницами; в застеклённых шкафах поблёскивали кривые ритуальные ножи и наконечники копий, украшенные перьями; на полках стояли глиняные идолы, уродливые фигурки божков и иссохшие, сморщенные головы размером с кулак.

Вся эта дикая, варварская атрибутика выглядела здесь чужеродно и жутко. Эти предметы, рождённые под палящим солнцем далёких континентов, совершенно не вязались с медленно угасающим аристократическим гнездом посреди белорусских болот.

Анна медленно шла по кабинету, внимательно осматриваясь. Ее острый взгляд быстро уловил определённую закономерность.

— Почти все это из Африки, — произнесла она скорее для себя, чем для Баси. — Западноафриканские культы, шаманские амулеты... Все это относится к религиозным верованиям и ритуалам.

— Да, — с горечью в голосе подтвердила Бася, ставя канделябр на заваленный бумагами письменный стол. — Мой отец не просто коллекционировал это. Он был буквально помешан на всякой чертовщине. Шаманизм, вудизм и прочая гнусная ересь...

На последних словах Варвара заметно содрогнулась, обхватив себя руками, словно от озноба. Этот жест не ускользнул от внимания Анны.

— Так в чем же кроется проклятие рода Сикорских? — прямо спросила она, останавливаясь напротив хозяйки. — В этих языческих фетишах? Или дело в чем-то ином?

Бася медленно подняла на неё взор. В ее темных глазах не было прежней лихорадочности, лишь глубокая, смертельная усталость и тень застарелого страха.

— С этим не стоит шутить, Аннушка, — тихо, но веско произнесла она. — Ни одной минуты.

XXX

Варвара отошла от стола и подошла к огромному, запылённому глобусу, стоявшему в углу. Она медленно провела пальцем по его поверхности, словно стирая пыль с собственных воспоминаний.

— Мои родители, Вольдемар и Изабелла, не любили друг друга, — начала она нехотя, словно через силу выдавливая из себя слова. — Их брак был союзом двух старинных, но почти угасших шляхетских родов. Способ поправить дела, объединить земли... своего рода скрещивание. — Бася зло усмехнулась, не оборачиваясь. — Как вязка у породистых животных, чтобы сохранить чистоту крови.

Она замолчала, обводя кончиком пальца контуры африканского континента.

— Однако они жили в согласии. Просто каждый жил своей жизнь. Отец, одержимый своими древностями, вовсю тратил остатки фамильного капитала, разъезжая по самым диким уголкам планеты. А матушка... она была очень красивой женщиной. И утешалась тем, что слыла желанной гостьей в лучших салонах Петербурга, Москвы, Варшавы, Парижа... — В ее голосе прозвучала нотка горечи. — Правда, все это не помешало им прижить четырёх дочерей.

— Четырёх дочерей? — изумлённо вырвалось у Анны.

Бася резко обернулась. Ее лицо исказила гримаса такой мучительной боли, что Анна невольно отшатнулась. Полька кивнула.

— Вы не ослышались, Анна, — буркнула она. — У меня было трое сестёр. Они... они исчезли.

— Исчезли?! — Анна почувствовала, как холод пробежал по ее коже, несмотря на душную атмосферу кабинета. — Но... где же? Как?

— В этом доме! — мрачно бросила Варвара, и в ее темных глазах вновь заплескался тот давний, первобытный ужас. — Не перебивайте меня! — почти крикнула она. — Разве не видите, как мне тяжело об этом говорить...

Анна тут же сделала шаг вперёд.

— Простите, Варвара. Простите, я не хотела...

Бася махнула рукой, отгоняя извинения, и вновь отвернулась к глобусу.

— Дело в том, — продолжила она уже более ровным голосом, — что со временем отец окончательно рехнулся на своей мистике. Если раньше он хоть иногда бывал дома, то теперь почти круглый год пропадал в экспедициях. Однажды... он вернулся из Нового Света. И был не один.

Варвара помолчала, словно подбирая слова.

— Он привёз с собой ее... Софию.

— Софию? — тихо переспросила Анна.

— Да. Он привёз с собой маленькую, славную Зосю, — с какой-то затаённой ненавистью процедила Бася. — Мулатку. Своего ублюдка... незаконнорождённую дочь.

XXX

— Разумеется, моя мать и мы, ее дочери, не могли принять этот плод греховной любви, — с вызовом продолжила Бася, поворачиваясь к Анне. Ее губы тронула кривая усмешка. — Хотя, нужно признать, Зося была на диво хороша. Ей тогда было лет пятнадцать, не больше. Эдакая варварская царица... маленькая, гибкая, с гладкой, почти светлой кожей... но все равно в ней ощущалось что-то дикое, страстное и первобытное! Мы ее все возненавидели! Особенно наша матушка. Она едва могла выносить вид этой... грязной черномазой. Да и мы с сёстрами особо ее не жаловали. Возможно, поэтому Зося и превратилась в такую злую буку, вечно таящуюся от всех... — нехотя признала Сикорская.

Она замолчала, и ее взгляд устремился в тёмный угол кабинета, словно она видела там призрак былого.

— Девчонка вечно отсиживалась в своих комнатах и что-то пела себе под нос. Что-то заунывное и дикарское. От ее пения не то что у слуг, — а их тогда было гораздо больше в доме, чем сейчас, — у нас всех волосы дыбом становились. Один только отец замирал, слушая ее вой. Он говорил, что Зося — непростая девушка, а дочь великой жрицы Вуду, дескать, ей от матери передались разные такие штуки... колдовство, одним словом. — Улыбка Баси стала почти безумной. — Папенька повстречал мать нашей дикарки где-то на Гаити и, говоря о ней, всегда восхищался ее красотой, говорил, что в ее жилах текла не только негритянская, но и французская, и индейская кровь... И это при живой-то жене! — Лицо Баси побледнело от гнева. — Разумеется, моя матушка едва могла терпеть это, с трудом сдерживая свой гнев. Лишь шляхетское воспитание и мы с сёстрами не позволяли ей бросить отца и навсегда уехать из этого родового гнезда.

А затем папенька уехал куда-то в Южную Америку. И не вернулся. Нас лишь через полгода известили, что он заразился то ли лихорадкой, то ли... ещё какой дрянной болезнью и скоропостижно скончался... Итак, мы остались одни. Разумеется, маменька перво-наперво выгнала эту черномазую. До сих пор помню жалобные вопли и причитания Зоси, когда ее выставили за порог. Она очень просила остаться, буквально валялась у моей матери в ногах, но та была непреклонна. Моя матушка погнала ее взашей, заявив, что ублюдок может убираться куда захочет, хоть к старому Демьяну на болото...

— Демьяну? — переспросила Миронова. — А это ещё кто такой?

— А! — отмахнулась Сикорская. — Один полубезумный старик. Местные крестьяне считают его знахарем и травником, едва ли не колдуном... Зося часто к нему бегала. Старик привечал ее. Люди говорили, что часто видели их обоих, бродящих по болотам. Кстати, именно Демьян и сообщил нам, что... наша «любимая сестрёнка» сгинула. Утонула в болоте... Да перед смертью прокляла нас!

Глаза Сикорской загорелись диким, почти безумным светом.

— Да, пани Миронова, не удивляйтесь! Мерзавка таки отомстила нам, наложив какое-то своё варварское проклятие на наш род! Сперва исчезла матушка... затем мои несчастные сестры... и вот осталась одна я!

Бася стремительно подошла к остолбеневшей Анне и мёртвой хваткой вцепилась ей в руку. Ее пальцы были холодны как лёд.

— Мой час близок, милая Аннушка! — зашептала она, и ее горячее, прерывистое дыхание коснулось щеки Анны. — Вскоре... оно придёт и за мной! Спасите меня! Прошу!

XXX

Анна осторожно высвободила свою руку из ледяной хватки Варвары. Ее мольба, отчаянная и безумная, повисла в затхлом воздухе кабинета.

— Но как я могу помешать проклятию? — изумлённо произнесла Миронова, делая шаг назад. — Варвара, поймите, я медиум, а не волшебница. Я могу чувствовать... видеть... но я не сражаюсь с призраками и не снимаю родовые порчи.

— Я не прошу от вас ничего сверхъестественного! — горячо и быстро зашептала Бася, в ее голосе звенели слезы. — Дело в том... дело в дате! Моя матушка... она исчезла именно в конце лета. В сегодняшний день... — глаза Сикорской лихорадочно блестели. — А через год, день в день... исчезли все три мои сестры... разом!

— Но зачем вы тогда приехали сюда? В это захолустье? — не выдержала Анна. — Не разумнее ли было остаться в Варшаве? Подальше от этого места!

— Ach, to wszystko bzdury[1]! — от волнения перешла на польский Бася. — Проклятие найдёт меня и там, в Варшаве, в Париже, где угодно! Оно не в стенах, оно в крови! Но... — девушка вновь подалась вперёд, заглядывая Анне в глаза с отчаянной мольбой, — но если вы... если вы, с вашим даром, побудете со мною... В моей комнате. Этой проклятой ночью. Всего лишь до рассвета... Я уверена, ваше присутствие, ваш свет... он сможет отогнать тьму! Я уверена, проклятие будет снято!

Миронова задумалась. Все это звучало, как горячечный бред сумасшедшей. Рассказ о проклятии, об исчезнувших сёстрах, о мести незаконнорождённой мулатки... Любой здравомыслящий человек счёл бы это выдумкой напуганной, одинокой девушки. Но, с другой стороны, Анна не могла отрицать очевидного факта: с «Болотными Елями» что-то было не так. Этот особняк был буквально пропитан чем-то угрюмым, зловещим и враждебным. Ее собственная интуиция кричала об опасности с той самой минуты, как она увидела его в багровых лучах заката.

Она посмотрела на дрожащую, сломленную девушку перед собой. Оставить ее одну этой ночью, наедине с ее страхами, реальными или воображаемыми, было бы жестоко. А бежать самой, поджав хвост, — трусливо.

— Хорошо, — наконец медленно произнесла Анна, и Бася издала судорожный вздох облегчения. — Эту ночь я проведу в вашей спальне. — Анна позволила себе слабую, ободряющую улыбку. — Уверена, что поутру мы вместе посмеёмся над нашими ночными страхами.

[1]Ах, все это глупости! (польск.).