Эй, Знахарь, скажи хоть что-нибудь (гет)

План созревал в сарае, как дикий виноград на солнце — медленно, но верно наливаясь соком решимости. Тейлз, чья нога заживала с поразительной скоростью (отчасти благодаря мазям Тня, отчасти благодаря собственной молодости), чертил на грифельной доске схемы патрулей бадников, которые успел запомнить. Соник предлагал один дерзкий вариант за другим: поджечь вышку, устроить диверсию на золотом прииске, вызвать Эггмана на дуэль посреди main street.

— Он не выйдет, — хриплым голосом произнёс кто-то с порога.

Все трое вздрогнули. В дверях, сгорбившись под грузом собственного выбора, стоял Кноклз. Его кулаки были сжаты, а взгляд упрямо устремлён в землю.

— Он трус. Он никогда не рискует там, где можно послать кого-то другого. Например, меня.

Соник медленно поднялся, его рука не потянулась к кольту, но осталась на опасной близости от него.

— Зачем пришёл, Кноклз? Пришёл выполнять приказ? Забрать нас?

— Пришёл сказать, чтобы вы убирались отсюда, пока живы, — угрюмо пробурчал еж. — Ваши сараи уже пахнут подрывником и глупостью. Он знает, что ты вернулся, Соник. И знает про лисичонка. Он уже готовит вам ловушку.

— А ты поможешь ему? — прямым текстом спросил Соник.

Кноклз поднял глаза. В них бушевала буря из стыда, злости и бессилия.

— Я должен! — выкрикнул он. — Если я не сделаю этого, он сожжёт Грин Хиллз дотла! Он привезёт какие-то новые машины, огромные... Он называет их «робо-мобы». Они перепашут всё, включая холмы! Ради чего ты всё это затеял? Ради славы? Ради мести?

— Ради тебя, болван! — огрызнулся Соник, делая шаг вперёд. — Чтобы снять с тебя это клеймо, которое ты сам на себя повесил! Ты думаешь, играя в его игры, ты их спасаешь? Ты лишь даёшь ему время стать сильнее!

Между бывшими друзьями пробежала искра. Они стояли нос к носу, два ежа, разделённые предательством, которое не было предательством.

И тут тихий, спокойный голос Тня разрезал напряжённую тишину:

— Ваша драка бессмысленна. Вы смотрите на разные стороны одной монеты. Один видит жертв сегодня, другой — жертв завтра. Эггман играет на этом.

Он вышел из тени, его красные глаза холодно сияли.

— Есть иной путь. Не сила, не ярость. Точность. Информация.

Тень объяснил свой план. Он был безумным, рискованным и блестящим. Эггман, как и любой тиран, был параноиком. Всё самое ценное — чертежи, планы, запасы золота — он хранил не на ранчо, а в сейфе, спрятанном прямо в его офисе в шерифском участке. Кноклз, как начальник охраны, знал расписание патрулей и время, когда Эггман обычно отлучался на прииск. Тейлз, с его навыками, мог взломать любой замок. Соник — быть приманкой и обеспечить быстрый отход. А сам Тень... Тень знал кое-что о машинах Эггмана. У него был прибор, который мог на время отключить всех бадников в радиусе мили, создав окно возможностей. Но для этого нужен был доступ к главной вышке связи. Туда мог пробраться только Кноклз.

Все смотрели на Кноклза. Он молчал, смотря на свои руки — руки, которые должны были защищать, а теперь лишь подчинялись.

— Если мы сделаем это, — тихо сказал он, — он уничтожит всё.

— Если мы не сделаем этого, он уничтожит всё медленно и мучительно, — парировал Соник. — Давая тебе иллюзию выбора. Это не защита, Кноклз. Это соучастие.

Кноклз закрыл глаза. Он видел лица людей Грин Хиллз — испуганные, озлобленные, презирающие его. Он видел холмы, которые дали ему имя. Он видел насмешливую физиономию Эггмана.

— Хорошо, — выдохнул он, и это слово будто сняло с него многопудовую тяжесть. — Я помогу. Но если что-то пойдёт не так...

— Тогда мы будем драться вместе, — твёрдо сказал Соник. — Как и должно было быть.

В ту ночь в сарае на отшибе Грин Хиллз родился не план ограбления. Родился отряд сопротивления. Во главе с безрассудным ковбоем, гениным механиком, неуловимым знахарем и стражем, решившимся, наконец, перестать охранять тюрьму и начать охранять людей.