Эй, Знахарь, скажи хоть что-нибудь (гет)

Солнце в прерии было безжалостным, как взгляд проигравшего в покер. Оно выжигало всё до тла, превращая сочную траву в жухлую, серо-жёлтую пыль, которая висела в воздухе густой пеленой, забиваясь в нос и скрипя на зубах. По этой выжженной земле, по тропе, больше похожей на змеиную кожу, вёл своего усталого скакуна ёж Соник.

Его некогда ярко-синие иглы поблёкли под слоем дорожной грязи и пыли, красные кроссовки были исхлёстаны до дыр, а белые перчатки потемнели и порвались на костяшках. Но не сгибалась его спина и не тускнели глаза, упрямо смотрящие на линию горизонта, где из марева должны были вот-вот появиться знакомые холмы. Грин Хиллз. Дом. Словно марево, туманное и далёкое, вспоминался ему последний год. Неожиданная золотая лихорадка в горах, набег банды Эггмана, разграбление городка, разбитые надежды и его собственное бегство. Он ушёл, чтобы найти способ всё исправить. И вот он возвращался. Не с золотом, но с тяжёлым сердцем и пустыми руками.

Внезапно его скакун, жалкий мустанг по кличке Пыль, фыркнул и встал как вкопанный. Соник натянул поводья, его уши уловили едва слышный стон, донесшийся из придорожных зарослей кактусов. Рука сама собой легла на рукоять кольта на бедре. В этих краях любая ловушка могла оказаться смертельной. Осторожно, беззвучно спрыгнув с седла, он двинулся на звук.

Раздвинув колючие ветки, он увидел его. Лисица, почти мальчишка, в потрёпанном жилете и с потертой шляпой, сжавшийся от боли на земле. Его рыжий мех был испачкан пылью, а на ноге, чуть выше сапога, краснело свежее клеймо — буква «R», выжженная калёным железом. Знак банды Роботника. Соник стиснул зубы. Он знал, что означала эта метка. Так клеймили тех, кто осмеливался перечить банде, тех, кого считали предателями или просто хотели помучить.

— Эй, парень, — тихо сказал Соник, опускаясь на колени рядом. — Как дела?

Лисица лишь застонал в ответ, его дыхание было прерывистым и хриплым. Соник достал из седельной сумки флягу с водой и тряпку. Осторожно промывая рану, он увидел, что ожог был глубоким и уже начинал воспаляться. Без помощи парень мог и не выкарабкаться.

— Держись, — пробормотал Соник, больше для себя, чем для него. — Всё будет в порядке.

Он работал молча, быстро и эффективно, как привык за долгие месяцы скитаний. Наложил чистую повязку, дал глотнуть воды. Лисиц наконец пришёл в себя, его зелёные глаза, полные боли и страха, уставились на Соника.

— Они... они забрали всё, — прошептал он, и голос его сорвался. — Схватили меня, когда я вёз лекарства для городка... Сказали, что это урок для всех, кто думает им перечить.

— Знаю, — хмуро ответил Соник. — Я их тоже знаю. Очень хорошо.

Он помог лисицу подняться и подвести к Пыли. Тот, флегматично жевавший колючку, даже не удивился дополнительному грузу.

— Как звать-то? — спросил Соник, уже собираясь снова двинуться в путь.

— Тейлз, — ответил лисиц, с трудом усаживаясь в седле. — Мiles Prower. Но все зовут Тейлз. А тебя?

Соник вскочил в седло перед ним, взял поводья в свои забинтованные руки.

— Соник. Просто Соник.

Они тронулись, оставляя за собой клубы пыли. Двое потерпевших крушение на жизненном пути, нашедшие друг друга в бескрайней, безжалостной прерии. А впереди, на горизонте, уже проступали знакомые очертания холмов. Холмов, которые, как знал Соник, уже не были прежним тихим домом.

Грин Хиллз встретил их не колокольным звоном и не радостными возгласами, а гнетущей, зловещей тишиной. Воздух, некогда напоённый ароматом полевых цветов и свежеиспечённого хлеба, теперь отдавал гарью, пылью и запахом машинного масла. По главной улице, мимо покосившихся салунов и заколоченных магазинов, вместо ковбоев и фермеров патрулировали странные механические создания на колёсах — бадники. Их металлические корпуса блестели на солнце, а оптические сенсоры равнодушно скользили по пустынным тротуарам.

На самом въезде в городок возвышалась новая постройка — высокая деревянная вышка, с которой открывался вид на все окрестности. На её вершине, опираясь на перила, стоял тот, кого Соник надеялся не увидеть. Еж Кноклз. Его некогда гордая осанка сменилась настороженной стойкой, а в глазах, всегда таких ясных и прямых, читалась усталость и затаённая злоба. На его жилете красовалась такая же нашивка, как и на бадниках — зловещая эмблема Эггмана.

Соник остановил Пыля в тени одного из уцелевших зданий, жестом велев Тейлзу молчать. Он наблюдал, как Кноклз спускается с вышки и грубым движением отталкивает старого енота, пытавшегося что-то ему сказать. Сердце Соника сжалось. Его друг, хранитель холмов, ставший надсмотрщиком у узурпатора.

— Он... он один из них? — тихо спросил Тейлз, сжимая край седла.

— Нет, — резко ответил Соник. — Он не мог. В этом что-то не то.

Они прокрались задними улицами, к старому сараю на отшибе, который когда-то служил Сонику укрытием. Внутри пахло сеном и пылью, но здесь было безопасно. Устроив Тейлза на стоге сена и убедившись, что за ним не идут по пятам, Соник вышел. Ему нужно было узнать, что произошло.

Его старая знакомая, розовая дикая свинка Эми Роуз, владелица местной закусочной, чуть не расплакалась, увидев его в задней комнате своего заведения. Её рассказ был горьким и безнадёжным. Эггман, назвавший себя Шерифом, пришёл с людьми и машинами, пообещав порядок и процветание. Он нашёл в горах золото и объявил его своей собственностью. Тех, кто сопротивлялся, — клеймили или изгоняли. Кноклз... Кноклз пытался бороться. Но Эггман пригрозил сравнять с землёй сам городок и холмы, которые ёж считал своим домом и долгом. И Кноклз сломался. Он согласился служить Шерифу, став его правой рукой и козлом отпущения, надеясь хоть как-то защитить людей от полного уничтожения.

— Он ненавидит каждый свой день, Соник, — шептала Эми, вытирая руки о фартук. — Он как в клетке. Все его ненавидят, а он молчит и терпит. Ради нас.

Соник вышел из закусочной с камнем на душе. Он шёл по задворкам, и его глаза искали единственное спасение — знахаря. В этом закоулке Дикого Запада докторов не было. Были знахари. Травники, мистики, люди, знавшие тайны природы лучше любого лекаря. И здесь, в Грин Хиллз, жил один такой. Его звали Тень. Говорили, он пришёл из ниоткуда, что он знает секреты древних и может вылечить любую хворобу. Но был угрюм, нелюдим и брался за работу только за золото или за особые услуги.

Лачуга знахаря стояла на самом краю town'a, у подножия холмов. От неё пахло сушёными травами, дымом и чем-то ещё, металлическим и странным. Соник постучал в дверь, сняв шляпу.

Дверь отворилась бесшумно. На пороге стоял тот, кого он искал. Еж, но совсем не такой, как он. Тень был одет в чёрное, его красные глаза холодно оценили Соника с ног до головы.

— Чего надо? — его голос был низким и безэмоциональным, как скрип двери в заброшенном доме.

— Одному парнишке плохо. Клеймо Эггмана. Воспалилось, — коротко объяснил Соник.

Тень молча отступил, пропуская его внутрь. В хижине было темно, повсюду висели пучки трав, склянки с сомнительными жидкостями и странные механические приборы, которым не было места в этом веке.

— Положи его туда, — Тень кивнул на грубый деревянный стол. — Пятьдесят долларов. Или эквивалент в золоте.

— Денег нет, — честно сказал Соник. — Но я могу отработать.

Красные глаза сверкнули в полумраке.

— Отработаешь, — согласился Тень. — Но сначала покажи своего пациента.

И Соник, впервые за долгое время, почувствовал слабый проблеск надежды. Он был не один. И теперь у него была цель. Не просто выжить, а освободить свой дом.

Глава 3: Узы, крепче стали

Тень работал молча, быстро и с пугающей точностью. Его длинные, ловкие пальцы, непохожие на руки фермера или ковбоя, промыли рану Тейлза какой-то едкой, пахнущей дымом жидкостью, наложили мазь из растёртых трав и перевязали всё свежим бинтом. Лисиц, под действием какого-то горького отвара, наконец погрузился в спокойный сон, его гримаса боли сменилась на мирное выражение лица.

— Инфекция сильная, — безразличным тоном констатировал Тень, отходя от стола и протирая руки тряпкой. — Но выкарабпается. Если, конечно, вы оба не нарвётесь на пулю Эггмана в ближайшие дни. Теперь об оплате.

Соник кивнул, глядя на спящего Тейлза. Маленький хитрец уже успел рассказать ему по дороге, что он не просто курьер. Он — гений механики, самоучка, который чинил всё, что ломалось в округе, от музыкальных шкатулок до водяных насосов. Его повозку с инструментами и чертежами конфисковали люди Шерифа, а его самого клеймили для острастки.

— Что надо сделать? — спросил Соник, поворачиваясь к Теню.

Тот подошёл к закопчённому стеллажу и достал оттуда небольшой, но сложный механизм, похожий на комбинацию часового механизма и компаса. Несколько шестерёнок внутри были безнадёжно сломаны.

— Это навигационный прибор, — коротко объяснил Тень. — Без него я не могу найти кое-что важное. Его сбил один из патрульных багов неделю назад. Почини.

Соник растерянно посмотрел на хитросплетение brass-шестерёнок и copper-проводов.

— Я... я не очень силён в этом, — признался он. — Я больше скакать да стрелять могу.

— Тогда твой долг не выполнен, — холодно парировал Тень, протягивая руку за механизмом. — А пациент может и не выздороветь до конца.

В этот момент с нар, где спал Тейлз, послышался слабый голос:

— Я... я могу посмотреть?

Тейлз, бледный, но с уже ясным взглядом, приподнялся на локте. Его глаза загорелись любопытством при виде сломанного прибора. Тень, подняв бровь, молча протянул ему механизм.

Лисиц взял его дрожащими руками, повертел, прислушался к тиканью, потом аккуратно ковырнул сломанную шестерёнку ногтем.

— Здесь сплав не тот, — пробормотал он себе под нос. — От вибрации лопается. Нужно заменить на закалённую сталь, но подогнать по размеру... И пружинка вот здесь ослабла... У вас есть мастерская?

Тень, впервые за весь вечер, выглядел искренне удивлённым. Он молча кивнул вглубь хижины, за занавеску. Оттуда доносилось тихое жужжание и пахло озоном.

— Там. Принесите мне то, что попросит.

Прошло несколько часов. Соник, не в силах помочь, сидел на пороге, точа лезвие своего боуи-ножа и прислушиваясь к каждому шороху снаружи. Из-за занавески доносилось лёгкое позвякивание инструментов, шипение паяльника и довольное бормотание Тейлза. Наконец, они вышли. Тейлз, опираясь на костыль, смотанный Тенем из палки и бинтов, с сияющими глазами протянул механизм. Тот тихо и ровно гудел в его руках, стрелки плавно вращались, указывая направление.

Тень взял прибор. На его обычно непроницаемом лице промелькнуло нечто, похожее на уважение.

— Работа сделана. И сделана блестяще. Долг оплачен.

— Он не только починил, — с гордостью в голосе сказал Тейлз. — Я улучшил передаточное число. Теперь он точнее на сорок процентов!

Тень внимательно посмотрел на лисица, потом на Соника.

— Выяснилось, что твой долг оказался ценнее, чем я думал, — произнёс он загадочно. — Возможно, наше сотрудничество на этом не закончится. Мир полон сломанных вещей, которые требуют починки.

В эту ночь Соник впервые за долгое время спал спокойно. У него появился не просто попутчик. У него появился друг. И неожиданный, странный союзник. Он смотрел на звёзды в щель между досок сарая и думал, что самые крепкие узы — не из стали и не из верёвок. Они сплетаются из общего горя, взаимного долга и веры в то, что даже в самой тёмной ночи можно найти помощь в лице угрюмого знахаря и гениального механика.

План созревал в сарае, как дикий виноград на солнце — медленно, но верно наливаясь соком решимости. Тейлз, чья нога заживала с поразительной скоростью (отчасти благодаря мазям Тня, отчасти благодаря собственной молодости), чертил на грифельной доске схемы патрулей бадников, которые успел запомнить. Соник предлагал один дерзкий вариант за другим: поджечь вышку, устроить диверсию на золотом прииске, вызвать Эггмана на дуэль посреди main street.

— Он не выйдет, — хриплым голосом произнёс кто-то с порога.

Все трое вздрогнули. В дверях, сгорбившись под грузом собственного выбора, стоял Кноклз. Его кулаки были сжаты, а взгляд упрямо устремлён в землю.

— Он трус. Он никогда не рискует там, где можно послать кого-то другого. Например, меня.

Соник медленно поднялся, его рука не потянулась к кольту, но осталась на опасной близости от него.

— Зачем пришёл, Кноклз? Пришёл выполнять приказ? Забрать нас?

— Пришёл сказать, чтобы вы убирались отсюда, пока живы, — угрюмо пробурчал еж. — Ваши сараи уже пахнут подрывником и глупостью. Он знает, что ты вернулся, Соник. И знает про лисичонка. Он уже готовит вам ловушку.

— А ты поможешь ему? — прямым текстом спросил Соник.

Кноклз поднял глаза. В них бушевала буря из стыда, злости и бессилия.

— Я должен! — выкрикнул он. — Если я не сделаю этого, он сожжёт Грин Хиллз дотла! Он привезёт какие-то новые машины, огромные... Он называет их «робо-мобы». Они перепашут всё, включая холмы! Ради чего ты всё это затеял? Ради славы? Ради мести?

— Ради тебя, болван! — огрызнулся Соник, делая шаг вперёд. — Чтобы снять с тебя это клеймо, которое ты сам на себя повесил! Ты думаешь, играя в его игры, ты их спасаешь? Ты лишь даёшь ему время стать сильнее!

Между бывшими друзьями пробежала искра. Они стояли нос к носу, два ежа, разделённые предательством, которое не было предательством.

И тут тихий, спокойный голос Тня разрезал напряжённую тишину:

— Ваша драка бессмысленна. Вы смотрите на разные стороны одной монеты. Один видит жертв сегодня, другой — жертв завтра. Эггман играет на этом.

Он вышел из тени, его красные глаза холодно сияли.

— Есть иной путь. Не сила, не ярость. Точность. Информация.

Тень объяснил свой план. Он был безумным, рискованным и блестящим. Эггман, как и любой тиран, был параноиком. Всё самое ценное — чертежи, планы, запасы золота — он хранил не на ранчо, а в сейфе, спрятанном прямо в его офисе в шерифском участке. Кноклз, как начальник охраны, знал расписание патрулей и время, когда Эггман обычно отлучался на прииск. Тейлз, с его навыками, мог взломать любой замок. Соник — быть приманкой и обеспечить быстрый отход. А сам Тень... Тень знал кое-что о машинах Эггмана. У него был прибор, который мог на время отключить всех бадников в радиусе мили, создав окно возможностей. Но для этого нужен был доступ к главной вышке связи. Туда мог пробраться только Кноклз.

Все смотрели на Кноклза. Он молчал, смотря на свои руки — руки, которые должны были защищать, а теперь лишь подчинялись.

— Если мы сделаем это, — тихо сказал он, — он уничтожит всё.

— Если мы не сделаем этого, он уничтожит всё медленно и мучительно, — парировал Соник. — Давая тебе иллюзию выбора. Это не защита, Кноклз. Это соучастие.

Кноклз закрыл глаза. Он видел лица людей Грин Хиллз — испуганные, озлобленные, презирающие его. Он видел холмы, которые дали ему имя. Он видел насмешливую физиономию Эггмана.

— Хорошо, — выдохнул он, и это слово будто сняло с него многопудовую тяжесть. — Я помогу. Но если что-то пойдёт не так...

— Тогда мы будем драться вместе, — твёрдо сказал Соник. — Как и должно было быть.

В ту ночь в сарае на отшибе Грин Хиллз родился не план ограбления. Родился отряд сопротивления. Во главе с безрассудным ковбоем, гениным механиком, неуловимым знахарем и стражем, решившимся, наконец, перестать охранять тюрьму и начать охранять людей.

Ночь операции была темной, безлунной. Небо затянули тучи, предвещавшие грозу, и тяжёлый, спёртый воздух висел над Грин Хиллз, как саван. Идеальные условия для того, чтобы творить тёмные дела.

Соник, закутавшись в потерший плащ, мелькал в переулках, как призрак. Его задача была простой и опасной — привлечь внимание. Он появился на главной улице как раз в тот момент, когда мимо проезжал патруль бадников. Один выстрел в воздух, насмешливый свист — и механизмы, замигав красными глазами, ринулись в погоню. Синий ёж помчался прочь от центра, увлекая за собой половину городской стражи, его смех звенел в ночной тишине.

В это время Кноклз, пряча лицо в тени шляпы, поднялся на сторожевую вышку. Его сердце бешено колотилось. Измена давалась ему тяжело, даже ради правого дела. Двое часовых-бадников стояли на своих постах. Кноклз, не говоря ни слова, движением, отточенным за месяцы бессильной злобы, вырубил их одним ударом каждый. Он нашёл главный коммутатор — ящик, испещрённый проводами и мигающими лампочками. Достал небольшое устройство, переданное ему Тнем, и воткнул его в гнездо для диагностики. На маленьком экранчике загорелась надпись: «Внедрение... 10%...». Оставалось только ждать.

Тейлз, маленький и незаметный, словно тень, прокрался к задней стене шерифского участка. С помощью самодельного когтя он за считанные секунды взобрался на крышу и пролез в открытое слуховое окно. Внутри пахло сигарным дымом, дорогим кожаным и маслом. В большом кресле за столом спал один из людей Эггмана. Тейлз, затаив дыхание, проскользнул к огромному сейфу в углу. Его пальцы, ловкие и чуткие, побежали по циферблату. Он приложил самодельный стетоскоп к холодному металлу и начал слушать. Тик... так... тик... Так прошла вечность. Потом раздался щелчок, который показался ему громом. Дверь отъехала.

Внутри лежали пачки денег, мешки с золотым песком и толстая папка с чертежами. Тейлз схватил папку — это было главной целью. И в этот момент за его спиной раздался простуженный, самодовольный голос:

— Ну-ну-ну, какой любопытный зверёк забрался в мою нору?

На пороге, подсвечиваемый молнией за окном, стоял доктор Эггман. Он был не на прииске. Он был здесь. И в его руке блестел огромный револьвер.

— Я всегда знал, что Кноклз — ненадёжное мяcцо, — усмехнулся он. — Но чтобы настолько... Всё кончено, малыш. Брось папку и руки за голову.

Внезапно свет в участке погас. Завыла сирена, и снаружи донёсся грохот — это сработало устройство Тня. Все бадники в городе разом замерли, как истуканы. В окно влетела граната со слезоточивым газом, разбив стекло. Комната мгновенно заполнилась едким дымом.

— Беги! — прошипел чей-то голос рядом с Тейлзом. Это был Тень. Он возник из ниоткуда, выбил из рук ошеломлённого Эггмана револьвер и толкнул Тейлза к окну. — Через крышу! Я тебя прикрою!

Начался хаос. Соник, поняв, что план пошёл наперекосяк, ринулся обратно к участку. Кноклз, спустившись с вышки, вступил в бой с людьми Эггмана, ярость месяцев выплеснулась наружу. Он дрался как демон, снося всё на своём пути.

Тень и Эггман сошлись в центре задымлённой комнаты. Учёный был яростен, он размахивал тростью, но Тень был быстрее, точнее, смертоноснее. Каждый его удар был выверен, как удар скальпеля.

— Кто ты?! — выкрикнул Эггман, отступая. — Ты не из этого городка!

Тень не ответил. Он лишь бросил в лицо Эггману горсть какого-то порошка, от которого тот закашлялся и ослеп. В этот момент в дверь ворвался Соник.

— Тейлз! Тень! — крикнул он, не видя ничего в дыму.

— Я здесь! — отозвался лисиц с крыши. — У меня чертежи!

— Отступаем! — скомандовал Тень, появляясь рядом с Соником. — Кноклз, к оврагу!

Они вырывались из города, отстреливаясь от тех людей Эггмана, кто не попал под действие генератора. Гроза наконец грянула, и ливень хлыст

Гроза бушевала над прерией, будто сам небесный шериф объявил в розыск небо. Молнии, словно плети, хлестали по тёмным холмам, а гром грохотал, как залпы картечниц. Именно в этот адский хор и вписался новый звук — яростный, дикий, несущийся навстречу урагану. Это был крик. Боевой клич, родившийся где-то в самой глубине души, вырвавшийся из самой груди.

«У-И-УААА!»

Соник мчался сквозь стену дождя, вцепившись в гриву своего мустанга Пыля. Конь, будто чувствуя ярость наездника, летел вперёд, не чуя под копытами земли. Они не убегали. Они шли в атаку. Позади, укрытые пеленой ливня, оставались Тень, Кноклз и Тейлз с драгоценными чертежами. Они обеспечивали прикрытие, отстреливаясь от людей Эггмана, выбравшихся из оцепеневшего городка. Но сам Шериф был здесь, в прерии. Он шёл по пятам на своём огромном механическом скакуне — «Эгг-Мобиле», монстре из стали и дыма, чьи копыта-колёса крушили землю, а из ноздрей вырывался пар, шипящий от капель дождя.

— Беги, ёжик, беги! — гремел голос Эггмана, усиленный медным рупором. — Я сделаю из твоего питомца новую щётку для пола!

Соник не оглядывался. Его глаза искали на горизонте то, что нужно было найти. Одинокий утёс, торчащий посред равнины, как игла в стоге сена. Местные звали его «Иголка Дьявола». Финал этой гонки. Место для последней дуэли.

«У-И-УААА!» — снова прозвучал его клич, бросающий вызов грозе и тирану.

Пыль, почуяв направление, рванул в сторону утёса. Механический конь Эггмана с рёвом последовал за ним, оставляя за собой глубокую колею в размокшей земле. Дистанция между ними то сокращалась, то увеличивалась. Соник прижимался к шее коня, становясь единым целым с животным, чувствуя каждый его вздрагивающий мускул, каждое усилие. Он был ковбоем. Он был ветром. Он был свободой, которую так хотел запереть в клетку этот человек на железном коне.

— Не уйдёшь! — вопил Эггман и дёрнул за рычаг.

Сбоку на «Эгг-Мобиле» откинулась панель, и из ствола вырвалась сеть, свинцовая на концах. Соник, не глядя, почувствовал свинг в воздухе и отчаянно дёрнул поводья в сторону. Пыль взвился на дыбы, сеть пролетела в сантиметрах, шлёпнувшись в грязь.

«У-И-УААА!»

Ответный вызов был полон насмешки и торжества. Соник обернулся в седле, и его кольт разрядился в сторону «Эгг-Мобиля». Пули с визгом отскакивали от брони, оставляя лишь царапины. Это было бесполезно, но это было вызовом. Это была игра.

Они неслись к подножию Иголки. Земля здесь была усеяна камнями и сухими, несмотря на ливень, кустами колючки. Здесь скорость уже была не преимуществом, а риском. Соник пустил Пыля вскачь по узкой тропе, что вилась вокруг утёса, ведя на вершину. Эггман, не раздумывая, повёл своего стального монstra прямо вверх, по крутому склону, ломая кусты и выворачивая камни.

Тропа и склон сошлись наверху, на небольшом плато, плоской вершине Иголки Дьявола. Именно здесь, под аккомпанемент грома, они и сошлись. Лицом к лицу. Ветер рвал на них одежду, дождь хлестал по лицам. Пространства для манёвра не было. Только край и пропасть.

— Ну что, ковбой? — Эггман вытирал с лица пот и дождь. — Приехал. Кончилась дорога. И кончились шансы.

— Только начинается, яйцеголовый, — ухмыльнулся Соник. Его рука висела над кольтом. — Настоящее шоу.

Они понеслись навстречу друг другу. Не по кругу, а прямо. Лоб в лоб. Казалось, столкновение неминуемо. Две силы, два мира — живая, дрожащая плоть и холодная, бездушная сталь.

«У-И-УААА!»

В последний момент Соник рванул поводья, и Пыль, как кошка, сделал немыслимый прыжок в сторону. «Эгг-Мобиль» пронёсся мимо, и Эггман в ярости развернул его, давая залп из небольшой картечницы. Заряд дроби ударил по камням рядом с Пылем, и один из камешков острой щепой впился коню в бедро. Пыль взбрыкнул от боли, едва не сбросив седока.

— Попался! — завопил Эггман, вновь нацеливаясь.

Соник не стал уходить. Он развернул своего раненого скакуна и понёсся прямо на стального монстра. Это было чистым безумием. Эггман засмеялся, уверенный в победе. Он нажал на гашетку.

И в этот миг Соник сделал то, чего от него никто не ждал. Он встал в стременах во весь рост, отпустил поводья и прыгнул. Он взлетел над своими седлом, над гривой коня, над самой землёй, как летящая пуля. Картечь просвистела впустую там, где он должен был быть.

А Соник, описав в воздухе дугу, приземлился прямо на круп «Эгг-Мобиля», прямо за ошеломлённым Эггманом.

— Эй, Шериф! — прошептал он ему прямо в ухо. — Скажи хоть что-нибудь!

Прежде чем Эггман успел среагировать, Соник наклонился и что есть мощи ударил рукоятью кольта по главному клапану парового двигателя. Раздался оглушительный шипящий визг. Клапан сорвало, и «Эгг-Мобиль» окутало облаком раскалённого пара. Машина вздрогнула и замолкла, замершая на самом краю обрыва.

Эггман в панике отчаянно дёргал рычаги, но мёртвый железный конь не слушался. Соник спрыгнул на землю, подошёл к своему Пылю, который хромал, но стоял гордо. Он взял его под уздцы и повёл к тропе.

— Это не конец! — закричал ему вслед Эггман, выбираясь из парализованной машины. — Я построю нового коня! Новую армию! Вы все мои рабы!

Соник остановился, обернулся. Дождь начал стихать. Гроза уползала за горизонт. Он посмотрел на уничтоженного, мокрого, беспомощного тирана на краю пропасти.

— Гони, — коротко бросил он и спустился с утёса.

Он не стал его добивать. Не в этом был кодекс. Победа была не в смерти, а в свободе. И сейчас он был свободен. А Эггман оставался пленником собственной злобы и безумия, на краю своей империи, которую они только что пошатнули.

Спустившись вниз, Соник увидел своих друзей. Тейлз, хромая, бежал к нему навстречу. Кноклз стоял, опираясь на винчестер, и смотрел на него с newfound уважением. Тень, как всегда, стоял в стороне, но в его позе читалось одобрение.

«У-и-уаа...» — тихо, уже без вызова, а с облегчением, выдохнул Соник, похлопывая шею своего верного скакуна.

Битва на Иголке была выиграна. Но война за Грин Хиллз только начиналась.

Грин Хиллз медленно умирал, и это было слышно. Тишину ночи, когда-то нарушаемую лишь стрекотом цикад да заунывными мелодиями старого пианино из салуна, теперь разрывали новые звуки. Громкие, наглые, чужие. Это был гул десятков голосов, звон стекла, приглушённые взрывы смеха и оглушительный треск — тот самый, что издаёт колесо рулетки, крутящееся на совесть. И над всем этим — фальшиво-весёлые трели аранжировки той самой песни «У-и-уаа!», игравшей из патефона, будто насмешка.

Соник стоял на краю главной улицы, в тени заброшенного сарая, и сжимал кулаки. Его спина ныла от усталости после долгого дня объезда окрестностей с Тейлзом — они искали хоть кого-то, кто согласился бы поставить им провизию или патроны. Всё тщетно. Страх перед Эггманом вдавил людей в землю глубже, чем любая засуха.

А этот шум... Этот проклятый шум лился из старого здания театра «Изумруд», который Эггман за пару дней переоборудовал в казино «Золотое Кольцо». Место, где Шериф отмывал награбленное золото и где его люди «расслаблялись» после «трудного» дня угнетения мирных жителей.

Соник не выдержал. Сгорбившись, он зашагал через улицу, его каблуки глухо стучали по деревянным мосткам. Он не искал драки. Он хотел просто зайти и потребовать тишины. Ради стариков и детей, которые пытались уснуть в своих домах по соседству. Это была последняя капля его терпения.

Двери казино распахнулись, выбросив в ночь очередную порцию пьяного хохота и облако сигарного дыма. На пороге, прислонившись к косяку, стояли двое из людей Эггмана — здоровенные бородачи в грязных жилетках, с шерифскими звездами на груди, которые они явно не заслужили.

— Эй, смотри-ка, кто к нам пожаловал, — сипло процедил один, выплюнув жвачку табака прямо под ноги Сонику. — Самый быстрый ковбой в прерии. Или уже нет?

— Шумно тут у вас, — сквозь зубы произнёс Соник, останавливаясь в паре шагов от них. — Люди спать пытаются.

— А ты кто такой, чтобы указывать, как нам веселиться? — фыркнул второй, скрестив руки на могучей груди. — Шериф сказал, что это заведение для «уважаемых граждан». А ты что? Сбежавший преступник. Бунтовщик.

— Я тот, кто попросит вежливо, — голос Соника стал тише и опаснее. — А потом уже не станет.

Из-за спины громил появилась третья фигура — высокая, поджарая, с холодными глазами и идеально чистыми бархатными рукавами. Это был Стонтон, правая рука Эггмана и управляющий казино. Он медленно вынул изо рта сигару.

— Мистер Соник, — произнёс он сладковато-ядовитым тоном. — Нам вас не ждали. Более того, ваш визит крайне нежелателен. У вас нет ни гроша за душой, чтобы сделать ставку, а ваше присутствие смущает нашу... респектабельную публику.

Он ленивым жестом указал внутрь. За его спиной, в дыму, Соник мельком увидел знакомые лица — фермеры, торговцы, которые ещё месяц назад кланялись ему при встрече, теперь отводили глаза, уткнувшись в стаканы. Они боялись. Они продали свой покой за иллюзию безопасности.

— Просто сделайте потише, Стонтон, — сказал Соник, чувствуя, как гнев начинает подступать к горлу. — И я уйду.

— Ах, это всё? — управляющий сделал удивлённое лицо. — Но музыка — это душа заведения! Без неё никак. Может, вы хотите войти и попробовать свою удачу? Вам, конечно, не на что ставить... но, полагаю, ваши красные сапоги ещё могут сойти за что-то ценное.

Один из бородачей громко заржал. Соник не двинулся с места. Он видел, как пальцы Стонтона неспешно опустились к рукояти пистолета, пристёгнутого у него на поясе.

— Кажется, мистер Соник не оценил нашего гостеприимства, — вздохнул управляющий. — Выпроводите его. И объясните, что в «Золотое Кольцо» ему больше дороги нет.

Громилы шагнули вперёд, их тени накрыли Соника. В его усталых мышцах не осталось скорости для красивой драки. Оставалась только злость. Грязная, утомлённая, отчаянная.

Первый удар он принял на плечо, отшатнулся и сам ответил опережающим ударом в челюсть ближайшему охраннику. Тот только покачнулся. Второй схватил Соника сзади. Завязалась короткая, яростная и некрасивая давка. Кто-то ударил его сбоку прикладом, звёзды брызнули перед глазами.

Его вышвырнули с крыльца. Он упал в грязь, откатываясь от ослепительного света окон казино. Над ним стояли трое, дыша перегаром и злобой.

— Шериф велел передать, — сказал Стонтон, поправляя манжеты. — Следующий раз будет не так вежливо. Убирайтесь, герой. Вам тут не рады.

Музыка внутри снова прибавила громкости. Патефон ядовито выводил: «У-и-уаа!». Двери захлопнулись.

Соник медленно поднялся на ноги, вытирая кровь с разбитой губы. Он посмотрел на ярко освещённые окна, за которыми продолжалась чужая вечеринка. Он был не просто изгнан. Он был изгнан из своего же города, на глазах у тех, кого пытался защитить.

Война только начиналась. И это было её первое, такое грязное и унизительное сражение. Он проиграл его. Но не войну.

Развернувшись, он зашарел обратно в темноту, к своим друзьям. К единственным, кому он сейчас был нужен.

Он шёл, не разбирая дороги, увязая в темноте и грязи. Физическая боль от ударов была ничтожной по сравнению с жгучим стыдом и яростью, пожиравшей его изнутри. Стонтон. Его слащавый, ядовитый голос. Эти трусливые взгляды бывших соседей. И эта дурацкая, насмешливая музыка... Она всё ещё стояла у него в ушах, навязчивая и противная.

Убежище они с Тейлзом организовали в старой, полуразрушенной конюшне на самом отшибе, там, где даже патрули Эггмана появлялись нечасто. Щели в стенах были законопачены тряпьём, а вместо двери висело грязное одеяло. Изнутри пробивался тусклый свет керосиновой лампы.

Соник откинул одеяло и замер на пороге. Тейлз, примостившись на ящике из-под боеприпасов, с лупой в одной руке и пинцетом в другой, что-то копался в груде металлического хлама, что он гордо называл своей «мастерской». Увидев Соника, он вздрогнул и чуть не уронил хрупкую деталь.

— Соник! Что случилось? Ты весь в грязи... и кровь!

— Ничего, — буркнул Соник, снимая промокшую шляпу и отряхивая куртку. — Наступил на хвост паре шакалов. Они не оценили.

Он грузно опустился на тюк с сеном и закрыл глаза. Усталость накрывала его с головой.

— Это из-за казино, да? — тихо спросил Тейлз, откладывая инструменты. — Я слышал шум. И видел, как ты пошёл туда. Я хотел предупредить, но ты уже...

— Предупредить о чём? — резко открыл глаза Соник. — О том, что все, кого мы знали, теперь тусуются с тем, кто их угнетает? Пьют его виски и проигрывают последнее, пока он сжигает их дома? Я и так это видел.

Тейлз помолчал, глядя на свои лапы.

— Они боятся, Соник. Они не сильные, как мы.

— Мы не сильные! — взорвался Соник, вскакивая. — Мы — загнанные в угол! Разница есть! Сильный может выбрать. У нас выбора нет!

Он зашагал по тесному пространству, сметая своим хвостом банки с гвоздями.

— Они смотрят на меня как на прокажённого! Стонтон, эта ядовитая змея, вышвырнул меня, как вора! А эти... эти «респектабельные граждане» даже глаз не подняли!

В ярости он ударил кулаком по столу. Лампа подпрыгнула, и тени дико заплясали по стенам. Тейлз вздрогнул, но не отпрянул.

— Может, нам нужно... сделать что-то другое? — осторожно предложил он. — Не лезть напролом.

— Что? Сложить лапки и ждать, пока Эггман прикажет своим робо-мобам стереть Грин Хиллз с лица земли? Он уже не просто Шериф, Тейлз! Он — раковая опухоль! И она растёт!

В этот момент из угла, заваленного тенётами и сушёными травами, раздался спокойный, низкий голос:

— Твоя метафора цветиста, но неточна. Опухоль растёт сама по себе. Эггман же действует системно. И у каждой системы есть свои слабые места.

Тень отделился от тьмы, словно рождённый ею. В руках он держал тот самый навигационный прибор, что когда-то починил Тейлз.

— Шум казино — не причина твоего гнева, Соник. Это симптом. Симптом болезни под названием «страх». И лечить нужно не симптомы.

— И как же? — с вызовом спросил Соник, оборачиваясь к нему. — Прочитаешь им лекцию о храбрости?

— Нет, — холодно парировал Тень. — Мы ударим по системе. По тому, что является её сердцем и гордыней одновременно.

Он поставил прибор на стол рядом с Тейлзом. Стрелки на нём замерли, указывая чёткое направление.

— «Золотое Кольцо» — это не просто казино. Это насос, который перекачивает ресурсы из города в карман Эггмана. И у каждого насоса есть клапан. Клапан, который можно перекрыть.

Тейлз насторожился, его большие уши повернулись вперёд.

— Что ты имеешь в виду?

— Игорный зал работает на удаче, — объяснил Тень, его красные глаза сузились. — Но удача Эггмана — дело техники. Его рулетка и карточные столы сфабрикованы. Он не может позволить себе проигрывать. Это его слабость. Его вера в контроль.

Он посмотрел прямо на Соника.

— Ты хочешь доказать им, что он не всесилен? Мы не будем ломать двери. Мы не будем угрожать его людям. Мы сделаем то, чего он не ожидает и чего боится больше всего.

— Что? — не выдержал Соник.

— Мы заставим его барабан вращаться не в его пользу. Мы обыграем его. В его же собственном казино.

Воздух в «Золотом Кольце» был густым, как бульон, и состоял из табачного дыма, дешёвого парфюма и запаха человеческого пота. Соник стоял у стола для покера, и каждая фибра его существа кричала о том, что он здесь чужой. Его потрёпанная куртка, его стоптанные сапоги, его усталое, напряжённое лицо — всё было бельмом на глазу среди наряженной и сытой толпы.

Он проигрывал. Снова и снова. Его последние монеты, добытые с таким трудом, уплывали к крупье — безэмоциональному человеку в нарукавниках, который ловко совал их в щель стола, прямиком в сейф Эггмана.

Рядом, растянувшись на стуле и попuffя дорогую сигару, сидел один из поставщиков Эггмана — толстый, зазнавшийся тип по имени Гринч. Он уже был изрядно пьян и выигрывал почти всё, что было на кону. Каждый его выигрыш сопровождался громким хохотом и язвительными комментариями в адрес Соника.

— Эй, синий, — сипло произнёс Гринч, собирая в свою сторону очередную кучу фишек. — Может, хватит? Иди уже подзаработай на свои жалкие ставки. Мне даже неинтересно тебя обирать.

Соник стиснул зубы, глядя на свои последние две фишки. Он чувствовал на себе взгляды. Любопытные. Сочувствующие. Насмехающиеся. Он видел, как Стонтон наблюдает за ним из-за стойки бара с едва заметной ухмылкой. Всё это было ошибкой.

— Всё ставлю, — хрипло сказал Соник, двигая фишки вперёд.

Раздача карт. У Соника — пара девяток. Не бог весть что, но шанс есть. Гринч, не глядя, поставил больше, его жирные пальцы унизаны перстнями.

— Ну что, ковбой, — он ухмыльнулся, открывая свои карты. — Покажи свою удачу.

У него была пара королей. Соник проиграл. Снова.

Гринч раскатисто захохотал и потянулся за фишками.

— Я же говорил! Тебе тут не место! — Он с презрением посмотрел на Соника с ног до головы. — Ты даже проигрывать не умеешь красиво. Ты и твоя вся банда — грязь под сапогами у Шерифа. Так что сделайте одолжение — с лица земли стеритесь, пожалуйста.

Что-то в Сонике щёлкнуло. Это была не просто насмешка. Это было то, что он слышал в ту ночь, когда его вышвырнули в грязь. Это было то, что Эггман хотел сделать с Грин Хиллз. Стереть. Уничтожить. Превратить в пыль.

Он не помнил, как его рука оказалась на рукояти кольта. Он не слышал предостерегающего крика Тейлза, который наблюдал из-за колонны. Он не видел, как замерли все вокруг.

Он видел только самодовольную рожу Гринча и слышал этот фальшивый смех.

Раздался оглушительный выстрел.

Он прозвучал громче, чем всё остальное в этом зале. Громче музыки, громче смеха, громче звона фишек.

Гринч захлебнулся на полуслове, его глаза округлились от непонимания. Алая роза расцвела на его белой накрахмаленной рубашке. Он грузно рухнул на стол, рассыпая фишки и карты.

Наступила мёртвая тишина. Музыка умолкла. Кто-то ахнул. Кто-то отпрянул.

Соник стоял, закусив губу до крови. Дымок медленно поднимался от ствола его револьвера. Он смотрел на то, что натворил. На кровь, растекающуюся по зелёному сукну. На неподвижное тело. Он смотрел на свою руку, всё ещё сжимающую рукоять.

Он не хотел этого. Он не планировал. Это был порыв. Чистейший, неконтролируемый гнев.

И тут до него дошло. Он только что застрелил человека. Хоть и подлого, но человека. Холодный ужас затопил его, сдавив горло.

Его глаза встретились со взглядом Стонтона. Управляющий не выглядел испуганным. На его лице застыло ледяное, торжествующее удовлетворение. Теперь у него был повод.

Соник отшатнулся, судорожно сунув кольт в кобуру. Он метнулся к выходу, расталкивая онемевших от ужаса посетителей. На него смотрели не просто со страхом. С отвращением. С ужасом.

«Убийца».

Он выбежал на крыльцо, глотая ртом холодный ночной воздух. Вся его куртка была заляпана алыми брызгами. Руки тряслись.

Он сделал несколько шагов вперёд, в темноту, пытаясь убежать от того, что увидел. От того, кем он стал.

Но ноги подкосились. Он не дотянул до конца крыльца. Его вырвало прямо на ступеньки, и он рухнул в грязь, в беспамятстве, с лицом, залитым не только грязью, но и слезами стыда. Последнее, что он почувствовал, прежде чем сознание оставило его — это холод земли и липкую, тёплую кровь на своей груди.

Тьма позади его век была густой и слепой, но не немой. Она кричала. Воспоминание ударило его снова, как удар кнута по свежей ране. Яркая вспышка выстрела, грохот, который оглушил всё внутри. И затем — алое пятно, расползающееся по белой ткани. Медленное, неотвратимое, как предсмертный вздох. Он чувствовал отдачу в руке, слышал собственный свистящий вдох и… тишину. Ту ужасающую тишину, что наступила следом.

Он снова и снова проживал этот момент. Каждый раз, когда ему казалось, что сознание вот-вот вернётся, его швыряло обратно в мясорубку этого кошмара.

Он не просто выстрелил. Он убил. Он переступил черту, которую всегда отделял себя и своих врагов. Он стал таким же, как они. Хуже. Потому что они делали это хладнокровно, а он — в слепой, животной ярости.

Стона, он заставил себя подняться. Тело не слушалось, было тяжёлым, ватным, чужим. Каждый мускул ныл от усталости, которая была глубже физической. Это была усталость души. Он шагал, не видя дороги, спотыкаясь о невидимые камни, бредя по направлению к единственному месту, которое хоть как-то могло называться домом.

Конюшня. Щель под одеялом-дверью светилась тусклым, дрожащим светом. Значит, Тейлз не спит. Ждёт.

Соник остановился перед старой тканью, впитывающей запах керосина, пыли и металла. Он поднял руку, чтобы постучать, но пальцы лишь слабо поскребли по поверхности. Силы на большее не было.

Занавес отодвинулся. В проёме, освещённый сзади лампой, стоял Тейлз. Его лицо сначала выразило облегчение, потом испуг, а затем — леденящий ужас.

— Соник? Боже, что с тобой? Ты весь в крови! Это твоя? Ты ранен?

Соник не ответил. Он стоял, пошатываясь, и смотрел на Тейлза. Но он его не видел. Взгляд был остекленевшим, уставшим, ушедшим куда-то глубоко внутрь себя, в тот самый зал, из которого он сбежал. Он был густым, как смола, слепым и мокрым от невыплаканных слёз и ночной влаги.

Он пытался найти слова. «Я вернулся». «Произошло кое-что». «Помоги». Но язык был тяжёлым и неподвижным, как камень. В горле стоял ком, не дававший дышать.

Он просто смотрел. А в голове снова крутилось то самое лицо. Но теперь оно было искажено. Ухмылка Гринча растянулась до нечеловеческих размеров, становясь карикатурно-злобной, демонической. Глаза пустыми, как у мертвеца. И этот взгляд — полный торжества и презрения — был направлен прямо на него. «Смотри, — шептала иллюзия. — Смотри, кем ты стал. Ты мой. Ты один из нас теперь».

Соник дёрнулся, пытаясь отшатнуться от видения, и это последнее движение окончательно выбило из-под него почву. Ноги подкосились. Он не рухнул, а будто растворился в воздухе, безвольно осев на пол прямо на пороге.

Тяжёлый, глухой звук его падения заставил Тейлза вздрогнуть.

— Соник!

Лисичонок бросился к нему, пытаясь поднять его голову. Соник лежал на боку, его глаза были открыты, но не видели ни конюшни, ни испуганного лица друга. Они были прикованы к внутреннему экрану его кошмара, где он снова и снова видел свою руку, сжимающую кольт, и ухмылку, которая теперь, казалось, преследовала его вечность.

Он не был ранен. Не был пьян. Он был сломлен. И Тейлз, глядя на него, с ужасом понимал, что тот, кто вернулся сегодня ночью, был уже другим человеком. Тенью того ковбоя, что с лихим кличем нёсся по прерии.