Птица-оборотень (гет)

Скрюченные от боли тела всё дальше, Вернер бережно несёт птицу домой. Ощущения странные. С одной стороны, проблем не избежать, с другой — словно глоток свежего воздуха после десяти лет в темнице.

В доме почти аскетская обстановка, но какой-то минимум есть, и дрозд аккуратно размещается на подушке. В шкафчике обнаруживаются необходимые мази и перевязка. Вернер не был ветеринаром, но целебные свойства должны действовать и на птиц. Главное, не забывать про хрупкость костей.

Дрозд, по всей видимости, потерял сознание. Пальцы набирают густую смесь и методично распределяют по ожогу. Ещё, потом ещё, а когда иссякает половина флакона, Вернер озадаченно смотрит на порядком зажившее крыло. Не многовато для маленькой птицы? Обычно количество пропорционально размеру пациента.

Повторный осмотр ничего не даёт. Возможно, дело в применённой магии ученика?

Сверху накладывается бинт, с ним никаких сюрпризов. Дрозд по-прежнему не подаёт признаков жизни, но это дело времени. Закончив с лечением, Вернер оставляет птицу на подушке и возвращается к привычной рутине. Подготовка к предстоящим лекциям, разработка планов тренировок, проверка домашних заданий. Попутно открывается окно — дикая птица, набравшись сил, должна догадаться, куда вылететь, и в следующий раз держаться от людей подальше.

* * *

Едва работа окончена, раздаётся стук в дверь. За ней молодая помощница декана нейтральным голосом сообщает, что его ждут. Причина не уточняется, но какая может быть причина под вечер после занятий?

— Быстро они, — бормочет, накидывая мантию.

Обратный путь в академию сопровождается ранним закатом.

Кабинет декана встречает массивной мебелью и обилием книг. Декан, полный лысеющий мужчина, внимательно смотрит из-под круглых очков в толстой оправе.

— Вызывали? — спрашивает Вернер.

— Проходите, — отвечает декан.

Сперва полагает, что будет царить молчание, но его знают слишком хорошо, чтобы думать, что это сработает. В голосе декана слышится раздражение человека, которого оторвали от действительно важных дел и заставляют заниматься назойливой мелочью.

— Вы применили силу к четверым студентам Академии.

— В рамках официального поединка.

Декан фыркает.

— Поединка? Да вы им пикнуть не дали! Вашу магию нельзя применять на детях!

— Подростках.

— Вы поняли, о чём я!

Вернер понимает и хочет, чтобы разговор скорее закончился.

— Всем известно, что магия эмоций, скорее, вспомогательное оружие. Тем более в ситуации четыре на одного.

Декан кривится.

— Забыли, кто вас нанимал? Я читал вашу характеристику и прекрасно знаю, что с вашими способностями никакого «основного» оружия не требуется — противник либо сходит с ума, либо сам накладывает на себя руки.

— Ни того, ни другого не произошло.

— И это ваше оправдание?! Есть разница между поражением и унижением! Я слышал, ни один маг вражеской армии не хотел с вами встречаться. Ибо одно дело погибнуть в бою, другое — лежать в позе эмбриона, не в силах даже прошептать, что сдаёшься.

Вернер молчит, покорно ожидая наказания.

— Что вас вообще на это сподвигло?

Тут становится неловко.

— Они использовали птицу как мишень. Успешно, но после этого, видимо, решили попрактиковаться в пытках, — вслух звучит ещё нелепее, и по лицу декана это видно.

— Вы… применили заклинание боли на учениках, потому что они стреляли по птицам?

— Нет. Потому что, подбив, решили поиграться. Такие вещи следует пресекать на корню. Тем более с боевыми магами, претендующими на звание командующих. Им потом подавать пример подчинённым.

Некоторое время царит молчание. Декан устало протирает глаза.

— Будут проблемы, придётся объяснять вашу точку зрения вышестоящим инстанциям. Вам, не мне. А пока настоятельно рекомендую придерживаться дисциплинарных мер, предусмотренных уставом Академии. Даже не так — я приказываю вам ему следовать. Это ясно?

Вернер кивает.

— Свободны.

Дома ждёт сюрприз: вместо птицы на кровати лежит девушка. Лорелей Мюге.