Птица-оборотень (гет)

Земля, вся в красках, недоступных человеку, движется обманчиво медленно. Ветер свистит, но лишь подпитка крыльям, всё выше уносящим невзрачное тело. Мысли вяло текут, сливаясь в вереницу лиц и слов. Раньше был период злости, когда ругалась, спорила, доказывала, но сейчас даже этого нет. Безразличие словно перетекло из окружения в неё саму. Семья, однокурсники, академия — всё ушло, остался лишь полёт и ощущение свободы.

Обычно в это время разворачивалась, но сейчас летит всё дальше. Мелькает опасение, как объяснит долгое отсутствие, но и оно быстро исчезает. Какие могут быть объяснения от того, кто и не думает возвращаться?

Яркий весенний день отчаянно контрастирует с настроением. Вернер выходит в ухоженный двор Академии и направляется домой. Три дня прошло с исчезновения ученицы, два были потрачены на поиски, сегодня объявили о прекращении. И то, и другое оставляют неприятный осадок. Поиски проводились как попало, будто ни Академия, ни сами родители не были заинтересованы. С этой точки зрения Вернер только рад, что не надо тратить время на бесполезные хождения без каких-либо зацепок. Но сам факт, что прекратили так скоро, вызывает отторжение. Даже во время войны зачастую тратили больше усилий на поиск пропавших солдат, и это под угрозой обнаружения и смерти. Здесь же все словно желали поскорее избавиться от ненужной формальности.

В голове проносится резюме ученицы. Лорелей Мюге, пятая дочь держателя ткацкой лавки. Семья среднего достатка, три сына, две дочери, старшая замужем, один сын в армии, двое уже окончили академию и помогают отцу. Из магических талантов — средний уровень бытовой магии, ниже, чем средний, уровень магии воды. Определена в Академию на базовый факультет, последний курс. Успеваемость чуть выше среднего, больше за счёт аккуратности, чем таланта. Ни особых отличий, ни крупных замечаний. Судя по опросам однокурсников, близких друзей тоже нет. О возможных причинах пропажи и вероятных маршрутах побега ни они, ни родители не имели ни малейшего понятия.

Здание Академии удаляется, мимо проходит кучка студентов. Привычный к анализу взгляд сразу вычленяет лидера, иерархию и намерения. Сегодня день свободного обучения: кто-то сидит в библиотеке, кто-то уже веселится в городе. Академия, как и всякая школа, чуть-чуть не дотягивает до армии в плане распределения статусов и положений. Если исходить из этого, исчезновение девушки — явно побег. Без больших талантов к магии, надежды на родительское наследство, высоких кровей или связей прямая дорога — женитьба по указке родителей за первого, кто согласится на скромное приданое. Проще говоря, Лорелей была обузой, и даже если ей не говорили прямо, осознать — дело нехитрое.

Но если и правда сбежала, куда? В городе прятаться негде, разве что есть сообщники, но психологический портрет отвергает вариант. Заказная телепортация тоже отпадает, слишком дорого.

Может, в лес? Вернер смотрит на далёкую зелёную полосу. Псы бы уловили, маскировать запахи Лорелей вряд ли умеет, если верить личным данным. Однако и тут ничего.

Показания свидетелей тоже не помогают. Последний раз её видели в родном доме, после этого словно исчезла.

Вернер хмурится. История не имеет смысла, что-то явно упущено. Либо в исчезновении, либо в самой девушке.

Победный возглас выдёргивает из раздумий. Взгляд замечает что-то маленькое, стремительно летящее на землю, и ту самую кучку студентов, спешащих на место падения. После секундного раздумья Вернер идёт в их сторону.

Четыре студента, весело переговариваясь, над чем-то склонились. Подойдя, Вернер видит небольшого дрозда. Левое крыло обуглено, правым некоторое время пытался удержать равновесие, но сейчас просто лежит, глядя на мучителей. Те довольны. Один из студентов рисует знаки, на кончике пальца мерцает огонёк. И без того скверное настроение пикирует ещё ниже.

— Довольно.

Ученики оборачиваются, доля секунды уходит, чтобы определить, кто вмешался, и выработать тактику поведения. Пока преобладает настороженность, лишь один смотрит со скрытым вызовом.

Вернер аккуратно подбирает птицу.

Он не пользовался большой популярностью учеников. Подростки, предвкушавшие беспрерывные поединки с огнём и молниями, были раздавлены строгой военной наукой. Построения, тактика, анализ — часто уроки проходили исключительно за чтением планов и карт. Масла в огонь подливало то, что Вернер не владел самой распространённой боевой магией — стихиями. Никаких демонстраций выжженной земли или снегопада посреди лета. Даже тренировочные поединки омрачались длинными замечаниями.

В результате слухи о жутком ветеране войны разбиваются о сухую реальность, и реакцией большинства было разочарование. Вернер это знал, но не придавал значения. Этому его учили в казармах, это спало ему жизнь, а прошедшая война точно не последняя.

— Хорошее попадание. Однако такие слабые мишени надо убивать сразу.

Ученик поджимает губы.

— А если я не хотел её убивать? Вдруг хотел взять живой?

— Зачем? — спрашивает Вернер.

Ученик известный, сын важного человека. Такие с детства собирают вокруг себя команду. Если воспитание хорошее, вырастает лидер, плохое — главарь. Здесь, к сожалению, второе.

— Учитель, — деланность почтения почти не прячется. — При всём уважении, это просто дрозд. Их дворовые коты сотнями грызут!

Вернер вскидывает бровь.

— То есть к тебе относиться, как к дворовому коту? Или пытки — твоя идея самообучения? Тебя семья к этому готовит?

— Нет, сэр, — сквозь зубы чеканит парень. — Моя семья готовит командовать армиями и отправлять простых солдат, куда им прикажут, — выпад настолько очевидный, что Вернер не сдерживает улыбки.

— После такой демонстрации стрельбы по дроздам солдаты пойдут за тобой на край света.

Это служит последней каплей. Из пальцев ученика начинают литься искры, друзья встают рядом.

— Вы правы, слишком мелко. Мы последний курс, значит, имеем право на поединок со взрослыми. Так почему бы нам… — встретившись глазами, осекается, инстинктивно отступив.

Мужчина аккуратно перекладывает птицу в левую руку.

— Действительно, почему нет.

Скрюченные от боли тела всё дальше, Вернер бережно несёт птицу домой. Ощущения странные. С одной стороны, проблем не избежать, с другой — словно глоток свежего воздуха после десяти лет в темнице.

В доме почти аскетская обстановка, но какой-то минимум есть, и дрозд аккуратно размещается на подушке. В шкафчике обнаруживаются необходимые мази и перевязка. Вернер не был ветеринаром, но целебные свойства должны действовать и на птиц. Главное, не забывать про хрупкость костей.

Дрозд, по всей видимости, потерял сознание. Пальцы набирают густую смесь и методично распределяют по ожогу. Ещё, потом ещё, а когда иссякает половина флакона, Вернер озадаченно смотрит на порядком зажившее крыло. Не многовато для маленькой птицы? Обычно количество пропорционально размеру пациента.

Повторный осмотр ничего не даёт. Возможно, дело в применённой магии ученика?

Сверху накладывается бинт, с ним никаких сюрпризов. Дрозд по-прежнему не подаёт признаков жизни, но это дело времени. Закончив с лечением, Вернер оставляет птицу на подушке и возвращается к привычной рутине. Подготовка к предстоящим лекциям, разработка планов тренировок, проверка домашних заданий. Попутно открывается окно — дикая птица, набравшись сил, должна догадаться, куда вылететь, и в следующий раз держаться от людей подальше.

* * *

Едва работа окончена, раздаётся стук в дверь. За ней молодая помощница декана нейтральным голосом сообщает, что его ждут. Причина не уточняется, но какая может быть причина под вечер после занятий?

— Быстро они, — бормочет, накидывая мантию.

Обратный путь в академию сопровождается ранним закатом.

Кабинет декана встречает массивной мебелью и обилием книг. Декан, полный лысеющий мужчина, внимательно смотрит из-под круглых очков в толстой оправе.

— Вызывали? — спрашивает Вернер.

— Проходите, — отвечает декан.

Сперва полагает, что будет царить молчание, но его знают слишком хорошо, чтобы думать, что это сработает. В голосе декана слышится раздражение человека, которого оторвали от действительно важных дел и заставляют заниматься назойливой мелочью.

— Вы применили силу к четверым студентам Академии.

— В рамках официального поединка.

Декан фыркает.

— Поединка? Да вы им пикнуть не дали! Вашу магию нельзя применять на детях!

— Подростках.

— Вы поняли, о чём я!

Вернер понимает и хочет, чтобы разговор скорее закончился.

— Всем известно, что магия эмоций, скорее, вспомогательное оружие. Тем более в ситуации четыре на одного.

Декан кривится.

— Забыли, кто вас нанимал? Я читал вашу характеристику и прекрасно знаю, что с вашими способностями никакого «основного» оружия не требуется — противник либо сходит с ума, либо сам накладывает на себя руки.

— Ни того, ни другого не произошло.

— И это ваше оправдание?! Есть разница между поражением и унижением! Я слышал, ни один маг вражеской армии не хотел с вами встречаться. Ибо одно дело погибнуть в бою, другое — лежать в позе эмбриона, не в силах даже прошептать, что сдаёшься.

Вернер молчит, покорно ожидая наказания.

— Что вас вообще на это сподвигло?

Тут становится неловко.

— Они использовали птицу как мишень. Успешно, но после этого, видимо, решили попрактиковаться в пытках, — вслух звучит ещё нелепее, и по лицу декана это видно.

— Вы… применили заклинание боли на учениках, потому что они стреляли по птицам?

— Нет. Потому что, подбив, решили поиграться. Такие вещи следует пресекать на корню. Тем более с боевыми магами, претендующими на звание командующих. Им потом подавать пример подчинённым.

Некоторое время царит молчание. Декан устало протирает глаза.

— Будут проблемы, придётся объяснять вашу точку зрения вышестоящим инстанциям. Вам, не мне. А пока настоятельно рекомендую придерживаться дисциплинарных мер, предусмотренных уставом Академии. Даже не так — я приказываю вам ему следовать. Это ясно?

Вернер кивает.

— Свободны.

Дома ждёт сюрприз: вместо птицы на кровати лежит девушка. Лорелей Мюге.

Боль медленно отступает — едва ощутимые прикосновения разносят тепло и покой. Полусон-полубред мельтешит картинками. То её укладывает мама, то нежится в ванной, то волчонком спит, уткнувшись в тёплый родительский бок. Страх и запах палёных перьев исчезают, уступая место небытию.

Просыпается уже человеком. За открытым окном вечереет, она в одноместной кровати, на простыне лопнувший бинт. Словно со стороны, Лорелей оглядывает комнату. Типичный минимализм одинокого человека: несколько стульев, стол, пара шкафов и книжных полок. Никаких картин, ковров, даже растений — ничего, что выдавало бы характер проживающего. Что, впрочем, само по себе яркая характеристика.

Взгляд переключается на себя. Кожа на левой руке красная и болит, но почти зажила — кто-то не пожалел весьма дорогого снадобья. Взгляд идёт дальше и, спохватившись, девушка укрывается простынёй. Вовремя — в тот же момент дверь открывается, входит мужчина.

Некоторое время смотрят друг на друга. Изумление на его лице моментально сменяется принятием факта и планированием следующих шагов. Судя по мантии, учитель. Внешность смутно знакома, но Лорелей не помнит, чтобы ходила к нему на занятия. Явно не по бытовой магии.

— Лорелей Мюге, — скорее, констатирует, чем спрашивает.

Девушка медленно кивает.

— Жди здесь, — разворачивается.

Молнией бьёт страх, Лорелей почти выкрикивает:

— Пожалуйста, не выдавайте!

Обернувшись, мужчина с задержкой едва заметно кивает.

Дверь закрывается, она снова остаётся одна. Выкрик делает своё дело — мысли бегают, как на углях. Воспоминания нескольких дней сливаются в нечто стремительное, когда всё воспринимается, как есть, и можно просто наслаждаться теплом и небом. Только сейчас доходит, что группы людей, которых видела с веток — поисковые отряды. Сколько дней её не было?

«Сколько насекомых я съела?..»

Всё это прерывается стуком в дверь. Мужчина заходит с пучком одежды.

— На замену. Скажешь, когда закончишь, — обрывистые фразы выдают военного.

«Боевой маг…»

Заменой являются идеально выглаженные брюки и рубашка — и то, и другое катастрофически не по размеру.

— Я готова! — старается сделать голос твёрже, но внутри холодеет. Что будет, когда узнают родители, даже думать не хочется.

Войдя, мужчина разворачивает стул к кровати и садится. Выправка окончательно подтверждает догадку о бывшей профессии.

— Меня зовут Вернер Лок, я преподаю боевую магию. Ты находишься у меня дома. С момента твоего исчезновения прошло три дня. Два были затрачены на поиски, сейчас ты числишься пропавшей без вести.

Несмотря на отрывистость, ровный голос успокаивает. Возможно, потому что есть, что обдумать. Три дня — дольше, чем когда-либо. И если бы не инцидент, кто знает, сколько бы ещё летала в окрестностях.

Вернер словно читает её мысли:

— Даже подготовленным умам не рекомендуется быть в зверином облике дольше недели. Нетренированному хватит пары дней, чтобы остаться в теле животного навсегда. Студент, хотевший тебя убить, нечаянно спас тебе разум.

Лорелей поднимает взгляд. Вместо шквала упрёков, ругани и отсчитывания за трёхдневное отсутствие ей сообщают факты об оборотнях. Зачем? Девушка собирается спросить, но понимание приходит само.

— Вы… с таким сталкивались?

Мужчина кивает.

— Несколько раз мои сослуживцы, боясь раскрытия, оставались зверьми дольше положенного и в итоге убегали насовсем. На войне можно спорить, что им повезло, но в мирное время подобного допускать нельзя.

Девушка отводит глаза.

Детство последнего ребёнка, где никому особо не было дела. Такая же тихая серая юность. Обоюдное разочарование, когда не обнаружилось исключительных талантов. Отправка в Академию, чтобы хоть как-то повысить стоимость будущей невесты. Отвратительное чувство должника, где даже приём пищи отравляется тем, что ничего не стоишь и проедаешь семейное состояние. Невзрачное будущее жены человека, которого не любишь, без каких-либо перспектив, кроме вынашивания детей и надежды, что у них будет лучше.

С ужасами войны не сравнить, но ей хватит и этого, чтобы снова забыть и наслаждаться полётом. Состояния несравнимы.

— Я не вернусь. Только не домой.

Видимо, лицо выдаёт её состояние. Взгляд мужчины становится чуть мягче.

— Почему не доложить, что умеешь оборачиваться, тем более в такое редкое животное? Тогда бы проблемы с положением решились сами собой. При должной тренировке сокрытия мыслей из тебя бы вышел отличный шпион.

Предложение настолько необычное, что Лорелей сперва непонимающе смотрит, однако потом мысли начинают обрабатывать идею. На первый взгляд, картинка будущего меняется, но то, что понимала на уровне чувств, теперь пришло в форме полного осознания.

После продолжительного молчания раздаётся тихий ответ:

— Потому что моё. Единственное, что моё.

Вернер хмыкает.

— Эгоистично.

Лорелей вздрагивает. Слово бьёт, как пощёчина.

— А вам что дало подчинение приказам, кроме шрамов?! — в следующую же секунду тело сжимается.

Вернер не успевает среагировать, и дрозд стремительно вылетает в окно.

Который день проходит мимо администрации, не решаясь зайти, и который раз идёт дальше. Самое смешное, что сейчас это будет, скорее, формальностью: если Лорелей не обращалась в человека с момента побега из его дома, уже не обратится никогда. Это утверждает теория, это видел на практике.

Так почему до сих пор не доложил? Боится последствий долгого молчания? Подвержен общему равнодушию к судьбе пропавшей? Или подействовала та мольба?

Вернер не знает и не уверен, что когда-либо поймёт. Факт остаётся фактом: то, что девушка оборотень и сейчас, вероятно, вьёт гнездо где-то в лесу, останется его секретом.

Тем временем мир на месте не стоит. Рутина поглощает, занятия, проверки и собрания текут однообразной рекой. Весна набирает обороты, скоро выпуск старших курсов. Ученики, стрелявшие по птице, если что и замышляют, пока держат в тайне. Лишь иногда инстинктивно чувствует чьё-то присутствие, но сколько ни пытался выудить следящих, обнаружить никого не удалось.

Сегодня как раз один из таких дней. Напоминает прогулки по захваченному, но не зачищенному до конца городу, где из разбитых окон в любой момент может напасть недобитый враг. Но если там присутствие старались скрыть, и явно чувствовалось недоброе намерение, сейчас ощущение, что кто-то просто смотрит, как он себя поведёт. Неужели декан пошёл на такие радикальные меры?

Из раздумий вырывает звук, Вернер замирает. Отчётливо слышится пение дрозда. Обернувшись, видит птицу, но та уже летит за угол здания Академии. Учитель, не веря глазам, срывается следом.

За углом жадно ищет, но вместо дрозда натыкается на группу студентов. На этот раз жертвой оказывается младшекурсник. Вздохнув, идёт разнимать. Раз запретили наказывать силой, будут разговоры. Долгие нудные разговоры, после которых дважды раз подумают, стоит ли оно того.

Так проходит несколько недель. То тут, то там краем глаза успевает заметить невзрачную птицу, но каждый раз ускользает из-за какой-то помехи, и почти всегда тратится время на разбор. Медленно, но верно к репутации нудного учителя приплетается слава вездесущего бдителя порядка. На вопросы декана жмёт плечами: следящей магией не владеет, инциденты друг с другом не связаны, и в целом всё в рамках устава.

В какой-то момент, однако, терпение иссякает уже у самого Вернера. Добавляется факт невозможности происходящего. Никто не может так долго быть зверем и не стать им. Может, это и не Лорелей?

Проверить нетрудно, и, в очередной раз чувствуя слежку, Вернер тут же направляется в администрацию. На пороге слышится щебет, куда ближе и настойчивее обычного. Обернувшись, видит наматывающего круги дрозда.

— Ко мне домой. Дальше так продолжаться не может.

Птица улетает, Вернер идёт следом.

Зрение охватывает всё, кроме того, что перед тобой. В полёте не мешает, но в комнате постоянно вертишься, выхватывая знакомые картины.

Вначале сама не понимала, почему до сих пор летает возле опасных двуногих. Инстинкты яростно зовут в лес, под защиту деревьев, но что-то манит остаться и искать, а найдя, наблюдать. Сперва образ как в дымке, но чем дольше следила, тем яснее проявлялись воспоминания до превращения. Большинство снова хотелось обратно, как что-то склизко-противное. Но одно почему-то греет, и вот она снова украдкой смотрит, как он ведёт занятия (она помнит, что такое занятия!), беседует или гуляет по парку. Хочется залететь на плечо и клюнуть в щёку, но животная часть не пускает.

В конце концов её замечают, но вместо того, чтобы улететь, терпеливо дожидается в оконной раме, вспоминая последний разговор.

* * *

Вскоре мужчина здесь. Тот же стул, та же инстинктивная выправка.

Неловкое молчание заставляет нахохлиться. Наконец, спокойный голос произносит:

— Обратно уже никак?

Сперва не понимает. Поняв, замирает. Осознание, как тесаком, разделяет птичье и человеческое, девушка беспомощно смотрит на Вернера.

«Обратно никак…»

Шок перерастает в панику. Вернеру не требуется много времени для интерпретации. Серьёзное лицо хмуреет ещё больше.

— По крайней мере, ты распознаёшь человеческую речь.

Девушка прыгает на руку. В голову приходит идея, и клюв аккуратно бьёт по пальцу.

Поняв, Вернер продолжает:

— Я ни разу с этим не сталкивался, даже в книгах. По всем известным законам ты давно должна забыть, что ты человек. Но ты здесь и… — во взгляде что-то меняется, голос становится мягче. — Попробуем удержать эту часть. Начнём с простых «да» и «нет».

За методами коммуникации пролетает ночь, а когда Лорелей даёт понять, что устала, Вернер делает из подушки подобие гнезда с выемкой по центру. Вместо этого дрозд умещается в ладонях, и мужчине ничего не остаётся, как сидеть, наблюдая за догорающими свечами. Девушка засыпает под тихие истории про прошлое, иногда страшные, большинство грустные. В этот раз вместо привычных снов полёта сидит у натопленного камина, позволяя приятной усталости взять верх.

Аккуратно переложив спящую птицу на кровать, Вернер тихо готовится к завтрашнему дню.

Уютно устроившаяся на плече птица, видимо, уничтожает последние остатки репутации страшного ветерана. На вопросы декана говорит правду: спас от студентов, привязалась, а он и не против. Ест мало, места занимает ещё меньше, и не так одиноко. Последнее особенно верно: едва наладили связь, общение пошло легче, чем с кем-либо ещё. Оба, кажется, настолько изголодались по собеседнику, что вечера напролёт состояли из монологов Вернера и постукиваний Лорелей. Мужчина в основном делился прошлым, девушка — текущими событиями. Никто не говорит о будущем, но и оно словно перестаёт быть чем-то монотонно серым.

Проблему обращения, однако, решить не удаётся. Перечитываются тонны книг об оборотнях, но всё сводится к тому, что, чтобы стать человеком, надо больше человеческого. Лорелей же прекрасно осознаёт, что случится, превратись она обратно, и этого достаточно, чтобы не получалось даже на время. С другой стороны, звериная часть верх не берёт, в лес не тянет, и семечки явно предпочитаются мухам.

Так пролетают недели. Парки служат идеальным местом времяпровождения. В городах птичья натура берёт верх, и Лорелей, юркнув за пазуху, терпеливо ждёт, когда людей станет меньше. Люди, видя подобное, сперва делились смешливыми комментариями, но равнодушие Вернера быстро сводит интерес на нет, и вскоре кормящий дрозда булкой учитель на лавочке возле местного озера перестаёт быть чем-то занимательным.

Единственное, с чем были осторожны — коммуникация. Вести диалог с птицей, словно она человек, грозило как минимум вопросами. Тем более что не фамильяр.

Так наступает июнь, предвещая выпускной, а за ним двухмесячный отпуск. Лорелей уже выбрала, где хочет побывать, пока Вернер под негодующий свист озвучивает правила перевозки животных.

* * *

В день экзамена девушка исчезает. Всё утро обыскиваются дом, парк, улицы, где гуляли чаще всего. Часы безрезультатного хождения вызывают неприятное липкое чувство, какое не испытывал со времён, когда только начинал служение в армии. Беспомощность и непонимание, как избавиться.

Но делать нечего, без проработанного плана поиски бесполезны. Чувствуя себя максимально отвратно, отправляется на место проведения экзамена.

Финальный тест боевых магов предельно прост — поединок. Из правил — обоюдное согласие на бой под присмотром экзаменаторов и никаких смертельных исходов. Противниками могут выступать соученики либо заранее прошедшие проверку третьи лица.

Едва приходит на место, настроение падает окончательно. На отрытой площадке знакомая группа студентов. Лидер начинает что-то говорить, учитель прерывает:

— Оппонентом буду я?

Чуть замешкавшись, парень кивает. Оба выходят вперёд.

Цепкий взгляд сразу выявляет уязвимости. Слишком много даже для выпускника. Что-то не так.

Парень только успевает вскинуть руку, как Вернер выстреливает пробным заклинанием. Слышится приглушённый всхлип, но неожиданно с пальцев срывается молния. Вернер едва успевает уклониться. Рукав мантии пахнет горелым, но внимание на том, как студент так быстро оправился. Тот, кривясь, вымучивает ухмылку и шипит:

— Половина твоей тупой птице.

Доля секунды уходит на понимание, и Вернера словно парализует.

Заклинание разделения боли. Связывая две и более цели, распределяет боль между ними, тем самым облегчая её. Особенно полезно в отрядах с упором на командную работу, где потеря даже одного члена может обернуться катастрофой.

Здесь, очевидно, цель другая, и, окончательно оправившись, студент победно смотрит на Вернера. Оба понимают без слов.

Похищение было быстрым и жёстким. Невидимые цепи сковали тело, резко рванули вниз, и стук над головой оповещает, что клетка закрыта. Потом было худощавое лицо и незнакомое заклинание, после которого, однако, будто ничего не произошло.

— Всё готово?

— Да, — отвечает лицо, не отрывая взгляда от птицы. — Что-то в ней не то… Точно не фамильяр?

— Уже определили бы. Уносим и ждём результатов. Если кто узнает, засчитают за жульничество. Птица или нет.

Пока идут, по кусочкам складывается контекст. Похитили явно с целью насолить Вернеру, но не прямо, а как-то через экзамен. Сейчас Вернер дерётся со студентом, который пытался её убить, и наложенное ранее заклинание каким-то образом помешает учителю выиграть.

— А если не выдержит прежде, чем наш его уложит?

— Его проблемы. Сам сказал, Вернер так привязался, что ни за что не…

Тут живот словно проткнули тупой иглой. Звериная часть взвыла, и Лорелей, потеряв контроль, бьётся о стенки клетки.

— Вот я и о том, — заключает первый голос.

Словно в бреду, всплывают объяснения Вернера, как работает его магия. Об этом говорили всего раз — девушке стало слишком не по себе от того, чем заканчивались поединки во время войны. И сейчас, пока боль медленно отступает, а она в изнеможении лежит на железном полу, в полной мере ощущается, откуда взялись слухи о жутком маге, что сведёт с ума даже самый стойкий разум.

Они явно как-то переложили боль, которую должен испытывать студент, на неё. Знает ли Вернер?

Медленно собираясь с силами, Лорелей кое-как поднимается.

— О, живая, — перед глазами снова мелькает лицо. — Давай-давай, ещё хотя бы пару раз. Может, тогда и сработает.

Но боль больше не приходит. Пять, десять, пятнадцать минут.

Голоса похитителей звучат сперва насторожено, потом раздражённо:

— Чего он так долго?! Судя по птице, больше по нему Вернер не попал. Десять раз уже зажарить мог!

— Может, он нас кинул?

— Я ему кину!

Кажется, один хочет уйти. Второй окрикивает:

— А с птицей что?

— Да хрен бы с ней. Сожги или утопи.

В панике Лорелей отбивает клювом ритм. Три коротких, пару длинных, снова короткий. Это привлекает внимание.

— Ты это тоже слышал? — теперь на неё смотрят все трое.

Лорелей продолжает клевать решётку, после чего, прыгнув, громко чирикает, смотря куда-то вдаль то одним, то другим глазом. Снова ритм, потом писк.

— Это точно не фамильяр? Потому что если нет…

Не теряя времени, девушка настойчиво стучит по двери клетки. Нетерпеливые подпрыгивания окончательно закрепляют идею. Да, она знает, что такое клетка, как открывается, и прекрасно понимает, что они говорят.

Худощавое лицо лепечет:

— Быть не может. Мы несколько раз проверяли, она не может быть фамильяром. Не было ни мысленной связи, ни следов договора…

В ответ Лорелей щебечет, не спуская с парня взгляд:

«Да, я фамильяр, а значит, имею магическую связь. Вернер в курсе происходящего, и отгадай, что тебе будет за то, что ты меня похитил и хотел утопить».

Этого хватает. Дверь клетки открывает, дрозд тут же вылетает наружу.

Мгновенно набирается высота, и едва место проведения экзамена попадает в поле зрения, Лорелей пикирует к двум фигурам в центре небольшого поля. Со стороны студента мелькают вспышки, Вернер старается уклониться. Мантия словно прошла через пожар, сам мужчина с трудом удерживается на ногах, игнорируя дым от обожжённых ран. Студент в очередной раз вскидывает руки. Чувствуя, что не успевает, Лорелей отчаянно кричит. Молния срывается с пальцев и попадает точно в упавшую между дуэлянтами девушку.

Второй раз за день боль парализует тело. Слышатся крики, кто-то склоняется, внезапно по телу проходит приятная волна. Жжение в груди прекращается, лицо Вернера становится различимым. Паникующее, совершенно не похоже на то спокойное, с каким встречал любые сюрпризы. Лорелей пытается улыбнуться, но избавленное от боли тело решает, что на сегодня хватит, и теряет сознание.

Руки аккуратно, но крепко держат лощадь, и та успокаивается. Тратить заклинание на всё тело неразумно, сперва анализирует, что не так. Похоже на сап, а значит, надо подначить иммунную систему разобраться самостоятельно. С этими мыслями сосредотачивается, и бодрое состояние будто утекает сквозь пальцы. Лошадь фыркает, но терпеливо ждёт. Окончив лечение, Вернер оттирает капельки пота.

— Сделано, опасности нет. Нужно проверить места водопоя.

Лорелей аккуратно записывает заключение в небольшую книжицу.

Последний пациент на сегодня. Так что остаток дня в их распоряжении, и после приятной вечерней ванны отправляются на прогулку. Выбранный городок приятен отсутствием суеты и шума — почти вся работа проходит на пастбищах и фермах.

В знакомом кафе заказывается ужин. Лорелей комментирует странную привычку пить кофе на ночь. Вернер жмёт плечами, отмечая, как она не находит странным, что ему нравится вкус без сахара и прочих добавок. Потом разговор сворачивает в сторону поездки, обсуждавшейся, ещё когда была птицей.

Мужчина сетует, что теперь билета точно нужно два. Взяв способность под контроль, проехать в форме птицы не получится — определят моментально, а военной подготовки у девушки нет и, слава богу, не будет. Главное опасение обошлось удивительно легко: несмотря на редкий талант, произошедшее убеждает военных в нестабильности дара обращения. Так что даже вежливых, но настойчивых отказов не потребовалось.

Другая проблема — родители — тоже решается достаточно просто. Не желающий огласки отец соглашается на все условия, лишь бы всё скорее замялось. В итоге, казалось бы, громкое происшествие забывается довольно быстро. По сговору с деканом ситуация обставляется как эксперимент по возвращению человечности, что в силу новизны и волатильности ситуации держали в строгом секрете. Похищения никто не ожидал, но получилось, как получилось, и под влиянием колоссального стресса девушка обретает человеческий облик.

Студент и сообщники выплачивают Вернеру приличную сумму и остаются на второй год, за счёт связей избежав отчисления. Полумеры, но это головная боль Академии.

Самым большим сюрпризом, однако, служит внезапно раскрывшаяся способность мужчины к целительной магии. Очевидцы видели, как склонившийся над Лорелей учитель, словно опытный клерик, за секунды вылечивает дымящийся ожог посередине груди. Вернер описал опыт как желание перенести всё потенциально хорошее, что могло быть в его жизни, в то, чтобы Лорелей была цела. Доселе недоступная магия эмоций.

И вот они здесь.

Не желая каждый день видеть место, где дважды едва не убили девушку, которую любит, мужчина уходит из академии и после нескольких недель странствий по сговору с Лорелей открывают клинику для фамильяров и животных. Предстоит выучить тонну нового, но пока хочется думать только о той, что сидит напротив. Только сейчас осеняет, что он по-настоящему счастлив. Вернер озвучивает, и, улыбнувшись, Лорелей кивает:

— Я тоже.