Ошибка на 17 оборотов в минуту (гет)

По правде говоря, Гермиона не могла и предположить, что её день завершится прогулкой по родному Хогвартсу под чарами невидимости, в компании куда более молодого и, пока ещё не обременённого, знанием о крестражах, директора. Жизнь, особенно магическая, определенно имела своеобразное чувство юмора.

А Хогвартс… Хогвартс был прекрасен. Каменные стены, казалось, дышали глубже, а свет факелов ложился на них теплее и мягче. Она заметила отсутствие нескольких знакомых портретов и наличие других, ещё не успевших покрыться паутиной времени. Замок был шумен, буквально гудел от энергии: студенты, сегодня возвращающиеся с пасхальных каникул, галдели, обменивались новостями и последними сплетнями, заполняя коридоры радостным хаосом.

Это, в общем-то, объясняло вчерашнюю прогулку студента Снейпа по Косому переулку.

В четвертом по счету коридоре Дамблдора окликнул низкий грудной голос. К ним подошёл мужчина с бакенбардами, напоминающими щётки, и в мантии, украшенной астрономическими символами.

— Альбус! Как раз тебя ищу! Этот новый телескоп в обсерватории…

И между ними завязалась небольшая, но оживлённая дискуссия о калибровке линз и лунных циклах.

Гермиона отошла в сторону, под сень огромного гобелена, и наблюдала за кипящей жизнью замка. Студенты сновали туда-сюда. И в одно мгновение её сердце ёкнуло и замерло. Она увидела Гарри. Точь-в-точь… но, конечно же, это был не он.

Джеймс Поттер. Высокий, худощавый, с идеально взъерошенными волосами и озорными очками на носу, он беззаботно смеялся, закинув голову. Сириус Блэк, шедший рядом с грацией хищника и ослепительной ухмылкой, что-то увлечённо рассказывая, жестикулировал. Рядом, слегка отставая, шёл задумчивый Ремус Люпин. И прямо за ними, словно яркое пятно осеннего листа, шла Лилли Эванс. Её рыжие волосы были собраны в неаккуратный пучок, а на лице читалось лёгкое раздражение, пока она что-то терпеливо объясняла семенившему рядом пухлому мальчику, который до боли напоминал Питера Петтигрю.

Гермиона замерла под чарами невидимости. Это было прошлое. Но здесь и сейчас это было для них настоящее.

Эти студенты не были легендами, мучениками или предателями. Они были просто молодыми людьми, полными сил и веры в лучшее будущее, о котором мечтали. Они не хотели той страшной судьбы, что была им уготована. Комок подступил к горлу.

Дамблдор закончил диалог с астрономом и двинулся дальше, дав ей невидимый знак следовать. Всё ещё размышляя о том, имеет ли она право вмешиваться, Гермиона поплелась следом.

Остановившись у знакомой горгульи, Дамблдор задумался на секунду.

— Пароль… Ах, да. «Лимонный кекс с непредсказуемой начинкой».

Горгулья со скрипом отъехала в сторону, открывая винтовую лестницу.

В кабинете директора всё было почти так же, как она помнила из своего времени, пахло свежим воском, пергаментом и каким-то цветочным чаем. Дамблдор, расстегнув свой пёстрый плащ, в своей витиеватой манере размышлял вслух:

— Любопытно мисс Смит, что идея создания омута памяти пришла ко мне не далее как в прошлое воскресенье за чаем.

Я как раз размышлял о природе ностальгии и о том, как было бы удобно хранить её не в сентиментальном сердце, а в более… осязаемом сосуде.

В ближайшее время я планировал подыскать чашу, подходящую для такого магического состава. И теперь я совершенно уверен, что у меня всё получится.

Вы, мисс Смит, тому живое подтверждение из… будущего, как я понимаю. — он снова лукаво блеснул глазами.

Гермиона внутренне поморщилась от этой логики, но решила, что оно и к лучшему.

— Что ж тогда, я могу кое-что рассказать, а позже добавить необходимое через омут, — сказала она, собравшись с духом.

Для начала она достала злосчастный артефакт — тот самый металлический диск, что отправил её сюда. Он холодно лежал на её ладони.

— На самом деле, попала я сюда по случайности, даже нелепости, — начала она и рассказала свою историю попадания: лабораторию, неудачный тест, вспышку света и пробуждение в 1977-м. Она изложала свои предположения, почему так вышло, и главное — её неуверенность, что этот диск имеет отношения к путешествиям во времени.

— Они отзывались на стандартные тесты на временную магию. Этот — нет. Он инертен, как булыжник. Но он определенно что-то сделал.

Затем она сделала глубокий вдох и перешла к главному. Она назвала свой настоящий год. 2005, 7 лет после войны. И начала рассказывать. Кратко, по-деловому, как отчёт. О Воландеморте. О войне. О крестражах. О жертвах. О Поттерах. О том, как всё закончилось, и о шрамах, что остались на мире.

Дамблдор слушал, не перебивая. Его проницательный взгляд, сначала заинтересованный и любопытный, когда она говорила об артефакте, становился всё серьёзнее и мрачнее. Когда она закончила, в кабинете повисла тяжёлая тишина. Он отвёл взгляд в окно, и она услышала, как он тихо, самому себе, пробормотал: «…значит, всё-таки…ну конечно, крестражи…»

Потом он поднялся, и его движение было резким, несвойственным ему.

— Кажется, нам обоим требуется небольшое подкрепление, — заявил он, подходя к шкафу. — Что вы скажете о какао с маршмеллоу? Или, быть может, вам по вкусу что-то более… экзотическое? У меня есть превосходный нектар из цветов, которые цветут только при лунном затмении. Очень бодрит.

Гермиона, выдохнувшая от колоссального облегчения после исповеди, с благодарностью приняла напиток.

Он вернулся за стол с двумя чашками, и его взгляд стал мягким, но крайне серьезным.

— Мисс Грейнджер, рад узнать ваше настоящее имя — начал он, и в его голосе впервые за вечер не было и тени привычной игры. — Я не могу выразить, насколько ценен ваш рассказ. Это дар, предупреждение и тяжелейшее бремя одновременно. И я понимаю, что слов благодарности здесь недостаточно.

Он поднялся и подошел к окну, за которым небо начинало хмуриться в предверии дождя.

— Я предлагаю посвятить ближайшее время изучению ваших воспоминаний. Ничто не сравнится с подлинной картиной событий. Я собираюсь подобрать подходящую чашу и собрать омут памяти. И думаю, что сделаю это ещё до рассвета, я на это надеюсь.

Он обернулся к ней, и в его глазах читалась неподдельная забота.

— А пока… что я могу сделать лично для вас? Вам нужно безопасное место.

У меня есть небольшой дом на скалистом побережье — тихий, уединенный и надежно защищенный. И, разумеется, вам не придется беспокоиться о пропитании. Я могу договориться, чтобы один из хогвартских эльфов незаметно снабжал вас всем необходимым. Они мастера оставаться невидимками.

Гермиона, выслушавшая его молча, задумалась. Предложение было более чем щедрым. Она была благодарна, но мысль о полном уединении где-то у моря пока пугала.

— Благодарю вас, профессор. Дом у моря звучит… исцеляюще. И помощь эльфа была бы очень кстати. Но мне стоит это обдумать.

Пока она размышляла, Дамблдор провёл серию восхитительно выглядящих заклинаний над диском. Из его палочки вырывались струйки света, складывающиеся в сложные геометрические фигуры, которые оплетали артефакт, но тот оставался мёртвым и безразличным. Гермиона узнала только одно заклинание — обнаруживающее тёмную магию. Оно дало слабый, едва заметный отклик, больше похожий на эхо, чем на присутствие.

После этого Дамблдор сел, сложив пальцы домиком, и погрузился в раздумья.

— Любопытно, — начал он. — Крайне любопытно. Предположим, что этот артефакт связан не с путешествием назад во времени как таковым, а с чем-то более… экзотическим. С альтернативными реальностями, к примеру. Своего рода мост между мирами, а не машина времени.

Он посмотрел на неё поверх очков.

— Мисс Грейнджер, а когда вы родились?

— В сентябре 1979-го, — ответила Гермиона.

— В сентябре 1979-го, — повторил он задумчиво. — А сейчас у нас май 1978-го. Если вы правы насчёт природы этого предмета, то вас забросило не «назад», а «в сторону».

В иную версию реальности. И это наводит на мысль о возможном парадоксе… Когда вы появились здесь, ваше появление могло означать, что вы, будущая, в этой реальности… не родитесь. Двух версий одной души в одном мире быть не может. Это то, что нам определённо нужно проверить.

За окном давно стемнело, и первые тяжёлые капли дождя забарабанили по стеклу, словно подтверждая тяжесть его слов.