Портрет директора (гет)

— Мисс, в знак благодарности за великолепно проделанную работу позвольте донести ваши чемоданы до поезда и погрузить их на багажную полку.

— Ладно, — Нагини недоверчиво оглянулась, но потом пожала плечами, — позволяю.

Они сели напротив друг друга, и когда карета тронулась, Том уточнил, деловито сохраняя невозмутимый тон:

— Вы притворились больной, а потом попытались уехать без прощания. Я вас чем-то задел?

— Разумеется, нет, вы не давали мне никакого повода для обид, — успокоила Нагини, но тут же вскипела, выдав сарказм. — Вы же не испытывали моё терпение с самого начала: после трансатлантической поездки без остановки в Лондоне мне пришлось сесть на экспресс, а после меня сразу потащили к вам, не позволив даже переодеться!

— Я не…

— И всё ваше отношение потом. Вы неслыханный грубиян! — эхо разлетелось по лесу, спугнув стайку птиц.

Том сдержанно кивнул, хотя впервые одновременно испытывал желание расхохотаться и накричать в ответ:

— Прошу прощения за столь неподобающий приём, это был недочёт со стороны смотрителя замка.

— Уже неважно. Вы получили свой портрет, а с меня довольно, — устало бросила Нагини, поставила локоть на запястье и скрылась за ладонью.

— Позвольте узнать, почему вы всегда разговариваете со мной так, словно делаете одолжение? — прошипел Том сквозь зубы.

— Потому что так оно и есть, профессор Риддл! Думаете, я беру заказы? В деньгах я не нуждаюсь, зачем мне это? Я сделала исключение для вас! — взорвалась художница. От волнения её тёмные радужки задрожали и принялись ходить туда-сюда, точно секундная стрелка на сломанных часах.

— Тогда стоит отметить, что я о нём не знал и не просил, — произнёс Том, не сводя с Нагини остужающе ледяного взгляда.

— Вот поэтому я хочу поскорее убраться отсюда, — Нагини насупилась, выдвинув нижнюю губу, как маленький ребёнок. — А вы зачем остановили карету и набились мне в провожатые?

— Может, это была плохая идея, но я просто хотел с вами попрощаться, — сердито объяснил Том, — на хорошей ноте.

— После всего?!

— Неужели это так невероятно?

— Вы ещё спрашиваете!

— Спрашиваю, — склонившись вперёд, негромко, но решительно подтвердил Том. — И сделаю всё возможное для этого.

Художница покачала головой, обозначив сомнения, но спустя минуту раздумий выпалила:

— Мне нужен помощник. Мыть палитры, кисти, грунтовать холсты и исполнять мои поручения.

— Вы же в курсе, что это можно делать чарами? — оторопел Риддл, после семнадцатилетия забывший, что такое ручной труд.

— Ну вот, судя по всему, вы разбираетесь в грязной работе лучше меня. Может, перестанете брезговать приезжей оборванкой, которая не понимает английский, — произнесла она с нарочито кантонским акцентом.

Аристократическая бледность уступила розовому на лице Риддла, когда он ощутил жалящий укол вины, не тревожащий его сердце со школьных времён.

— Вы хотите, чтобы я уехал с вами в Америку?

Нагини прыснула от невесёлого смеха:

— У меня есть квартирка в Лондоне, я останавливаюсь в ней, когда оказываюсь по эту сторону океана. Планирую задержаться на пару недель, но уж точно не думаю нанимать вас на постоянную работу.

— Я не могу покинуть школу, — растерялся Том, вспомнив о горе должностных обязанностей. Экспедиция в Восточную Европу сорвалась, и вдруг бросать пост сейчас, посреди собрания, не приготовив ни чемодан, ни объяснительной?

— А как вы собрались заглаживать вину из Хогвартса?

— Мы могли бы обменяться адресами совиной почты, — неуверенно предложил Том первое пришедшее в голову решение.

— Профессор Риддл, я не раскрою вам свой адрес, — сказала Нагини так, словно не хватало продолжения «и вы сами должны понимать почему».

Риддл выдохнул сквозь губы и оглянулся, будто ответ мог скрываться в глуби раскидистых ветвей:

— Наверное, тысячелетняя школа не превратится в руины за две недели моего отсутствия, ведь так?

— Если только вы центр мироздания.

— Мисс, я готов исправить допущенную мной ошибку, но не стоит переходить черту.

— Теперь вы мой слуга, профессор Риддл. Моё доброе отношение к вам зависит от вашего поведения: в слугах я ценю преданность, сдержанность и готовность идти на жертвы, — Нагини подняла ладонь и поочерёдно показала на три пальца.

Риддл мгновенно выпрямился и удивлённо вскинул бровь. Пожалуй, эта особа неисправима, но не так ужасающе невыносима, какой казалась изначально. Иногда она казалась милой, и отчего-то расположение, которое Том так и не заслужил, распаляло в нём азарт.

Потому, взвесив на одной чаше весов две недели в школе, в которой все вдруг перестали справляться со своими обязанностями после смерти прежнего директора, а на другой — общество девушки, запросто способной довести его до отдела душевнобольных в Святом Мунго, Риддл охотно вступил в опасную игру:

— Вы правы, в моём положении жалобы совершенно недопустимы. Миледи, я приношу свои глубочайшие извинения и готов нести любое наказание.

Взгляд художницы смягчился, но затем она капризно поджала губы:

— Раз вы предлагаете...

* * *

В поезде Нагини задремала, виском прислонившись к окну, а Риддл строчил деканам письма, в которых бесстыдно врал, и смотрителю, чтобы тот отправил походный чемодан.

Оливково-золотистая кожа переливалась в свете заката, беспрестанно отвлекая Тома, и нечто очаровательное, что таилось до этого в Нагини, начало проступать и складываться, точно мозаика: смелость распускать на людях волосы, осыпая ими острые смуглые плечи, лукавые раскосые глаза, чёрные зрачки, сливающиеся с радужкой, родинка на левом крыле носа, как точка коричневой краски, изгиб верхней губы с блестящей от жары галочкой. Гранатово-алые, такими они нравились Тому куда больше.

— Профессор Риддл, вы так пристально меня разглядываете, словно я китайский экспонат в Британском музее, — пробормотала она, и ресницы на её разомкнутых после сна веках затрепетали.

— Скорее засмотрелся, как ребёнок на витрину кондитерской, — попытался оправдаться Том, вновь склонившись над письмами.

— Вы не изменяете своей наглости.

— Вы тоже, миледи.

Нагини с сонной мечтательностью протянула:

— Непослушный директор… Между прочим, мне приснилось наказание для вас.

— И каким же оно будет? Не таите, я уже готов его исполнить, — с шутливым прищуром ответил Риддл, играя в пылкого слугу.

В купе раздался задорный смешок:

— Не торопитесь, вы вряд ли захотите делать это в поезде. Вам, вообще, скорее всего, не понравится моя идея. Но наказание и не должно быть приятным, как считаете, профессор?

— Я начинаю беспокоиться.

Она, как кошка, сверкнула довольным взглядом и, поёжившись, закуталась в шёлковую шаль:

— Разбудите меня после Арнос Гров. И пожалуйста, займите своё жуткое внимание чем-нибудь другим, вы мешаете мне спать.

* * *

Лондонская квартирка оказалась чердачной мансардой, куда вела пожарная лестница. Потолки, высокие в середине, настолько низко опускались по бокам, что туда едва помещались стулья, тумбочки и множество холстов, закрывающих друг друга.

Том занёс чемодан в прихожую и, невербально наколдовав люмос, обнаружил, что на всех полотнах блестит чешуя, ползущие тела извиваются в глубоко знакомых движениях, словно не картины, а два десятка серпентариев.

— Вы готовитесь к тематической выставке, миледи?

— Нет, змей я рисую исключительно для себя. Это мой духовный отдых.

— Почему именно их?

Нагини сложила шаль на банкетке в прихожей:

— Вся моя жизнь переплетена с ними: я училась на факультете Рогатого змея, мой Патронус — техасский гремучник. Но связь тянется ещё из Китая. Древняя семейная история.

Поняв, что получил предельную меру откровенностей, Риддл вспомнил о Салазаре и кивнул. Может, в Китае был свой великий змеиный волшебник, и род Нагини тоже начался с него. Время узнать ещё представится, а пока следовало разобраться с насущными вопросами.

— Как мне пройти в гостевую? — поинтересовался Том, видя в коридоре всего один проход, в темноте за которым скрывалась малюсенькая спальня.

— У меня её нет.

— Тогда, думаю, мне следует разместиться в Дырявом котле. Не хочу вас стеснять.

— Поверьте, у вас не получится меня стеснить — я полгода жила в общине двинутого индийского шамана. Есть софа и кушетка, выбирайте на ваше усмотрение, — она показала на каминный угол, словно предлагала приличную постель для мужчины шести футов. — Итак, наказание, о котором вы так просили: быть особенным натурщиком для одной моей особенной задумки.

Они переглянулись, все ещё стоя в арке, ведущей в гостиную. Риддл заинтересованно нахмурился, сцепив ладони за спиной:

— В чём она состоит?

— Нужно позировать без костюма. И без белья, — лицо Нагини засияло от удовольствия. — Для живого портрета: таких ещё никогда не писали. Ну, что скажете?

Потеряв дух на мгновение, Том подавился воздухом и приложил ладонь к груди:

— Вынужден отказать, миледи. Как профессор, как глава Хогвартса, превыше всего я ставлю благоразумие.

— Это чушь. Ваши исследования далеки от благоразумия.

— Миледи, — натянуто улыбнувшись, он сделал шаг назад, — я могу ввязаться в скандал, но только подобающе одетым. Что если этот «портрет» попадётся на глаза родителям студентов? Если я соглашусь, то сразу же могу подавать в отставку, и, скорее всего, мне придётся покинуть Англию вовсе.

— Хорошо, — она тяжело вздохнула, скрепила руки в замок и качнула перед собой. — Даю слово, что никто, кроме меня и вас, не увидит этой работы. Теперь и вы сдержите своё обещание, либо прямо сейчас отправляйтесь на платформу девять и три четверти.

— Прошу прощения, но я никак не могу позировать в подобном… естественном виде. Даже если единственным зрителем будете вы.

— Ох, профессор Риддл, ваше упрямство утомительно. Благодарю вас за помощь с багажом и приятной дороги!

— Постойте, — он почти коснулся её мантии, когда она отвернулась и зашагала вглубь коридора, — дайте время всё обдумать. Вы огорошили меня этим предложением, как крик мандрагоры спозаранку, что ещё я мог ответить?

— За одну ночь вам удастся перестать быть недоверчивым ханжой? — поинтересовалась Нагини из-за плеча, словно спрашивала у швеи, сколько будет длиться ремонт любимого платья. — Кушетка там, постельное бельё возьмите из комода.

— Я всё же предпочту Дырявый котёл.

— Если вы не захотите становиться моим особенным натурщиком, завтра можете не сообщать об отказе, а сразу возвращаться в Хогвартс, — строго предупредила художница.

— Я вас понял. Доброй ночи, миледи, — Риддл засунул руки в карманы мантии и покинул квартирку.

Медленно спускаясь по ступеням, он вдруг опомнился и моментально трансгрессировал на Косую аллею.

* * *

На беду, гостиница оказалась забита приезжими магами, туристами из других стран, и для главы Хогвартса нашёлся лишь захудалый номерок, будто бы раннее бывший кладовой. Оттого первые полчаса Риддл не мог уснуть из-за чизпурфлов, но укротив их заклинанием, осознал, что они меньшее среди его беспокойств.

Ответит художнице отказом, значит, навсегда её потеряет. И пусть так, Том научился отпускать и вычёркивать из жизни, но она, к его стыдливому удивлению, была словно единственной живой душой, встреченной им посреди пустошей. Кто-то, кто сумел разжечь интерес, а Риддла всю жизнь вела вперёд жадность к познанию.

А если согласится, то тогда потеряет всё. Том никогда не рисковал положением, кроме того раза, когда опубликовал статью про инферналов под псевдонимом. Сумасшедшая, непристойная картина точно не стоила трудов всей его жизни. И умереть посмешищем не входило в его планы.

Том ворочался, насколько ему позволяла узкая кровать. Влажный пододеяльник прилип к ногам. От плоской жёсткой подушки шея затекала в любой позе. Пахло пылью и отсыревшими мётлами.

Том вскочил, наспех оделся и спустился на первый этаж к консьержу:

— У вас ведь подключена каминная сеть? Мне нужно в Хогвартс.

— Да, сэр. Одно перемещение — три сикля.

— Я Том Марволо Риддл, директор Хогвартса, — Том ошарашенно указал на себя, но консьерж не шелохнулся, потому пришлось достать кошелёк. — Держите галеон, меньше нет.

— Благодарю вас, сэр, — глубоко поклонившись, работник гостиницы даже не подумал отсчитать сдачу. Он достал из кармана бумажный пакетик, тот прыгнул Риддлу в руки и исчез, оставив после себя горсть пороха.

Пригнувшись, Том вступил внутрь камина и воскликнул:

— Хогвартс, кабинет директора!

И зелёная вспышка унесла его из Лондона.