Карточный домик (гет)

Хогвартс, комната педсовета

Дубовый стол скрипнул под тяжестью свитков и пергамента. В воздухе пахло воском от свечей и слабым дымком из камина. Учителя собрались неохотно: конец учебного года всегда был временем усталости и подведения итогов, но Дамблдор настаивал.

— Дорогие коллеги, — начал он, раскладывая список имен, написанных его чётким почерком, — пришло время подумать о новых учениках. Лето — всего лишь передышка, но в сентябре двери нашей школы снова распахнутся.

Минерва Макгонагалл сидела прямо, как всегда. Она поправила очки и чуть наклонилась вперёд.

— Мы говорим о письмах?

— О них, — кивнул директор. — Каждое письмо должно быть написано, проверено и отправлено в срок. Мы обязаны дать каждому ребёнку шанс — независимо от того, знает ли он о магии или живёт в неведении.

Северус Снейп фыркнул, скрестив руки.

— Некоторые «шансы» — пустая трата времени. Я видел немало магглорожденных, которые с трудом справлялись даже с элементарными заданиями.

— И всё же, Северус, — сухо ответила Макгонагалл, — именно из таких детей часто вырастают лучшие ученики. Не все меряются мерками чистоты крови.

— Хватит, — вмешался Дамблдор мягко, но твёрдо. — Мы не будем решать за детей их судьбу. Наша задача — пригласить каждого.

Филиус Флитвик оживлённо поднял руку:

— Мы опять разделим обязанности? Обычно я беру северные графства, Хагрид — Уэст-Кантри…

— Совершенно верно, — улыбнулся директор. — Но в этом году хочу кое-что изменить. Некоторые семьи — особенно те, кто не знаком с миром магии, — требуют большего такта. Случаются недоразумения, и мы должны их избегать.

— Так это вы о Дурслях, — вставила Макгонагалл, и её губы поджались.

Дамблдор не ответил, лишь положил ладонь на стол.

— У каждой семьи своя история. Мы обязаны уважать их, даже если они сами не уважают нас.

В этот момент дверь скрипнула, и в комнату вошёл Хагрид. Его плечи почти упирались в притолоку, а в руках он держал охапку конвертов, которые выглядели крошечными в его лапищах.

— Профессор, вы просили, — пробасил он, осторожно выкладывая письма. — Совы готовы разнести хоть завтра.

— Благодарю, Рубеус, — Дамблдор кивнул. — Но есть ещё детали.

Учителя зашептались, и директор пригласил Хагрида жестом остаться.

— Мы должны особенно тщательно отнестись к детям, которые живут среди магглов, — сказал он. — Письмо само по себе может испугать или вызвать гнев. Поэтому в некоторых случаях мы посылаем не только сову, но и человека.

— Это я, да? — с готовностью ответил Хагрид.

— Иногда вы, иногда Минерва, иногда кто-то другой. Всё зависит от ребёнка. — Дамблдор посмотрел на список. — Например, девочка Гермиона Грейнджер. Очень талантлива, но её родители врачи, люди практичные и скептичные. Там понадобится объяснение и терпение.

Макгонагалл кивнула:

— Я займусь этим лично.

— А есть семьи, где нас не ждут, — продолжил директор. — Там письмо может вызвать гнев, как будто мы посягаем на их порядок. Таких детей не меньше, и они нуждаются в нас даже сильнее.

Снегг скривился, но промолчал.

Дамблдор перевёл взгляд на Хагрида:

— Рубеус, я доверю вам самую тяжёлую часть. Есть дома, где ребёнка не принимают. Где он живёт, как чужак. Им письмо нужно больше всего.

Хагрид нахмурился, лицо его стало жёстким.

— Я сделаю всё, что нужно, профессор. Но скажите честно… им ведь будет тяжело?

— Да, — тихо ответил Дамблдор. — Но мы должны показать им: у них есть место, где их ждут.

В комнате повисла тишина. Только потрескивание камина нарушало её. Каждый из учителей подумал о десятках лиц — будущих учеников, которые ещё не знали, что их жизнь изменится.

— Значит, решено, — сказал наконец директор, собирая свитки. — Письма будут отправлены завтра. Пусть Хогвартс снова станет домом для тех, кто его ищет.

Хагрид кивнул, бережно беря конверты в руки, будто это были не просто письма, а судьбы.

* * *

Чуть позже, кабинет директора Хогвартса

Дверь осторожно скрипнула, и в проёме показалась массивная фигура.

— Профессор? — пробасил Хагрид. — Можно мне… пару слов?

Дамблдор поднял глаза от пергаментов и мягко улыбнулся:

— Конечно, Рубеус. Заходите.

Хагрид неловко прошёл внутрь, согнувшись, чтобы не задеть притолоку. Его лицо было напряжённым, в руках он вертел потрёпанную шляпу.

— Я хотел спросить про Гарри, — начал он неуверенно. — Понимаю, что письмо и всё такое… но, может, вы скажете, как мне лучше с ним быть? Чтобы он… ну… не испугался.

Дамблдор сложил руки на столе и посмотрел поверх очков:

— Очень хорошо, что вы спросили. Это важно. Гарри — не такой ребёнок, как другие. Он растёт среди людей, которые не любят его и не защищают. Для него взрослые — это опасность или источник боли.

Хагрид нахмурился, сжал шляпу.

— Так значит, он будет бояться и меня?

— Сначала, да, — спокойно ответил Дамблдор. — Вы для него великан, а он привык ждать от больших людей угрозы. Поэтому первое правило: не спешите. Дайте ему время привыкнуть к вашему присутствию. Не приближайтесь резко, не повышайте голос.

Хагрид кивнул, запоминая.

— Когда он заговорит или спросит что-то, — продолжал директор, — отвечайте просто. Не читайте длинных речей, не пытайтесь объяснить сразу всё. Ему важно, чтобы он понял вас без труда.

— А если он спросит… про родителей? — тихо произнёс Хагрид.

Дамблдор на секунду замолчал, затем сказал:

— Говорите правду, но мягко. Не называйте их героями — это не то, что он хочет услышать. Скажите, что они любили его. Что сделали всё, чтобы он жил. Этого достаточно.

Огонь в камине осветил лицо директора, и оно казалось усталым.

— Главное, Рубеус, никогда не спорьте с его чувствами. Если он испугается — скажите, что это нормально. Если он разозлится — скажите, что понимаете. Для него важнее всего услышать, что его эмоции допустимы. Только так он сможет доверять.

Хагрид выдохнул, провёл ладонью по бороде.

— Я… я понял, профессор. Я сделаю всё, как вы сказали.

Дамблдор улыбнулся мягко:

— У вас доброе сердце, Рубеус. Гарри почувствует это быстрее, чем поймёт ваши слова. И это главное.

Великан опустил шляпу в руки и кивнул.

— Спасибо, профессор. Я не подведу.

Дверь за ним закрылась тихо, и в кабинете вновь остались только директор, пламя в камине и шепот портретов.

* * *

Дом Грейнджеров

Вечер выдался прохладным и тихим. Минерва Макгонагалл стояла у калитки аккуратного кирпичного домика и разглядывала окна, за которыми горел ровный электрический свет. Внутри всё казалось упорядоченным: книги на полках, стопки бумаг на столах, чёткие линии мебели. Дом, в котором царил порядок и занятость.

Она постучала. Дверь открыла высокая женщина в белом халате поверх платья. На лице её ещё читалась усталость рабочего дня.

— Миссис Грейнджер? — вежливо спросила Макгонагалл.

— Да, — ответила та настороженно.

— Моё имя Минерва Макгонагалл. Я представляю учебное заведение, куда ваша дочь получила приглашение. Не возражаете, если мы поговорим?

Женщина нахмурилась, но пригласила её внутрь. Вскоре появился и мистер Грейнджер — в очках, с папкой в руке. Они явно привыкли встречать людей деловых, но не неожиданных гостей в мантии.

Минерва достала плотный конверт с сургучной печатью и положила его на стол.

— Это письмо адресовано вашей дочери Гермионе.

— Школьное письмо? — переспросил мистер Грейнджер, скептически разглядывая печать.

— Да. Но школа особая, — спокойно сказала Макгонагалл. — Хогвартс. Школа магии и колдовства.

Оба родителя переглянулись, и в их взглядах промелькнуло недоумение, затем лёгкое раздражение.

— Магии? — холодно переспросила миссис Грейнджер. — Простите, но мы врачи. Мы оперируем фактами.

Минерва легко взмахнула палочкой, и лампа на столе вспыхнула ярче, затем превратилась в тонкую хрустальную птицу, которая трепетала крыльями прямо перед изумлёнными родителями. Через секунду лампа вернулась на место, будто ничего не произошло.

Молчание повисло тяжёлое. Потом мистер Грейнджер кашлянул.

— Хорошо… допустим. И что это значит для Гермионы?

Минерва кивнула, повернувшись к лестнице.

— Лучше спросить её саму.

На лестнице показалась девочка с растрёпанными кудрями и настороженными глазами. Она держала в руках книгу, толще которой в этом доме вряд ли что-то находилось.

— Мам? Пап? — спросила она тихо.

— Гермиона, — сказала Макгонагалл мягче, чем обычно, — это для тебя.

Девочка взяла письмо, дрожащими пальцами разорвала сургуч. Её глаза бегали по строчкам, и чем дальше, тем шире становились.

— Это… это школа? Для меня? Настоящая школа магии?

— Именно так, — подтвердила Макгонагалл. — У вас необычные способности, Гермиона. Я думаю, вы сами уже замечали странности.

Девочка порозовела, прижимая письмо к груди.

— Да! Книги… они иногда сами падают со стола, когда я думаю о них. И свет в комнате… он слушается меня, когда я злюсь. Я думала, что это… я сошла с ума.

Минерва слегка улыбнулась.

— Это не безумие. Это магия. У вас настоящий дар.

Гермиона опустила глаза, словно боясь, что радость слишком велика.

— Я смогу учиться? Быть… лучше всех?

— Вы сможете быть собой, — твёрдо сказала Макгонагалл. — А это гораздо важнее.

Родители всё ещё сидели за столом, не перебивая и не задавая лишних вопросов. Их лица оставались спокойными — удивительно спокойными для людей, которым только что сообщили, что их дочь ведьма.

Минерва знала: протокол срабатывал безотказно. Лёгкое заклятие, мягко гасящее панику и агрессию, — мера, выработанная за долгие годы работы с маглорожденными семьями.

— Гермиона, — продолжила Макгонагалл, — в письме вы найдёте список всего необходимого для школы. Форма, учебники, палочка, котёл и ещё кое-какие мелочи. Я помогу вам со всеми покупками.

Глаза девочки загорелись.

— Можно я сама выберу палочку? — спросила она с таким трепетом, что даже её родители невольно улыбнулись.

— Выбор палочки — всегда дело самой ведьмы, — кивнула Минерва. — Но остальное — моя забота. Косой переулок скрыт от посторонних глаз, туда нелегко попасть без проводника. Мы договоримся о дне, когда я вас туда провожу.

Миссис Грейнджер откинулась на спинку стула, машинально поправляя волосы.

— Всё это звучит… необычно. Но, если так нужно… мы сделаем, как вы скажете.

Минерва уловила оттенок отчуждения, но спорить не стала: заклятие удерживало тревогу, и этого было достаточно.

Гермиона же сидела, крепко сжимая письмо, словно боялась, что его заберут. В её глазах впервые было не только стремление к знаниям, но и то, чего так давно не хватало — чувство, что её приняли всерьёз.

— Спасибо, профессор, — прошептала она.

Минерва встала, поправила мантию.

— Благодарите не меня, а свою собственную настойчивость. Хогвартс ждёт вас.

Она склонила голову родителям и направилась к двери. Гермиона, не отпуская письмо из рук, следила за каждым её шагом.

В этот вечер девочка ещё долго сидела в своей комнате, перечитывая строки приглашения под светом настольной лампы. Мир вокруг оставался прежним — запах лекарств в коридоре, тиканье часов, голоса родителей внизу, — но теперь он больше не казался замкнутым. За его пределами открывалась дорога, где она могла быть собой.

* * *

Тисовая улица. Поздний вечер.

Дом Дурслей спал. В гостиной мерцал экран телевизора, в коридоре тикали часы. Гарри сидел в чулане под лестницей, сжавшись на узком матрасе, когда вдруг услышал тяжёлый стук в дверь. Никакого обычного звонка — именно гулкий, настойчивый удар.

Дядя Вернон ворчливо поднялся с кресла, дверь распахнулась — и Гарри, затаив дыхание, услышал низкий голос:

— Мистер Поттер здесь живёт?

— Здесь нет никаких Поттеров! — рявкнул дядя, но голос его дрогнул.

Гарри осторожно приоткрыл дверцу чулана. В проёме стоял человек, огромный, словно заслоняющий весь свет. Широкие плечи, борода, глаза, блестящие в темноте.

— А это кто? — Хагрид перевёл взгляд на Гарри.

Вернон заслонил мальчика собой.

— Это мой племянник. И ему не нужны никакие ваши чудачества!

Гарри смотрел то на дядю, то на незнакомца. Сердце колотилось. Всё происходило слишком быстро, слишком странно.

— У меня есть для него письмо, — спокойно сказал Хагрид.

Вернон протянул руку, но великан отдёрнул конверт.

— Нет, мистер Дурсль. Это письмо не для вас.

Он шагнул в дом, и дядя отшатнулся, бледнея. Хагрид опустился на одно колено перед Гарри, протягивая конверт.

— Это твоё, Гарри.

Мальчик замер. Письмо было тяжёлое, с сургучной печатью. Слишком необычное, чтобы быть правдой.

— Это шутка, да? — хрипло сказал он. — Дадли подговорил кого-то, чтобы надо мной посмеяться?

В глазах Хагрида мелькнула боль. Он вспомнил слова Дамблдора: *«Не спорь с его чувствами. Дай ему время».*

— Нет, Гарри, это не шутка, — мягко сказал он. — Но если хочешь, можешь сам прочитать.

Гарри взял конверт, прижимая его к груди, словно ждал, что он исчезнет. Пальцы дрожали, когда он ломал сургуч. Буквы прыгали перед глазами: *«Школа чародейства и волшебства Хогвартс…»*

Он перечитал строку ещё раз, потом ещё.

— Волшебство? — едва слышно повторил он. — Вы издеваетесь.

— Знаю, трудно поверить, — сказал Хагрид. — Но ты всегда замечал вокруг себя странности, верно? То, что не объяснить?

Гарри вспомнил, как стекло в зоопарке вдруг исчезло. Как его волосы отрастали за ночь, даже когда тётя пыталась их подстричь. Как свитер Дадли вдруг оказался таким маленьким, что лопнул на швах, ещё до того как он натянул его.

Он сжал письмо сильнее.

— Если это правда… почему мне никто раньше не сказал?

— Потому что те, кто должен был заботиться о тебе, не хотели, чтобы ты знал, — тихо сказал Хагрид. Он бросил короткий взгляд на Дурслей, и те тут же опустили глаза.

Гарри не поверил сразу. Слишком много раз взрослые врали. Слишком часто всё хорошее оказывалось издёвкой. Но молчание Дурслей, их странная сдержанность, — это было необычно.

Он снова посмотрел на письмо. Пальцы дрожали.

— А если я не поеду? — спросил он глухо.

— Тогда всё останется, как есть, — мягко ответил Хагрид. — Но если поедешь — у тебя появится место, где ты не будешь чужим.

Гарри не ответил. Он стоял посреди прихожей, держа в руках письмо, а позади застыли его опекуны — не кричащие, не ругающиеся, а подозрительно спокойные. Это пугало не меньше, чем сам великан с бородой.