Цена бессмертия (гет)

Лодки с глухим стуком причалили к небольшой деревянной пристани, утопающей в ночной мгле. Ощущение невидимого сверлящего жара на затылке наконец отпустило, но знакомая как собственный пульс стена молчания между ней и Альфардом никуда не исчезла. Напряжение лишь сменило декорации, переместившись под своды огромного замка, где пахло дымом тысяч факелов и пылью, осевшей на камнях за века.

Их завели в небольшое помещение, в котором нескольким десяткам одиннадцатилетних детей было очень тесно. Все возбуждённо шептались между собой, толкались локтями и дышали друг другу в затылок. Через какое-то время к ним вышел Дамблдор, одетый в нелепое подобие халата фиолетового цвета.

— Добрый вечер, — разнесся по затихшей комнате бархатный голос Дамблдора, и все замолкли разом. — Прежде чем вы приступите к ужину — а я знаю, вы его заслужили, — каждому из вас предстоит пройти через самое важное таинство в вашей юной магической жизни. Распределение, — его взгляд скользнул по испуганным и восторженным лицам, и в его глазах заплясали доселе незнакомые Том хитрые искорки. Уж она-то до сих пор помнила их первую и до этого момента единственную встречу. Подозрение, скрытый страх — и больше ничего не было в этих чёртовых синих глазах. — Факультет станет вашим домом, семьей и полем битвы за очки, — продолжал он. — Победа в этой битве приносит факультету кубок. Поражение… ну, поражение всегда можно выдать за неудачную шутку, главное — не быть пойманным во время проделок, — тут его тон приобрёл хитрые нотки, и он заговорщицки подмигнул. — Надеюсь, каждый из вас подарит своей школе повод для гордости. Советую вам привести себя в порядок, пока есть время.

— Мой старший брат мне рассказывал, что проходить Церемонию Распределения очень больно, — донёсся до Том шёпот одного мальчика, Игнатиуса Прюэтта, как она поняла из разговора. — Но мне кажется, он просто снова пошутил надо мной.

Рядом с ней девчушка с рыжими волосами бесконечно теребила пуговицу на своей новенькой мантии, словно от этого зависела ее судьба, Альфард замер у её плеча, будто высеченный из мрамора, с бесстрастным выражением лица. И Том сама бы никогда не призналась в этом вслух, но у неё вспотели ладони, а губы сами растянулись в кривой улыбке предвкушения.

Скоро определят, с какой шахматной клетки она начнёт свой путь к трону. Том была готова.

Массивные двери зала распахнулись, и перед ними предстали выстроившиеся вдоль всего зала четыре длинных стола, за которыми сидели студенты самых разных возрастов. И сотни пар глаз устремились на новичков.

— Смотрите, смотрите! — визгливо вскрикнула какая-то круглолицая девочка с светло-русыми косичками и возбуждённо указала пальцем вверх, и по их кучке пробежал восхищённый шёпот, точно также, как когда они плыли по озеру на лодках. Том подняла взгляд к потолку… нет, к небу. Под огромными сводами потолка красовался ночной небосвод, усыпанный мириадами звёзд и увенчанный серебряным диском луны.

Том скользнула взглядом по потолку. Зачарованное небо. Хитроумно, впечатляюще. Идеальный способ ослепить и запугать новичков, заставить их почувствовать себя букашками под взором вселенной.

Их провели к столу преподавателей, стоящему поперёк в конце зала, и поставили в линию спиной к нему.

Посередине стоял треногий табурет, на котором покоилась латаная-перелатаная, очень древняя на вид шляпа. Неожиданно, шляпа дёрнулась — теперь у неё в складках ткани можно было разглядеть подобие рта — и запела:

— Может быть, я некрасива на вид,

Но строго меня не судите.

Ведь шляпы умнее меня не найти,

Что вы там ни говорите.

Шапки, цилиндры и котелки

Красивей меня, спору нет.

Но будь они умнее меня,

Я бы съела себя на обед.

Все помыслы ваши я вижу насквозь,

Не скрыть от меня ничего.

Наденьте меня, и я вам сообщу,

С кем учиться вам суждено.

Быть может, вас ждет

Гриффиндор, славный тем,

Что учатся там храбрецы.

Сердца их отваги и силы полны,

К тому ж благородны они.

А может быть, Хаффлпафф ваша судьба,

Там, где никто не боится труда,

Где преданны все, и верны,

И терпенья с упорством полны.

А если с мозгами в порядке у вас,

Вас к знаниям тянет давно,

Есть юмор и силы гранит грызть наук,

То путь ваш — за стол Рейвенкло.

Быть может, что в Слизерине вам суждено

Найти своих лучших друзей.

Там хитрецы к своей цели идут,

Никаких не стесняясь путей.

Не бойтесь меня, надевайте смелей,

И вашу судьбу предскажу я верней,

Чем сделает это другой.

В надежные руки попали вы,

Пусть и безрука я, увы,

Но я горжусь собой.

Том сощурила глаза: живая шляпа, поющая песни про факультеты — додумались же!

— Теперь, я буду называть ваши имена, и вы должны будете надеть Шляпу и сесть на табурет, — объявил Дамблдор, как только Шляпа стихла и обмякла, став самым обычным куском старой грязной ткани.

При свете тысячи свечей, парящих под потолком, борода Дамблдора отливала еще большей рыжиной.

— Начнём. Аббот, Арлин!

Пухлая девочка со светлыми косичками чуть ли не вприпрыжку подбежала к табурету и, нахлобучив Шляпу, села. В зале на несколько секунд воцарилась тишина — настолько звенящая, что был слышен лишь треск пламени свечей и отдаленный шелест ночного ветра в окнах, прежде чем допотопная вещь выкрикнула:

— ХАФФЛПАФФ!

Крайний стол слева взорвался аплодисментами.

— Блэк, Альфард!

Альфард вышел вперёд твёрдой походкой. Шляпа пробыла на нём около минуты, прежде чем громко объявить на весь зал:

— СЛИЗЕРИН!

Сигнус и Вальбурга Блэк, видимо, его родня, позже встретили Альфарда одобрительными кивками за одним столом.

Бен Харари — мальчик, который запомнился Том лишь умным, сосредоточенным взглядом — просидел на табурете совсем немного. Шляпа едва коснулась его головы, как выкрикнула: «РЕЙВЕНКЛО»!

Были Аарон и Анис Лестрейнджи. Весь лощёный Аарон прошагал с надменным видом к столу Рейвенкло, а вот Анис, девочка с ярым блеском в глазах, попала на Слизерин.

Игнатиус Прюэтт, который всю дорогу твердил, что Распределение — это очень больно, облегченно выдохнул и, счастливо улыбаясь, направился к столу с золотым львом на красном гербе.

И, наконец…

— Риддл, Том!

Том твёрдой, уверенной походкой прошла к табурету. Весь зал притих. Ну, конечно, какой ещё реакции можно было ожидать от них…

Надев Шляпу, села на покосившийся табурет.

«- Кхм… как интересно, — заскрипела в ухо ей Шляпа. — Смелости тебе не занимать, чистая Гриффиндорка... но твоя смелость холодна и расчётлива. Ты не рискуешь, не просчитав все последствия. Ум и жажда знаний... да, упорства тебе не занимать. Ты больше Гриффиндора подходишь для Рейвенкло. Но...»

«- Но какой толк от знаний, если ты не можешь их применить», — мысленно перебила Том Шляпу, так и не дав ей закончить.

«- Верно, — мысль Шляпы обрела оттенок уважения. — Однако я чувствую нечто большее... Глубокую, пронзительную цель. Жажду не просто знать, а владеть. Вершить. Так где же тебе будет лучше? Где ты сможешь взять всё, что пожелаешь?»

«- Разве не ясно!? Там, где ценят силу и не размениваются на сантименты, — без колебаний направила она мысль, сконцентрировавшись на образе могущества, контроля, вечного наследия. — Там, где я смогу стать великой».

Наступила секундная пауза, полная безмолвного вежливого одобрения и изумления Распределяющей Шляпы, которое было для неё ощутимо почти физически. Затем она громко и четко произнесла:

— СЛИЗЕРИН!

Том прошла к столу со змеёй на гербе, опустилась на стул под пристальные, изучающие, откровенно любопытные, а кое-где и даже враждебные взгляды, поймала заинтригованный взгляд Альфарда. Её губы искривились в коротком, беззвучном смешке.

Гриффиндорская отвага? Она была не против. Рейвенкловская мудрость? Безусловно. Но всё это — лишь инструменты, которые ей помогут в деле. Ненужные же — будут валяться в углу бесполезным мусором. А от всего ненужного Том всегда избавлялась или не брала вовсе.

Её целью была не пыльная тишина книг и не азарт безрассудных схваток. Она была здесь — в этом зале, в этих умах, которые предстояло завоевать.

Она наблюдала, как на возвышении восседает директор Диппет, пожилой и мягкий. Смотрела, как расчётливым взглядом Слагхорн осматривает зал со студентами. Она видела, как профессор Дамблдор бросает на неё пронзительный взгляд голубых глаз из-под своих очков-половинок. Он будто видел чуть больше, чем остальные. Внутри что-то холодно сжалось, но на её лице не дрогнул ни один мускул.

«Слишком уютно», — мелькнула беглая, тщательно упакованная мысль. — «Слишком много доверчивости».

«Слишком много власти в слишком старых руках», — пронеслось в её голове.

Она поймала очередной взгляд Альфарда, сидевшего буквально в паре ярдов от неё. «Равный» — в который уже раз ненавязчиво читалось в его жесте.

После того, как Том заняла своё место, Церемония Распределения продолжалась ещё около пяти минут. Несколько человек шли к столу Хаффлпаффа, и ещё парочка к Гриффиндору.

Возбуждённый гул, стоящий до этого среди студентов, внезапно смолк — со своего места поднялся директор Диппет.

— Рад снова видеть всех вас в сборе! Старых друзей — с возвращением, новых — с прибытием! Не стану задерживать долгожданный ужин пространными речами, — он добродушно подмигнул. — Лишь напомню, как просил наш лесничий Рорк, о запрете посещать Запретный лес. Название его говорит само за себя. А теперь... приступим к ужину!

По окончании его слов вся серебряная посуда, которая до этого уныло пустовала, наполнилась самой разной едой. Все студенты радостно загудели.

Том ощутила, как у неё во рту пересохло. Пиршество красок и запахов вызывало лёгкое головокружение. Неужели всё это — еда? Её тело помнило другое: сосущую пустоту под рёбрами, драки за плесневелую краюху, которую приходилось отбивать, прижимая к себе. А здесь... еда просто возникала, словно по мановению волшебной палочки. Желудок сводило от голода, требуя наброситься на ближайшее блюдо и не отрываться, пока не упрется дно. Но разум, острый и безжалостный, нашёптывал: «Сдержись. Они все смотрят. Ты должна быть лучше их. С самого начала». Внутренняя борьба отразилась внешне единственным проявлением — пальцами, ещё сильнее вцепившимися в складки мантии.

— Думаешь, невкусно?.. — ну, конечно. От Альфарда с его особенно цепким взглядом не могло не укрыться её поведение, которое сейчас сильно выбивалось на фоне остальных студентов.

— Непривычно большое разнообразие, — ответила она, глядя куда-то мимо него.

— Что ж… — Альфард сделал театральную паузу. — В таком случае я просто обязан посоветовать тебе прекрасный свиной ростбиф.

В его тоне сквозила такая сладкая язвительность, что у Том сомнений не осталось — он издевается.

— Благодарю, — произнесла она почти беззвучно, изобразив на лице нечто, отдалённо напоминающее улыбку.

— До десяти лет я жил в России, — донёсся до неё голос Антонина Долохова. Том попыталась сосредоточиться на его словах. — Но родители сочли, что призрак Гриндевальда, нависший над Европой, слишком опасен. Он, конечно, метит завоевать весь магический мир, но семья решила, что на Британских островах мы будем в большей безопасности.

Том кивнула, заставляя себя воспринять информацию Долохова как данные для анализа, а не как простую светскую болтовню.

«Бегут от Гриндевальда. Значит, боятся. Значит, видят в нём угрозу, а не силу».

Этот вывод успокоил её, придав уверенности.

— Разумное решение, — теперь её голос звучал куда твёрже. — Хотя, если Гриндевальд столь могуществен, вряд ли какие-то границы станут для него преградой.

— Любопытно, — сказал мальчик с платинового цвета волосами, который сидел поблизости и до этого только внимательно слушал разговор. В его глазах был стальной блеск, голос был тихим, но каждое слово чеканилось идеально. Прекрасный зачаток для жестокого холодного аристократа. — Большинство, чьё детство прошло… вне нашего круга, едва ли осведомлены о тонкостях европейской политики. Откуда же столь проницательное мнение о Гриндевальде? — Том замерла. Никто не должен знать, что она из убогого приюта. Она как можно вежливее улыбнулась. Он оценивает, примеряется, узнаёт её значимость. — О, совсем забыл представится, — он тонко улыбнулся, но глаза остались холодными как лёд. — Абраксас Малфой.

— О, наша новая соотечественница не лишена проницательности, — сказал неожиданно вклинившийся Альфард, став для Том спасательным кругом, и его взгляд скользнул по её пальцам, всё ещё сжимавшим ткань мантии. — Но не стоит недооценивать древние защиты, выстроенные вокруг этого… туманного острова.

— Защита сильна до тех пор, пока те, кто за ней скрываются сильны духом, — ответила Том, глядя куда-то на плечо Альфарда. — Бегство пока ещё никого не делало сильным, — поражённо замолчал Долохов, сощурил глаза Малфой.

— Философские глубины в первый же вечер? — Альфард ухмыльнулся, но закончить ему не дала Анис Лестрейндж, резко подсев по левую сторону от Том и перебив его.

— Тебе ведь знакомы драки и уличные правила, — её глаза светились таким ярым блеском, что Том на мгновение показалось, что она вот-вот вызовет её на бой на кулаках. — Захлопнись, Малфой, — бросила она Абраксасу, сидящему напротив них, который только было открыл рот, чтобы что-то сказать. А Анис продолжала разглядывать её так, будто Том интересный экземпляр в коллекции психа. — Верно?.. — вопросом в её тоне и не веяло, только твёрдая уверенность в своих суждениях. — В твоих глазах читается… знакомство с драками.

— Видна готовность дать сдачи. Даже когда для этого нет видимой причины — продолжил Альфард вместо Анис, ничуть не смутившийся её выходкой.

Это был точный удар. Он видел не просто голод, он видел уличную бойцовскую хватку, скрытую под маской принудительного спокойствия. Том почувствовала, как по спине пробежал холодок. Он водил по ней взглядом, словно опытный дуэлянт, отыскивающий брешь в защите противника.

Но отступать было нельзя. С самого начала.

Мысль, до этого копошившаяся на задворках сознания, наконец оформилась и вышла на свет. Ясная и неоспоримая. В приюте дрались кулаками, локтями, зубами. В Хогвартсе, на Слизерине тоже была драка. Но иная. Здесь в буквальном смысле дрались словами. Одно неосторожно подобранное выражение — и тебе конец. Здесь следят за каждой твоей неверной интонацией, а затем используют это против тебя.

…И Том это нравилось.

Это было ненормальное, искаженное понятие развлечения.

Том наконец-то прямо встретила взгляд Альфарда. Её чёрные глаза, лишённые всякого намёка на ребяческую неуверенность, впились в него с такой концентрацией, что его насмешливая полуулыбка на миг дрогнула.

— Опыт — лучший учитель, Альфард, — произнесла она чётко, отчеканивая каждое слово. — Он учит, что за всё нужно платить. Даже за гостеприимство. И я всегда предпочитаю знать цену заранее.

— Ты ведь Том Риддл, верно?.. — сказала неожиданно девочка, которая была очень похожа на Альфарда, до этого она только молча наблюдала за всем. — Вальбурга Блэк.

— Простите, но меня так давно не зовут. Я Марволо, — терпеливо кивнула головой Том в приветствии. Её охватило знакомое чувство презрительного гнева, которое она тут же взяла под контроль. Альфард, сидя вполоборота, издал короткий смешок, едва приподнял бровь, стараясь поймать её взгляд, как бы говоря: «Неужели?». Ну, конечно, он-то не мог так просто забыть, что она собственноручно представилась ему как «Том» в первую же их встречу.

— Том? Риддл? — раздался резкий и ядовитый голос где-то справа. Даже перед тем, как обернуться на говорящего, Том уже по интонации знала выражение его лица. В паре ярдов от неё сидел мальчик со скривившимися в гримасе губами. Его дорогая мантия кричала о богатстве, но грубоватые черты лица — о чём-то другом. — Том — имя для девочки?! — его губы скривились в презрении. — Риддл — ты полукровка или того хуже. Так что ты забыла на Слизерине, факультете, куда принимают только чистокровных, а не маггловское отребье, — и он обвёл всех сидящих взглядом, будто ища поддержки.

Том на секунду застыла, молниеносно вспоминая статусы крови, о которых ей рассказывал Слагхорн ещё во время их похода в Косой переулок, и где она могла за всё своё недолгое пребывание в Хогвартсе перебежать дорожку этому тупице, и был ли он в её списке потенциальных угроз. Но… ничего. Они раньше не пересекались. Значит, он был никем — просто шум. И это делало его атаку лишь более оскорбительной.

Разговоры двух других её однокурсников замолкли. Даже несколько старшекурсников обратили своё внимание на происходящее. Не было больше поблизости бренчания вилок о тарелки. Все присутствующие замерли…

От неё ждали ответа.

Том медленно, с обманчивой плавностью повернула голову. Её взгляд был пустым и бездонным. Не предвещающим ничего хорошего.

Никто не должен узнать. Никогда.

— Я повторюсь — меня зовут Марволо, — она ответила ему тонкой, вежливой улыбкой, какой обычно благодарят за комплимент. И эта обыденность в ситуации оскорбления была пугающей. — Мое место здесь обеспечено моими способностями. А твое? Только именем? — Она прищурилась и сделала маленькую паузу, глядя, как он краснеет. — Интересно, что сказали бы твои предки, узнав, что их потомок так боится конкуренции, что набрасывается на однокурсниц во время еды. Думаю, они бы покраснели. Или, зная историю вашего рода, нет?

— Впрочем, глупость — не преступление, — произнесла она, и ее голос потерял ледяную остроту, став почти что разумным. — А невежество можно исправить. Мы все здесь — будущее магической Британии. И Слизерин должен быть сильным и единым. Не для того, чтобы выяснять, чья кровь чище, а для того, чтобы вместе стать сильнее. Враги нашего факультета не дремлют. И они будут рады, если мы перегрызем друг другу глотки из-за таких пустяков. — Том ещё какое-то время смотрела на него в упор, а после отвернулась к еде, показывая, что инцидент исчерпан.

— Ты… — он задыхался от возмущения и покрылся уродливыми красными пятнами стыда. Это неприятно напомнило ей о том, как в бешенстве краснела миссис Коул.

— Вот и заткнись, Трэверс, — небрежно бросил ему кто-то постарше. Разумный совет.

— Браво, — тихо сказал слева Альфард, сидя там, где только что сидела Анис. Том внутренне вздрогнула от неожиданности, но физически это никак не проявилось. Она и не заметила, как ушла Лестрейндж, и подсел он. — Ты только что не просто унизила Трэверса. Ты публично оспорила претендента на лидерство среди первокурсников и предложила им свой экземпляр власти. Они теперь твои.

— Что это значит? — Том в недоумении выгнула бровь.

— Здесь нет официальных титулов, но есть те, кого слушают. Ты показала силу и характер. Сейчас тебя боятся и уважают. Одни будут пытаться подольститься, другие — использовать, третьи — проверить на прочность. Ты не «королева», ты — новый значимый игрок на поле битвы, — спокойно пояснил Альфард.

Том не ответила сразу. Она откинулась на спинку скамьи, позволив взгляду лениво скользнуть по залу, рассматривая всех людей с неприсущим для неё интересом. Так вот как здесь расставляются приоритеты…

Сила, уважение, интриги… И никаких идиотских титулов. Идеальная среда для роста. Поле битвы, как он и сказал.

Весь оставшийся пир Альфард намеками, будто проверяя ее, объяснял ей неписанные «законы» Слизерина. Она ловила его слова, складывая их в единую картину. И картина эта была до боли знакомой: на каждом курсе свой лидер мнения, определяющийся не криком, а силой, происхождением и искусством интриги. Власть здесь была не абсолютной, как у монарха, а текучей, как вода, основанной на страхе и уважении.

Это была система, которую она интуитивно понимала — система силы и уважения, а не прописанных уставов.

— …система гибка, удобна и похожа на структуру старых аристократических, — только и успел договорить Альфард, как еда из серебряных тарелок исчезла, и их громко позвал какой-то старшекурсник:

— Первокурсники, сюда!

Они спускались вглубь замка по скрытым лестницам, стены которых были холодными и влажными от близости озера. Свет факелов отбрасывал пляшущие тени, в которых чудились очертания скрытых дверей и древних символов.

Общая гостиная факультета оказалась просторной, с уходящими куда-то вверх потолками, которые невозможно было разглядеть из-за чернильной темноты. Повсюду были расположены диваны и пуфики, обитые изумрудным шёлком и расшитые серебряными нитями. На одной стороне гостиной тлели угли в огромном камине, а на другой было что-то вроде панорамного окна, которое как раз- таки и светилось загадочным изумрудным светом, который и покрывал всё помещение. И в это окно было видно… дно озера?

— Я — староста факультета Слизерин, Гай Эйвери, — сказал, повернувшись к ним лицом старшекурсник, ведший их через всю школу. — И я рад приветствовать вас на Слизерине. На нашем гербе изображена змея, мудрейшее из созданий. Наши цвета — изумрудно-зелёный и серебряный, а наша гостиная с потайным входом находится в подземельях, — он неопределённо махнул рукой, будто это была простая формальность, которую ему было неприятно и скучно произносить, а затем его голос обрёл отчётливые ледяные нотки: — Есть несколько вещей, которые вам стоит узнать о Слизерине, — и несколько, о которых стоит забыть, — он оглядел их оценивающим взглядом, который точно говорил: «Вам останется только забыть эти вещи и больше никогда не вспоминать». — Возможно, до вас дошли слухи о Слизерине — якобы все мы увлечены Тёмными искусствами и будем разговаривать только с теми, у кого прадед был известным волшебником, и тому подобную чушь. Не стоит верить всему, что говорят на других факультетах. Отрицать не буду, среди нас было немало тёмных волшебников, но они были и на других факультетах, им просто не нравится это признавать. Да, мы традиционно отдаём предпочтение студентам из благородных и древних чистокровных семей. Но ещё больше предпочтения мы отдаём хитрости, магической составляющей и уму. Вот факт, который другие факультеты предпочитают замалчивать: величайший волшебник всех времен, Мерлин, был слизеринцем. Он учился в этих стенах, постигал тайны магии в наших подземельях. Он управлял судьбами королей и менял ход истории. Вы хотите следовать по стопам титана? Или ваша цель — повторить успех какой-нибудь Эглантины Паффет, чье главное наследие — самонамыливающаяся губка? Выбор, как мне кажется, очевиден. Но хватит о том, кем мы не являемся. Давайте поговорим о том, какие мы на самом деле, и о том, что наш факультет — самый амбициозный и влиятельный в Хогвартсе. Мы стремимся к победам, потому что для нас важны честь и традиции Слизерина. Нас уважают студенты других факультетов. Да, в этом уважении может присутствовать доля страха, вызванного нашей тёмной репутацией. Но знаете что? Довольно приятно иметь репутацию тех, кто «ходит по краю», — «довольно удобно» — мгновенно мысленно перевела Том. — Вскользь намекните на то, что вам известна парочка древних проклятий, и посмотрите, рискнёт ли кто-нибудь похитить ваши вещи и причинить вам какой-либо вред. Но мы не плохие люди. Мы подобны нашему символу — змее: изящные, могущественные и часто неверно понятые. К примеру, мы, слизеринцы, заботимся о своих, чего нельзя сказать о Рейвенкло. Не поймите меня неправильно, — он тонко улыбнулся. — Блестящий ум — это достойно похвалы. Но их погоня за знаниями слепа. Они готовы идти по головам своих же однокурсников ради высокой оценки на тесте по Зельям, не понимая, что настоящая сила — в союзах, а не в одиночных достижениях. Знание — это инструмент, а не конечная цель. У них же он становится идеалом. В отличие от них, мы — клан. Мы понимаем, что сила одного — ничто против силы сплоченной группы. Коридоры Хогвартса могут преподнести немало сюрпризов, и вы быстро поймёте, как важно знать, что змеи всегда прикрывают твою спину. Как только вы становитесь змеёй, вы становитесь одним из нас, элитой. Знаете, что искал Салазар Слизерин в своих учениках? Зерно величия. Этот факультет выбрал вас, потому что у вас есть потенциал стать великими в истинном смысле этого слова. Да, может быть, в гостиной вы встретите людей, которые, как вам может показаться, не предназначены для чего-то особенного. Что ж, держите это при себе. Если Распределяющая Шляпа отправила их сюда, значит, в них есть что-то потрясающее, и вы не должны забывать об этом. Говоря о людях, которым не суждено стать великими, я ещё не упомянул гриффиндорцев. Многие говорят, что Слизерин и Гриффиндор — две стороны одной медали. И они правы. Разница в том, что наша сторона — это решка: рассчитанная, прагматичная и ценная. А их — орёл: громкая, пафосная и летящая на удачу. Они тоже стремятся к победам, но делают это с криком и бряцанием доспехов, тогда как мы — тихо подбираемся к своей цели и наносим единственный верный удар. Так что нет, мы не дружим с гриффиндорцами. Мы их обыгрываем. Ещё несколько вещей, которые вам стоит знать: призрак нашего факультета — Кровавый Барон. Если вам удастся наладить с ним отношения, возможно, он согласится помочь вам по вашей просьбе. Только не спрашивайте его, почему он в крови — ему это не нравится. Пароль в гостиную меняется каждые две недели. Внимательно следите за доской объявлений. Не приводите в нашу гостиную студентов с других факультетов и не разглашайте пароль. Уже более семи веков сюда не входили посторонние. Что ж, думаю, на этом пока всё. Спальни девочек правый коридор, спальни мальчиков — левый.

Том всю ночь не могла уснуть. Она лежала и смотрела в чернильную темноту — туда, где должны были быть изумрудные пологи её кровати, расшитые узорами серебряных нитей и средневековые гобелены на стенах с изображением приключений знаменитых слизеринцев. Она вслушивалась в шум воды Чёрного озера, на дно которого выходили окна гостиной факультета. Ей чудилось, что, если она заснёт, а затем откроет глаза — окажется снова в приюте.

Словно и не уходила оттуда. Словно не было никакого Хогвартса, не было никакой магии.

Что она навсегда останется такой же жалкой и беспомощной сироткой.

Со следующего же дня начались занятия. Том сжимала челюсть, запоминая каждый поворот. Эти дурацкие лестницы, живущие своей жизнью, запутанность коридоров, которая была непроходимым лабиринтом, эти обманные двери — всё это было испытанием, и она не собиралась его провалить. Замок, словно разумное существо, специально не давал своим обитателям нормально жить.

Дни начали нанизываться один на другой, будто бусины на невидимую нить. И всё же каждая из этих бусин отличалась от другой. Как нет двух одинаковых волшебных палочек, так и Том пока не встретила двух одинаковых дней в Хогвартсе.

В шутливой манере преподавал Трансфигурацию Дамблдор. Может быть, Том полюбила бы этот предмет ещё больше, если бы не её острая неприязнь к профессору. Она с холодным презрением наблюдала, как однокурсники умиляются дурацким шуткам Дамблдора. Слепые щенки, готовые вилять хвостом за порцию снисходительного внимания. Их восхищение вызывало у неё лишь тошноту.

Слагхорн, причмокивая от удовольствия, обходил их столы, следил за их попытками приготовить Зелье для излечения фурункулов, и даже его добродушная улыбка не скрывала цепкого, оценивающего взгляда,

Галатея Мэррисот, преподававшая Защиту от Тёмных Искусств, держалась с такой выверенной прямотой, будто её позвоночник был стальным прутом. Её взгляд, прожигающий каждого ученика насквозь, внушал если не уважение, то опасение. И всё же весь первый урок она вбивала им в головы меры безопасности и правила поведения в нестандартных ситуациях. Вторая неделя, а эта Мэррисот всё вдалбливает в них примитивные правила. Как будто они не способны запомнить это с первого раза. Это было просто оскорбительной тратой её времени.

На Истории магии ничего кроме лекций, разумеется, не было.

На Травологии профессор Бири (а это был низкий и иногда излишне впечатлительный старичок) дал им задание обрезать побеги цветов, которые так и норовили укусить за палец.

Поздними вечерами они разглядывали в телескопы небосвод, усыпанный мириадами звёзд. Астрономия была у Том не самым любимым предметом, но была в этом какая-то своя, леденящая душу магия.

На Заклинаниях они зубрили правильные движения палочкой и слова для заклинания левитации. Весь класс заметно приуныл, когда профессор Доусон сказал им, что практиковать они это будут только через три недели, освоив теорию до автоматизма.

Впрочем, Том не жаловалась. У неё была отличная успеваемость по всем предметам. Прочтённые ранее все учебники за первый курс дали ей хорошую фору перед остальными. На Трансфигурации у неё первой из всего класса получилось превратить спичку в иголку. Она навсегда запомнит каким удивлённым тогда был взгляд Альфарда, и то, как он саркастично приподнял брови, будто припоминая все её промахи, которые были: «Я повторюсь, меня зовут Марволо», «Я ко всему готова» и «Непривычно большое разнообразие», в то время как сама едва скрывала первобытный голод в глазах. Что ж, она уже сделала несколько ошибок — и она признаёт это. Но у неё есть ещё достаточно времени, чтобы совершенствоваться. Чтобы быть идеальной.