1+1 (гет)

Их план был безумием. Блестящим, отчаянным безумием, которое могло родиться только в содружестве двух умов, одинаково презиравших условности и одержимых целью.

Дамблдор, сражавшийся с Гриндевальдом на макроуровне — армиями, заклинаниями невероятной мощи, — не видел деталей. Он был стратегом. Снейп и Гермиона были тактиками. Они видели узлы, из которых сплеталась сила Темного Лорда.

Гриндевальд не был бессмертен. Его сила, как выяснила Гермиона, кропотливо изучая древние тексты под руководством Снейпа, зиждилась на сети артефактов — «Якорях», — рассеянных по Европе. Они питали его, делая почти неуязвимым в своем логове Нурменгарде. Пока они стояли, он был непобедим.

— Он не ожидает атаки изнутри, — сказал как-то вечером Снейп, указывая на карту, испещренную магическими метками. Они стояли так близко, что ее волосы касались его мантии. — Его охрана ищет врагов снаружи. Они ищут силу.

— А мы придем с тишиной, — прошептала Гермиона, ее глаза горели. — С ядом для артефактов, а не с мечами для стражей.

Их роль в финальной битве осталась неизвестной для истории. Пока Дамблдор и Гриндевальд сходились в легендарной дуэли, расколдовывая небо над Нурменгардом, два призрака скользили в тени замка.

Они двигались как одно целое. Снейп, мастер теней и обмана, расчищал путь, его чары усыпляли, дезориентировали, заставляли стражей видеть то, чего не было. Гермиона следовала за ним, ее палочка выписывала сложные узоры, растворяя заклятия защиты на дверях, находя ловушки там, где их не должно было быть. Она была его глазами, его аналитическим центром, в то время как он был ее щитом и клинком.

Они нашли первый «Якорь» — пульсирующий черный кристалл в сердце старой обсерватории. Стражи — два фанатика— заметили их.

Снейп, не говоря ни слова, шагнул вперед. Его атака была молниеносной и безжалостной. Не яркие вспышки света, а тихие, удушающие чары, темные щупальца, которые хватали и ломали. Он сражался с холодной, методичной яростью, защищая не себя, а пространство за своей спиной.

— Грейнджер! — его голос прозвучал резко, пока он парировал красную молнию.

Гермиона не дрогнула. Она уже стояла у кристалла, ее инструменты были готовы. Она не пыталась разрушить его силой — это бы убило их обоих. Она капля за каплей вводила в него сложнейший раствор, созданный ею на основе теоретических выкладок Снейпа. Зелье, разрывавшее магические связи.

Кристалл взвыл, пронзительный, нечеловеческий звук, и треснул, рассыпаясь в черный песок.

— Первый, — выдохнула она, и ее глаза встретились с его. В них не было страха. Было лихорадочное возбуждение, облегчение и… гордость.

Они обменялись кивком. И двинулись дальше.

Их миссия не была героической. Она была грязной, кровавой и утомительной. Они пробирались через канализационные стоки, чтобы достичь подземного хранилища. Они отравляли колодец, питавший второй «Якорь». Они шли по следам смерти, которую сеял Гриндевальд, и их собственная решимость закалялась в этом аду.

Когда пал последний, седьмой «Якорь», где-то наверху, в небесах, грянул оглушительный раскат грома. И крик. Крик нечеловеческой ярости и боли — крик Гриндевальда, впервые за десятилетия почувствовавшего себя уязвимым.

Их работа была сделана.

Они не остались, чтобы праздновать. Они выбрались из разрушающегося замка, как два призрака, залитых потом, пылью и чужой кровью. Они не говорили. Не было нужды.

Только когда они перенеслись в безопасное место — на пустынный утес где-то в Шотландии, где первые лучи утра золотили горизонт, — напряжение спало.

Гермиона опустилась на колени, ее тело вдруг затряслось от адреналинового отката. Снейп стоял рядом, опираясь на скалу, его грудь тяжело вздымалась.

Он обернулся к ней. Без слов он протянул руку. Она посмотрела на его длинные пальцы, на кровь под ногтями, на царапины. Затем вложила свою дрожащую руку в его.

Он потянул ее на себя, сильным движением подняв на ноги. Они стояли друг против друга, два сообщника, два победителя в войне, о которой никто не узнает.

— Мы сделали это, — прошептала она, и ее голос сорвался.

— Мы сделали это, — повторил он тихо, и это было похоже на клятву.

Он не отпускал ее руку. Вместо этого его вторая рука поднялась и коснулся ее щеки, смахивая пятно сажи. Его прикосновение было неожиданно нежным. Он смотрел на нее — не на ученицу, не на оружие. Он смотрел на Гермиону. На ту, что прошла с ним через ад и не отступила.

Он наклонился. И на этот раз его губы коснулись ее губ не случайно и не в порыве ярости. Это был поцелуй, полный признания. Поцелуй, пахнущий дымом, кровью и горьковатой правдой о них самих, которую они больше не могли отрицать.

Она ответила ему с той же страстью, цепляясь за его мантию, как за единственную твердыню в мире, который только что перевернулся с ног на голову.

Когда они разомкнулись, чтобы перевести дух, первые лучи солнца осветили их лица. Война была позади. Начиналось что-то новое. Что-то темное, сложное и принадлежащее только им.

— Что теперь? — спросила она, все еще не отпуская его.

— Теперь, — его губы тронула едва заметная улыбка, — мы будем править обломками.