1+1 (гет)

Эпоха Гриндевальда была в самом разгаре. Тени Темного Лорда ложились на всю Европу, и даже стены Хогвартса не могли полностью отгородиться от страха, витавшего в мире. Альбус Дамблдор, уже не тот пылкий юноша, а уставший, много повидавший профессор, собирал своих «легионеров» — самых талантливых и бесстрашных студентов для тайной борьбы.

Снейп был его самым ценным и самым неожиданным шпионом. Молодой, гениальный в Темных искусствах, он проник в самое сердце движения Гриндевальда, играя в двойную игру смертельной сложности. Его миссии были долгими и опасными, а возвращения в Хогвартс — краткими, чтобы отчитаться лично Дамблдору.

Именно после одного такого отчета, выйдя из кабинета директора поздно вечером, он столкнулся с ней в библиотеке.

Гермиона Грейнджер, но не та, которую он знал. Здесь она была не на стороне света. Ее родители, ярые сторонники «нового порядка» Гриндевальда, отдали свою гениальную дочь в Хогвартс, уверенные, что она станет блестящим теоретиком новой эры. Она была одержима магией, знаниями, но ее моральный компас еще только формировался, испытывая давление со всех сторон.

Она сидела за столом, окруженная стопками книг, которые Снейп сразу узнал — труды по оккультизму, запрещенной алхимии, теории превосходства крови. Не по программе. Не для слабых умов.

Он остановился по ту сторону стеллажа, наблюдая. Она водила пальцем по строке, губы шептали заклинание такой силы, что воздух вокруг нее звенел. В ее глазах горел не просто интерес, а жадность. Голод.

— «Пожирание души» — не лучшая литература для отхода ко сну, мисс Грейнджер, — произнес он тихо, выходя из тени.

Она вздрогнула и резко захлопнула книгу, но не испугалась. Ее взгляд встретился с его — вызовом, а не страхом.

— Профессор Снейп. Я думала, вы все еще… в отъезде.

— Мои перемещения — не предмет для твоих догадок, — отрезал он, подходя ближе. Его черная мантия скользнула по полу, как тень. — Или ты уже настолько уверена в своих привилегиях, что правила тебе не писаны?

— Правила созданы для тех, кто не способен увидеть то, что лежит за их пределами, — парировала она, и в ее голосе звучала не детская дерзость, а холодная убежденность.

Снейп почувствовал странное щемящее чувство. Узнавание. Такой же огонь, та же ненасытная жажда знаний, что горела когда-то в нем самом. Только направленная не в сторону защиты, а в сторону безразличной, аморальной силы.

— Осторожнее, девочка, — прошипел он, наклонившись так, что их лица оказались в сантиметрах друг от друга. От него пахло морозным воздухом, дымом и чем-то горьким — полынью. — Тот путь, на который ты смотришь, вымощен костями идеалистов. И ведет прямиком в пропасть.

— А вы откуда знаете? — не отступила она. Ее взгляд скользнул по его черным глазам, по старой ране на шее, выглядывавшей из-под ворота мантии. — Вы выглядите так, будто уже были там.

Его губы искривились в подобие улыбки.

— Возможно. И именно поэтому я знаю, что такие умные, но наивные девочки, как ты, кончают там очень плохо.

Он выпрямился, чтобы уйти, но ее тихий голос остановил его.

— Они говорят, вы один из самых сильных в этом… в Искусстве.

Снейп замер.

— Они много чего говорят.

— Они говорят, что вы могли бы учить настоящей магии. Не этой скучной ерунде, — она кивнула на стандартный учебник по зельеварению.

Он медленно повернулся. Игра была опасной. Дамблдор поручил ему вербовать, обращать, а не потакать. Но он увидел в ней не просто студентку. Он увидел инструмент. Острый, идеально отточенный. И возможность.

— Настоящая магия, мисс Грейнджер, — сказал он, и его голос стал низким, почти ласковым, — требует не только ума. Она требует жертв. Полной самоотдачи. Готовы ли вы на это?

Она смотрела на него, загипнотизированная. Он был воплощением той тайной, опасной силы, о которой она читала. Антипод добродушного Дамблдора.

— Да, — выдохнула она.

— Тогда, — он сделал паузу, наслаждаясь моментом, — возможно, ваше образование выйдет за рамки учебного плана. При условии абсолютной дисциплины и молчания.

Он протянул руку. Не для рукопожатия. На его ладони лежал маленький черный камень, испещренный рунами.

— Подумайте. Коснитесь этого, если ваш выбор окончателен. Это будет… нашим маленьким секретом.

Он развернулся и растворился в темноте библиотеки, оставив ее одну с древним фолиантом, трепещущим сердцем и камнем, что ждал ее решения.

На следующее утро, войдя в свой кабинет, Снейп нашел черный камень у себя на столе. Рядом с ним лежал аккуратно сложенный листок с единственной фразой, выведенной уверенным почерком: «Я готова».

Он взял камень, сжал в кулаке. Где-то далеко бушевала война, плелись интриги, и Дамблдор со своим прошлым в лице Гриндевальда пытался сохранить хрупкое равновесие. Но здесь, в подземной лаборатории Хогвартса, рождалась другая история. История тьмы, обещаний и двух одиноких умов, нашедших друг в друге и опасность, и спасение.

И Снейп понимал, что это самая рискованная игра из всех, что он вел. Потому что ставкой в ней была не только его жизнь, но и душа той, что смотрела на него с таким жадным доверием.

Кабинет Снейпа пахло иначе. Прежняя смесь сушеных трав, пергамента и горьковатой обиды теперь была разбавлена новыми, тревожными нотами: озоном от недавно свершившейся магии, электрическим запахом смолы драконьего сердца и сладковатым ароматом амброзии, которую Гермиона добавляла в чернила для рун.

Она стояла у его стола, ее поза была прямой, но в пальцах, сжимавших палочку, выдавалось напряжение. Перед ней на столе лежал сложный магический круг, нарисованный серебряными чернилами.

— Сосредоточься, Грейнджер, — его голос был низким, безжизненным, как всегда на уроках, но теперь в нем слышался иной оттенок — не презрение, а требовательная интенсивность. — Магия разума не терпит суеты. Один ошибочный завиток — и вместо того, чтобы скрыть свои мысли от вторжения, ты превратишь свой мозг в открытую книгу для любого, кто проходит мимо.

— Я понимаю, профессор, — ее голос был тихим, но твердым. Она провела палочкой, выводя последнюю руну. Круг вспыхнул холодным синим светом и растворился в воздухе. Защита была установлена.

— Хорошо, — произнес Снейп после паузы, изучая невидимые глазу барьеры. — Достаточно компетентно.

Это было высшей похвалой из его уст. Уголек гордости тлел у нее в груди. Эти тайные уроки длились уже несколько недель. Он учил ее не школьной магии, а тому, что называл «Искусством Тени» — защите разума, некромантике, зельям, которые не найдешь в стандартных учебниках, чарам такой силы, что от них звенел воздух.

Он был безжалостным учителем. Он не хвалил, лишь констатировал факты или указывал на ошибки с убийственной точностью. Но он и не унижал ее, как других. С ней он был… сосредоточен. Как на сложном, но многообещающем эксперименте.

Однажды вечером, когда они разбирали особенно коварное зелье забвения, он задал неожиданный вопрос:

— Почему?

Она подняла на него глаза, сбитая с толку.

— Простите, сэр?

— Почему ты согласилась? — он не смотрел на нее, помешивая варево, которое от его прикосновения меняло цвет с кроваво-красного на глубокий фиолетовый. — Ты умна не по годам. Ты могла бы стать золотой девочкой Дамблдора, его новым образцом для подражания. А выбрала… это. — Он кивнул на котел.

Гермиона помолчала, подбирая слова.

— Потому что он предлагает иллюзию, — наконец сказала она тихо. — Иллюзию безопасности, иллюзию того, что добро всегда побеждает просто потому, что оно добро. Он играет в долгую игру, жертвуя пешками. Вы… — она осмелилась посмотреть на него, — …вы предлагаете знание. Силу. Чтобы не быть пешкой. Чтобы защитить себя самой, а не надеяться на благосклонность старого волшебника, у которого в голове свои тайные планы.

Снейп замер на мгновение, его черные глаза наконец встретились с ее карими. В его взгляде было что-то неуловимое — то ли удивление, то ли признание.

— Дамблдор рассказал тебе о своем великом плане по спасению мира? — язвительно спросил он.

— Он не нуждается в рассказах, — парировала Гермиона. — Он позволяет делать выводы. И выводы эти… пугают. Вы же учите меня не бояться.

В воздухе повисло тяжелое молчание. Он отложил ложку и подошел к ней так близко, что она почувствовала холод, исходящий от его одежд.

— Страх, мисс Грейнджер, — это единственный здравомыслящий ответ на окружающий нас мир. Я учу тебя управлять им. Обращать его в оружие. Но никогда — не чувствовать.

Его лицо было всего в дюйме от ее. Она видела каждую пору на его бледной коже, каждую морщину у глаз, проложенную заботами и темными секретами. Ее сердце бешено колотилось, но не от страха. От возбуждения.

— Я понимаю, — прошептала она.

Его взгляд скользнул по ее лицу, задержался на губах, снова поднялся к глазам. Казалось, он что-то искал. Искал и, видимо, находил.

— Достаточно на сегодня, — резко отсек он, отворачиваясь и вновь становясь непроницаемым профессором Снейпом. — Убирай свои принадлежности. И помни: ни слова.

— Ни слова, — повторила она, собирая вещи с дрожащими руками.

Когда она уже бралась за ручку двери, его голос снова остановил ее:

— Грейнджер.

Она обернулась.

— Тот камень… Он не только для связи, — сказал он, глядя куда-то поверх ее головы. — Это окклюменс. Грубый, но эффективный. Он скрывает твои… занятия… от случайного блуждания по твоему разуму. От посторонних глаз.

Он имел в виду Дамблдора. Он защищал ее. Уже тогда.

Гермиона кивнула, сердце ее пело от опасности и странного, щемящего чувства благодарности.

— Спасибо, профессор.

— Не благодарите, — отрезал он. — Благодарность — эмоция, которая ослепляет. А мне нужен ты зрячей.

Он повернулся к окну, спиной к ней, отпуская. Она вышла, закрыв за собой дверь.

Снейп стоял неподвижно, глядя на свое отражение в черном стекле. Он видел не себя, а ее — умную, опасную, голодную до знаний девочку, которую он взялся обучать. Ради дела Дамблдора? Ради войны? Или ради того, чтобы увидеть, сможет ли он направить этот яростный огонь так, как не смог когда-то направить свой собственный?

Он сжал руку в кулак. Где-то там бушевала война Гриндевальда, а здесь, в тишине его кабинета, зарождалась другая битва — за душу Гермионы Грейнджер. И он все больше сомневался, на чьей именно стороне он сражается.

Война с Гриндевальдом приближалась к своей кульминации. Новости о стычках, исчезновениях и открытых столкновениях просачивались даже в, казалось бы, неприступные стены Хогвартса. Воздух был наполнен напряжением, и каждый шепот в коридорах мог оказаться вестью о предательстве или поражении.

Гермиона больше не была просто ученицей. Под строгим и безжалостным руководством Снейпа она стала… инструментом. Идеально отточенным, смертельно опасным. Она могла заставить самые сложные зелья подчиняться ей, ее щиты выдерживали атаки, которые сокрушили бы иного опытного волшебника, а ее познания в окклюменции теперь позволяли ей не только защищаться, но и, с разрешения Снейпа, с осторожностью проникать в поверхностные слои сознания других.

Их уроки стали чем-то большим. Они были ритуалом, тайной к которой не был причастен никто другой. Он был ее проводником в мир теней, а она — его самым ценным и самым рискованным проектом.

Однажды ночью Снейп вернулся из очередной вылазки. Он не пошел к Дамблдору. Он почти рухнул в кресло у камина в своем кабинете, его правая рука судорожно сжимала левое предплечье. Лицо было серым от боли и истощения, а в глазах стояла та пустота, которая бывает только после слишком тесного столкновения с тьмой.

Дверь тихо открылась. Он рванулся было за палочкой, но опустил руку, узнав ее силуэт.

— Как вы… — начал он хрипло.

— Камень, — тихо сказала Гермиона. Она была в ночной рубашке, накинув на плечи мантию. — Он… нагрелся. И я почувствовала… боль.

Она подошла ближе, не спрашивая разрешения. Ее взгляд упал на его сжатую руку.

— Что случилось?

— Ничего из того, что касалось бы тебя, — попытался он отрезать, но в его голосе не было прежней силы.

— Вы лжете, — заявила она просто. Она опустилась на колени перед его креслом, ее движения были решительными, без тени страха. — Покажите.

Он попытался оттолкнуть ее, но его собственная слабость и ее настойчивость взяли верх. Он медленно разжал пальцы. Рукав мантии был порван, а на коже зиял страшный ожог, но не от огня, а от темной магии — края раны были черными и шевелились, словно изъеденные невидимыми червями.

Гермиона не вскрикнула. Ее глаза лишь сузились, ум уже анализировал, ища решение.

— Это требует немедленного вмешательства. Некротическая кислота, усиленная проклятием. У вас есть ингредиенты для противоядия?

Он молча кивнул в сторону кладовой. Не говоря ни слова, она вскочила на ноги и принялась рыться в склянках с поразительной уверенностью, точно зная, где что лежит. Она работала быстро, эффективно, ее руки не дрожали. Она была его созданием, и теперь она спасала его.

Через несколько минут воздух заполнил едкий запах варящегося зелья. Она вернулась к нему с чашей дымящейся жидкости.

— Пейте, — приказала она тоном, не допускающим возражений.

Он посмотрел на нее поверх чаши. В его темных глазах, помимо боли, читалось нечто новое — изумление, граничащее с одобрением. Он выпил зелье залпом, содрогнувшись от его горечи. Почти сразу же чернота на ране начала отступать, оставляя после себя лишь красную, но чистую кожу.

Он откинулся на спинку кресла, закрыв глаза, сраженный облегчением. Гермиона не ушла. Она осталась сидеть на полу у его ног, наблюдая за ним, готовая помочь.

— Они почти поймали меня, — тихо проговорил он спустя долгое молчание, его голос был глухим, лишенным привычной язвительности. Он никогда не делился с ней подробностями. Никогда. — Гриндевальд… он чувствует предательство. Как зверь.

— Но вы справились, — так же тихо сказала она. Ее рука, будто сама собой, поднялась и легла на его руку, все еще лежавшую на подлокотнике. Его кожа была холодной.

Он вздрогнул от прикосновения, но не отдернул руку. Он открыл глаза и посмотрел на нее. Огонь в камине играл в ее каштановых волосах, озаряя ее сосредоточенное, серьезное лицо. Она была так молода. И так бесстрашна.

— Зачем ты здесь, Грейнджер? — спросил он, и в его голосе прозвучала неподдельная усталость. — Ты могла бы быть в безопасности, в своей постели, видеть сны о славных подвигах во имя света.

— Я ненавижу сны, — ответила она, не отводя взгляда. — Они бессмысленны. А здесь… здесь я делаю что-то настоящее. Я нужна.

Он медленно, будто против своей воли, повернул ладонь и сомкнул свои длинные пальцы вокруг ее руки. Его прикосновение было холодным, но крепким.

— Это опасно. Для тебя. Со мной.

— Я знаю, — ее губы тронула тень улыбки. — Но вы учили меня не бояться опасности. Учили управлять ею.

Он смотрел на их соединенные руки, словно видя в этом какой-то невероятный парадокс. Северус Снейп, одинокий волк, шпион, позволивший себе прикосновение. И позволивший его ей.

— Тогда, возможно, я создал монстра, которого не смогу контролировать, — произнес он беззвучно.

— Или союзника, которого у вас никогда не было, — парировала она.

Он не ответил. Он просто держал ее руку, а тишина в кабинете, нарушаемая лишь потрескиванием огня, говорила громче любых слов. В этой тишине было признание. Признание ее силы, ее воли. И нечто большее, что-то, что заставляло его холодное сердце биться чаще, а ее — трепетать от предвкушения той бездны, в которую они смотрели вместе.

Война бушевала снаружи, но здесь, в этой комнате, родилась новая, тайная связь, крепкая, как сталь, и опасная, как самое запретное зелье. И оба понимали, что пути назад уже нет.

Их план был безумием. Блестящим, отчаянным безумием, которое могло родиться только в содружестве двух умов, одинаково презиравших условности и одержимых целью.

Дамблдор, сражавшийся с Гриндевальдом на макроуровне — армиями, заклинаниями невероятной мощи, — не видел деталей. Он был стратегом. Снейп и Гермиона были тактиками. Они видели узлы, из которых сплеталась сила Темного Лорда.

Гриндевальд не был бессмертен. Его сила, как выяснила Гермиона, кропотливо изучая древние тексты под руководством Снейпа, зиждилась на сети артефактов — «Якорях», — рассеянных по Европе. Они питали его, делая почти неуязвимым в своем логове Нурменгарде. Пока они стояли, он был непобедим.

— Он не ожидает атаки изнутри, — сказал как-то вечером Снейп, указывая на карту, испещренную магическими метками. Они стояли так близко, что ее волосы касались его мантии. — Его охрана ищет врагов снаружи. Они ищут силу.

— А мы придем с тишиной, — прошептала Гермиона, ее глаза горели. — С ядом для артефактов, а не с мечами для стражей.

Их роль в финальной битве осталась неизвестной для истории. Пока Дамблдор и Гриндевальд сходились в легендарной дуэли, расколдовывая небо над Нурменгардом, два призрака скользили в тени замка.

Они двигались как одно целое. Снейп, мастер теней и обмана, расчищал путь, его чары усыпляли, дезориентировали, заставляли стражей видеть то, чего не было. Гермиона следовала за ним, ее палочка выписывала сложные узоры, растворяя заклятия защиты на дверях, находя ловушки там, где их не должно было быть. Она была его глазами, его аналитическим центром, в то время как он был ее щитом и клинком.

Они нашли первый «Якорь» — пульсирующий черный кристалл в сердце старой обсерватории. Стражи — два фанатика— заметили их.

Снейп, не говоря ни слова, шагнул вперед. Его атака была молниеносной и безжалостной. Не яркие вспышки света, а тихие, удушающие чары, темные щупальца, которые хватали и ломали. Он сражался с холодной, методичной яростью, защищая не себя, а пространство за своей спиной.

— Грейнджер! — его голос прозвучал резко, пока он парировал красную молнию.

Гермиона не дрогнула. Она уже стояла у кристалла, ее инструменты были готовы. Она не пыталась разрушить его силой — это бы убило их обоих. Она капля за каплей вводила в него сложнейший раствор, созданный ею на основе теоретических выкладок Снейпа. Зелье, разрывавшее магические связи.

Кристалл взвыл, пронзительный, нечеловеческий звук, и треснул, рассыпаясь в черный песок.

— Первый, — выдохнула она, и ее глаза встретились с его. В них не было страха. Было лихорадочное возбуждение, облегчение и… гордость.

Они обменялись кивком. И двинулись дальше.

Их миссия не была героической. Она была грязной, кровавой и утомительной. Они пробирались через канализационные стоки, чтобы достичь подземного хранилища. Они отравляли колодец, питавший второй «Якорь». Они шли по следам смерти, которую сеял Гриндевальд, и их собственная решимость закалялась в этом аду.

Когда пал последний, седьмой «Якорь», где-то наверху, в небесах, грянул оглушительный раскат грома. И крик. Крик нечеловеческой ярости и боли — крик Гриндевальда, впервые за десятилетия почувствовавшего себя уязвимым.

Их работа была сделана.

Они не остались, чтобы праздновать. Они выбрались из разрушающегося замка, как два призрака, залитых потом, пылью и чужой кровью. Они не говорили. Не было нужды.

Только когда они перенеслись в безопасное место — на пустынный утес где-то в Шотландии, где первые лучи утра золотили горизонт, — напряжение спало.

Гермиона опустилась на колени, ее тело вдруг затряслось от адреналинового отката. Снейп стоял рядом, опираясь на скалу, его грудь тяжело вздымалась.

Он обернулся к ней. Без слов он протянул руку. Она посмотрела на его длинные пальцы, на кровь под ногтями, на царапины. Затем вложила свою дрожащую руку в его.

Он потянул ее на себя, сильным движением подняв на ноги. Они стояли друг против друга, два сообщника, два победителя в войне, о которой никто не узнает.

— Мы сделали это, — прошептала она, и ее голос сорвался.

— Мы сделали это, — повторил он тихо, и это было похоже на клятву.

Он не отпускал ее руку. Вместо этого его вторая рука поднялась и коснулся ее щеки, смахивая пятно сажи. Его прикосновение было неожиданно нежным. Он смотрел на нее — не на ученицу, не на оружие. Он смотрел на Гермиону. На ту, что прошла с ним через ад и не отступила.

Он наклонился. И на этот раз его губы коснулись ее губ не случайно и не в порыве ярости. Это был поцелуй, полный признания. Поцелуй, пахнущий дымом, кровью и горьковатой правдой о них самих, которую они больше не могли отрицать.

Она ответила ему с той же страстью, цепляясь за его мантию, как за единственную твердыню в мире, который только что перевернулся с ног на голову.

Когда они разомкнулись, чтобы перевести дух, первые лучи солнца осветили их лица. Война была позади. Начиналось что-то новое. Что-то темное, сложное и принадлежащее только им.

— Что теперь? — спросила она, все еще не отпуская его.

— Теперь, — его губы тронула едва заметная улыбка, — мы будем править обломками.

Победа над Гриндевальдом не принесла мира. Она принесла вакуум. Министерство Магии было обескровлено, его верхушка либо скомпрометирована сотрудничеством с Темным Лордом, либо уничтожена в ходе войны. Дамблдор, герой часа, отказался от поста Министра, как все и ожидали. Он вернулся в Хогвартс, заявив, что его место — учить новое поколение, а не управлять политикой.

Власть валялась под ногами, как драгоценный камень, который никто не решался поднять.

Именно в этот момент из теней вышли они.

Это не был государственный переворот. Это была хирургическая операция. Снейп, с его знанием всех грязных секретов и компромата на чиновников, оставшихся у власти, методично очищал аппарат Министерства. Он не убивал. Он шантажировал, смещал, вынуждал к уходу «по состоянию здоровья». Его боялись. Шептались, что он был правой рукой Гриндевальда и теперь просто забрал власть себе.

Но это была лишь половина правды. Второй половиной была Гермиона.

Пока Снейп действовал в тени, она вышла на свет. Используя свою репутацию самой блестящей ведьмы поколения и героини войны (ее роль, конечно, была приукрашена и подана в нужном ключе), она начала говорить. Она говорила с народом, с уставшими от войны магами и магглами, с теми, кто жаждал порядка и стабильности, а не разрозненных идеалов.

Ее речи были шедеврами. Она не обещала золотых гор. Она говорила о силе. О знании. О прогрессе. О том, что магическое сообщество должно сплотиться не вокруг старого догматизма и не вокруг темного хаоса, а вокруг эффективности и логики. Она говорила о новом порядке. Не порядке страха, а порядке разума.

Ее идеи находили отклик. Люди были сбиты с толку, напуганы, они искали твердую руку и ясный ум. И они видели это в ней — молодой, умной, невероятно мощной волшебнице, которая, казалось, знала выход из любого кризиса.

Снейп стоял за ее троном, и буквально. На официальных церемониях, когда Гермиона, уже занявшая пост Министра Магии благодаря «всеобщей поддержке» и безальтернативным выборам, произносила речи, он находился в двух шагах позади, облаченный в черные мантии нового образца — не профессорские, а скорее напоминающие форму верховного инквизитора или главы службы безопасности. Его титул был выдуманным, но внушающим страх: «Верховный Потенциат по Магической Безопасности и Восстановлению».

Он был ее мечом и щитом. Он знал каждую угрозу, каждую интригу, и уничтожал их на корню, прежде чем они могли достичь ее ушей. Он создал новую структуру — «Отдел Санкций», который отвечал за соблюдение новых, строгих законов, написанных, разумеется, Гермионой.

Их правление было дуализмом. Она давала надежду и прогресс: открывались новые институты магических исследований, были установлены жесткие, но справедливые законы о взаимодействии с магглами, система здравоохранения и образования была реформирована с беспрецедентной эффективностью.

Он обеспечивал послушание. Его «Санкции» были быстры и неумолимы. Коррупция, сопротивление, попытки вернуть старые порядки — все это подавлялось с жестокой точностью. Тюрьма Азкабан наполнилась новым поколением заключенных — не идеологических противников, а тех, кто мешал работе государственной машины.

Они жили в отреставрированном особняке, бывшей резиденции самого Гриндевальда в Англии, теперь превращенной в неприступную крепость. Их союз был хорошо отлаженным механизмом.

Однажды ночью, стоя на балконе и глядя на освещенные улицы Лондона, которые теперь простирались и под их властью, Гермиона спросила:

— Мы поступили правильно?

Снейп, стоявший рядом в тени, ответил не сразу.

— Правильно — понятие относительное, — произнес он наконец, его голос был низким и ровным. — Мы поступили необходимо. Они хотели порядка. Мы дали им порядок. Они хотели силы. Мы дали им силу. Цена… цена известна только нам.

— Они боятся тебя, — заметила она.

— Так и должно быть. Они любят тебя. Уважают твой ум. Но любовь — ненадежный якорь. Страх… страх постоянен. Вместе они создают идеальный баланс.

Она обернулась к нему, ее лицо в лунном свете было серьезным.

— А что насчет нас? Это всего лишь баланс? Политический союз?

Он вышел из тени. Его руки обхватили ее лицо, пальцы вцепились в ее каштановые волосы с почти болезненной интенсивностью.

— Ты знаешь ответ, — прошептал он. — Мы правим обломками, потому что мы — единственные, кто смог их пережить. Мы смотрим на одно и то же. Видим одно и то же. Мы — две стороны одной медали. Без тебя я — лишь тень в подворотне. Без меня ты — идеалистка с перерезанным горлом. Вместе… — он наклонился и прижал лоб к ее лбу, — …вместе мы — неоспоримо.

Это не была любовь в привычном понимании. Это была всепоглощающая, темная одержимость, взаимное признание двух равных сил, нашедших в друг друге не спасение, а абсолютное заверение.

Они правили Магической Британией железной рукой в бархатной перчатке. И пока она сияла на публике, неся свет разума и прогресса, он охранял ее тылы, окутывая страну надежной, непроницаемой тенью. И их правление было самым эффективным и самым бескомпромиссным в истории.