Мародёры: Три Тишины (гет)

2 сентября 1976 год

Яркие лучи сентябрьского солнца, пробивавшиеся сквозь высокие витражи Большого Зала, заливали золотом столы, ломившиеся от яичницы, сосисок и гор тостов. Воздух гудел от сотен голосов, смеха и звонов ложек о фарфор — обычное, шумное, живое утро в Хогвартсе.

Джеймс Поттер, с набитым ртом тоста, политого кленовым сиропом, размахивал вилкой так энергично, что капли сиропа летели на скатерть, едва не попав в волосы Римуса Люпина. Тот, с привычной осторожностью, отодвинул свою чашку с чаем.

— ...и капитан просто подходит к де Лукка, — продолжал Джеймс, игнорируя предостерегающий взгляд Римуса. — Говорит: «Слушай, Лоренцо, у нас команда почти сформирована, но новичкам нужна практика. Не хочешь устроить товарищеский?» А де Лукка, — Джеймс сделал преувеличенно кислое лицо, копируя высокомерного капитана Когтеврана, — морщится, словно проглотил конфету со вкусом ушной серы, бормочет что-то про «несвоевременно» и «свой график»...

Сириус Блэк, развалившись на скамье и с аппетитом пожирая стопку блинов, фыркнул, чуть не подавившись:

— Держу пари, Боунс не просто «подошёл». Он, наверное, к стенке припер своим взглядом убийцы. Или пообещал что-нибудь... скажем так, компромат из школьных архивов. Де Лукка просто так не соглашается. Особенно с Гриффиндором. У него аллергия на красный и золотой.

— Неважно как! — Джеймс отшвырнул вилку и схватился за голову, оставив на волосах липкую полоску сиропа, не заметив её. — Важно, что согласился! Товарищеский матч! Следующая суббота! Против Когтеврана! — Он почти выкрикивал последние слова, глаза горели азартом. — Это же шанс, ребята! Шанс показать этим зазнайкам, куда им идти! И главное — шанс для меня! Если я выложусь...

— Если ты не упадёшь со своей скрипучей «Кометы» от перевозбуждения до субботы, — сухо заметил Римус, аккуратно намазывая джем на тост. Он выглядел бледнее обычного, но утренняя суета, казалось, немного развеяла его мрачные мысли. — И перестань размахивать руками — ты мне в сок плеснул. Опять.

— Ой, извини, Лунатик! — Джеймс небрежно тряхнул головой, смахнув каплю апельсинового сока с мантии Римуса. — Просто... ты же понимаешь? Это ж Когтевран! Их ловцы — настоящие змеи в воздухе! А их новый вратарь, говорят, отрабатывает по пять часов в день! Это будет... эпично!

— Твоя старая «Комета» скрипит так, будто в неё вселился дух ноющего первокурсника. — перебил Сириус, доедая последний блин с видом знатока.

— Скрипит, но летает! — парировал Джеймс, но энтузиазм в голосе чуть поугас. — Главное — навык! Скорость мысли! А метла... ну, она же не главное, правда? — Он попытался выглядеть убедительно.

— Приятный бонус, — Сириус стукнул Джеймса по лбу, смахивая сироп. — Особенно когда Лоренцо кинет всю команду на тебя... Представляю его рожу, когда ты пролетишь мимо на этой штуке. — Он закатил глаза. — Обос... э-э-э, обольётся слезами.

В этот момент над их головами с мягким шелестом крыльев пролетела крупная ушастая сова. Она сделала аккуратный круг и опустилась прямо перед Джеймсом, едва не опрокинув его стакан с соком. Крепко сжатые когти птицы держали два предмета: небольшой, аккуратно перевязанный бечевкой сверток и конверт из плотного пергамента с узнаваемой размашистой подписью «Ф. Поттер».

— От отца? — удивился Джеймс, снимая сверток и письмо. Сова важно кивнула и, получив от Римуса кусочек бекона, взмыла под потолок Зала.

Джеймс с любопытством взвесил сверток в руке. Он был лёгким, но ощутимым. Письмо сунул в карман мантии — прочитает позже. Сейчас же гораздо интереснее было содержимое свертка. Пальцы быстро развязали бечевку и развернули коричневую бумагу...

Джеймс замер. Его глаза округлились, челюсть слегка отвисла. Он не произнёс ни звука, просто уставился на то, что лежало перед ним.

Сириус присвистнул, низко и долго, как от восхищения. Римус отложил тост, брови удивлённо поползли вверх. Даже Питер Петтигрю, закутанный в мантию чуть большего размера и до этого робко ковырявший овсянку, перестал жевать, уставившись на подарок.

На столе, сверкая лакированным красным деревом и отполированной до зеркального блеска сталью, лежала метла. Совершенно новая, пахнущая свежим лаком и волшебством. На рукояти, чуть ниже фирменного знака, гордо красовалось выгравированное название: «Нимбус 1001».

— Мерлинова борода... — наконец выдохнул Джеймс, голос хриплым от изумления. Его пальцы дрогнули, прежде чем коснуться рукояти. Гладкая, тёплая, будто живая...

— Нимбус 1001, — прошептал он. — Новейшая модель. Всего месяц как вышла. — В голове сразу всплыли слухи: невероятная скорость, манёвренность на грани магии. Говорили, она даже чует снитч.

— Ну что ж, — Сириус прислонился к спинке скамьи, глаза загорелись азартом охотника. — Похоже, старина Лоренцо теперь точно узнает, куда идти. — Он ухмыльнулся. — Ей нужно имя! Срочно. Предлагаю «Кровавый Коготь»! Или «Крылатая Смерть»!

Джеймс не слушал. Он уже схватил письмо отца, быстро разорвал конверт и пробежал глазами по строчкам. Улыбка, широкая и искренняя, озарила его лицо.

«Джеймс,

Новый учебный год — новый старт. Решили с матерью, что пора подарить тебе что-то получше твоей дряхлой „Кометы“. Пусть будет стимул не валять дурака на тренировках и иногда использовать голову, а не только адреналин.

Не разбей метлу в первый же день — мать уже переживает. Говорят, она летает быстрее, чем ты успеваешь соображать. Проверь сам.

P.S. Перчатки в свёртке. Те, что были у тебя, больше напоминали кухонные тряпки. Пользуйся новыми.

Отец.»

Джеймс хихикнул — это был классический Флимонт. Вечно брюзжащий, но заботливый по-своему. Он даже не стал читать, что на обороте, оставил на потом. Сейчас хотелось летать.

— Ребята! — голос Джеймса гремел. — Срочные дела на поле! Сириус! Римус! Со мной! Питер, ты — главный критик! Пошли! Надо опробовать мою Красотку! — Он побежал к выходу, прихватив метлу.

— Эй, Поттер, подожди! Как летать на пустой желудок? — Но Джеймс исчез. Сириус стащил тост Римуса и устремился следом.

— Римус, Хвост, шевелитесь!

Тренировочное поле Хогвартса сияло под редким для сентября солнцем. Воздух, ещё прохладный, уже пах травой и свободой. Джеймс Поттер излучал энергию, сравнимую разве что с его новым «Нимбусом 1001», который он не выпускал из рук.

— Смотрите и учитесь, господа Мародеры! — провозгласил он, взмахивая метлой как скипетром. — Сириус, подкидывай мяч! Любой! Высоко!

Сириус, стоявший рядом с ящиком с квоффлами, лишь усмехнулся. Он лениво вытащил тяжелый квоффл и, не целясь, швырнул его в небо — но не просто вверх, а с хитрым подкрутом. Мяч полетел по нисходящей дуге куда-то в сторону Римуса и Питера, сидевших на травяном откосе.

— Эй! — возмутился Римус, инстинктивно пригнувшись, хотя мяч пролетел метрах в пяти выше.

Но Джеймс уже поднялся в воздух. Вжавшись в рукоять, он рванул вперёд так стремительно, что ветер вырвал у него восторженный возглас. Мир сузился до свиста в ушах, биения сердца и послушного отклика метлы на малейшее движение бедер и рук. Он летел не просто прямо — а по сложной траектории, огибая невидимые препятствия. Джеймс растворялся в потоке воздуха. Существовали только цель, скорость и совершенство метлы под ним.

Он догнал мяч не просто быстро — успел перехватить его в полуметре от земли, прямо над головой удивлённого Питера. Завершив движение эффектным разворотом на месте, Джеймс приземлился, отбивая квоффл от земли как теннисный мяч.

— Видали?! — закричал он, сияя, дыхание сбивалось от адреналина. — Это не скорость, это телепортация! Когтевран обмочится от страха, когда увидит эту красотку в деле! — Он похлопал рукоять метлы, ещё раз ощущая её живой отклик.

— Неплохо, — снисходительно кивнул Сириус, хотя в глазах его горел азарт. — Но давай проверим, как она держит мертвую петлю на полной скорости? Или боишься новую игрушку поцарапать? — Его ухмылка была вызовом. — Может, Римус прикроет тебя заклинанием мягкого падения? А то вдруг закружится голова от высоты... или от собственного величия? И тогда имя придётся менять на «Робкая Улитка»!

— Боюсь? Я?! — Джеймс вскочил на метлу, забыв обо всём. — Питер, кричи, когда пролечу над твоей лысиной! Римус, считай секунды! Сириус, держи яблоко — я сейчас проткну его на лету рогом! — Он сделал вид, что поправляет невидимые оленьи рога на голове.

— Охотно! — Сириус достал из кармана яблоко, украденное за завтраком, и швырнул огрызок куда-то в кусты. Откусив от целого, он подбросил его в воздух. — Но учти, если не проткнёшь — имя метлы меняется на «Робкая Улитка»! И я расскажу всем, что ты боишься высоты!

Прежде чем кто-то успел ответить, Джеймс взмыл вверх, набирая высоту с пугающей быстротой. Над самым шпилем дальних трибун он сделал мертвую петлю — идеально круглую, без единого срыва. Потом — вторую, третью, всё ниже и агрессивнее. На четвёртой петле он пронёсся так низко над откосом, что Питер вскрикнул и упал на спину, а Римус лишь закатил глаза.

— Поттер! Ты рехнулся?! — рявкнул Римус.

— Расслабься, Лунатик! — крикнул сверху Джеймс, выполняя стойку на руках на летящей метле. — Я же под расчёт! Питер, ты жив?

— Еле-еле! — пискнул Питер из травы.

— Видишь? — Джеймс лихо приземлился рядом. — Точно под расчёт! Сириус, гони мяч! Римус, не хмурься — лучше скажи, во сколько секунд уложился? И яблоко где?

— Яблоко, — Сириус невозмутимо откусил ещё раз, — было съедобным. А теперь оно часть меня. Протыкай, если осмелишься. — Он бросил Джеймсу квоффл. — А время…

— Тридцать секунд, — сухо ответил Римус, опуская часы. — Неплохо. Для самоубийцы. Или для оленя, решившего, что он птица. В следующий раз предупреди — я приготовлю сачок.

Сириус громко рассмеялся. Джеймс поймал мяч и бросил его Сириусу обратно.

— Все, хватит меня терзать. Давай отработаем связки. Питер, не спи!

После лихой тренировки, когда адреналин начал спадать, а мышцы приятно ныли, настроение у всех было приподнятым. Но возвращение в замок и мысли о расписании напомнили о школьной программе. Занятия прошли в привычном, слегка хаотичном ритме.

Когда они спускались в подземелье Слизерина на зельеварении, Северус Снейп язвил про «позёрства с новыми игрушками вместо учёбы». Джеймс ответил своей фирменной ухмылкой и каламбуром про «зелья от зависти». Сириус чуть не задохнулся от смеха, уронив сушёную змеиную кожу в котёл соседа — случился мелкий разноцветный взрыв и гневный вопль Слизнорта. Римус тихо стонал, предвидя дополнительные задания.

На трансфигурации МакГонагалл строго пресекла попытку Джеймса и Сириуса превратить свои подставки для перьев в миниатюрные летающие «Нимбусы 1001», но уголки её губ дрогнули при виде их разочарованных лиц.

— Поттер, Блэк, ваша энергия была бы полезна на реальной трансфигурации, а не на создании игрушек! — произнесла она. — Десять баллов с Гриффиндора за нецелевое использование магии!

Питер еле справился с превращением мыши в табакерку — она получилась с хвостом и пищала, когда её открывали. Римус, как всегда, выполнил задание безупречно и первым.

На шестом курсе, казалось бы, уже ничто не могло удивить. Тем более — очередной преподаватель Защиты от тёмных искусств. Но когда в класс вошёл Михаил Островский, тишина наступила сама собой.

Ещё за десять минут до начала урока ребята болтали у двери, когда услышали приглушённые голоса за углом. Кто-то, похожий на Дамблдора, говорил спокойно:

— ...мне важна именно ваша сдержанность, Михаил. Ребята… непростые. И времена такие же.

Ответ последовал с лёгкой хрипотцой:

— У меня есть опыт удержания баланса на краю, Альбус. И понимание, что иногда лучшая защита — показать глубину пропасти, прежде чем в неё шагнут. Я помогу им увидеть выбор.

— Главное — не уведите их туда. — Голос Дамблдора стал мягче. — Удачи вам.

Через мгновение Островский появился в дверях.

Высокий, светловолосый, с лёгкой проседью, он был сдержанно элегантен в чёрной мантии, напоминавшей то ли военную шинель, то ли одежду странствующего мудреца. Его движения были плавными, но в каждом чувствовалась сила. Лицо скорее доброжелательное, чем суровое, но в нем что-то таилось — не угроза, а опыт. Мужчина лет пятидесяти, но глаза казались моложе и живее.

— Добрый день, — сказал он низким голосом с лёгким акцентом. — Присаживайтесь.

Джеймс внимательно смотрел на нового преподавателя, украдкой обменявшись взглядом с Бродягой. Тот тоже выглядел настороженным.

— Меня зовут Михаил Островский. Да, я из Колдотворца. Да, я знаю, что это место проклято, — усмехнулся он, не злорадно, а как человек, которому давно нечего доказывать. — Но я решил рискнуть. Хотя бы на один год.

Он подошёл к столу, тихо постучал каблуками по полу и опёрся рукой о край.

— Я приехал с севера и знаю, что значит брать ответственность на себя. У меня двое детей. Сын уже работает в Министерстве, а дочь — ровесница некоторых из вас. Обожает Гриффиндор, кстати.

В классе раздались тихие смешки. Даже Лили, сидевшая рядом с Алисой, слегка улыбнулась.

— В этом году мы будем говорить не столько о том, как произносить «протего», сколько о том, от чего вы, собственно, защищаетесь. О страхе. О выборе. О границах, — он провёл мелом по доске. — Сегодня — простое упражнение. Ни палочек, ни книг. Только вы и то, что носите внутри.

Класс замолк.

— Это не будет боггарт, — спокойно добавил Островский, будто угадав их мысли. — Это будет... зеркало. Почти.

Он открыл старый шкаф в углу класса. Оттуда потянул холод — не физический, а тот, что оставляют сны, не заканчивающиеся на рассвете.

— Поттер, начнём с вас.

— Если тебя съедят, я заберу метлу, — тихо сказал Сириус. — Без обид.

Джеймс сглотнул и встал. Шкаф оставался неподвижным. Подойдя ближе, он ощутил, как плечи сжимаются, будто кто-то сзади тянет его обратно. Он заглянул внутрь и остолбенел. Холодок пробежал по спине.

Он увидел себя — в чёрной мантии, с лицом, скрытым под зловещей маской. Он шагал в первых рядах тех, кто нес страх и разрушение. Запах гари и крови ударил в ноздри, хотя в классе пахло только пылью и мелом. Он не смеялся. Отдавал приказы холодным и чужим голосом, который резал воздух. За его спиной полыхали дома. На мгновение ему показалось, что его рука уверенно поднялась, палочка была готова начертить в небе пылающий Череп...

Сердце Джеймса колотилось не от страха, а от острого узнавания — это была его собственная уверенность в правоте, привычка командовать, наслаждение превосходством, вывернутые наизнанку и доведённые до ледяного, смертоносного абсолюта. Тот же тон, которым он отдавал приказы на поле или огрызался на Снейпа. Та же убеждённость, что его воля — закон для окружающих. Но здесь, в кошмаре, знакомые черты обернулись чудовищной властью над жизнью и смертью. Это был не просто страх — это было лицо его глубочайшего ужаса: осознание, что семена того, кого он презирает, таятся в нём самом, в его силе, гордыне и неспособности видеть границы.

— Хватит, — мягко сказал Островский. Джеймс содрогнулся и отступил. Шкаф снова стал просто шкафом. Он сел рядом с Сириусом, бледный, но не дрожащий.

Внутри всё ещё звучал тот чужой голос из кошмара — его собственный.

В классе повисла гнетущая тишина.

— Знаете, что самое страшное в том, что вы там увидели? — его голос прозвучал тише, но от этого только весомее. — Не то, что это возможно. А то, что это... правдоподобно.

Он обвёл класс взглядом, останавливаясь на каждом чуть дольше, чем было комфортно.

— Вы все думаете: «Я бы никогда». Но мир не делится на героев и монстров. Между ними — один плохой день.

Одно неправильное решение.

Одна идея, которая кажется правильной... пока не станет слишком поздно.

Джеймс заметил, как Римус сглотнул. Его пальцы бессознательно впились в край стола.

— Профессор... — неожиданно встряла Марлин, — это Зеркало Еиналеж? Только… оно показывает не «я», а кошмар?

Островский покачал головой, но в уголках глаз мелькнуло что-то вроде уважения.

— Близко, мисс МакКинон. Это Зеркало Последствий. Официально в реестре Министерства оно числится как Артефакт 814. — Он провёл рукой по тёмному дереву шкафа, и в воздухе запахло морозом. — Его создал не алхимик, а философ-самоучка из Петербурга позапрошлого века. Человек, слишком хорошо узнавший, как легко сила духа, не обузданная моралью, превращается в орудие тирании.

Он сделал паузу, давая словам осесть.

— Верно, оно не предсказывает будущее, как и Зеркало Еиналеж. Оно предупреждает. Показывает, во что может превратиться ваша сила, если дадите ей волю без оглядки.

Он прошёлся между рядами, его тень скользила по стенам.

— Вот вы, Поттер, — Джеймс вздрогнул, — на поле вы лидер. Команда слушает ваш голос. А если однажды решите, что ваша правда — единственная? Что те, кто думает иначе... недостойны считаться людьми?

Джеймс побледнел. Сириус резко повернул голову к другу.

— Или вы, Люпин, — Римус насторожился, — вы знаете, что значит быть другим. Могли бы возненавидеть весь мир за это. Или решить: раз уж вам больно — пусть всем будет больно.

Питер съёжился, будто ожидая, что очередь дойдёт до него.

— Это не магия тьмы, — Островский вернулся к кафедре. — Это магия выбора. Каждый день, каждое решение — шаг либо к тому, что вы видели, либо прочь от него.

Он хлопнул в ладоши, и шкаф с грохотом закрылся.

— Домашнее задание: подумайте. Не о том, что вы видели... а почему это вас так напугало. На следующем уроке обсудим.

Звонок прозвенел неожиданно громко. Никто не шелохнулся.

— Вы свободны, — сказал Островский, но его взгляд добавил: «Если кто-то из вас вообще сможет чувствовать себя свободным после этого».

Урок закончился. Ребята выходили молча. В коридоре уже шептались:

— Он с Дамблдором говорил до начала. Сказал, дочка — наша ровесница. И сын старше.

— Подожди... Островский? Это не тот ли, что из рода Распутиных?

— Ну а кто ещё поедет преподавать в Хогвартс «на один год»?

Шепот становился громче и тревожнее.

Джеймс шёл рядом с Сириусом, стараясь держать шаг ровным, но плечи были напряжены, а взгляд опущен. Он чувствовал, как призрак видения всё ещё липнет к нему, словно паутина.

Сириус слегка толкнул его плечом.

— Ну что, впечатлил тебя наш Мистер Северный Ветер? Или шкаф показался тесноват для твоих амбиций?

Джеймс только покачал головой, не поднимая глаз. Слова застревали в горле комом.

— Не знаю, — ответил он с паузой, насильно выдыхая. — Но если он и правда видел Тьму... он умеет смотреть ей прямо в глаза.

Римус, идущий чуть позади, молча сжал книгу, которую нёс.

— Вот и посмотрим, как долго продержится, — хмыкнул Сириус, но без прежней лёгкости. Он хлопнул Джеймса по плечу, жест был чуть грубее обычного, но в нём читалась поддержка: «Держись, я рядом». — А пока, Сохатый, перестань хмуриться как профессор Трюк в дождливый понедельник. Твоя новая метла ждёт, чтобы ты показал ей, на что способен. Или ты передумал пугать Де Лукку до усрачки?

Питер, ковыляя рядом, лишь бросил быстрый взгляд на Джеймса, затем отвёл глаза, словно испугался увидеть в них остатки того, что было в шкафу. Он побледнел и прижался к стене, пропуская вперед группу болтающих пуффендуек.

Слова о метле прозвучали, как щелчок пальцами перед лицом. Джеймс вздрогнул всем телом, словно очнувшись.

— Передумал? — наконец спросил он, поднимая голову и пытаясь вернуть привычную браваду. Азарт от предстоящей тренировки пробивался сквозь ледяную скорлупу шока. — Ни за что! Моя «Ласточка» уже видит его слёзы во сне!

Где-то внутри медленно отпускало. Не страх. Не восхищение. А уважение — и лёгкое беспокойство. Чтобы не вязнуть в этом, он намеренно перевёл мысли на метлу, воображая её рукоять в ладони. Скорость, надёжность — это было реально, осязаемо. В отличие от ледяных видений в шкафу.

И всё же впервые за долгое время кто-то в замке смотрел на него, как взрослые смотрят на равных. Словно знал, на что он способен. В обе стороны.

Это пугало больше, чем тень в шкафу.

* * *

Истинным спасением дня, способным на время стереть занятие Островского и напряжённый разговор, стала вечерняя командная тренировка. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в персиковые и золотые тона, когда гриффиндорская команда вышла на поле. Появление Джеймса с сияющим «Нимбусом 1001» вызвало завистливые вздохи и одобрительные возгласы. Капитан, Эдгар Боунс — суровый семикурсник с вечной гримасой концентрации на лице — лишь кивнул, но в глазах мелькнуло одобрение.

— Поттер, тебе с Маккинон отрабатывать перехваты! — скомандовал Боунс. — Блэк, с тобой разговор насчёт бладжеров! Остальные — облет поля, разминка!

Джеймс взмыл вверх, и ветер сразу вырвал у него смех. «Нимбус» послушно нырнул в пике, обогнав мяч на полкорпуса — Марлин даже ахнула. Он не думал ни о чем. Только скорость, только вызов. «Еще!» — крикнул он, уже разворачиваясь для нового рывка.

Именно тогда, выполняя эффектный разворот после очередного перехвата, он увидел их. По тропинке, ведущей к оранжереям, шли Лили, Алиса и ещё пара девчонок из Пуффендуя. Они явно возвращались с занятия по Травологии, неся охапки каких-то странных синих стеблей.

Джеймс, не снижая скорости, сделал головокружительную бочку прямо над их головами. Алиса ахнула и замахала. А Лили... Лили подняла голову. Их взгляды встретились на миг. И уголки её губ дрогнули — не улыбка, нет... но что-то близкое. В её взгляде мелькнул интерес — не одобрение, не осуждение, а искра внимания.

Джеймс поймал это ощущение, как перехватывает мяч— на уровне рефлекса. На миг сковавший грудь холод наконец отпустил.

— Эй, Поттер! — крикнул Боунс, но в голосе не было злости. — Не зазнавайся! Пруэтт, дай ему жару!

Джеймс поднялся вверх, кровь стучала в висках уже не только от полёта. Она заметила! И это... это было не так враждебно! Он играл с удвоенной энергией, забыв обо всём.

Вечерняя тренировка закончилась затемно. Ребята, усталые, но довольные, брели обратно в замок, обсуждая удачные моменты и ошибки. Джеймс сиял, принимая похвалы за полёт и слаженную работу. Даже Сириус, уставший от отработки силовых приёмов против бладжеров, похлопал его по плечу:

— Летал здорово, Сохатый. На этой штуке ты и правда грозен. Де Лукка не знает, что его ждёт.

Гостиная Гриффиндора встретила их теплом камина и шумом. Джеймс, всё ещё на подъёме после тренировки, громко делился впечатлениями с парой младшекурсников, жестикулируя и изображая, как новый вратарь Когтеврана «бухнется в грязь лицом» после его финта.

— И она просто... бух! — Джеймс изобразил падение. — Прямо в лужу! А я уже забил! Вот так! — Он встал в эффектную позу, ловя восхищённые взгляды первокурсников.

Его смех прозвучал громче, чем нужно. Каждая шутка, каждый жест были щитом против тени, мелькнувшей днём в классе Защиты. Но она не рассеивалась до конца. Иногда, в отблеске пламени, Джеймсу казалось, что он снова видит глаза Островского, в которых отражается не страх, а знание. Новая метла — не просто метла, а символ его мира, где всё было ясно: скорость, победа, друзья рядом.

— Очень драматично, — раздался голос Сириуса. Он развалился в соседнем кресле, вертя в руках бладжерский браслет. — Жаль, настоящий вратарь в субботу вряд ли будет так любезно падать. Хотя... — он хитро прищурился, — если я ее слегка подкорректирую бладжером в нужный момент... Неплохая идея, да, Римус? Экономия сил для Сохатого.

Римус, погружённый в книгу «Теория магического сопротивления», даже не поднял головы.

— Сириус, если хочешь, чтобы нас дисквалифицировали до конца века, а МакГонагалл лично превратила твою метлу в веник для уборки слизеринских туалетов — то да, прекрасная идея. Можешь даже начать тренироваться с веником сейчас.

— Всегда мечтал о карьере уборщика, — парировал Сириус, не смутившись. — Особенно слизеринских туалетов. Могу оставлять им... ароматические сюрпризы в кабинках.

Питер фыркнул со смеху, но тут же смутился. Когда шум немного улегся, а первокурсники разбрелись, Джеймс шлёпнулся на диван рядом с Сириусом, всё ещё на подъёме после полёта и внимания.

— Ладно, без бладжеров. Я их и так обыграю. На своей «Ласточке»! — Он похлопал по воздуху, представляя рукоять. — Слышал, их капитан купил себе «Серебряную Стрелу»? Древность! Моя на два оборота быстрее!

— Два оборота? — Сириус поднял бровь. — Это ты про метлу или про свою способность врать с невинным лицом? «Стрела» — достойная модель. Хотя, конечно, рядом с твоим зверем... — Он почтительно кивнул в сторону воображаемого «Нимбуса». — ...она выглядит как швабра для подметания курятника. Проверим!

Джеймс бросил в него подушкой. Сириус ловко увернулся, и подушка угодила в Питера, который как раз нёс чашку какао.

— Ой! Извини! — Питер попытался отбить подушку, но она снова полетела в Сириуса. Началась лёгкая потасовка. Подушка побывала в руках у всех троих, задев пару первокурсников и чуть не сбив со столика шахматы, которые играли сами собой.

— Ребят, — вздохнул Римус, закрывая книгу, когда подушка пролетела в сантиметре от его уха. — Если вы разобьёте что-то ценное, объяснять МакГонагалл пойду не я. Предлагаю перебросить энергию в мирное русло. Питер, у тебя был вопрос по Зельям к Слизнорту? Тот рецепт, с которым ты мучился?

Питер побледнел при одном упоминании имени Слизнорта.

— Эм... ну да... но... он меня терпеть не может... Я лучше сам…

— О! Давай спросим Снейпа! — Сириус вырвал подушку. — Он же эксперт по всему скользкому и противному. Может, даже личным опытом поделится.

Питер сжал руку в кулак, внезапно твёрдо:

— Нет, сам спрошу у Слизнорта. Если что — скажу, что Люпин посоветовал. — пробормотал он, но Сириус уже подхватил его под руку и потащил к выходу из гостиной, подмигнув Джеймсу.

— Не бойся, он же в этом шарит — сам как переваренный слизень!

Римус последовал за ними, бросив на Джеймса последний внимательный взгляд. Джеймс махнул ему рукой с улыбкой: «Идите, идите! У меня передышка!».

Только оставшись один в своей спальне, усталость и остатки дневного возбуждения наконец накрыли Джеймса. Эйфория от полётов, тренировки и внимания уступила место приятной мышечной усталости. Он снял мантию, и из кармана выпало письмо отца. Джеймс поднял его. Улыбка тронула губы при воспоминании о метле и утренних шутках. Он развернул пергамент и пробежался глазами по знакомым строкам... Но тут заметил постскриптум на обороте. Другой почерк — острые, чёткие буквы, но явно рука отца.

Он сел на кровать и дочитал.

«...И ещё кое-что, Джеймс... Ты взрослеешь, скоро вступишь во взрослый мир, где решения имеют вес. Мир, который, увы, становится всё менее стабильным. Я не фанатик, сын, ты это знаешь. Я всегда ценил ум и характер превыше всего, и твои друзья... они, безусловно, обладают и тем, и другим. Но нельзя игнорировать реальность.

Наше наследие — сила, передававшаяся в родах столетиями. Это не просто слова. Это фундамент, на котором стоит наш мир. То, что позволяет нам сохранять свою суть, свою магию сильной и незамутнённой перед лицом... хаоса и размывания границ. Многие методы Пожирателей отвратительны, их фанатизм слеп и жесток — в этом ты прав. Но сама их тревога за сохранение основ? Их стремление защитить то, что делает нас волшебниками, а не просто людьми с палочками? В этом есть горькое зерно истины, которое Министерство и некоторые здесь, в Хогвартсе, стараются не замечать, гонясь за модными, но опасными иллюзиями.

Подумай об истории нашего рода, Джеймс. О том, что столетиями копили и защищали Поттеры. Кровь — это не просто жидкость в жилах. Это связь с предками, носителями силы. Это ответственность. Не дай сиюминутным веяниям, какими бы привлекательными они ни казались, затмить эту вечную истину и ослабить то, что ты однажды передашь своим детям.

Береги себя и помни, кто ты.

Отец.»

Улыбка с лица Джеймса сошла мгновенно. Он перечитал постскриптум, и буквы начали пульсировать перед глазами:

«...тревога Пожирателей за основы — горькое зерно истины».

Ядовитое, а не горькое. Отец не просто оправдывал их — он разделял их взгляды? Лили, Римус... для него они были угрозой той самой «чистоте».

Джеймс сжал письмо так, что бумага хрустнула. В ушах зазвенело — будто он сорвался в пике с высоты в десять тысяч футов.

Письмо жгло пальцы. Каждое слово отца било по нему, как проклятие: «чистота крови», «ослабление рода»... Это же лицемерие! Тот, кто всегда смеялся над предрассудками, теперь твердил заученные фразы пропаганды Пожирателей. Джеймс сжал кулаки — Лили, Римус... Разве их кровь делала их слабее? Нет. Но отец, его герой, предал их всех. И его самого.

А затем: «Кровь — это не просто жидкость... Это ответственность. Не дай веяниям ослабить то, что ты передашь своим детям.»

«Ослабить». Слово обожгло. Как будто его друзья — слабость, угроза для его будущих детей. Эти красивые слова про «ответственность» были просто гадостью. Отец сводил людей к крови, будто всё остальное не имело значения.

Ярость. Глухая, сжимающая горло волна гнева, смешанная с омерзением. Он скомкал письмо в кулаке, ногти впились в ладонь. В ушах зазвенело.

— Как ты МОЖЕШЬ?! Заворачивать эту чушь в заботу о будущем?!

Он рухнул на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Кулаки его сжались под одеялом, дыхание стало ровным и натянутым, когда дверь спальни скрипнула.

— Поттер? Ты там... — начал Сириус, заглядывая внутрь, но замолк, остановившись на пороге. Тишина в комнате была густой, неестественной.

— Джеймс? — голос Сириуса потерял привычную насмешку, стал тише и настороженнее. — Брось прикидываться. Встань.

Джеймс не шевельнулся, сильнее вжимаясь лицом в подушку.

— Уйди. Просто уйди сейчас.

Шаги. Не ленивые, как обычно, а чёткие, быстрые. Сириус пересёк комнату за два шага.

Его рука легла Джеймсу на плечо, заставив того вздрогнуть.

— Дай посмотреть.

Джеймс резко дернулся, отбрасывая руку, и сел на кровати.

— Я сказал, ничего! Просто оставь меня! Ладно? Серьёзно. Хочу спать, — голос сорвался, был хриплым, неестественно громким в тишине спальни.

Сириус выхватил письмо одним движением. Джеймс кинулся вперёд:

— Отдай, чёрт! Это не твоё…

— «Наследие Поттеров»? — Сириус прочёл вслух и замер. Его пальцы разжались. — Ох... Вот оно что.

Он остановился. Не на секунду — на несколько долгих, тяжёлых мгновений. Воздух гудел от невысказанного. Сириус не стал настаивать. Он затих на секунду, потом резко развернулся к двери.

— Ладно. Но если передумаешь — я в гостиной.

Дверь мягко притворилась за ним. Слишком мягко, слишком тихо для Сириуса Блэка.

Джеймс остался сидеть в темноте. Ярость и чувство предательства снова накатили волной, но теперь к ним добавилось щемящее чувство вины — перед Сириусом, перед его преданностью, которую он только что оттолкнул. Он резко вытащил из-под подушки в очередной раз скомканное письмо. Разгладил его на колене, вглядываясь в ненавистные строки при тусклом свете лампы. Гнев снова подкатил к горлу, требуя выхода.

Он вскочил, вцепился в перо. Чернила брызнули на пергамент, оставляя гневные кляксы.

«Отец, — вывел он с такой силой, что бумага порвалась в одном месте. — Это же лицемерие! Сначала ты пишешь «не фанатик», «ум и характер превыше всего». А потом...»

Перо скрипело: «...их «тревога» за «наследие» — «горькое зерно истины»?»

Он отшвырнул его, тяжело дыша. Гнев выплеснулся, но внутри осталась пустота и горечь. Перечитал написанное — слишком резко, слишком грубо. Смял лист и швырнул его в угол. Взял новый.

«Отец,

Спасибо за Нимбус. Он летает как мечта. Де Лукка не знает, что его ждёт.»

Рука дрожала, оставляя кляксу. «Спасибо» резануло горло. Ложь. Как можно благодарить за метлу, когда он прислал этот яд?

Он вспомнил детское восхищение отцом, его смех, рассказы о приключениях Поттеров — никогда там не звучало мерзкого шёпота о «чистоте». Когда всё изменилось? Он сглотнул ком в горле и заставил перо двигаться дальше.

«Насчёт твоих мыслей о наследии, силе крови и «ослаблении»... Я не буду спорить. Но знай: я не разделяю этих взглядов. Никогда не разделю.»

«Никогда» — слово казалось слишком хрупким против груза отцовского авторитета. Что если отец прав? Нет. Лили, Римус... они были сильнее, чище душой, чем половина чистокровных слизеринцев, которых он знал. Сила была в них, а не в их крови.

«Мои друзья — моя семья здесь. Я сужу их по тому, кто они есть: по их храбрости, уму, верности и силе духа. Их происхождение не делает их угрозой ни для меня, ни для моего будущего. Если для тебя это «сиюминутные веяния»... что ж, пусть так. Но это мой выбор. И моя ответственность.»

Это было ближе к истине: твёрдо, но без агрессии. Признание разногласий, защита своих ценностей. Но боль от раскола, от потери отца-героя в воображении, оставалась острой, как порез. Ответа на главный вопрос не было: почему отец, Флимонт Поттер, вдруг заговорил языком, от которого раньше морщился? Что заставило его предать свои же принципы? Он перечитал написанное.

За стеной послышались возвращающиеся шаги и голоса:

— ...и я говорю Слизнорту: «Профессор, это не ошибка, это инновация! Слизь болотной жабы явно реагирует на лунные фазы!» — это был голос Сириуса, звучавший слишком сладко, чтобы быть правдой.

— И он поверил? — раздался скептический голос Римуса.

— Конечно нет! — Сириус усмехнулся. — Но морщился, как будто проглотил лимон. Думаю, он даже на секунду задумался, не прав ли я. Питер, ты чего молчишь? Придумал, как объяснить ему про корень мандрагоры? Может, сказать, что их крики — скрытые послания домовых?

— Я... я лучше перепишу сочинение... — пропищал Питер.

— Скучно, — фыркнул Сириус. Дверь в их спальню скрипнула.

Джеймс быстро сунул черновик и письмо отца в ящик, под учебник по Защите от Тёмных Искусств. Погасил свет и повалился на кровать лицом в подушку, притворяясь спящим, когда дверь их спальни открылась. Он слышал, как Сириус что-то шепчет Римусу: «...и смотрел, как на слизня, который ему в суп заполз...», как Питер осторожно пробирается к своей кровати, как Римус тихо вздыхает.

Он лежал неподвижно, глядя в темноту. В ушах звучали слова отца, смешанные с эхом шуток Сириуса, тихими шагами друзей и свистом ветра в окнах башни.

Радость от «Нимбуса», восторг полёта, мимолётная улыбка Лили — всё это рассыпалось.

На фоне трещины, пролегшей в самом основании его мира.

Холоднее вод Чёрного озера, она грозила поглотить всё: веру в отца, гордость именем, понимание своего места.

Одиночество сжало горло. Даже метла — символ свободы — теперь казалась запертой в ящике вместе с неотправленными словами.