Приручая Хаос (гет)

Локация: эльдарский корабль-изгой «Скорбящий»

Неделя в полёте на «Блуждающем Алхимике» прошла в полной изоляции. Векториус любезно предоставил мне крошечную каюту-клетку, которую я предпочитала не покидать. Все это время была занята тщательным анализом данных с корабля Грекка, строила модели, проводила мысленные эксперименты. Корабль изгоев был моей единственной целью.

Глава 1. Новое начало

Часть 1. Первые трансформации

Место падения корабля эльдар-изгоев находилось в мёртвой системе на краю сегментума. Корабль, который Элайра мысленно про себя назвала «Скорбящий», лежал на боку, вмёрзший в лёд спутника-гиганта. Он был похож на призрака — изящный, древний, испещрённый пробоинами и следами давней битвы.

Лабораторию она развернула не в самом корабле (это было бы самоубийственно -технологии эльдар коварны и реагируют на присутствие чужаков), а в пещере неподалёку, соединённой с ним герметичным туннелем.

Новая лаборатория радикально отличается от старой — стены пещеры покрыты не ржавым металлом, а сияющей, пульсирующей голубоватой плесенью. Она поглощает токсины и излучает тусклый свет. И тишина. Здесь нет монотонного гудения улейных машин. Безмолвие нарушает только треск льда, шипение оборудования и непонятный, едва слышный “шёпот” — психоактивное эхо корабля эльдар, которое фиксирует только кибернетический глаз Элайры.

Ее склад — это сам корабль. Осторожно, с помощью дистанционных манипуляторов, она извлекает из приборной панели энергетические кристаллы, проводники из психокости и капли застывшей энергии из уцелевших резервуаров.

Теперь это место — гибрид человеческой алхимии и ксеносной биотехнологии. Это ересь, за которую меня сожгли бы и Инквизиция, и Адептус Механикус. И это прекрасно.

Часть 2. Отшельник у ксеносного очага

В новых условиях дни обрели новый, ещё более строгий ритм — теперь Элайра работала циклами по 20 часов, погружаясь в изучение артефактов, найденных на борту корабля, пытаясь не скопировать, а понять принципы эльдарской алхимии — сплав души, энергии варпа и материи, и каждый ее эксперимент был смертельно опасен, хотя бы потому что это работа абсолютно неизвестными ей материями, которые могут повести себя крайне непредсказуемо. Активация кристалла может высосать душу, неправильно приготовленный состав — взорваться псионическим импульсом, мгновенно сводящим с ума. Ее осторожность в подобных условиях была максимально возведена в абсолют, а зеленый кибер-глаз постоянно сканировал эфир на предмет возможных аномалий.

Со временем она все отчетливее стала улавливать “шёпот” корабля — обрывки мыслей, образов, предупреждений от тех, кому раньше этот корабль служил домом. В какой-то момент они стали настолько отчетливы, что она решила начать их конспектировать. То было не общение с духами, но каталогизация и систематизация всех обрывков информации, как опасного и ценного реагента.

Как результат — такое, казалось бы, ненавязчивое взаимодействие с неугасшим пси-полем погибшего эльдарского корабля оказало сильное влияние на организм Элайры.

Ментальное состояние посыпалось, алхимик внутри нее словил лютую паранойю и теперь доверял только сухим данным и сканерам.

Физическое состояние тоже оставляло желать лучшего — питалась Ксифос только своими, оставшимися из старых запасов, концентратами и тем, что можно было синтезировать из льда. Ее и без того не особо отличающаяся округлостями фигура стала ещё более аскетичной, черты лица заострёнными, а глаза, кажется, еще сильнее стали гореть одержимостью. Сон стал крайне чутким, засыпала она чаще всего в кресле прямо за рабочим столом, уронив голову на свои записи и чертежи, но ее нервная система все равно как будто была всегда настороже. А потом появились они. Кошмары.

Первый пришел ко мне примерно через три с небольшим месяца. Самое отвратительное — он был тактильным. Я проснулась — или казалось, что проснулась — от ощущения, что по коже ползают невидимые паутинные нити. Не было видно пауков, что их сплели. Они не причиняли боли. Они были ледяными и оставляли за собой ощущение невыразимой, древней печали, впитывающейся в поры. Судорожно пыталась стряхнуть их, но руки отказались слушаться. Я была буквально парализована, опутана этим призрачным шепотом-прикосновением, как паутиной. И когда ощущение опутанности полностью сковало мое тело кромешным ужасом, мне каким-то чудом удалось вынырнуть из этой липкой пучины. То утро далось мне значительно труднее, нежели обычно, пришлось выпить целых две кружки грибного отвара, чтобы хотя бы наполовину ощущать себя живой.

Второй кошмар был звуковым. Он начался с далёкого, красивого и бесконечно грустного напева. Голосов было много, они исполняли невероятную композицию, сложную и совершенную. Но постепенно в музыку стали вплетаться другие звуки. Сначала тихий, нарастающий хруст ломающихся костей. Потом — влажный звук рвущейся плоти. И наконец — один-единственный, оглушительный, разрывающий душу крик, который растворялся в бездонном, ненасытном смехе Слаанеш. Музыка не останавливалась. Она продолжала звучать, идеальная и прекрасная, на фоне этого ужаса, создавая невыносимую дисгармонию, от которой хотелось разорвать собственные уши. Выныривать из этого кошмара было еще приятнее, чем из первого, и эта проклятая музыка еще пару дней звучала в моей голове заунывным гимном, порой напрочь сбивая мне всю концентрацию.

В третьем я увидела себя в бесконечной зеркальной галерее. В каждом зеркале отражалась я — но не та, что сейчас. В одном я была юной эльдарской девой в сияющих доспехах, и на её лице была абсолютная, наивная радость. В следующем — лицо искажалось ужасом, кожа покрывалась язвами, а из глаз текли кровавые слезы. В третьем — я была уже той, кем стала: с холодным взглядом и металлической рукой, но по щеке ползла единственная, настоящая слеза. И со всех сторон, из каждого зеркала, на меня смотрели тысячи пар глаз — не моих глаз, а глаз давно мёртвых эльдар, полных немого укора, вопроса и зависти к моему мимолётному, но цельному существованию. Казалось, я запомнила каждую из этих пар глаз, их взгляды будто выжгли на мне едкое невидимое клеймо, вспышкой впечатавшееся в мое сознание.

В четвертом сне..о Древние Боги..я перестала быть собой, став сознанием всего корабля, чувствовала боль каждой трещины в его корпусе, как боль переломанной кости. Чувствовала холод пустоты за бортом, как чувствуется кожей ледяной ветер. Ощущала тяжесть миллионов воспоминаний, давящих на мой разум, угрожающих раздавить собственную личность, растворить её в этом океане вечной скорби. Я была не человеком на корабле. Я была кораблём, обречённым вечно нести в себе скорбь своего мёртвого народа. Я была им, «Скорбящим».

В то утро я проснулась с одним единственным, ясным и холодным осознанием, пробившимся сквозь хаос: это не атака. Это не попытка изгнать меня. Это приглашение к диалогу. «Скорбящий» не хотел моей смерти. Он хотел, чтобы я поняла. Поняла его боль, его потерю, его историю. И пока я этого не сделаю, ночи для меня не будет. Будет только бесконечный, нескончаемый дневной кошмар.

Часть 3. Ледяная тишина «Скорбящего»

Теперь каждый новый день Элайра встречала не в урчащем брюхе Блуждающего Алхимика, а в своей новой лаборатории, вмерзшей в спутник-гигант. Воздух здесь был холодным и тонким, пахнущим озоном и инеем. Призрачный свет, исходящий от самих стен, отбрасывал длинные, колеблющиеся тени. Тишину нарушало лишь постоянное, глухое потрескивание гигантской ледяной массы, да отдалённый гул лабораторного оборудования.

По началу постоянное нахождение в непосредственной близости от корабля вызывало некий ментальный дискомфорт. Давление огромной массы льда за стенами ощущалось на физическом уровне — как постоянный, тихий гнёт. Ее человеческая природа подсознательно бунтовала против этой ледяной гробницы, в то время как кибернетика, наоборот, фиксировала странную гармонию в этом заточении — точные, почти музыкальные вибрации льда и эхо эльдарского присутствия. Корабль, даже мёртвый и покинутый, все еще хранил отпечаток своих прежних владельцев. Краем глаза изредка ей чудились мелькающие силуэты, слышались отдалённые звуки, похожие на плач или древние песни. Это были не призраки, а пси-отголоски, вмёрзшие в сам материал корабля.

Само нахождение рядом с таким объектом было в какой-то степени опасно — «Скорбящий» был надёжным укрытием, но и идеальной клеткой — любая активность или мощный выброс энергии могли привлечь внимание...или ускорить разрушение льда. Это вынуждало Элайру быть предельно осторожной. Побег от Ордо Ксенос был необходим, но теперь она в ловушке…

Крайне отчетливо было ощущение себя археологом собственной гибели, копающимся в обломках чужой цивилизации, чтобы найти способ выжить. Страх перед Инквизицией смешался с благоговейным трепетом перед местом, в котором я оказалась.

Я не просто прячусь. Я провожу величайший эксперимент своей жизни. Моя новая лаборатория — это форпост на границе неизведанного, а я её страж, учёный и главный испытуемый одновременно. Ордо Ксенос ищет еретика. Они даже не подозревают, что их еретик уже перестал быть человеком и стал чем-то иным — одиноким демоном познания во тьме на краю галактики.

Часть 4. Алхимик, превращающий самого себя в философский камень

Все чаще и отчетливее ощущаю, как откуда-то из глубины меня рвется это уже знакомое чувство. Недостаточность. Меня недостаточно.

Работа с технологиями эльдар требовала невозможного. Мои “дефолтные” человеческие органы чувств были слепы, реакции — слишком медленны, а плоть уязвима для псионического эха и энергетических всплесков, исходящих от «Скорбящего».

Однажды, во время попытки стабилизировать жидкий кристалл эльдар, дистиллятор взорвался не привычным пламенем, а волной сжигающей нервные окончания экстрасенсорной боли. На несколько адских часов Элайра провалились в кошмар наяву, видя воспоминания мёртвых эльдар. Кто-то увидел бы лишь разлитый реагент. Но ее кибер-глаз зафиксировал саму энергетическую волну, увы, слишком поздно, чтобы предупредить.

К ней пришло ясное понимание: чтобы выжить и понять эти технологии, она должна подняться на новый уровень, должна стать ближе к машине. Стать гибридом. Ее человеческая форма стала сосудом, который слишком хрупок для знания, которое она жаждала вместить.

Но такой архиважный процесс она ни за что бы не доверила никому. Ни Векториусу, ни тем более какому-нибудь крипто-магосу. Это был личный алхимический процесс.

Лаборатория была загерметизирована. Системы переведены в автономный режим. Время замерло.

Она не использовала грубую имперскую кибернетику, а взяла за основу изящные, почти органические проводники и сенсоры, добытые из обломков эльдарского корабля, и соединила их с лучшими, самыми чистыми своими человеческими технологиями. Выбрала и настроила самые точные и острые хирургические манипуляторы ее модификации. Они были подключены к ее собственному диагностическому комплексу. Анестезия в привычном ее понимании в данной операции не присутствует, вместо нее — коктейль из стимуляторов и психоактивных компонентов, обостряющих восприятие и подавляющих болевые центры, но не отключающих их. Она должна была чувствовать каждый разрез, каждое подключение. Это была цена.

Закончив все приготовления, максимально удобно, насколько это вообще применимо к данной ситуации, Ксифос расположилась в центральном кресле, больше похожем на алтарь или пыточное устройство. На зеленоватых экранах вокруг нее проецировались схемы нервной системы, сканы мозга, карты энергетических потоков и прочая информация, отражающая ее текущее состояние.

Первый разрез. Манипулятор с лезвием из застывшей плазмы сделал его по заранее намеченной линии на виске. Крови было мало — луч мгновенно прижигал плоть. Боль была острой, чистой, информативной. Она была данью, которую плоть платила железу. Далее вживление сенсоров. Тончайшие, как паутина, проводники из психокости были введены в оптический нерв моего природного, голубого глаза. Мир на мгновение погас, а затем вспыхнул с невероятной силой. Теперь она видела не просто свет, но еще и его спектр и поляризацию, его энергетическую ценность. Слёзы из глаза стекали по виску, смешиваясь с каплями крови. Старый, зелёный кибернетический глаз был не заменён, а усовершенствован. Она вскрыла его корпус и добавила эльдарские фокусирующие линзы. Теперь он мог видеть не только тепловые сигнатуры, но и тончайшие псионические поля, ауры страха, агрессии, боли — эмоциональный ландшафт, невидимый для человека.

Самой сложной частью процесса было вживление нервного интерфейса — она подключила новые импланты напрямую к своей центральной нервной системе. Это была агония, сравнимая с поглощением моей души машиной. Тело, зафиксированное ремнями, билось в конвульсиях. Отчаянный крик рвался из ее груди, но тут же поглощался гудящим воздуховодом. Постепенно она начала ощущать, как сознание расширяется, выходя за пределы черепа, сливаясь с холодной логикой машины и призрачной поэзией эльдарской технологии.

Когда всё было кончено, она лежала, откинувшись в кресле, покрытая потом и кровью, дрожа от пережитого шока. Я жива.

Медленно поднявшись, смотрю на своё отражение в тёмном стекле экрана.

Мой голубой глаз теперь светился изнутри едва уловимым фиолетовым свечением. Зелёный кибернетический глаз пульсировал тусклым светом, как у какого-то древнего существа. От виска к уголку глаза шла изящная, почти ювелирная цепочка серебряных проводников и инкрустированных камней — шрам и украшение одновременно, символ моего преображения.

С этого момента я видела мир совершенно иначе, ни одна крупица какой-либо полезной информации не могла ускользнуть от моего внимания — тепловые следы на полу, остаточные эмоции на стенах, энергетические потоки, питающие оборудование. Тихий «шёпот» корабля эльдар теперь был не просто призрачным ощущением на периферии сознания — он был физически виден как тонкое, переливающееся сияние в воздухе.

Этот момент — не обычная модификация и простое вживление очередной аугментации. Это священнодействие, кровавый и добровольный разрыв с человечностью во имя чистого знания. Она произвела алхимическую трансмутацию своей собственной сущности, став ближе к машине, ближе к ксеносу, но при этом — более собой, чем когда-либо. Элайра-07 «Ксифос» умерла на том кресле. А поднялась с него Ксифос-Омнифлекс — уникальный гибрид, единственный в своём роде алхимик-бунтарь, чьё тело стало совершенным инструментом для познания самых тёмных тайн галактики.

Часть 5. Нет предела совершенству

Идея созревала внутри меня, как кристалл в перенасыщенном растворе. Работа с микроскопическими эльдарскими схемами требовала нечеловеческой точности. Двух рук было недостаточно. Нужна была третья. Не придаток, не стабилизатор, а полноценный, управляемый силой мысли манипулятор, способный на слаженную ювелирную работу в гармонии с уже имеющимися руками.

Именно поэтому Элайра потратила неприличное количество времени на изучение обломков эльдарских Рыцарей, их изящные, почти живые щупальца-манипуляторы. Ей претила сама мысль об установке грубого сервокогтя Механикус. Требовалась искусственная мышца, гибкая, точная и смертоносная. Внутренний голод к совершенству стал острее любой боли, которую могла причинить эта операция.

Лаборатория снова превратилась в святилище для будущей части меня. Это был не просто сбор деталей, скорее, проведение ритуала. Каркас был собран из полированной черной обсидиановой стали, добытой из сердца метеорита. Она была легкой и прочнее адамантиума. Далее я выделила и культивировала гибкие искусственные волокна, которые должны были стать живой тканью манипулятора, способной к мгновенному сокращению и регенерации, и подчиняться моим модифицированным имплантам. Самый ценный компонент — нейронный проводник, аккуратно извлеченный из мертвого эльдарского пилота. Он был не из металла, а из застывшей пси-энергии, способной слить прикосновение манипулятора с моей нервной системой.

На кончик манипулятора я установила не просто скальпель или паяльник, а мономолекулярное острие, способное резать на атомарном уровне, и микроскопический инжектор для введения реагентов прямо в сердце экспериментов.

Каждый компонент был очищен в плазме и окурен пси-ингибирующим дымом. Я не могла позволить ни крупице чужой воли проникнуть в мое тело.

Ксифос расположилась в хирургическом коконе, созданном из сплетения эльдарских энергетических нитей и стальных захватов таким образом, что правая ключица и верхняя часть спины оказываются оголены. В качестве анестезии все тот же коктейль из ясности и боли. На коже светится проекция разрезов, очерченная зеленым глазом. Манипулятор сделал первый разрез. Острота была невыразимой, но она наблюдала за операцией со стороны через проекционные экраны, как за интересным химическим процессом. Кровь была немедленно прижжена, плоть и нервные узлы запаяны.

Моментом истины стала интеграция интерфейса — тончайшие нити эльдарского проводника были вживлены в ее нервные окончания. Мир взорвался болью, но за болью последовал... шум. Белый шум вселенной. Он стих, сменившись новым ощущением — ощущением фантомной конечности, огромной, могучей и послушной.

С холодной, безжалостной скоростью хирургические руки собрали каркас манипулятора и присоединили его к интерфейсу. Гибкие искусственные волокна обвили сталь, словно живая плоть, пульсируя синхронно с ударами моего сердца.

Наиболее опасным этапом была психическая синхронизация. Закрываю глаза и сосредотачиваюсь. Приказываю новой конечности пошевелиться.

И она шевельнулась.

Не рывком, а с изящной, змеиной плавностью. Мономолекулярное острие прочертило идеальную линию в воздухе, не издав ни звука.

Элайра встает и подходит к черному стеклу экрана. Отражение было пугающим и одновременно прекрасным. Чуть сбоку, из-за плеча изящно изгибался и плавно двигался дополнительный манипулятор длиной около метра. Он был черным, с едва заметной фиолетовой биолюминесценцией по бокам, напоминая щупальце или хвост сатира из древних мифов.

Впервые за долгое время она позволила себе искреннюю улыбку. Не усмешку, а именно улыбку — выражение чистой, незамутненной радости от успешного эксперимента.

Она поднимает обычной рукой сложный многослойный кристалл, а новым манипулятором, с ювелирной, нечеловеческой точностью, начинает наносить на его грань микроскопические руны проводимости. Манипулятор был не просто инструментом. Он был продолжением ее воли.

Теперь лаборатория наполнилась новыми звуками: едва слышным шелестом мономолекулярного острия, режущего металл, и тихим, успокаивающим гулом, который издавал манипулятор, когда он был в покое, — звук, похожий на мурлыканье саблезубого кота.

Мое одиночество было окончательным. Я завершила свой симбиоз, будучи уже не просто женщиной с инструментами, а единым организмом — алхимиком и ее лабораторией, слившимися в одно целое. Любой, кто увидел бы меня теперь, увидел бы не человека, а воплощение еретического знания — прекрасное, ужасное и абсолютно свободное. Это не просто установка инструмента. Это акт слияния воли, плоти и ксеносной механики, где алхимик сам становится объектом собственного величайшего и самого опасного эксперимента.

Часть 6. Новые возможности

Мои эксперименты после трансформации перестали быть просто опытами. Они стали актами творения, декларацией войны законам физики Старой Империи, танцем с самым опасным партнером — неизвестностью.

Эксперимент 1: «Плачущий Кинжал»

Цель: создание оружия, которое поражает не плоть, а душу и разум.

Новый манипулятор с ювелирной точностью вырезает полую сердцевину в эльдарском энергокристалле, одновременно с этим Ксифос готовит реагент: смесь концентрированной скорби (пси-отпечаток, снятый с места гибели эльдарского пилота), нейротоксина и жидкого обсидиана. Напряженное техно-щупальце, дрожа от концентрации, впрыскивает коктейль в кристалл и мгновенно запаивает его мономолекулярным кончиком. Кристалл застывает, внутри него клубится черная, похожая на туман субстанция. При активации он испускает тихий, душераздирающий стон (который слышен только на пси-уровне) и выпускает луч чистой психической агонии. Жертва не получает физических повреждений — ее разум погружается в самый ужасный кошмар, который она только может представить, часто необратимо.

Присутствует некоторое ощущение, что она не просто созидает, а дирижирует этой симфонией страданий — кибернетический глаз видит пси-поле оружия, а манипулятор способен настроить его на конкретную эмоциональную частоту — страх, отчаяние, ярость.

Эксперимент 2: «Сердце Звезды»

Цель: стабилизация микроскопического фрагмента звездной плазмы для создания perpetuum mobile (вечного двигателя) малого масштаба.

В абсолютно пустой камере, защищенной пси-экранами, парит крошечная, нестабильная искра. Это сердце будущего двигателя. Вручную контролирую энергопотоки через панели управления, гася всплески. Манипулятор, невосприимчивый к жару и излучению, с точностью до нанометра наносит на сферу силы, удерживающую плазму, руны сдерживания, выгравированные острием из застывшего света. Искра перестает дергаться и начинает пульсировать ровным, мощным, золотым светом. Она становится маленьким солнцем моей лаборатории, обеспечивая ее практически вечной энергией. От нее исходит не тепло, а чистая, невероятная сила, которую я могу направлять через проводники. Теперь новая кибернетика позволяет мне напрямую ощущать ее энергетические ритмы и поддерживать хрупкий баланс. Приятно ощущать себя “повелителем” стихии.

Эксперимент 3: «Зеркало Меморис»

Цель: научиться не просто записывать, а консервировать и проигрывать сильные эмоции и воспоминания, извлеченные из артефактов или... из живых существ.

На столе перед Элайрой лежит гладкая, черная, как смоль, пластина психокости. Ее новообретенная третья конечность — идеальный скальпель, резчик и игла. Он вышивает на поверхности не линии, а нейронные паттерны, снятые кибер-глазом с древнего эльдарского шлема. Одно четкое, выверенное движение резчика манипулятора — и вот уже из руки капают на поверхность капли ее крови, смешанной с жидким кристаллом, — катализатор, который «оживляет» запись. Пластина сначала мутнеет, будто покрываясь серебристо-туманной патиной, а потом становится кристально чистым зеркалом. Посмотрев в него, ты не увидишь своего отражения, а переживешь момент ярости эльдарского воина в его последнем бою, ощутишь вкус его отчаяния, холод его ненависти. Это не голограмма. Это — эмоциональный слепок, оружие психологической войны или... самый ценный наркотик для определенных кругов.

После всех этих безумных экспериментов лаборатория больше не похожа на научную. Она похожа на лабораторию безумного бога или мастерскую артефактов Хаоса, но лишенную их хаотичности. Здесь царит мой собственный, безупречный порядок. Я не просто провожу эксперименты, я творю. Каждая мысль была острой и четкой, подобно моему новому детищу, парящему за плечом, всегда в движении, всегда наготове, являясь физическим воплощением моей гипер-продуктивности.

Моя цель — не просто выжить или спрятаться, я хочу понять саму природу реальности, смешивая материю, энергию и душу в алхимическом тигле своего разума. Приятно практиковать создание вещей, которые техноересь даже не начала описывать.