Breaking the Opening | Взламывая дебют (гет)

Прим. переводчика: шахматная ситуация, когда любой возможный ход игрока ухудшает его позицию. Здесь = позиционной ловушке: когда у игрока тесная позиция, любая перестановка фигур создаёт слабости в защите.

---

Оно оказалось настоящим.

Резервное убежище, скрытое глубоко в Дартмурской чаще, оказалось именно там, где, по его словам, оно должно находиться. Безлюдное на момент прибытия команды, но ненадолго.

Чары до сих пор были активны. Кладовка ломилась от припасов и запасных палочек. Карта пестрела пометками и именами, часть которых Орден еще не знал.

Это была первая стоящая зацепка за месяцы.

Гермиона ничего не сказала на летучке — позволила другим поспорить над интерпретацией: попытка это заслужить поблажку или еще одна многоходовка. Она лишь слушала.

И не стала задаваться вопросами, когда никто не остановил ее по пути к камере.

* * *

Дверь легко скрипнула от толчка. Надо бы обновить чары.

Люциус выглядел, как обычно: идеальная осанка, собранность, руки чинно лежат на столе. Скованный, но при том восседающий с достоинством председателя формального слушания.

Его взгляд прикипел к Гермионе, как только открылась дверь.

Поначалу она не сказала ни слова. Подошла к столу. Положила свою сумку.

Он молчал тоже. И это привлекло ее внимание больше прочего.

— Вы были правы, — в конце концов нарушила тишину Гермиона.

— Конечно был.

— Никакой ловушки. Даже некоторые документы нашли.

Он легко кивнул в знак признания.

— Я говорил, что буду полезен. Никто не верил.

Гермиона посмотрела на него.

— Я не считала, что вы лжете.

Взгляд Люциуса стал острее.

Она помялась, а потом добавила:

— Правда, не думала, и что вы будете честным.

Это заставило его улыбнуться.

— Сочту за честь оправдать твои ожидания.

Гермиона позволила себе выдохнуть со смешком. Она присела напротив — в этот раз никакого блокнота. Только ее руки, расслабленно лежащие на краю стола.

— Собиралась принести вам новую книгу, — сказала она. — Но поняла, что не уверена, чего бы вы хотели на этот раз.

Люциус выгнул бровь.

— Даешь мне выбор?

— Только если нет желания продолжить перечитывать Шекспира. У меня есть подозрение, что к этому моменты вы уже выучили монологи Порции наизусть.

Он тихо хмыкнул, почти позабавленный.

— Что-то из политики, наверное. Не сухое, не манифесты.

— Историю?

— Возможно.

Она потянулась за сумкой и вытащила небольшой лист, в котором черкала между заданиями.

— У меня есть несколько вариантов.

Люциус подался вперед, не прикасаясь к протянутому пергаменту, но приближаясь достаточно, чтобы проявить интерес.

— Ты составила список.

— Вы искушенный читатель.

Он встретил ее взгляд.

— Как и ты.

* * *

На следующий день Гермиона вернулась с «Письмами» Цицерона и дополненным изданием «Истоков тоталитаризма». Люциус не стал комментировать тома — открыл один из них и углубился в чтение, пока она устраивалась напротив.

В этот раз установившееся молчание чувствовалось иначе. Не спланированным. Общим.

— Это твои пометки? — спросил он небрежно, перевернув страницу. — Чернилами. Смело.

— Я была моложе. Категоричнее.

— А, эти кошмарные годы, пока не появились сомнения.

Она склонила голову.

— Вы не жалеете о своих убеждениях в юности?

Он аккуратно закрыл книгу. Задумался.

— Нет, — ответил он наконец. — Я жалею о том, в чем был убежден. Не о силе убеждений как таковой.

Гермиона на мгновение умолкла.

— Большинство не задумывается об этих различиях.

— И это причина, по которой большинству не стоит начинать революций, — слегка улыбнулся он.

* * *

Позже разговор перетек в сторону старых философских трактатов, от них — к политике, а от нее — к решениям военного времени.

Люциус задавал вопросы — призванные не подловить, а скорее действительно утолить любопытство.

— Что сейчас думает о Министерстве младшее поколение?

— Как считаешь, Орден распадется после окончания войны или станет постоянным формированием?

— Ты размышляла о том, чтобы покинуть Англию?

И когда Гермиона возвращала ему вопросы, он отвечал. Аккуратно, но не избегая.

Когда пришло время уходить, она осознала, что едва ли сделала хоть пару заметок.

Люциус следил за тем, как она забирала сумку.

— Ты вернешься, — сказал он без единого намека на вопросительную интонацию.

Гермиона все равно кивнула.

* * *

Поначалу они не стали слушать. Даже Бруствер скептически приподнял бровь, когда она предложила это.

— Цепи? — повторил он.

— Они не требуются.

— Он Пожиратель смерти.

— Он безоружен. Комната под чарами. Цепи сейчас больше символичны и, по правде говоря, оскорбительны.

— И правильно, — буркнул кто-то рядом. — Ему оно на пользу.

Гермиона проигнорировала выпад.

— Он говорит. Хочешь, чтобы это прекратилось?

Вдох.

— Дай мне делать мою работу, Кингсли. Пожалуйста.

Бруствер бросил на нее долгий изучающий взгляд.

— Неделя. Под твою ответственность.

* * *

На следующий день Гермиона пришла с новой книгой. Кандалов не было.

Люциус осмотрел свои запястья, затем взглянул на нее.

— Дипломатический жест, — пробормотал он.

— Практический, — поправила Гермиона.

— И все же это жест.

Она положила перед ним книгу. «После добродетели» авторства Макинтайра. Люциус приподнял брови.

— Думаешь, я готов к моральному плюрализму? — спросил он.

— Думаю, ты годами прикидывался, что уже освоил его.

Люциус улыбнулся.

* * *

В тот день, между размышлениями о политических свободах и беззубыми пикировками о рекрутинге Ордена, она решила нарушить ритм.

— Почему ты ненавидишь маглорожденных?

Люциус не смутился. Только немного выпрямился на стуле.

— Я не ненавижу. Никогда не ненавидел, — ответил он наконец.

Гермиона скрестила руки.

— Малфой.

— Я не ненавидел их. Я боялся.

Это заставило ее замолчать.

Он отвел взгляд, легко постукивая пальцами по корешку книги.

— Знаешь ли ты, как выглядит страх у тех, кого учили никогда его не показывать? Это презрение.

— Почему ты боялся?

— Потому что такие, как я, строят свою жизнь на убеждении, что сила всегда будет принадлежать им. А потом пришли такие как ты. Умные. Выросшие без этой заразы, что мы зовем наследием. И нас напугало это до чертиков.

Гермиона ничего не сказала. На ее памяти ни один чистокровный не признавался в чем-то подобном.

Люциус заговорил тише:

— Я делал то, что делал, чтобы уберечь семью. Я верил — я действительно верил! — что единственный способ защитить их — это присягнуть на верность Темному Лорду.

— А сейчас?

Пауза.

— А сейчас я остался один. Некого больше защищать.

Гермиона одарила его долгим взглядом.

— Я стерла память родителям, — призналась она тихо.

Люциус мельком встретился с ней глазами.

— Я заставила их поверить, что они не те, кем себя считали. Дала им новую жизнь. Отправила на другой континент. Они даже не помнят моего имени.

Повисло длительное молчание.

— Именно так, — начал он медленно, — и должна выглядеть защита.

— Нет, — перебила Гермиона. — Так выглядит отчаяние.

Люциус склонил голову.

— Быть может, действительно не сильно мы и отличаемся.

Гермиона едва не фыркнула.

— Не путай понимание с прощением.

— Как и ты не путай признание с извинениями.

Их взгляды встретились. И на этот раз ни один не отвел глаз.

* * *

Спустя два дня он назвал имя.

Старший оперативник, до сих пор действующий. С большой вероятностью расквартирован под Лидсом.

Гермиона записала без каких-либо вопросов.

Тем же вечером, сдавая отчет, она добавила ремарку, которую раньше не использовала.

«Заслуживает доверия».

* * *

Все начиналось со звука ее шагов. Гермиона Грейнджер шла так, будто даже пол должен уступить ей дорогу.

Люциус не знал, когда начал замечать такие мелочи.

Или когда ее приход стал нести иной, особый вес — вынужденную необходимость. Будто бы его день и вовсе не начинался, пока Гермиона не садилась напротив, не хмурилась каким-то его словам и не заставляла посмотреть на что-то под другим углом.

Она выбивала из колеи. И Люциус понял, что начал ее ждать.

В тот день, когда Гермиона вернулась с новостями, он встретил ее стоя.

— Очевидно, никакой палочки. Но и никаких больше кандалов, — сказала она. — Тебе выделили час на прогулку. Огражденный чарами периметр. Не пытайся перехитрить.

Люциус просто изучал ее лицо.

— В присутствии охранника, — добавила она, внося пометку в журнал посещений.

Он подошел ближе. Не угрожая — только чтобы Гермиона вскинула голову.

— Пусть это будешь ты.

Она моргнула.

— Почему?

— Я не доверяю твоим коллегам. Ты не доверяешь мне. Это звучит честно.

Гермиона помедлила.

А потом, вероятно, исключительно чтобы его удивить, кивнула.

* * *

Они прохаживались по саду старого убежища, поглощенному временем и зарослями ежевики. По старому жестяному небу плыло тусклое солнце.

Люциус шел медленно. Прошло много времени с тех пор, как он ощущал землю под ногами.

Гермиона следовала за ним, обхватив себя руками от ветра.

— Тебе не кажется странным, — спросила она, — быть снаружи, но не свободным?

Люциус покосился на нее.

— К этому привыкаешь.

Она вскинулась

— Ты привык?

Он не ответил. Несколько мгновений единственным звуком было завывание ветра.

— Ты всегда чувствовал себя самым умным среди людей? — спросила Гермиона внезапно.

Люциус усмехнулся.

— Лет с десяти.

— И через сколько ты отказался от этой мысли?

Он медленно повернулся, окидывая ее изучающим взглядом, как будто заметил что-то впервые.

— Мне было лет двенадцать, наверное, — продолжила Гермиона.

Они пошли дальше.

— Одинокое чувство, — отозвался он без улыбки, но с пониманием.

— Опасное тоже. Вселяет самоуверенность.

— Я знаю.

Обратно он шел позади молча.