Осколки лета (гет)

Все события данной главы относятся к 6-му курсу

Последний луч закатного солнца, похожий на растопленное золото, умирал на алом полотне гриффиндорского гобелена. Викки Торрес замерла у окна в девичьей башне, прижав ладонь к холодному стеклу. За ним раскинулись окрестности Хогвартса, но Викки не видела пейзажа. Она видела лишь отражение собственного лица — смугловатого, с темными, почти черными глазами и непослушными волосами, которые она, наконец-то, собиралась уложить в элегантную прическу.

Завтра. Самое волшебное слово в ее личном словаре.

Завтра ей исполнится семнадцать. Но это было не главное. Главное было в том, что завтра она перестанет быть просто Викки — однокурсницей, гриффиндоркой, одной из команды.

Завтра она станет Викки. Девушкой.

План созрел у нее еще летом, когда она перебирала старые журналы «Женские чары». Ее взгляд упал на рекламу духов «Лунный свет» — томный, сложный аромат с нотками жасмина, амбры и чего-то неуловимого, ночного. И в тот момент, глядя на изображение утонченной волшебницы в струящемся платье цвета полночного неба, Викки поняла: хватит.

Хватит прятаться за джинсами и растянутыми свитерами. Хватит отшучиваться, когда Лили Эванс пыталась научить ее простейшим заклинаниям для укладки волос. Хватит быть «своим парнем» в компании. Особенно в компании Сириуса. Мысль о нем заставила ее сердце сделать сальто, от которого перехватило дыхание. Сириус Блэк. Ее тихая, мучительная, всепоглощающая катастрофа.

Но завтра все изменится. Она наденет то самое платье, купленное в «Мадам Малкин» с Лили. Платье глубокого винного оттенка, которое, как шептало ей зеркало в примерочной, делало ее глаза еще темнее, а кожу — теплее. Она нанесет те самые духи. Сделает макияж и предстанет перед ним. Не как бойкая Викки, а как девушка. Загадочная, утонченная, незнакомая.

Он должен будет заметить. Он просто не сможет не заметить.

Субботнее утро 15 ноября началось с того, что солнце, будто зная о ее планах, устроило настоящее представление, залив спальню потоками жидкого янтаря. Девушка проснулась с ощущением бабочек, бьющихся под ребрами. Сегодня. День рождения.

Лили, уже одетая в свою школьную мантию, обернулась к ней с улыбкой.

— С днем рождения, Викки! — прошептала она. — Чувствуешь себя по-другому? — Пока нет, — честно ответила Викки, садясь. — Но к вечеру обещаю измениться до неузнаваемости. — О, я в этом не сомневаюсь, — глаза Лили блеснули. — Он не устоит. Ни один мужчина в здравом уме не устоит. Она не назвала имени, но в нем не было нужды. Обе прекрасно знали, о ком шла речь.

В Большом зале царила привычная, уютная какофония. Викки подошла к гриффиндорскому столу, и ее взгляд снова, более настойчиво, заскользил по знакомым лицам.

Джеймс что-то оживленно рассказывал Римусу. Лили, подойдя следом, села рядом с Алисой. Но Сириуса не было. Разочарование на этот раз было густым и тягучим, как патока.

— Эй, именинница! — Джеймс заметил ее и широко улыбнулся. — Подходи, садись! С днем рождения!

Она подошла, машинально улыбнулась в ответ и опустилась на скамью напротив.

— Спасибо, Сохатый.

— Готовься, вечером будет жарко, — подмигнул он. — Мы кое-что замутили.

Обычно такие слова зажигали в ней азарт. Но сейчас она лишь кивнула. — А где... — она запнулась, не желая выдать себя. — Где Сириус? Обычно он первый уминает всю яичницу.

Джеймс фыркнул, намазывая масло на тост.

— Бродяга? А кто его знает. Вчера вечером после ужина прихорашивался перед зеркалом в гостиной минут двадцать. Сказал, что у него свидание.

Слово «свидание» прозвучало для Викки как удар разрядом Петрификуса. Она почувствовала, как кровь отливает от лица.

— Свидание? — ее собственный голос показался ей доносящимся издалека. — С кем?

— А, не сказал, — Джеймс откусил тост и пожал плечами. — Знаешь его. Любит произвести эффект. Ушел часов в десять, сказал, что может заночевать в Выручай-комнате, если все сложится. Значит, до сих пор не вернулся.

«Если все сложится». Эти слова вонзились в нее отточенными лезвиями. Она представила его — улыбающегося, неотразимого, склонившегося над какой-то незнакомой девушкой. Его рука на ее талии. Его смех. Его поцелуй...

Боль была настолько острой и физической, что ей захотелось согнуться пополам. — Я... я не голодна, — прошептала она, вставая. Ее ноги были ватными. — Мне надо... в библиотеку.

Не глядя на озадаченные лица друзей, она вышла из-за стола и почти побежала прочь.

* * *

Когда вечером она вернулась в гостиную Гриффиндора, комнату уже украшали к вечеринке. Разноцветные гирлянды висели между балок, а над камином висел плакат: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ВИККИ!». Кто-то наколдовал маленькие искрящиеся звездочки, которые медленно кружились под потолком.

Спуск в гостиную был похож на выход на сцену. Когда Викки появились, на несколько секунд воцарилась тишина, а потом раздались восхищенные возгласы.

— Викки, ты выглядишь потрясающе! — воскликнул Римус.

Её мгновенно окружил весёлый, шумный круг друзей. Со всех сторон сыпались поздравления, в воздухе звенели бокалы, столы ломились от угощений. Мощные аккорды музыки заполнили гостиную, заставляя вибрировать самые старые портреты на стенах. Сам воздух, казалось, дрожал от всеобщего смеха и беззаботного веселья.

И Викки старалась. Она растягивала губы в улыбке, кивала, говорила «спасибо» и даже позволила закружить себя в танце. Но её взгляд, словно предательский компас, сбитый с толку, снова и снова упрямо возвращался к тёмному проёму входной двери.

Его не было.

Прошёл час. Затем второй.

Вечеринка набирала обороты, громогласная и яркая, а Викки незаметно отступила в тень. Она сидела в одиночестве на диване у камина, сжимая в ладони неосушенный бокал, и чувствовала, как её роскошное, когда-то восхитительное платье медленно превращается в самую дорогую и абсолютно бесполезную тюремную униформу.

Мысли ее метались. Может, он не придет? Может, его свидание переросло во что-то большее? К ее горю постепенно начала подмешиваться горечь. И злость.

Десять часов. Одиннадцать. Полночь.

Где-то в замке пробили куранты, возвещая конец дня. 15 ноября закончилось. Ее день рождения ушел в небытие, так и не подарив ей самого главного.

Викки почувствовала, как что-то внутри нее окончательно ломается. Острая боль уступила место тупой, тяжелой пустоте. Гости начали расходиться, в гостиной остались лишь самые стойкие. Джеймс выглядел растерянным и злым, Лили и Римус прибирали остатки вечеринки. Комната, еще несколько часов назад полная жизни, теперь выглядела опустошенной. Воздух был пропитан запахом сладостей и несбывшихся ожиданий.

И вот, когда Викки уже собралась с силами, чтобы подняться и уйти в спальню, чтобы наконец расплакаться в одиночестве, портрет скрипнул — в гостиную вошел Сириус Блэк.

Он выглядел помятым. Его обычно безупречные волосы были слегка растрепаны, мантия наброшена на одно плечо, галстук ослаблен. На его лице играла легкая, самодовольная улыбка человека, хорошо проведшего время. Он вошел с размахом, как хозяин, возвращающийся в свои владения.

— Всем привет! — прокричал он, срывая с себя мантию и бросая ее на ближайший стул. Его взгляд скользнул по Джеймсу, Римусу, Лили, и наконец упал на Викки. Он на секунду задержался на ней, в его глазах мелькнуло что-то похожее на удивление, но он тут же отвлекся, осматривая украшенную комнату.

— В честь чего, собственно, банкет? — весело спросил Сириус, подходя к столу и наливая себе что-то. — Поттер смог добиться расположения Эванс?

Он повернулся к ним с кружкой в руке, и его взгляд наконец-то поднялся и встретился с плакатом над камином. «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ВИККИ!»

Сириус замер. Улыбка, еще секунду назад сиявшая самодовольством, застыла и медленно поползла вниз, как маска, сброшенная ударом. Его серые глаза, обычно такие живые и насмешливые, расширились, наполняясь не пониманием, а настоящим, животным ужасом.

— Нет… — вырвалось у него не шепотом, а скорее выдохом, в котором слышался хруст ломающихся оправданий. — Не может быть…

Его взгляд снова, уже с паникой, нашел Викки. Он смотрел на ее платье, на прическу, на весь ее преображенный, вечерний облик. И Викки увидела, как в его глазах вспыхивает осознание его чудовищной ошибки.

— Сегодня? — прошептал он, обращаясь больше к самому себе, чем к ней. — Уже 16-е?

-Ты вообще в календарь смотрел, гений? — с мрачным лицом спросил Джеймс.

Римус тихо вздохнул и потянул за руку друга.

— Пошли, Сохатый. Нам тут нечего делать.

Джеймс с минуту постоял, глядя на своего лучшего друга с таким разочарованием, что Сириус, казалось, съежился под этим взглядом.

— Ладно. Разбирайтесь сами, — бросил он и, взяв Лили под руку, направился к лестнице, ведущей в спальни. Девушка на прощание кинула Сириусу уничтожающий взгляд, словно желая испепелить его.

Викки сидела, не двигаясь. Она наблюдала за ним, за его виноватой позой, за тем, как он не решается поднять на нее глаза. Вся ее боль, все разочарование, вся пустота внезапно сконцентрировались в одном-единственном, жгучем вопросе. Вопросе, который был важнее всех «почему» и «как». Она медленно поднялась с дивана.

— Ну что, Бродяга, — ее голос прозвучал на удивление ровно и холодно. — Как прошло свидание?

Он вздрогнул и поднял глаза. Это был удар ниже пояса. Точный и беспощадный. Сириус побледнел. Он искал в ее глазах насмешку, гнев, слезы — но видел лишь ледяное, отстраненное спокойствие. Это было страшнее любого крика.

— Викки, слушай, я… это ужасное недоразумение… Я перепутал даты, клянусь Мерлином…- в его взгляде была паника, раскаяние, отчаянная попытка найти оправдание.

— Как. Прошло. Свидание? — повторила она, разделяя слова, вкладывая в каждый слог всю накопившуюся за день боль.

Сириус снова опустил взгляд. Его плечи, всегда такие гордые и прямые, ссутулились под невидимой тяжестью. Он понял — лгать бесполезно. От него ждут только правды, какой бы горькой она ни была.

— Нормально, — прошептал он, почти неслышно, и это слово повисло в воздухе между ними: маленькое, убогое, ничего не значащее. Одно это слово перечеркивало все.

И вот тогда лед внутри Викки треснул. Вся сдержанность, вся вымученная холодность испарились, уступив место ослепляющей, яростной волне горя и унижения. Она видела его виноватое лицо, слышала это жалкое «нормально» и понимала — это все, чего она заслужила. Все, что он мог ей дать.

Викки не думала. Она действовала на чистом, животном порыве. Ее ладонь со звонким, сухим хлопком, похожим на выстрел, обожгла его щеку. Парень отшатнулся, схватившись за лицо, не веря случившемуся. В его широко раскрытых глазах читался шок.

— С днем рождения, меня, Сириус, — ее голос дрогнул, выдавая всю глубину боли, которую она пыталась скрыть за холодной маской. Больше она не сказала ни слова, уходя прочь, не оглядываясь, оставляя его одного в опустевшей гостиной, с горящей щекой и, возможно, с первым в его жизни проблеском настоящего, горького раскаяния.

Сириус стоял посреди опустевшей гостиной, прижав ладонь к пылающей щеке. Физическая боль была ничтожна по сравнению с тем хаосом, что царил у него внутри. Стыд, жгучий и едкий, поднимался по горлу.

Как он мог? Как он мог забыть день рождения Викки? Не какой-то там случайной знакомой, а Викки Торрес. Своей лучшей подруги. Девушки, которая могла на равных обсудить с ним новую тактику квиддича, которая, не моргнув глазом, покрывала их с Джеймсом проказы перед Филчем, чей смех был таким же неотъемлемым звуком его жизни, как и свист ветра в башнях Хогвартса.

И он променял ее день на «нормальное» свидание с девушкой, чье лицо уже начало расплываться в памяти.

Он опустился в ближайшее кресло, сгорбившись, и запустил пальцы в волосы. В ушах стоял оглушительный грохот его собственной глупости. Он вспомнил ее лицо, когда она спрашивала о свидании. Не злое, не истеричное — опустошенное. И от этого становилось еще больнее.

«Она надела платье», — прошептал он сам себе, и слова прозвучали как приговор. Она старалась и это должен был быть день имени Викки Торрес. А он подарил ей свое отсутствие и жалкое «нормально».

Сириус знал, что завтра будет ад.

И он заслужил каждую его секунду.

* * *

Утро 16 ноября встретило Викки не солнечными лучами, а свинцовой тяжестью во всем теле. Она не спала. Пролежала всю ночь, уставившись в балдахин кровати, пока ее соседки по спальне мирно посапывали вокруг. Слез не было. Они будто выгорели изнутри, оставив после себя сухую, безжизненную пустыню. Стыд за свою вспышку ярости смешался с болью предательства и превратился в одно-единственное желание — не видеть его. Никогда.

В Большом Зале она села на самом краю гриффиндорского стола, подальше от их привычного места. Викки налила себе чай и уставилась в кружку, не видя ее. Ее мир, еще вчера такой яркий и полный надежд, съежился до размеров этой фарфоровой чашки с золотым ободком.

И вот, наконец, появились они. Джеймс вошел первым, его взгляд сразу нашел девушку, и он кивнул ей, его выражение лица было серьезным и понимающим. А за ним, будто в тени, шел Сириус.

Он выглядел ужасно. Темные круги под глазами, волосы, лишенные привычного лоска, мантия накинута как попало. Он не смотрел ни на кого, его взгляд был прикован к полу. Когда они приблизились к столу, Сириус сделал нерешительный шаг в сторону Викки.

— Викки, я… — его голос сорвался, звучал хрипло и неестественно тихо.

Она не подняла на него глаз. Она продолжала смотреть в свой чай, но все ее тело напряглось, как струна.

— Я хочу извиниться, — выдавил он. — Вчера … я повел себя как последний…

— Придурок? — холодно закончила за него Викки, все еще не глядя на него. — Согласна.

Сириус сглотнул. — Да. Придурок. Я перепутал даты. Это непростительно. Я…

— Ты уже сказал, — перебила она, наконец подняв на него глаза. В ее взгляде не было ни злобы, ни обиды. Там была ледяная, непробиваемая стена. — Все ясно. Можешь идти.

Он замер, словно ожидая чего-то большего — крика, слез, хоть какого-то проявления эмоций, которые дали бы ему зацепку. Но там ничего не было. Только лед.

Джеймс тихо вздохнул и тронул Сириуса за локоть. — Давай, Бродяга. Сейчас не время.

Первым уроком была трансфигурация. Блэк сидел сзади Викки и мог видеть ее затылок, ее прямую, неподвижную спину. Она не обернулась ни разу, а он не мог думать ни о чем, кроме звука звонка, отсчитывая минуты. Стоило уроку закончится, Сириус ринулся вперед, перегородив девушке путь к двери.

— Викки, пожалуйста, нам нужно поговорить.

— У нас нет ничего общего для разговоров, Блэк, — отрезала она, пытаясь обойти его.

— Я знаю, что ты злишься! Злись! Кричи на меня! Нашли на меня заклятие! Но не делай вид, что я не существую!

— А разве ты существуешь? — ее голос был ядовитым. — Для меня с той минуты, как ты променял меня на свое «свидание», ты перестал существовать. Убирайся.

Она оттолкнула его плечом и вышла из класса. Джеймс, наблюдавший за этой сценой, покачал головой.

— Я же говорил. Дай ей время.

— Но она смотрит на меня, как на пустое место, Сохатый! — прошипел Сириус. — Как на какую-то грязь на подошве!

— А как, по-твоему, она должна смотреть на лучшего друга, который забыл о ее дне рождения? — спокойно спросил Джеймс. — Как на героя?

На следующий день он нашел ее в дальнем углу зала магии Древней Британии, где они когда-то вместе готовились к экзаменам по истории магии. Она сидела, уткнувшись носом в огромный фолиант, но он видел, что она не читает, а просто смотрит в одну точку.

— Викки, — начал он, садясь напротив нее. Его голос дрожал. — Я не просто так пришел. Я хочу все объяснить. Эта девушка, Амелия… она ничего не значит. Это была просто глупая… прихоть. Я бы никогда не пошел с ней, если бы не перепутал даты! Никогда! Ты же знаешь, что для меня важнее друзья! Ты — моя лучшая…

Девушка резко подняла на него голову, и в ее глазах вспыхнул такой гнев, что он осекся.

— Не смей, — прошептала она с такой силой, что ему стало физически холодно. — Не смей заканчивать эту фразу. Ты потерял на это право. И не сравнивай меня с той… с той, с кем ты был. Мне от этого только хуже.

— Но я…

— Сириус, — она отодвинула книгу и посмотрела на него прямо. — Ты извинился. Я услышала. Этого достаточно.

Он смотрел на нее, и в его голове пронеслись воспоминания. Как она смеялась, когда он устроил водную битву на заднем дворе. Как она подбадривала его, когда он провалил тест по зельеварению. Как она, не раздумывая, встала между ним и другими слизеринцами на первом курсе, когда те попыталась его отчитать. Она всегда была там. Всегда. А он…

— Хорошо, — прошептал он. — Я ухожу.

Дни слились в череду серых, безрадостных событий. Хогвартс, обычно такой живой и полный красок, для Викки померк. Она стала тенью самой себя — ходила на занятия, выполняла домашние задания, ела, но все это делала автоматически. Она избегала общих посиделок в гостиной, предпочитая уединение библиотеки или женской спальни.

Сириус, в свою очередь, превратился в карикатуру на самого себя. Его знаменитая ухмылка исчезла. Он больше не строил козни Снейпу, не смеялся громко, не флиртовал с однокурсницами. Он ходил за Викки, как привязанный, на почтительной дистанции, пытаясь поймать ее взгляд, но всякий раз натыкаясь на непробиваемую стену. Он пытался подкладывать ей ее любимые леденцы с перцем, но она отдавала их подругам. Он предложил помочь с домашним заданием по трансфигурации — она попросила помощи у Лили.

Напряжение росло, затрагивая всех. Римус выглядел более уставшим, чем обычно, и часто вздыхал, глядя на них. Джеймс, обычно являвшийся цементом, скреплявшим их компанию, метался между лучшим другом и подругой, чувствуя себя разорванным.

Прошла неделя. В пятницу, во время ужина, Сириус, сидевший напротив Викки, набрался смелости и тихо сказал:

— Викки, пожалуйста. Дай мне шанс все исправить. Один шанс.

Она не ответила, даже не взглянув на него. Она просто продолжала есть свой пирог с мясом, но ее пальцы так сильно сжали вилку, что костяшки побелели.

— Может, сходить в Хогсмид в выходные? — продолжал он, его голос стал громче, отчаяннее. -Поговорим. Я все устрою. Пожалуйста.

Молчание. Лили под столом тронула колено Викки, словно умоляя ее сказать хоть что-то. Джеймс смотрел на Сириуса с предостережением. И тут девушка подняла голову. Ее лицо было бледным, а глаза горели.

— Хогсмид? — ее голос прозвучал на всю их часть стола, заставив замолчать соседние разговоры. — Чтобы ты мог рассказать мне подробности своего «нормального» свидания? Или чтобы ты мог сбежать на следующее, если тебе станет скучно?

— Нет! Я…

— Знаешь что, Сириус? — она отодвинула тарелку с таким грохотом, что несколько человек вздрогнули. — Мне надоело. Надоело твое виноватое лицо. Надоели эти жалкие попытки загладить вину. Надоело твое присутствие. Я не хочу с тобой разговаривать. Не хочу тебя видеть.

Она резко встала, скамья с грохотом отъехала назад. — Оставь меня в покое!

Джеймс тяжело вздохнул, отложил свою вилку и встал.

— Сириус, — его голос был тихим, но твердым. — Ты уже достаточно наворотил дел. Сиди здесь. Придется подчищать твои хвосты.

* * *

Джеймс нашел ее не сразу. Он проверил гостиную Гриффиндора — пусто. Заглянул в пустой класс заклинаний — никого. И тогда его осенило. Библиотека. Их тихое убежище в моменты, когда мир становился слишком громким. Он вошел, и его взгляд сразу упал на знакомую фигуру, сидевшую за столом в дальнем углу, заваленном книгами по защите от темных искусств. Она сидела, подперев голову руками, и смотрела в окно, за которым начинал садиться вечер.

Джеймс подошел и тихо опустился на стул напротив. Она не повернулась, но он видел, как напряглась ее спина.

— Привет, — тихо сказал он.

— Парламентер? — ее голос прозвучал устало и язвительно. — Блэк прислал тебя уговаривать меня?

— Сириус не посылал меня никуда, — спокойно ответил Джеймс. — Я пришел сам. Как друг. Мне надоело смотреть, как двое важных для меня людей грызутся.

— Он начал, — бросила она, наконец поворачиваясь к нему. Ее глаза были красными, но слез уже не было. — Он все испортил.

— Знаю, — кивнул парень. — Он поступил как последний эгоистичный придурок. И я ему это сказал. Не один раз.

— Мало, видимо, сказал, раз он продолжает меня преследовать.

— Он не преследует. Он пытается исправить. Отчаянно и бездарно, но пытается. Потому что ты для него важна, Викки. Мы все для него важны.

Торрес фыркнула и отвернулась к окну.

— Важна? Важные люди не забывают о твоем дне рождения ради какой-то случайной дурочки.

— Согласен. Это непростительно. Но он не злой. Он просто… глупый. Невероятно, космически глупый, когда дело доходит до чего-то настоящего, — Джеймс помолчал, собирая мысли. — Послушай, я не прошу тебя простить его. Я прошу тебя просто… перестать страдать. И перестать заставлять страдать его. Эта война на истощение вредит всем нам. Римус от волнения чуть не провалил тест по заклинаниям, а Лили готова применить к Сириусу запретное заклятье. Викки вздохнула, и в ее взгляде мелькнула тень вины.

— Я не хочу никого расстраивать. Но я не могу просто взять и сделать вид, что ничего не случилось. Он сломал что-то, Джеймс. Во мне. Я думала… он ведь мой лю… — она резко осеклась, покраснела и поправилась, — …мой лучший друг. А лучшие друзья так не поступают.

Джеймс смотрел на нее, и в его голове, обычно занятой планами проказ и квиддичем, что-то щелкнуло. Он был не так проницателен, как Римус, но он знал Викки почти так же хорошо, как знал Сириуса. Он вспомнил, как ее смех всегда становился громче, когда смеялся Сириус. Как ее взгляд невольно тянулся к нему, когда он выходил с поля после игры в квиддич. Как она всегда знала, какой он любит бутерброд, и незаметно подкладывала ему его, когда он был чем-то расстроен.

«Лю…» Она хотела сказать «любимый». Он был в этом почти уверен.

Мысль была настолько неожиданной, что он на секунду замер. Викки? Влюблена в Сириуса? Все встало на свои места. Ее ярость, ее боль — это была не просто обида друга. Это была ревность. Раненая женская гордость. И глубочайшее разочарование.

— Знаешь, — сказал он, делая вид, что задумался. — Мне надо, наверное, пойти умыться холодной водой.

— Почему? — настороженно спросила Викки.

— Потому что на секунду мне показалось, что ты ревнуешь Сириуса к той девушке.

Он видел, как она замерла. Как кровь прилила к ее щекам, а глаза расширились от паники и… подтверждения. Она быстро опустила взгляд, пряча лицо.

— Не будь идиотом, Поттер, — ее голос дрогнул. — Какая ревность? Я злюсь, как друг. Точка.

Но протест прозвучал слишком поздно и слишком слабо. Джеймс все понял. И понял, что лезть дальше в эту рану — самое глупое, что он может сделать. Он кивнул, делая вид, что принял ее ответ.

— Ладно, ладно, пошутил. Прости. Значит, просто как друг. Понял.

Он позволил тишине повиснуть между ними, давая ей успокоиться. — Так вот, как друг, — продолжил он мягко. — Что он должен сделать, чтобы ты хотя бы перестала смотреть на него, как на гиппогрифа, который растоптал твой огород? Не для примирения. Просто для… перемирия.

— Я не знаю, Джеймс. Честно. Я просто… хочу, чтобы он понял. Понял, как мне было больно. Не просто «ой, я ошибся». А чтобы прочувствовал.

— А если бы он прочувствовал? Публично? — осторожно спросил Джеймс.

— Что ты имеешь в виду?

— Неважно. Дай мне подумать. И пообещай мне одно. Что ты выслушаешь его, когда он будет готов извиниться по-настоящему. Не так, как эти его жалкие попытки. А по-взрослому. Один раз. И тогда уже решай — прощать или нет.

Викки посмотрела на него. Джеймс смотрел на нее серьезно, без своей обычной клоунады. Он был просто другом, который пытался помочь.

— Хорошо, — наконец, вздохнула она. — Один раз. Но это должно быть что-то действительно стоящее.

— Договорились, — он улыбнулся. — А теперь иди, поспи. Ты выглядишь ужасно.

Впервые за неделю уголки ее губ дрогнули в подобии улыбки.

— Спасибо, Джеймс. Ты… хороший друг.

— Я знаю, — парень подмигнул ей. — Замолви за меня словечко перед Лили.

Он встал и ушел, оставив ее одну, но уже не такой одинокой, как прежде.

* * *

Вернувшись в гостиную Гриффиндора, Джеймс застал оживленное обсуждение. Сириус метался по комнате, как раненый лев, а Римус пытался его успокоить.

— Ну что? — ринулся к нему Блэк, его глаза лихорадочно блестели. — Она ненавидит меня? Собирается натравить на меня дементоров?

— Успокойся, Бродяга, — Джеймс устало опустился в кресло. — Она не ненавидит тебя. Она ранена. Глубоко.

Он посмотрел на друга, на его искреннее отчаяние, и его догадка снова всплыла в памяти. «Интересно, — подумал Джеймс, — а Сириус-то сам что чувствует? Просто вину? Или нечто большее?» Он решил, что сейчас не время для подобных анализов.

— Она согласится выслушать твои извинения, — продолжил он, и Сириус замер, словно боясь спугнуть надежду. — Но только один раз. И это должно быть что-то грандиозное. Не какие-то там леденцы. Публичное и унизительное для тебя извинение. Ты должен показать, что ты понял, насколько сильно облажался.

— Публичное? — Сириус поморщился. Его гордость, его знаменитое самолюбие, взбунтовались.

— Да, Бродяга, — твердо сказал Джеймс. — Ты думал, что отделаешься парой слов? Ты оскорбил одну из лучших подруг, какая у тебя только есть. Расплата должна быть соразмерной. Ты должен встать на колени.

— На колени? — парень смотрел на него, будто тот предложил ему переодеться в мантию Слизерина.

— Именно. Перед всеми. В гостиной. И пригласить ее в Хогсмид. Только вас двоих. Как друзей. Подчеркиваю — как друзей. Чтобы все видели, что ты пытаешься все исправить.

Идея начала обретать форму. Римус, до этого молчавший, кивнул.

— Это… может сработать.

— Но только как друзья, — снова подчеркнул Джеймс, бросая на Сириуса изучающий взгляд. Он хотел посмотреть на его реакцию.

Сириус нахмурился. «Конечно, как друзья. О чем еще речь?»

— Я сделаю это, — решительно заявил парень, сжимая кулаки. — На колени так на колени.

План был утвержден. И тогда Джеймс, движимый внезапным порывом и желанием проверить свою теорию до конца, добавил: — И знаешь что? Мы назовем это дружеским свиданием. Чтобы всем, и в первую очередь ей, было понятно, что это жест примирения, а не романтический порыв.

Он внимательно следил за лицом друга. И снова — ничего.

— Да, конечно. Дружеское свидание. Логично.

Когда Сириус, полный решимости и паники, удалился в спальню, чтобы, видимо, начать репетировать свое будущее унижение, в гостиной воцарилась тишина. Джеймс с облегчением опустился в кресло, чувствуя, как напряжение медленно покидает его плечи.

И тут раздался спокойный, но настойчивый голос Римуса:

— Джеймс.

Он поднял взгляд. Люпин стоял рядом, скрестив руки на груди, и смотрел на него с тем самым проницательным выражением, которое заставляло даже Сириуса чувствовать себя слегка неуютно.

— Это что сейчас было? — мягко спросил он.

— Что «что»? — попытался уклониться Джеймс, делая вид, что снимает невидимую пылинку с мантии. — Мы разработали блестящий план по спасению нашего идиота от пожизненного изгнания из круга общения Викки. Все логично.

— Логично? — Римус приподнял бровь. — Ты только что произнес слово «друзья» или «дружеский» раз пять, наверное. Ты вбивал это Сириусу в голову, как будто боялся, что он забудет азбуку. С чего вдруг такая настойчивость? Обычно ты не так... преподносишь очевидное.

Джеймс вздохнул, понимая, что от Римуса не отделаться полуправдой. Он провел рукой по волосам, взъерошивая их еще сильнее.

— Ладно, ладно. Только, между нами, понял? Ни слова Сириусу.

Римус молча кивнул, присаживаясь на ручку соседнего кресла.

— Я просто... проверяю кое-какую теорию, — начал Джеймс, понизив голос. — Ты же видел Викки. Это была не просто обида друга. Это было... что-то большее. И сегодня, в ее гневе... там была не только боль. Там была ревность. Такая, какая бывает не между друзьями.

— Ты думаешь, у Викки... чувства к Сириусу?

— Я почти в этом уверен, — подтвердил он. — А теперь посмотри на нашего дорогого Бродягу. Он сейчас не просто извиняется перед другом. Он в панике. В настоящей. Он метался по комнате, как... ну, как я, когда думал, что Лили меня навсегда возненавидела после того инцидента со Снейпом. Это не та реакция, когда просто подвел приятеля.

— И все эти «дружеские свидания»... — медленно проговорил Римус, начинавший понимать.

— Это провокация, — признался Джеймс, и в его глазах блеснула знакомым озорство. — Я хочу посмотреть, как он на это отреагирует. Снаружи он будет кивать, говорить «да, конечно, друзья». Но если внутри у него что-то шевельнется, если моя догадка верна, и он сам еще не понял, что к чему... тогда постоянное напоминание о том, что это всего лишь «дружба», будет его бесить. Он начнет спотыкаться об это слово. И, возможно, сам что-то поймет.

Римус покачал головой, и на его губах дрогнула почти улыбка.

— Мерлин, Джеймс. Ты играешь в опасные игры. Если ты ошибаешься, ты рискуешь все испортить.

— Давай просто наблюдать, Лунатик, — подмигнул он. — Торжественно клянусь, что замышляю только шалость.

* * *

Гостиная Гриффиндора была полна народу. Кто-то делал домашнее задание, кто-то играл в волшебные шахматы, кто-то просто болтал. Викки сидела с Лили у камина, в теории проверяя ее эссе по травологии, но на самом деле просто перелистывала страницы.

Она знала, что что-то затевается. Джеймс весь день ходил с загадочным видом, а Сириус куда-то исчез после ужина. Она чувствовала легкое нервное возбуждение, смешанное со страхом. Что, если он снова все испортит?

И вот дверь в гостиную распахнулась, и вошел Сириус. Он был один и выглядел максимально собранным. Его волосы были уложены, мантия сидела безупречно, но на лице не было и тени его обычной самоуверенности. Он был серьезен. Разговоры постепенно стихали, все затаили дыхание в ожидании чего-то важного.

Сириус остановился перед Викки. Он посмотрел ей прямо в глаза, и в его взгляде не было ни вызова, ни мольбы — только глубокая, искренняя скорбь. И затем, не отводя взгляда, он медленно, с подчеркнутым уважением, опустился перед ней на колени.

В гостиной воцарилась абсолютная тишина. Слышно было только потрескивание огня в камине. Даже чья-то волшебная шахматная фигура замерла с поднятой булавой.

— Викки, — его голос был чистым и громким, он звучал на всю комнату. — Я знаю, что слова ничего не значат после того, что я сделал. Я был слеп, глуп и эгоистичен. Я забыл о дне человека, который всегда был для меня не просто другом, а частью моей жизни. Частью, без которой все рушится.

Он сделал паузу, глотая воздух. Викки смотрела на него, не в силах пошевелиться, ее глаза были широко раскрыты.

— Я предал тебя. Я причинил тебе боль. И за это я прошу у тебя прощения. Не потому, что мне станет легче, а потому, что ты заслуживаешь этих извинений. Ты заслуживаешь самого лучшего. — Сириус опустил голову, а потом снова поднял ее. -Я прошу шанса. Шанса все исправить. Пожалуйста, позволь мне завтра отвести тебя в Хогсмид. Только мы вдвоем. Как друзья. Чтобы я мог показать тебе, как я ценю нашу дружбу. И чтобы ты могла решить, можешь ли ты когда-нибудь снова мне доверять.

Он закончил. Он стоял на коленях перед ней, и в его позе не было ничего комичного — только достоинство и смирение. В тишине раздался щелчок, заставив всех обернуться. Фрэнк стоял, сжимая в руках волшебную камеру, и сиял самой глупой и счастливой ухмылкой, какую только можно себе представить. Он совершенно не обращал внимания на Алису, которая, раскрасневшись от смеси смущения и негодования, яростно колотила его кулаком по плечу, пытаясь заставить прекратить нарушать столь интимный момент.

— Прости, не удержался. Сириус Блэк на коленях перед девушкой — неизвестно, когда еще мир увидит такое.

Несколько человек сдержанно хихикнули, снимая напряжение.

Викки смотрела на Сириуса. Она видела его искренность, видела боль в его глазах — боль, которую он причинил и ей, и себе. И ледяная стена вокруг ее сердца дала трещину. Воспоминания о всех их совместных годах, о смехе, о поддержке хлынули сквозь эту брешь, смывая горечь и обиду. Она видела не того самодовольного мачо, что вернулся со свидания, а того самого Сириуса, который когда-то поделился с ней последней шоколадной лягушкой, который защищал ее от задир, чье присутствие всегда делало любой день ярче. И Викки растаяла.

Она сделала шаг вперед и протянула ему руку.

— Встань, Сириус, -ее голос впервые за долгие дни прозвучал без ледяной стены. — Не нужно больше стоять на коленях.

Он взял ее руку, и его пальцы сжали ее с такой силой, будто боялись, что она исчезнет. Он поднялся, не отпуская ее ладони.

— Так… ты прощаешь меня? — прошептал он, заглядывая ей в глаза, ища в них подтверждение.

— Я… даю тебе шанс, — поправила она, и легкая улыбка тронула ее губы. — Один. Единственный. Не облажайся снова, Блэк.

Облегчение, которое затопило Сириуса, было таким мощным, что у него на мгновение потемнело в глазах. Он не сдержался и потянул ее в объятия. Викки на секунду замерла, но ее руки сами собой обняли его в ответ, и она уткнулась лицом в его плечо, чувствуя, как последние осколки обиды и гнева тают в этом тепле.

— Спасибо, — он прошептал ей прямо в волосы. — Спасибо, Викки. Я… я больше никогда.

— Не обещай, — она тихо рассмеялась. — Просто не делай.

Раздался еще один щелчок — Фрэнк поймал и этот момент — они стояли, обнявшись, оба улыбаясь, с сияющими глазами.

Сириус, все еще не отпуская ее руки, обернулся к приятелю.

— Эй, Долгопупс, а дашь копию?

— Это тебе влетит в кучу галеонов, Блэк, — с ухмылкой ответил Фрэнк.

Все вокруг разразились смехом и аплодисментами. Напряжение окончательно развеялось. Джеймс, наблюдавший за всей сценой с довольным видом архитектора, успешно завершившего свой проект, подошел и хлопнул Сириуса по спине.

— Ну вот, а ты говорил — «на колени, фу, как унизительно». Работает, а?

— Заткнись, Сохатый, — буркнул Сириус, но его глаза смеялись. Он снова посмотрел на Викки.

— Так значит, завтра? Хогсмид? После завтрака?

— Значит, — кивнула она. — После завтрака.