Ржавое золото ( Место для шага вперёд ) (гет)

Это нельзя было назвать сном. Это было скорее бодрствование, растянутое на долгие часы ледяного полузабытья. Каждые пятнадцать-двадцать минут я поднимался, заставляя себя шевелиться у еле теплящегося костра, зная, что если позволю себе провалиться в бездну усталости, то, скорее всего, не проснусь. Эта мысль была острой и пронзительной, как морозный воздух, и держала меня на грани.

Единственное, что противостояло коварству холода, был обжигающий, крепкий кофе — последняя роскошь, которую я нёс с собой, чтобы не заснуть, чтобы вернуть себе часть того, что я называл "нормальным". Я держал кружку, словно спасательный круг, чувствуя, как горькая жидкость обдирает горло и вливает ложную, но необходимую энергию в остывающее тело.

Я смотрел на оранжевый свет огня, который, казалось, лишь на мгновение изгонял давящую черноту Аляскинской ночи. Этот огонь был маленьким, тщедушным осколком тепла в бесконечной, безжалостной пустоте. Чернильное полотно неба над головой, усеянное холодными и безразличными звездами, лишь усиливало мое ощущение вселенского равнодушия, ледяной коркой сковывающего душу. В такие моменты понимаешь, насколько ты мал, всего лишь искра в этой космической печи.

"Мы пережили первую ночь," — прошептал я сам себе, и звук голоса, тонкий и сиплый, был почти потерян в тишине. Удивляясь тому, как слабо и бессмысленно это звучало. Мы?Почему я так сказал, словно нас было двое? Я что, интуитивно упомянул и Сэма? Чей призрак неотступно был в моем разуме, чье отсутствие давило сильнее, чем вес рюкзака?

Эта мысль пронзила, как ледяной осколок. Я вздрогнул, почувствовав, как морозный воздух проникает сквозь потрескавшуюся ткань куртки. Разве я не один? Неужели мне было легче представить, что я не один среди этого холода Севера, что рядом есть кто-то, разделяющий этот невыносимый груз и эту битву. Даже если этот "кто-то" — лишь тень, лишь воспоминание о человеке.

С первыми проблесками серого, морозного рассвета, когда облака на мгновение разошлись, и воздух стал невыносимо холодным, я заставил себя собраться и продолжить путь. Я чувствовал, как коченеет спина; одежда и одеяла были сырыми, а пар изо рта клубился густыми облаками, моментально оседая инеем на меху. Каждое движение требовало невероятных усилий, а усталость ощущалась как физическое давление, как будто ты тащишь на себе невидимый, но осязаемый груз. Борьба теперь шла не только с природой, этим старым, равнодушным врагом, но и с самим собой, с оцепенением и предательской тишиной Севера, которая шепчет о покое.

Около четырёх часов я шёл по глубокому снегу, который здесь, в защищенном от ветра месте, был рыхлым, словно сахар, и идти было тяжело. Ноги утопали, каждый шаг отдавался жгучей болью в мышцах. Я использовал обломанные ветки для опоры, пытаясь протоптать хоть какую-то тропу, вспоминая, как быстро и легко всегда двигался Сэм, словно рожденный для этих чёртовых условий. Усталость нарастала, но пока позволял короткий световой день я старался пройти как можно большее расстояние.

Пожалуй, нужно было снова спускаться к реке, идти по льду, пока он не замело — это хотя бы обещало твердую опору.

Внезапно мой взгляд, уже привыкший скользить по монотонной белизне, зацепился за то, что на первый взгляд показалось тенью или игрой света. В стороне от моей тропы, между редкими, обледенелыми, сгорбленными деревьями, я увидел одиночный след. Это был не мой след.

И не след другого человека. Я подошёл и присел, чтобы рассмотреть его ближе, и сердце моё слегка дрогнуло. След был чёткий, с широкими, словно веер, "пальцами", и он был направлен глубоко в лес. Я провёл замерзшим пальцем по краю отпечатка. Контуры были резкими, что указывало на недавнее происхождение, а форма — идеальной для хищника.

Я начал анализировать увиденное, как когда-то учил меня отец. Коготь? Да, видно легкий след от когтей, не втянутых, как у кошки. Это исключает рысь. Не было это похоже и на след росомахи. Пальцев четыре, а пяточный бугор массивный. Я приложил ладонь к снегу, сравнивая размер: отпечаток был лишь немногим меньше моей.

"Собака?" — пробормотал я. Но след крупной собаки, как правило, более рыхлый и беспорядочный, а отпечаток, который я рассматривал, был длинным и узким, с очень плотно собранными "пальцами", что является классическим признаком того, что животное двигалось по прямой, экономя силы, как это делают дикие животные. Два центральных пальца были немного выдвинуты вперёд, образуя V-образный контур.

Я глубоко вздохнул, поднимая взгляд и осматривая тихую, настороженную чащу. Всё указывало только на одно.

—Это след волка— прошептал я с внезапной, холодной уверенностью.

Моментально в голове пронеслась волна вопросов. Опасно ли это?

Сам факт присутствия волка в лесу не был неожиданностью. Волк, идущий один, скорее всего, охотится или проверяет территорию, а не ищет проблем с человеком. Основной инстинкт хищника — избегать конфликтов, требующих больших энергетических затрат, особенно с крупным, незнакомым животным, как я. Волки, как правило, охотятся на лосей, оленей или более мелкую дичь. Человек не входит в их обычное меню.

Но... Есть факторы, которые делают ситуацию напряжённой. Резкие контуры следа указывали, что волк прошел здесь совсем недавно — возможно, всего несколько часов назад, или даже меньше. Это означало, что я мог быть относительно близко к нему. Голод — единственное, что может заставить дикого волка приблизиться к человеку или напасть. Если стая или этот одиночный волк испытывают крайний голод, их осторожность может быть притуплена.

Я был один, глубоко в лесу, и если бы что-то пошло не так, помощи ждать было неоткуда.

Я чувствовал, как холодный расчет борется с инстинктивной тревогой. Мой рассудок говорил: "Прямая угроза минимальна, если только ты не ранен и не выглядишь, как легкая добыча." Мое древнее, животное чувство, заложенное тысячами лет эволюции, кричало: "Ты крупный хищник, они не тронут тебя."

Но я понимал, что усталость последних дней, тяжелый подъем по склону, превращали меня из "крупного, незнакомого животного" в нечто, что могло быть воспринято как уязвимое. Волки, как известно, чуют слабость. Они не нападают без причины, но след, идущий глубоко в лес... не исключено, что он уже давно за мной наблюдает, следуя по пятам, ожидая, когда холод и усталость сделают свою работу. Этот старый нож на поясе казался нелепой игрушкой против клыков хищника.

Тишина Аляски давила. Это было белое безмолвие, не нарушаемое ничем, кроме тяжелого дыхания, и в этой полной тишине любой шорох казался предвестником. Солнце, уже несколько часов висевшее низко над горизонтом, начало медленно тонуть, и тени обрели резкую, синеватую глубину. Смеркалось. Я медленно поднялся, чувствуя, как напряжение сковывает мышцы. Мне нужно было идти, но каждый шаг казался шагом в сторону опасности.

И тут я увидел его. Не было ни шороха, ни треска ветки. Он просто... возник. Метрах в тридцати, на краю темнеющей чащи, в просвете между двумя высокими елями. Тёмный, почти черный силуэт на фоне гаснущего, розовато-фиолетового неба. Он стоял неподвижно, как изваяние, и смотрел прямо на меня. В этот момент я не почувствовал страха, скорее — странное, почти религиозное оцепенение. Его глаза, два уголька, казалось, не просто смотрели на меня, они читали меня. Он не проявлял агрессии, не скалился, не издавал звуков. Он был просто частью этой дикой, первобытной картины, словно дух леса, воплощенный в плотной шерсти и острых клыках. И я понял: он не просто следил. Он ждал. Возможно, он ждал моей ошибки. Он ждал конца главы...