Неудача + некромантия = любовь (гет)

Мур, вернувшись с утреннего обхода владений, уселся на кассовый аппарат, наблюдая, как я наскоро инструктирую Рэйвена, рассказывая ему про зелье от простуды, из-за которого может вырасти третье ухо; про благовония для медитации, которые, как по мне, пахнут сожжёнными волосами, но клиенты уверяют, что чувствуют «амбровые нотки»; и, конечно же, про справочники, о которых, если спросят, то лучше посоветовать полистать самому клиенту.

К сожалению, мне так и не удалось найти свою чудодейственную мазь для заживления среди всего хлама, так что Муру было поручено заняться повторным обходом, только теперь моих владений, чтобы помочь нашему зомби.

Пока Рэйвен с интересом и ужасом одновременно разглядывал банку с чем-то шевелящимся (я даже сама не знаю, что уже туда запхала), я отвернулась, чтобы разобраться с кассой, как вдруг краем глаза заметила приближающуюся ненавистную мне троицу! Что-то они зачастили. Обычно, они тусят только со своими и практически не приходят ко мне, только если им надо что-то из тех ингредиентов, которые требуют замарать руки.

С опозданием сообразив, что я по-прежнему нахожусь в облике Лилиан, я принялась нашёптывать заклинание и очень быстро снова стала Богитой. Ведьмой в своём простом платьице, с растрёпанными волосами и без малейшего намёка на вампирскую элегантность.

В этот самый момент Рэйвен, перекладывавший банку с сушёными жабами, обернулся и увидел меня. Его глаза расширились, и он попятился назад, упираясь спиной в полку и чуть не уронил банку. Его дрожащий палец ткнул в меня:

— Что ты сделала с Лилиан?! — завизжал он с неподдельным ужасом.

— Тихо-тихо-тихо! — зашипела я, подбегая к нему и закрывая его рот своей ладоней. — Это я! Лилиан! Просто другой облик!

Мур наблюдал за развернувшейся картинкой с интересом, постукивая хвостом по полке из стороны в сторону.

Времени на объяснения не было. На порог ввалились Изабель, Ванесса и Клэр. Недолго думая, я изо всех сил дёрнула Рэйвена за рукав, притянула к себе и обняла, прижавшись щекой к его груди. Он застыл в ступоре.

— Давай без истерик, дорогой, — громко и неестественно сладко сказала я. Умоляюще глядя в его глаза, я надеялась, что он сообразит подыграть мне.

Изабель подняла бровь.

— Докатилась уже до уровня ссоры с покупателем? — ехидно спросила она.

— Я... мы... это мой парень! — Уверена, я волновалась так сильно, что, приложи я чуть больше сил, то с лёгкостью бы оторвала его кисть. — Рэйвен. Он... болел. А теперь выздоровел и решил помочь мне в магазине!

Три пары глаз уставились на Рэйвена. Он был бледен (всё лучше, чем синюшный), чуть помят, но старался улыбаться во все зубы. Ванесса с нескрываемым интересом оглядела его с ног до головы.

— Мило, — процедила Изабель. Стерва разочаровалась от того, что ей не за что зацепиться.

Мой взгляд переместился на Клэр, стоящую чуть позади. Маленький белый цветочек, который красовался в её золотистых волосах, за считанные секунды поник, почернел и осыпался лепестками ей на плечо. Она быстро смахнула их, и тут же испуганно посмотрела на меня. Её брови сдвинулись к переносице, она зыркнула на Рэйвена, а затем её маленький ротик приоткрылся от изумления.

Её подруги ничего не заметили, продолжая скептически разглядывать моего парня.

— Раз уж мы здесь, — сказала Ванесса, — покажи нам свои новинки к Хэллоуину. Если, конечно, они не взрываются.

Но Клэр шагнула вперёд и настойчиво взяла Изабель за локоть:

— Иза, Ванесса, давайте уйдём.

— Что? Почему? — нахмурилась Изабель. — Мы только вошли!

— Я плохо себя чувствую, — промямлила Крэл. Она бледнела на глазах, не отводя от меня своего пронзительного взгляда. — Голова кружится, мне нужен воздух. Пожалуйста, пойдёмте!

Она так настойчиво тащила их к выходу, что те, ворча и бросая на магазинчик недоумённые взгляды, вынуждены были отступить.

— Ладно, ладно, не дёргай! Что на тебя нашло? — бормотала Изабель, позволяя вытолкнуть себя за дверь.

Мур наблюдал за ними в окно.

— И что это сейчас было? — поинтересовался Рэйвен.

— Не знаю, — прошептала я, отпуская его руку и глядя на тёмные лепестки на полу.

— Объясняйся! — потребовал он. — Сейчас же. Что за цирк со сменой облика?

Я упала на пол, подбирая лепестки. Грустно, что цветок Клэр завял. Страшно, что я увидела такое впервые.

— Я периодически работаю в облике Лилиан, чтобы люди видели, что она существует, и я могла спокойно жить её жизнью, когда наступает такая необходимость. Это освобождает меня от обязанности придумывать для неё легенду, так проще. Память у меня, знаешь ли, не самая лучшая.

— Расскажи ему, Богита! — провозгласил Мур. — Расскажи, как ты продаёшь кусочки себя!

Я закрыла глаза, игнорируя подкатывающую тошноту от стресса и от той правды, которую сейчас придётся вывернуть наизнанку.

— Богита? — переспросил Рэйвен. — Такое твоё настоящее имя?

— Да.

— И… — он запнулся, прикусив губу. — Что значит «продаёшь кусочки себя»?

— Те, кто убили моих родителей, не тронули меня не из-за простой жалости и схожести с человеческим ребёнком, — начала я, глядя в пол. Лепестки в моих руках помогали успокоиться. Так я хоть что-то теребила вместо своих бедных волос. — Когда мама приказала мне жить, она использовала свой дар, чтобы наглухо заблокировать мою вампирскую сущность. Так я казалась безопасной для Охотников, обычным испуганным ребёнком.

— Твоя мама была вампиршей?

— А папа колдуном, — дополнил Мур. — Богита у нас гибрид, потому у неё всё наперекосяк. Её колдовская сущность не очень гармонично уживается с вампирской.

Я поднялась на ноги, отложила лепестки Клэр на стойку с кассовым аппаратом и развернулась к Рэйвену, позволяя ему увидеть мои пугающие черты лица, мой невыразительный цвет волос, и моё щуплое телосложение.

— Вот какая моя настоящая внешность. В той красотке, которую ты видел, нет ничего от подлинной меня. От полукровки, у которой отняли всё, что могло бы сделать её... особенной, — я говорю про силу, скорость и красоту, — остались только эти глаза, — я дотронулась до своего века, — и какая-то небольшая искорка дара убеждения, которая всё равно выходит боком.

— Но... Лилиан... — непонимающе произнёс Рэйвен.

— Лилиан — это то, чего я хотела! — вырвалось у меня криком. Он, конечно, не виноват, что не понимает, но я ненавижу объясняться. — Я хотела быть красивой. Хотела, чтобы люди меня не боялись, чтобы ведьмы и колдуны принимали в своём кругу, чтобы вампиры оценили меня по достоинству. Я хотела хоть где-нибудь быть своей. Когда я рассказала тебе про семью, то сказала, что осталась одна. Это не совсем правда.

Я подошла к старому зеркалу с маленькой трещинкой, висящему за стойкой кассира. Говорят, когда зеркало бьётся, оно сулит десять лет несчастья. Это зеркало разбил Мур, и, по-моему, он очень даже счастлив.

Я прикоснулась костлявой рукой к своему отражению:

— Они явились ко мне в ту же ночь. После того, как Охотники ушли. Я сидела на лестнице, и не могла сдвинуться с места. Внизу лежали тела моих родителей... В какой-то миг я не выдержала и вместо того, чтобы плакать, начала кричать, разрывая себе горло. Я требовала, чтобы они вернулись! Умоляла. В какой-то момент я увидела, как из моих пальцев исходит тёмная дымка, и вскоре тень жуткой руки потянулась к бездыханным телам, и... Они зашевелились.

Я закрыла глаза, погружаясь в воспоминания той ночи.

— Папа, пошатываясь, встал, и я увидела его сгорбленную спину, безвольные руки и пустые глаза, которые смотрели сквозь меня. Прекрасное лицо мамы исказила маска вечного страдания, а её нежная кожа стала грубеть. Они превратились в нежить, стали моим первым, самым ужасным творением. Мне не удалось оживить их. Мне удалось осквернить их память. Они стояли рядом и смотрели на меня, ожидая приказа, и не было в них ни былой любви, ни уж тем более души. Я и сейчас не очень-то могу контролировать свою магию, а в десять лет и подавно. Я не знала, что делать. Не могла их отпустить, но и не могла смотреть на глупых зомби.

Приоткрыв глаза, я увидела, что моё собственное отражение в зеркале поплыло, и мне даже показалось, что я вижу в нём снова ту маленькую девочку.

— И тогда в подвале послышался шёпот. Три голоса сплелись в один, называя себя: Морвен, Элодия и Деспера. Они сказали, что чувствуют мою скорбь, что она достигла их чертогов. Они предложили забрать моих родителей, дать им вечный покой, который я осквернила. Взамен они попросили всего лишь собирать ту боль, которую не могут взять сами, потому что их сила слишком велика для нашего мира. Она оставляет след.

Я оторвала руку от зеркала, приподняла свою длинную чёлку и повернулась к Рэйвену:

— Мои глаза время от времени кровоточат из-за использования их силы, и мне приходится носить повязку с зельем, чтобы облегчить боль, — я убрала руку, позволяя чёлке вновь спрятать мои глаза. — Богита теряет вес, чтобы у Лилиан оставалась привлекательная фигура. Кожа Богиты становится суше, шершавее, чтобы у Лилиан она оставалась бархатной. Волосы Богиты превращаются в солому и теряют свой цвет, лишь бы у Лилиан по спине струились чёрные, густые пряди.

Рэйвен молча смотрел на меня. Я заметила, как он рассматривает мои острые ключицы, торчащие из-под платья, как задерживает взгляд на моих костлявых руках, на которых отчётливо проступали вены.

— Зачем? — равнодушно спросил он. — Ради чего? Ради того, чтобы произвести впечатление на каких-то идиоток? Оно того стоит?

— Ты не поймёшь! — взорвалась я, и слёзы выступили на глазах. — Ты... ты с твоей внешностью, с твоей харизмой! — моя рука взметнулась вверх, очерчивая его фигуру. — Такому, как ты, не понять, каково это, быть невидимкой! Быть тем, кого терпят из вежливости, над кем смеются за спиной, кого считают неудачницей ещё до того, как ты что-то сделала! Я просто хотела почувствовать себя той, кем должна была стать! Хоть ненадолго. Да, даже ради их внимания! Потому что другого у меня нет!

— Но зачем ты тогда превратилась обратно, в настоящую себя?..

— Потому что они не знают о моём втором облике. Никто не знает.

Я вытерла ладонью слёзы. Как только моя рука опустилась вдоль тела, Мур подбежал тереться об неё своей шёрсткой.

— Я не хочу, чтобы кто-то знал о моём перевоплощении. Они думают, что Лилиан тут подрабатывает из жалости к Богите, думают, она альтруистка. Пусть так и остаётся. А тебя должны видеть рядом со мной, как моего парня, понимаешь? Я просто… не хочу быть посмешищем. За свою жизнь я так ни разу и не нашла пары, потому они смеются. С кем бы я не общалась, от меня шарахаются.

— У тебя ни разу не было отношений?! — изумлённо повторил Рэйвен. Я покачала в ответ головой. — Это очень печально, Богита.

Он подошёл ко мне вплотную, и его рука убрала за моё ухо пряди волос, открывая часть лица.

— Знаешь, — тихо сказал он, — а ведь твоя мама, наверное, думала, что спасает тебя, пряча твою сущность. Она хотела, чтобы ты выжила. Любой ценой. А ты сейчас платишь за эту жизнь по частям. По-моему, она бы не хотела такого для тебя.

Его слова попали в самую точку. Я никогда не думала об этом с такой стороны, точнее, думала, но всегда отгоняла подобные мысли. Видеть отчаянную попытку матери спасти дочь было больнее, чем обвинять себя за то, что я не могу разрешить себе быть собой же.

— Может, и не хотела, — прошептала я, опуская голову.

Слёзы на моих ресницах высохли, пока я ожидала насмешки со стороны Рэйвена, может быть, отвращения от того, что перед ним предстало, но, кинув на него взгляд из-подо лба, я заметила, что он смотрит на меня не так, как смотрел на Лилиан. Тот взгляд был восхищённым, как и у любого другого мужчины, который столкнулся с привлекательной вампиршей, но у Рэйвена, тогда, на кладбище, он был поверхностным. Сейчас же он разглядывал меня настоящую, с пристальным вниманием, от которого мне стало не по себе.

— Судя по твоей самооценке, ты не поверишь мне, но вот этот твой курносый нос придаёт тебе характера. Он мне нравится.

Я потянулась к носу, который всегда считала своим главным недостатком, намереваясь его спрятать в своей ладони:

— Ты смеёшься надо мной?

— Нет, — он убрал мою руку и провёл пальцами по кисти вверх, к предплечью, касаясь выпуклых вен. — Раз уж мне предстало быть твоим временным пленником и коллегой, я не против взять на себя миссию «Откормить Богиту». С сегодняшнего дня твой рацион будет состоять не только из чая и печений с предсказаниями.

Я не знала, смеяться мне или плакать. Мур, наблюдавший за нами, демонстративно фыркнул:

— Может, сразу начнёшь её на руках носить, чтобы не упала? Или вилкой кормить будешь, пока она зелья варит?

— А ты заткнись, — беззлобно бросил ему Рэйвен. — Твоя доля сосисок тоже будет проверяться. Всё лучшее достанется хозяйке. Нужно срочно возвращать её к жизни!

Сначала я не придала его заявлению значимости, но теперь каждые три часа раздавался противный звон будильника, после которого Рэйвен тащил меня на кухню и заставлял есть то бутерброды, то суп, который он сварганил из моих же полуфабрикатов. Я аж всерьёз задумалась, чтобы воскресить зомби-повара! А ещё зомби-уборщика, и зомби-консультанта, и зомби-кассира! И вообще, создать свою армию полезных зомби! Но пока что Рэйвен отменно справлялся за всех.

Когда будильник зазвенел в очередной раз, я с переполненным желудком завопила:

— Я не голодна! А на крайний случай у меня есть зелье, подавляющее аппетит!

— Выбрось эту гадость немедленно! — накричал он на меня, когда увидел, что я подношу пузырёк к губам, и поспешил выхватить его из моих рук. — Пока я здесь, ты будешь есть нормальную еду! Или мне действительно надо кормить тебя с ложечки, с присказками «за маму, за папу»? Или тебе больше нравится представлять, что в твой рот залетает самолётик?

Он прозвучал настолько нелепо и мило, что я сдалась и убрала пузырёк, хихикая себе под нос. Хихикая, как ведьма, которая помышляет натворить каких-нибудь пакостей. В общем, в этот раз Рэйвен снова стоял над моей душой, пока я не съела всё до последней крошки. Мур без устали крутился под столом, даже когда тарелка опустела. Впрочем, я с удовольствием подкидывала ему кусочки, когда Рэйвен отворачивался.

За весь день в магазин зашло всего двое покупателей. Первой была старушка из соседнего дома, искала сушенную ромашку, а где-то спустя час забежал подросток, нуждающийся в зелье смелости. Возмущениям Рэйвена не находилось конца.

— Я не понимаю, — ворчал он, расставляя склянки на полке. — У тебя тут целая сокровищница! Почему людей нет? Даже если твои зелья работают нестабильно, их же можно продавать как развлечение! Например, зелье невидимости… Слоган? Хм... Гарантировано исчезнет только твоё настроение! Меня с ума сводит тот факт, что ты столько всего здесь наварила, а толпа не сносит твои двери!

К сожалению, тем же вопросом я задаюсь из года в год. Магазин и правда был чудесным, но, почему-то, таким же неудачным, как и его владелица. Помнится, во времена моих родителей он пользовался большей популярностью.

Мур, изнывая от скуки, принялся гонять одну из тыковок. Несчастная тыковка с жалостливым писком каталась от полочки к полочке, пока не закатилась под стойку кассира.

— Ты что учудил, окаянный?! — верещала она. — Тут пыльно и темно! Я боюсь темноты! Как мне отсюда выползти?!

— Дай-ка я, ща, секундочку, — ворчал Мур, пытаясь протиснуться своей толстой задницей под стойку. — Эй, Богита, смотри что я нашёл! — крикнул он, вылезая назад и вытягивая когтями из-под прилавка баночку с драконьим зубом на крышке.

Моя мазь! Та самая, которую я безуспешно искала в подвале! Но, стоило мне открыть крышку, как вся радость улетучилась. На дне банки оставался тоненький слой засохшей субстанции.

— Практически пусто, — разочарованно провозгласила я.

Рэйвен заглянул через плечо:

— Совсем пусто?

— Даже на палец не хватит, — я с досадой щёлкнула по банке, и тут же щёлкнуло у меня в голове! — Но я знаю, где взять ингредиенты для новой порции! Даже для кое-чего более сильного.

— И где же?

— В Академии Теней! Да будут благословенны мои сёстры за их облик Лилиан, благодаря которому я знаю всё содержимое алхимического крыла!

— Чего-чего? — промямлил Рэйвен.

— Лунная лиана растёт только на могилах древних вампиров и обладает феноменальной регенеративной силой, вот чего! На крайний случай, если не выйдет с лианой, уж больно она ценная, можно использовать пепел феникса.

— А он для чего?

— Его используют вампиры для заживления ран от святого огня. Если что-то и сможет залатать раны нежити, так это точно что-то из этих двух ништяков.

— Ага, — Рэйвен насупился и скрестил руки на груди. — Предполагаю, ты планируешь стащить их?

— Позаимствовать, — поправила я его. — К тому же, если взять совсем немножко, то никто ничего не заметит.

С улицы донеслись громкие хлопки, и мы с Муром одновременно спрятались за спиной Рэйвена. А что? Он уже мёртвый, если кто и вломиться сюда с ружьём, ему ничего не грозит. А затем ещё хлопок, и ещё!

— Это салют, — просмеялся Рэйвен. — Сегодня же Праздник Фонарей.

Он подошёл к окну и раздвинул занавеску. Разноцветные вспышки озарили его лицо, на котором читалась бездонная печаль.

— Красиво. Весь город в огнях.

Чувство вины не оставляло меня в покое. Я украла его возможность быть там, с Пенелопой. Это жестоко.

— Рэйвен… — я подошла к нему. — Мы можем сходить.

— Ага, в таком виде? — он с отвращением указал на свою гниющую рану.

— Скажешь, что маскарадный костюм, пусть похвалят за отменный грим, — упрекнул его Мур.

— А если меня кто-то узнает? Как мне объяснить своё возвращение в мир живых?

— Я могу изменить твой облик, — смущённо тыкая указательными пальцами друг в друга пробубнила я. — Я бы могла попробовать ненадолго сделать тебя другим человеком.

Тут же комнату заполнил ехидный смех Мура:

— Напомнить, что произошло, когда ты превращала мышь в кошку? А, да! Она заговорила и потребовала жертвоприношения в виде сыра «Дор Блю»!

— Потому что я не превращала её, а как раз таки хотела научить болтать! После случая с тобой меня крайне радовала перспектива создать себе говорящих зверушек вместо друзей-тыкв!

— Мне бы не хотелось обернуться, например, кустом сирени посреди площади, — подал голос Рэйвен. — И уж тем более не хотелось бы стать одним из фонарей.

— Дай ей шанс, — неожиданно вступился Мур, зевнув. — В конце концов, что может пойти не так? Максимум, ты станешь лысеющим гномом и будешь украшать её газон рядом с гномихой.

Он смотрел на праздник, на вспышки салюта, и видно было, как он хочет быть там, в живой толпе, возможно, даже отыскать свою Пенелопу.

— Ладно, — сдался он. — Давай попробуем. Но если у меня появятся щупальца, я никогда тебя не прощу!

— А чем это тебе тентакли не угодили? — клянусь, если бы Мур был человеком, он бы сейчас упёрся локтем в стойку и спросил это с нескрываемой похотью, ещё и приподняв одну бровь! — Представь, как ты сможешь одновременно держать свою девушку за руку, поправлять ей прическу и украдкой гладить в трёх разных местах. Хе-хе, это тебе не твой прежний скучный набор из двух рук.

— Я тебя кастрирую, засранец! — я запустила в него карандаш, который очень удачно оказался под рукой.

Но Мур ловко увернулся от него, выкрикивая на ходу:

— Не смей трогать мои бубенчики!

Он спрятался за лестницей, оставив меня один на один с Рэйвеном.

— Так, ладно, — прыгая на месте, словно готовясь к спортивному мероприятию, я принялась трясти кистями рук, поглядывая на своего зомби. — Готов?

— Нет. А ты?

— Как никогда!

Я закрыла глаза, отсекая все посторонние мысли, и выставила перед собой растопыренные ладони. Мне нужно было совсем чутка покопаться в себе, чтобы достать энергию моих сестёр, которой я пользовалась для собственного перевоплощения. В этот же момент, вместо того, чтобы сконцентрироваться на их силе, я представляла себе Рэйвена с другим цветом волос, другими чертами лица, представляла, как он с лёгкостью растворяется в толпе. Я направила выдуманный образ к нему, и, как только вспомнила слова Мура о той самой мышке, моя магия рванула из ладоней.

— Что ты дел... — всё, что успел проговорить Рэйвен, прежде чем я открыла глаза.

Передо мной висело облачко дыма, а свитер лежал на полу бесформенной грудой.

— Рэйвен?.. Ты где?.. — запаниковала я.

Из-под груды ткани что-то зашевелилось.

Сначала показался крошечный розовый носик, а затем из-под свитера выползла маленькая коричневая мышь. Она отряхнулась, села на задние лапки и подняла голову.

— О нет, — прошептала я, в ужасе прикрыв рот ладоней. — О нет, нет, нет...

Вместо смеха Мур издал истерический вой. Он катался по полу и бился в конвульсиях злорадства.

— МЫШЬ! — завыл он, захлёбываясь смехом. — Ты превратила своего упитанного, готового к свиданию кавалера, в мой ужин!

— Ещё чего! — испугалась я за мышонка и тут же взяла его в ладошки.

Маленький зверёк осмотрел своё новое тело, потрогал мордочку крошечными лапками, покрутил головой и жалобно запищал.

— Уж лучше бы у тебя появились щупальца, — проворчала я, поглаживая его тельце. — Но ты не переживай, это только на пару часов. Ну, может быть, на три. В крайнем случае, на четыре.

Мышь-Рэйвен смерила меня уничтожающим взглядом, а потом с раздражением ткнула лапкой в направлении окна.

— Ты... ты всё ещё хочешь пойти? — робко спросила я.

Он энергично закивал своей маленькой головкой.

— Ладно. Тогда... поехали.

Он вцепился крошечными коготками в складки моего платья и устроился на плече.

— Берегитесь сов, — ехидно напутствовал нас Мур.

* * *

Основное гуляние проходило в Новой части города, где проживали обычные люди, и куда нечисть, даже самая респектабельная, заглядывала нечасто.

Праздник Фонарей был своеобразной репетицией Хэллоуина, но если Самайн был ночью духов и тёмных сил, то Праздник Фонарей воспринимали, как прощание с уходящим годом. Жители отдавали дань уважения уходящим осенним дням, считая, что фонари прогонят надвигающуюся зимнюю тьму. Повсюду на деревьях висели бумажные фонарики, в оконных проёмах мерцали свечки, а дети неугомонно бегали с жезлами, извергающими искры.

Мышь-Рэйвен, сидя у меня на плече, нервно ёрзал, то и дело, что тыкаясь лапками в мою щеку и указывая направление, бестолково пища.

— Пи-пи-пи! Пи-пи!

— Рэйвен, я не понимаю мышиный! — озлобилась я, пробираясь сквозь толпу. Его отчаянные попытки что-то объяснить, и моя собственная неудача с превращением довели меня до точки кипения. — Сейчас, сейчас, успокойся! — я схватила его, прижала к груди, закрыла глаза и сосредоточилась на том, что у меня получалось лучше всего. На манипуляции с душами. Я выдернула крошечную частичку чужой души, одну из тех, что собирала для Элодии, и, не думая о последствиях, вдохнула в Рэйвена её силу, шепнув: «Говори!»

На моей ладони мышь аж подпрыгнула, откашлялась, и произнесла человеческим голосом, полным невероятного облегчения:

— Наконец-то! Слушай, нам нужно не на площадь! Нам нужно в ресторанчик на набережной! Пенелопа сегодня поёт! Она должна выйти на сцену через полчаса!

Не теряя ни секунды, я ринулась сквозь толпу, держа мышь-Рэйвена в сложенных ладонях у груди.

Меня, в образе Лилиан, пропустили без вопросов, но свободных столиков не было. Я прижалась к косяку у входа, чувствуя себя лишней. Однако хозяин, заметив мою растерянность и элегантный вид, сжалился и указал на крошечный столик в самом углу, только что освободившийся. Я поблагодарила его, скользнула за столик и для приличия заказала бокал красного вина. Пригубить его я, конечно, не рискнула. Кто знает, как отреагирует на алкоголь моя и без того шаткая магия?

Рэйвен не находил себе места. Он взобрался по рукаву моего платья мне на голову, уцепившись лапками за прядь волос.

— Вот теперь видно отлично, — заявил он с восторгом, устроившись в моей причёске.

И вот на небольшой сцене появилась Пенелопа.

Она была прекрасна, и я ей позавидовала.

Позавидовала её длинным волосам цвета пшеницы, позавидовала её густой косе, позавидовала её глазам, цвета лета. На её фигуре отлично сидело атласное платье, и она широко улыбалась залу.

— Понимаешь, почему я влюбился в неё? — с гордостью поинтересовался Рэйвен у меня в волосах. — Она всегда такая солнечная!

А потом она запела, и я испытала досаду из-за чужого блага. Из-за её чистого и высокого голоса, из-за того, как на неё смотрели люди. Я мечтала о подобном признании.

Иногда я слышала, как в полном обожания шёпоте, сквозь музыку звучали отдельные фразы Рэйвена: «Как же она красива...», или «Всегда так волнуюсь за неё...», или «У неё сегодня получилось взять ту самую сложную ноту...».

Аплодисменты были оглушительными. Рэйвен тоже хлопал лапками.

Пенелопа поклонилась, и тут к ней на сцену подошёл гитарист из её же группы. Он что-то сказал ей, взял за руку и, не отпуская, опустился на одно колено.

В зале повисла гробовая тишина.

— Нет, — крошечный голосок у меня на голове прозвучал как предсмертный стон. — Только не это...

Гитарист вынул из кармана бархатную коробочку. Даже с нашего места был виден блеск крупного бриллианта.

Честно говоря, я не слушала его влюблённую речь, потому что думала о том, насколько паршиво себя чувствует Рэйвен. И когда из уст Пенелопы вырвалось радостное:

— Да! Конечно, да!

У меня созрел вопрос: а может ли мёртвое сердце разбиться?