Не дневник меняет Джинни, Джинни меняет дневник (джен)

Зима сжала Хогвартс в ледяной кулак. Окна в подземной гостиной Слизерина покрылись причудливыми морозными узорами, а камин пожирал поленья с ненасытной жадностью. Джинни, устроившись в глубоком кресле у огня, дочитывала трактат о ментальной магии. В кармане её мантии лежал дневник, тяжёлый и молчаливый, но его присутствие ощущалось всегда — как тиканье часов в слишком тихой комнате.

Их дискуссии после «генеральной уборки» стали ещё острее. Том всё чаще сталкивался с тем, что его безжалостная логика наталкивалась на её холодный, системный анализ. Он был гением-тактом, она — стратегом, мыслящим категориями последствий и устойчивости системы.

Вечером, когда гостиная почти опустела, она наконец достала дневник. Повод нашёлся сам собой — за ужином весь Гриффиндорский стол бурлил, обсуждая, как Поттер на очередной тренировки по квиддичу чуть не свалился с метлы из-за нападения бладжера-одиночки.

Том, сегодня был инцидент с Поттером, — написала она, начиная разговор как всегда — с факта. — Бладжер явно был под чьим-то контролем. Все шепчутся о проклятии.

Ответ пришёл почти мгновенно, почерк стал резче, ядовитее.

Поттер. Символ. Идол, созданный для утешения черни. Его существование — оскорбление. Его нужно устранить. Доказать всем, что мальчик-который-выжил — всего лишь мальчик, который умрёт.

Джинни вздохнула. Предсказуемо. Она обмакнула перо в чернильницу.

Зачем?

В дневнике воцарилась пауза, полная не столько раздумий, сколько изумлённого гнева.

Ты задаёшься вопросом «зачем»? Его смерть разрушит миф, на котором держится надежда противников Тёмного Лорда.

Разрушит? Или укрепит? — парировала Джинни. — Представь. Гарри Поттер, национальный герой, погибает в стенах Хогвартса, считающегося safest place. Что произойдёт?

Страх. Паника, — ответил Том, и в этом чувствовалось удовольствие.

Нет. Произойдёт расследование. Самое тщательное за последние fifty years. Сюда хлынут мракоборцы, чиновники из Министерства, perhaps даже сам Фадж. Дамблдор, лишившийся своего самого яркого символа, будет не ослаблен, а ожесточён. Он превратится в раненого медведя, и его месть будет беспощадной. Ты рискуешь потерять всех своих агентов в школе, включая Снегга. Школу могут if not закрыть, то взять под такой контроль, где любое твоё движение станет невозможным. Ты получишь кратковременный триумф и долговременное поражение.

Она сделала паузу, позволяя ему прочувствовать картину.

Поттер — это не угроза, Том. Он — симптом. Симптом болезни, которую ты хочешь вылечить. Убийство симптома не лечит болезнь, оно лишь заставляет её искать новые выходы. Болезнь名叫«надежда». И её нельзя уничтожить одним ударом. Её нужно лечить системно — подрывая веру, разлагая доверие, показывая несостоятельность тех, на кого они молятся.

Ты предлагаешь его оставить в живых? — почерк Тома был колючим, полным презрения.

Я предлагаю использовать его. Он — идеальный фокус всеобщего внимания. Пока все глаза прикованы к «мальчику-который-выжил», никто не смотрит под ноги, где ползают настоящие змеи. Любая твоя акция, любой шаг, не направленный прямо на него, останется незамеченным. Он — наша лучшая ширма.

Он — помеха. Он постоянно оказывается не в том месте и не в то время.

Тогда neutralise его как угрозу, не уничтожая как символ, — нашла решение Джинни. — Если он так мешает, его можно дискредитировать. Сделать посмешищем. Или… изолировать. Но не физически. Идейно. Окружить его сомнениями, страхами, поставить под вопрос его адекватность. Здорового человека не слушают, если он кричит о монстрах в шкафу. А если Поттер начнёт кричать о реальных угрозах, его примут за параноика. Это куда эффективнее и безопаснее, чем труп, вокруг которого строят культ мученика.

Мысль повисла в воздухе. Джинни чувствовала, как ум Тома, отточенный и быстрый, перебирает варианты. Убийство было просто, как удар топора. Её предложение было сложнее — это была тонкая игра на ядовитой лютне. И оно отвечало его нарциссизму: сломить волю, унизить дух было для него приятнее, чем просто уничтожить тело.

Ты говоришь о тонкой работе, — наконец написал Том. Гнев в его словах уступил место холодной заинтересованности. — О манипуляции, растянутой во времени.

Я говорю о стратегической эффективности, — поправила его Джинни. — Убийство Поттера — это тактическая победа с катастрофическими стратегическими последствиями. Его нейтрализация — наоборот.

И какую ты видишь первую ступень этой… нейтрализации?

Он мальчик. Одинокий мальчик, на которого смотрят как на реликвию. Он жаждет normalcy. Дадим ему её. Окружим его сомнительными друзьями, поощрим его безрассудство, возведём его в культ в его же собственном доме. Пусть он утонет в лучах своей славы и перестанет смотреть по сторонам. А когда он совершит неизбежную ошибку… мы его просто не будем ловить. Мы предоставим ему упасть.

В камине треснуло полено, выбросив сноп искр. Джинни откинулась на спинку кресла. Она не предлагала Тому стать добрее. Она предлагала ему стать умнее. Хищнее. Она предлагала заменить грубый нож скальпелем.

Ты видишь не только доску, но и несколько ходов вперёд, — признал Том. В его «голосе» вновь прозвучало то же самое изумлённое уважение, что и после разговора о Тайной Комнате. — Твой ум… необычен.

Он всё ещё не видел в ней равную. Но он начал видеть в ней незаменимую. Головоломка становилась всё сложнее и fascinating. И самое главное — полезной.

Джинни закрыла дневник. План в отношении Гарри Поттера был не про жалость и не про жестокость. Он был про эффективность. А для Джинни, медной девочки из проклятого рода, ничто не имело такого значения, как безупречная, холодная эффективность.