Ложь (гет)

Рука Шикамару, твердо державшая ее за локоть, вывела ее из палаты. Его ровный и спокойный голос что-то говорил о необходимости взять себя в руки и о том, что никому не станет лучше, если она продолжит обвинять себя. Но слова парня доносились будто из-под толстого слоя воды — Сакура их слышала, но не особо понимала.

Даже оказавшись в коридоре, вдали от Какаши-сенсея, она ощущала, как ее щеки пылают от стыда и осознания собственной тупости. Почему она сразу не подумала о том, что для него их роман подразумевает близость? Он же взрослый мужчина, да и она уже не ребенок. От мысли, что он представлял и, возможно, все еще представляет, что они вытворяют то, что описано в этой дурацкой книжке, куноичи захотелось закричать на всю больницу. Какая же она дура! Почему сразу во всем ему не призналась!?

— Сакура, может, все не так страшно. Какаши-сенсей быстро...

До ирьенина наконец-то донеслась часть слов Шикамару. А что, если на самом деле все не так страшно? Она же никогда не читала этих книг. Что если романы Джирайи просто откровенные романтические истории? Может, она преувеличивает и драматизирует?

— Шикамару, я... мне нужно пройтись, — еле слышно выдохнула Сакура и вырвала руку. — Спасибо. Я в порядке. Просто... мне нужно побыть одной.

Нара замолчал и задумчиво оглядел девушку. Он явно сомневался, но не стал спорить, а лишь коротко посоветовал после небольшой паузы:

— Не наделай глупостей, Сакура.

Она уже наделала. Куноичи молча кивнула и, развернувшись, почти побежала к выходу из больницы.

Ее сразу окутал теплый вечерний ветер, но Харуно вышла не просто проветриться. Ее целью был книжный магазин в самом центре деревни. Быстрым шагом, который время от времени переходил на бег, она дошла до небольшого двухэтажного дома и сразу нырнула внутрь.

Помещение, заставленное книгам от пола до потолка, пахло старыми страницами и пылью, от которой хотелось читать. Не сводя с полок напряженного взгляда, Сакура судорожно прошлась вдоль них, пока не наткнулась на отдел с творчеством Джирайи. Яркие, кричащие обложки с изображением девиц в соблазнительных позах заставили ее нервно сглотнуть уже на подходе. Так, ей нужен тот самый том, который бывший учитель зачитал до дыр.

Взгляд зацепился за край оранжевой обложки. И, ощущая, как участилось биение и без того часто бьющегося сердца, ирьенин дрожащей рукой потянулась за злополучной книжкой. Схватив ее, Харуно нервно сунула деньги продавцу и, не дожидаясь сдачи, выскочила на улицу. Она чувствовала себя так, будто только что совершила ограбление. Но надежда, что все не так ужасно, как она думала, придавала ей силы.

* * *

Все оказалось намного, неизмеримо намного хуже, чем она думала. Уже окончательно стемнело, а окаменевшая Сакура сидела абсолютно не двигаясь под фонарем на скамейке во дворе больницы. Она не прочитала даже трети, но с каждой следующей страницей становилось только хуже.

Это была не просто «откровенная романтическая история». Это была детализированная и изощренная порнография, написанная с размахом и такой фантазией, что не верилось, что это писал человек. Описания были настолько визуальными и физиологичными, что у Сакуры перехватывало дыхание. Она узнала о позах, которые считала физически невозможными. О фетишах, о которых даже не подозревала. И о таком количестве «инструментов» и «техник», что ее медицинское образование казалось детским лепетом. И Какаши-сенсей считает, что планировал сделать это с ней... Сначала связать ее, а затем... Или сначала прижать ее и взять...

Девушка крупно вздрогнула и, будто обжегшись, отбросила от себя оранжевую книжку. Ложь зашла слишком далеко. Она не может больше этого выносить. Это пытка. Она должна пойти к нему и все рассказать. Сейчас. Пока у нее хватит духа. Пока она не сгорела заживо от этого стыда.

Харуно встала и, даже не глядя на валяющуюся на земле книгу, решительно направилась в больницу. Она не позволит себе сбежать на этот раз. Она откроет дверь, подойдет к его кровати, посмотрит ему в глаза и сразу выложит всю правду. Она скажет, что это она виновата в его состоянии, что их роман является выдумкой. Она примет его гнев или его презрение, или нежелание с ней больше общаться — да все, что угодно, лишь бы это закончилось.

Шаги, такие уверенные на улице, стали замедляться с каждой пройденной по коридору ступенькой. Рука, тянувшаяся к ручке двери, предательски затряслась. Девушка глубоко вдохнула, собираясь с духом, и резко толкнула дверь.

Но едва она переступила порог палаты, как сидящий на постели Какаши сразу поднял голову, а его дрожащие все еще слабые пальцы ухватились за край кровати.

— Сакура, — его голос был беззвучным хрипом, а во взгляде сквозило такое отчаяние, что ее собственная заготовленная речь застряла в горле. — Я сегодня... я, наверное, напугал тебя своими глупыми догадками. Я не знаю, как все было на самом деле. Я ничего не помню. И если я был с тобой груб, или навязчив, или сказал что-то лишнее... я прошу прощения. Пожалуйста, прости меня. Все здесь... они все пытаются помочь, рассказывают о прошлом, но от этого становится только страшнее. Они говорят с незнакомцем. И только с тобой... только с тобой я не чувствую себя пустым местом. Ты единственная, кто сейчас держит меня в этом абсолютно неизвестном мире.

Внутри все оборвалось. Сакура закрыла глаза и отчаянно вдохнула, ощущая, как стремительно летит в черную бездну. Она уже один раз чуть не убила его. И не может убить снова. Она не сможет рассказать ему правду. Значит, с сегодняшнего дня она встречается с Какаши-сенсеем.