Дженни  (джен)

— Ну, и что я ей скажу? — ворчал Гарри Поттер, сердито глядя на яичницу-глазунью. — Голова заболела?.. Ногу сломала?.. Боюсь, для МакГонагалл уважительная причина только одна — смерть студента…

— Гарри, не надо! — от такой шутки Гермиону аж передёрнуло; после трагедии с Роном это было, пожалуй, вполне объяснимо.

— Извини, — опомнился Гарри, — вырвалось… случайно…

— Можно сказать госпоже МакГонагалл, что Джинни, — начала было Гермиона, но тотчас сама себя перебила:

— Дожили! Двое старост школы думают, как обмануть директора!

— А пусть Невилл что-нибудь придумает, — не без ехидства предложил Гарри, — он не староста. К тому же, ему явно понравилась эта замухрышка Дженни…

— Я не имею ничего против летучих мышей, — спокойно подтвердил Невилл. — А против Дженни — в особенности.

— Вон даже как! — удивился Гарри. — Интересно, чем это она лучше других?

— Тем, что она нравится Джинни, — ответил Невилл.

Гарри ревниво засопел.

— Гарри, прекрати, — поморщилась Гермиона. — Мы так и не придумали, что скажем МакГонагалл...

— Мы ей скажем правду, — по-прежнему спокойно и серьёзно промолвил Невилл.

— Что?! — изумились двое старост.

— То есть, ты предлагаешь сказать, что Джинни подобрала полудохлую летучую мышь и теперь возится с ней вместо уроков? — уточнил Гарри.

— Примерно так, — кивнул Невилл; его друзья переглянулись.

— Знаешь, я не самоубийца, чтобы говорить такое директрисе, — признался обескураженный Гарри.

— Я тоже, — поддержала его Гермиона.

Невилл улыбнулся краешком губ.

— Тогда я сам скажу, — решил он, поднимаясь из-за стола. — Идёмте, провожу вас к МакГонагалл…

В классе Трансфигурации двое старост уселись за парту и, вытаскивая из сумок учебники, тетради и чернильницы с перьями, украдкой поглядывали на учительскую кафедру. Вернее, на стоявших рядом с ней Минерву МакГонагалл и Невилла.

Невилл что-то говорил, сосредоточенно хмурясь и иногда задумываясь: видимо, подбирал слова. Госпожа директор слушала его очень внимательно. Поначалу она выглядела сердитой, но постепенно выражение строгого лица смягчилось…

— И всё-таки, он похожна ангела, — вдруг шепнула Гермиона, слегка толкнув Гарри локтём. — Не знаю, не видела его, когда он ругался со Снейпом… Может быть, тогда он и впрямь напоминал барашка… Но сейчас — настоящий ангел!

Гарри скептически усмехнулся. Ему, откровенно говоря, больше устраивал вариант Джинни. Она в прошлом году ласково прозвала Невилла Барашком — за кудрявые волосы и упрямство. Гермиона, впервые услышав это прозвище, не согласилась и предложила более лестное сравнение. И сейчас, пожалуй (Гарри с досадой поморщился), оно было гораздо вернее.

Конечно, это всё девчачьи сантименты, но и в самом деле: мягкие тёмные кудри до плеч, тёплый лучистый взгляд и печальная улыбка… Ни намёка на упрямство — весь облик выражает тихую просьбу. Интересно, что он, всё-таки, говорит? Директриса выглядит растроганной едва ли не до слёз…

— Ангелы толстыми не бывают, — всё-таки проворчал Гарри.

— Ты что, Гарри! Да разве Невилл толстый? — удивилась Гермиона. — Да он просто в плечах пошире, чем, скажем, ты или… — она осеклась и побледнела. — В общем, ты неправ. Невилл — очень красивый парень. Тебе этого не понять, потому что ты не девушка. А я вижу… Мы привыкли с детства, что он этакий увалень неуклюжий, а теперь он совсем другой стал… И не толстый он совсем, просто не тощий. А ты за что-то на него злишься, поэтому так говоришь.

Она замолчала и отвернулась.

Гарри хмыкнул, выражая своё несогласие, хотя в глубине души прекрасно сознавал, что Гермиона права — и относительно Невилловой вполне даже атлетической фигуры, и относительно того, что он, Гарри, почему-то сердится на друга за его жалость к этой злосчастной летучей мыши… Или за то, что Невилл не осуждает дурацкую затею Джинни… Или за то, что…

— Думаю, вы совершенно правы, мистер Лонгботтом, — подводя итог беседы, госпожа директор заговорила чуть громче. — Надеюсь, мы и впредь сможем полагаться на вас, не правда ли?

И Минерва МакГонагалл ласково улыбнулась новоиспечённому гению дипломатии, кивком отпуская его восвояси. Ибо Невилл не изучал Трансфигурацию на уровне ЖАБА и должен был поспешить на свою любимую Гербологию.

Старомодно поклонившись директрисе (бабушкино воспитание), Невилл улыбнулся друзьям и был таков. Гарри и Гермиона проводили его жалобными взглядами: теперь им предстояло теряться в догадках как минимум часа полтора…

Любопытство разгорелось ещё сильнее, когда, через десять минут после начала урока, в дверь негромко постучали, и в класс робко заглянула запыхавшаяся и растрёпанная мисс Гэмджи.

— П-профессор МакГонагалл, — виновато пролепетала девушка, — простите меня пожалуйста, я…

— Проходите, Элизабет, — совершенно спокойно промолвила директриса, — я в курсе событий, мистер Лонгботтом мне уже всё рассказал. Я считаю, что за вашу чуткость и отзывчивость ваш факультет должен быть награждён. Десять баллов Райвенкло. Ступайте на своё место.

Мисс Гэмджи на миг оторопела, но быстро справилась с собой и прошла за свою парту, по пути бросив недоумевающий взгляд на Гарри и Гермиону. Они ответили ей точно таким же взглядом.

— Даже и представить себе не могу, — прошептала Гермиона.

— Даже и не пытаюсь, — вздохнул Гарри.

За посторонние разговоры на уроке оба старосты немедленно получили строгое замечание. Гарри едва обратил на него внимание, а вот Гермиона расстроилась. Весь урок она из кожи вон лезла, чтобы заслужить одобрение профессора МакГонагалл, и заслужила-таки. Она единственная из всего класса справилась с контрольным заданием (за пять минут пять раз изменить цвет и тип собственных волос). Для Гарри урок окончился плачевно. Юноша так и не смог сосредоточиться на работе, и в результате рассеянных манипуляций на его голове выросли иглы, как у дикобраза.

Разумеется, он не преминул немедленно уколоться об эту красоту и был весьма неприятно удивлён, когда пострадавшая рука начала распухать на глазах и дико чесаться.

— Так они ещё и ядовитые?! — взвыл староста, в отчаянии глядя в зеркало: вид, надо сказать, был умопомрачительный.

К тому же, заклинание обратной трансфигурации почему-то никак не действовало. На испуганный вопль «Почему?!» бесстрастная Минерва МакГонагалл не ответила, а повернулась к классу. Гермиона заработала ещё десять баллов, громко и чётко объяснив, что борьба с последствиями частичных анимагических превращений, произошедших вопреки желанию подвергшегося им мага, требует вмешательства целителя.

— И я, кажется, уже говорила об этом, мистер Поттер, — сухо произнесла госпожа директор, после чего велела мисс Гэмджи проводить старосту к мадам Помфри.

В больничное крыло они бежали со всех ног: до конца урока оставалось не больше пяти минут, а Гарри совершенно не хотелось красоваться в таком виде перед всей школой.

— Мерлин мой! — всплеснула руками школьная целительница, выглянув из своего кабинета. — Вот уж, понимаю, угораздило! Ну, это надолго. До вечера придётся повозиться… Бетти, принеси-ка мистеру Поттеру пижаму.

Мисс Гэмджи побежала исполнять поручение, а Гарри понуро сел на постель и от нечего делать огляделся по сторонам. Сегодня в больничном крыле других пациентов не было (что не могло не радовать). Все кровати были пусты. Дальнюю в правом ряду всё ещё скрывали высокие ширмы.

В этом маленьком закутке провёл последний месяц своей жизни герой войны, кавалер ордена Мерлина первой степени Северус Снейп. Гарри вздохнул, вспомнив, как Гермиона призывала своих друзей проявить сознательность и навестить больного профессора, а они упирались и отнекивались. И теперь директрисе ничего не стоит утаивать от общественности факт его гибели: желающих проведать бывшего слизеринского декана в школе по-прежнему нет.

Пока его считали преступником, Снейп был, можно сказать, знаменит. Оказывается — Гарри этого не знал, Гермиона рассказала — имя бывшего директора Хогвартса не сходило со страниц газет, пока велось следствие по делу об убийстве Дамблдора и прочих злодеяниях «ближайшего сподвижника Вольдеморта». Репортёры вдохновенно поливали его грязью. Разъярённая толпа едва не взяла приступом госпиталь Святого Мунго, чтобы учинить над преступником самосуд, и сровняла с землёй его дом (да, у него, оказывается, был дом), голыми руками, без всякой магии… МакГонагалл говорила…

Но, как только Снейпа оправдали, — Минерва приложила к этому все усилия, — общественность сразу же потеряла интерес к его дальнейшей судьбе. Он остался один. Впрочем, он ведь всегда был один… Наверно, все думали, что ему так лучше. Наверно, он и сам так думал… раньше. Только не в последние дни, когда лежал, отгороженный от всего мира, наедине с болью, страхом и отчаянием.

Ни МакГонагалл, ни мадам Помфри, ни даже Санни не могли быть рядом с пациентом постоянно, а больше никто за ширмы и не заглядывал. А между тем ему было так нужно человеческое тепло и участие! Мадам Помфри сказала — «жизненно необходимо». Одиночество было для него пыткой. И, как выяснилось, всё на свете имеет предел, даже гордость Северуса Снейпа. Гарри помнит полные тоскливого ужаса чёрные глаза и холодные пальцы, вцепившиеся в его руку…

Ох, зря он это вспомнил. В горле стало тесно и горько — прямо как тогда… Тогда он увидел настоящего Снейпа. Без маски негодяя, к которой все так привыкли, и без геройского нимба, нарисованного превыспренними речами коллег. Пока они разглагольствовали о «благородном сердце Северуса», это сердце, слабое, больное и измученное, уже переставало биться…

Чёрт, вот только зареветь не хватало! Тут и мадам Помфри, и мисс Гэмджи — ещё решат, что великовозрастный болван расстроился из-за дурацких иголок на голове… Гарри торопливо зашарил по карманам в безотчётной надежде каким-то чудом найти никогда не существовавший носовой платок.

— А я думала — кто это тут грустит? А это ты!..

Миссис Саншайн в числе прочих чудесных даров имела удивительную способность появляться как бы из ниоткуда. Вот и сейчас она подошла так незаметно, что Гарри чуть не ойкнул, услышав рядом её тихий голос.

— Что это с тобой, милый? — Санни удивлённо взглянула на то, во что превратились его волосы. — Откуда эти иглы? Ты на кого-то рассердился?

— А… это… — при виде миссис Саншайн молодые люди обычно теряли дар речи, и Гарри не был исключением. Даже сейчас, убитая горем, бледная и исхудавшая, Санни была прекрасна.

Она присела рядом и протянула руку, словно хотела погладить старосту по голове. В другое время Гарри с восторгом принял бы эту ласку, но сейчас ему пришлось отодвинуться.

— Осторожно, профессор!.. Они ядовитые!..

Санни опустила руку и сострадательно покачала головой.

— Ядовитые! Надо же! Ах, бедный мой! — промолвила она. — Ты, наверно, опять поссорился с Джинни?

— Э… да… нет, вроде, — промямлил Гарри.

— Не ссорьтесь, не надо, — в синих, полных скорби глазах заблестели слёзы.

— Я больше не буду! — горячо пообещал Гарри; сейчас он готов был признаться в чём угодно и принести любую клятву, лишь бы прекрасная Санни не плакала.

— Вот и молодец, — тихо вздохнула она, встала и медленной, усталой походкой ушла за ширмы… за те самые ширмы.

— Она теперь спит там, — шепнула вернувшаяся мисс Гэмджи, — на его кровати… Бедняжка!.. Целительнице нельзя иметь такое чувствительное сердце!..

Элизабет всхлипнула и отвернулась, бросив Гарри пижаму.

— Переодевайтесь живее, больной, и ложитесь, — произнесла девушка нарочито строгим тоном. — Лекарство уже готово... Или вам нравятся ваши колючки?