Les drogues pour le monstre (джен)

Как приятно было осознавать свое могущество! Подобострастные лица, смотрящие на Него глазами, полными восхищения. Все эти сумасшедшие выходки с одной лишь целью — привлечь Его внимание. Во всем они пытались подражать Ему: копировали походку, выражение лица, речь. И это были Его последователи.

Тому нравился страх в их глазах. Он знал, на что способен. Они думали, что знали обо всех его возможностях, но они знали не всё, иначе боялись бы ещё сильнее.

Наступил пятый курс в школе чародейства и волшебства Хогвартс. До сих пор Том Реддл был, бесспорно, самым талантливым учеником всего курса, но сейчас к этому всему также прибавились уверенность в себе, приятная внешность, сводившая с ума многих слизеринок, и то, о чем иные могли не догадываться — могущество. Да, конечно, у него было много поклонников, стремившихся быть похожими на него, и которые беспрекословно ему подчинялись. Но оно заключалось совсем не в этом. Это могущество было не в количестве соратников (хотя бесспорно их было множество), не в деньгах (да и откуда бы они взялись у сироты, чья мать умерла в приюте, не имея другого места, чтобы попросить о помощи), но в самом Реддле. Что-то переменилось у него внутри. Что-то заставляло его с упорством идти к намеченной цели. Это было решение. Настолько непоколебимое решение, что никто и ничто не смогли бы заставить его сойти со своего пути. Том не слушал других. На его дороге всегда находились люди, пытающиеся доказать ему, что он поступает неправильно, сомневающиеся в его решении, уговаривавшие его не делать чего-либо. Разве смог бы Том стать таким, каким он был сейчас, слушая их?

Тому нужно было укрепить своё положение среди соратников, поэтому он решил толкнуть речь, служившую окончанием дискуссии:

— Что ж, друзья! В мире ходит много слухов о ценности каждого индивида. И даже если этот человек никчёмен, ему дается столько же прав, сколько и людям, обладающим огромными способностями. Они думают, что так создают определенное равновесие, равенство в мире, что от этого жизнь становится лучше, что от этого магия будет только развиваться. Кто же придумал такое? Кого надо винить за подобную чушь? Миром должны править сильные. Слабые должны быть в беспрекословном подчинении. Именно тогда мы сможем развить мировую державу, основывающуюся на принципе отбора. Мы губим наш мир, давая власть магглорождённым. Тем самым, мы сами делаем наши корни слабыми, слабость появляется на уровне генов. Мы, волшебники, вырождаемся. А кто этому виной? Наше правительство! Так не может продолжаться вечно. Мы все это знаем. Иначе волшебников постигнет крах. Они выродятся и умрут как дикие животные. Власть полностью перейдет к магглам. Мы не можем допустить этого и всеми силами будем добиваться главенства над ними».

С этими словами Том вышел из комнаты, оставив позади всех присутствующих и их удивленное молчание. Он был уверен, что настала пора переходить к решительным действиям. Что ж, он выполнил то, что хотел, и сейчас чувствовал удовлетворение и расслабленность. Впервые за столько месяцев… Они не знали, как тяжело ему давались все эти речи, в которые не верил даже он сам.

Главным врагом было не правительство. Он был гораздо опаснее кучки безмозглых шарлатанов. Этот враг может легко добраться до тебя без твоего же ведома. И имя этому врагу — смерть. Именно она держала его в постоянном напряжении в последнее время. Ему снились сны. Плохие сны. Там жизнь шла обычным чередом, люди все также ходили, дышали, чего-то достигали, но было одно но — там не было его. Он ничего не мог сделать. Власть доставалась другим, а он был немощным и слабым, неспособным даже шевельнуть пальцем.

И каждый раз он просыпался. Просыпался в холодном поту, запутавшись в одеяле, тяжело дыша. Только отдалив ее, он смог бы избавиться от этих кошмаров.

Отчасти поэтому ночью он ходил в библиотеку, в запрещенную секцию, хотя, может, причиной этому служило и то, что он попросту боялся засыпать или попросту снова быть мертвым. Именно в библиотеке он впервые наткнулся на них. Всего лишь маленькое упоминание, но как оно будоражило кровь! И он не мог остановиться! Он читал все запрещенные книги, исследовал даже Выручай-комнату в поисках этих предметов. И его любопытство было вознаграждено — он нашел книгу, где было полностью описано их создание. Там содержалось также множество добавлений, в которых говорилось о крестражах, как об аморальных существах (да, именно существах, эти предметы были вполне живыми). Но Том не обращал на них внимания.

И тогда Том решился. Так долго у него вызревал план их создания, так долго он искал жертву! Единственное, что он не обдумывал долго — это предмет, в который можно было вселить свою душу. Выбор сразу пал на дневник, потому что он был связан со всеми воспоминаниями Тома. Дневник был единственным, кому он мог доверить свои слабости, но в то же время не быть слабым.

Дневник, змея, девчонка! Дневник, змея, девчонка! — вот что проносилось в голове у Тома, пока он подходил к женскому туалету. По школе сейчас бродили только призраки, ведь все люди обедали в Большом Зале. Но он был уверен, что она — нет.

Том зашел в женский туалет, оглядываясь по сторонам. Да, все правильно, самая дальняя кабинка была закрыта, а из нее доносились всхлипы. Кто бы жалел о ее смерти? Том медленно вздохнул. Назад пути не было. Заклинание, наложенное на дневник, требовало убийства. Если бы Том не убил кого-нибудь, оно бы обратилось против него самого. Он снова представил безжизненное высохшее тело, глядящее остекленевшими глазами в пустоту и неспособное ни к чему. Этому никогда не бывать! Том подошел к крану.

Только год назад он догадался, что означает эта змейка на кранчике, и уже тогда он побывал Там. Он видел Её. Он управлял Ею. И сейчас, когда он вернулся, он словно бы почувствовал, как что-то родное внутри него греет и подбадривает, помогает сделать то, что он уже давно решил. И Том решил окончательно.

— Откройся! — со стороны это шипение было похоже на вой ветра, смешанный с шорохами. Такой шипящий звук с тонкими гласными.

Но Миртл была полностью погружена в себя и ничего не заметила — она снова страдала.

Тому не пришлось спускаться вниз, как это было в первый раз. Между ним и чудовищем существовала невидимая связь, и Том был уверен, что оно услышало его и быстро помчалось к границе между его миром сырых подземелий и грызунов и миром Тома, где водилась дичь гораздо более крупная.

Умывальник медленно начал раздвигаться, и в нем образовалось отверстие. Изнутри послышался протяжный шелестящий звук, и через мгновение в этой дыре светились два желтых родных глаза. Только ему одному они не могли причинить вреда.

«Убей девчонку! Но не смей есть её, Дипет посчитает это за похищение и начнется расследование. Просто посмотри на нее, а потом убирайся!» — приказал он василиску.

Чудовище несколько секунд смотрело на Тома, а потом начало выползать из отверстия. Это была огромная змея с двумя блестящими желтыми глазами и острыми клыками, с которых капала мутноватая жидкость.

Но Том уже не видел змею — он шел к выходу, чувствуя жар от дневника и странное ощущение где-то внутри. Когда юноша вышел на площадку перед лестницей, по всему коридору раздался оглушительный крик, а дневник засветился грязно-желтым свечением и быстро погас. Девчонка была убита.

Эпилог.

По воздуху плыли, оседая на землю, голубоватые снежинки. Они словно бы обрамляли силуэт замка, и от этого он казался еще волшебнее, чем был.

Он вздохнул. Какой родной запах был у этой земли! И даже несмотря на то, что была ночь, а он находился вне стен школы, он не чувствовал никакого страха. Замок словно бы защищал его от всех напастей, как в старые добрые времена…

Он пошел по вытоптанной тропинке через сугробы. Его никто не заметил. Он умел передвигаться так быстро, что для других людей он оставался лишь холодным, морозным ветром. Ещё одно преимущество черной магии. Один недостаток — белая, как снег, кожа. Но его не слишком интересовала внешность.

В последнее время ему просто не хотелось смотреть в зеркало. В зеркале был не он, а какое-то странное подобие. Ему не стоило вспоминать, как он выглядел раньше, ведь ради высокой цели можно пожертвовать человеческим видом. Он и пожертвовал.

Одно простое заклинание, и двери замка открыты, а он уже поднимается по лестнице. Появилось какое-то странное детское желание — заглянуть в гостиные факультетов. Тем более, с его способностями это не составило бы большого труда. Он разозлился на себя. К чему вспоминать детство, когда его уже не вернуть? Почему прошлое постоянно напоминает о себе?

Нельзя было идти в гостиные. Это не его цель. Просто прихоть, а прихоти запрещены, когда ты намереваешься преобразовать волшебный мир.

Ну что ж, приходилось идти туда, куда он намеревался идти с самого начала — на седьмой этаж. Когда он подошел к цели, у него появилось твердая уверенность в том, что нет места надежней, чем это. Даже этот пронырливый старик Дамблдор не смог бы догадаться, что и куда он прячет.

«Место, куда можно все спрятать. Место, куда можно все спрятать. Место, куда можно все спрятать», — думал он, наворачивая круги вокруг стены. В стене появилась витиеватая дверь.

Хогвартс принимал его, это место могло бы скрыть от всех напастей, но он не мог поддаться слабости — они ждали его.

Он зашел в эту дверь. Вещей заметно прибавилось с того момента, когда он в последний раз был здесь. Он сомневался, что кого-либо заинтересует старая диадема. Тем более, люди приходили сюда, как правило, когда очень сильно спешили. Им было не до остальных вещей, нужно было спрятать свои. Он положил ее на место, которое уже давно приметил. Это был мраморный бюст с отломанным носом.

На него вдруг накатила такая усталость, что ему захотелось остаться здесь. В последнее время он чувствовал себя таким опустошенным. Ему вдруг стали непонятными цели, к которым он стремился так много лет. Столько усилий, столько страданий и боли. Чего стоило одно лишь воспоминание о последнем крестраже. Когда он перемещал осколок души в диадему, в его теле вдруг начались такие адские боли, будто кто-то пытал его изнутри раскаленными иглами.

Сейчас ему не хотелось ничего. Он медленно осел на пол, прислонившись к дверце шкафа.

Да, он знал, что ему нужно идти дальше, а про себя решил вернуться сюда и попрощаться с этим местом.

Он прошел всю дорогу до горгульи, находясь в глубокой задумчивости. Он просто шел, не летел, и его могли видеть люди и портреты, но ему было все равно. В замке было безлюдно.

Ну вот, он пришел. И снова кабинет директора. Снова детский страх и уже взрослая ненависть. Он три раза постучал.

* * *

Нет, он не мог больше вернуться сюда. Путь в это место теперь ему закрыт, даже в качестве учителя. Голос Дамблдора всё ещё звучал в его голове, отдаваясь слабым эхом.

Когда он выходил из кабинета, в его душе взметнулось странное чувство — злость на всё. Даже на самого себя. Почему-то возникло желание постоять ещё с минуту у каменной горгульи.

Вдруг она начала двигаться. Он оглянулся и ожидающе взглянул на статую. Из-за неё показался профессор Дамблдор.

-Том, могу я задать тебе последний вопрос?

Глаза Тома округлились. Он вспомнил Лиззи, и все детство почему-то пробежало перед глазами. Но он ничего не ответил.

-Неужели это действительно любовь?

Том нахмурил брови. При чём тут была любовь?

-Я не понял, Дамблдор…

-Любовь можно испытывать не только к людям, Том. Мне кажется, что есть вещь, которую ты с детства на самом деле любил, и, возможно, она была бы твоим единственным спасением.

Хогвартс. Откуда профессор знает, что он до сих пор не может попрощаться с ним? К чему он вообще завел разговор об этом, ведь перед этим Альбус уже сказал своё последнее слово.

— В любом случае, это ничего не меняет, — закусив губу, сказал он и полетел вниз.

Он видел, как задвинулась каменная горгулья, и повернул обратно наверх, в Выручай-комнату. Ему нужно было подумать. Остаток ночи он сидел там и размышлял. Он вспоминал всё, ради чего он жил, всё, ради чего он каждый день умирал, и к нему постепенно возвращалась уверенность.

Светало. Проходя мимо третьего этажа, он увидел женский туалет, который теперь был закрыт, и кабинет Защиты от Тёмных Искусств. Возле него стояла черноволосая женщина и что-то говорила третьекурснице.

-Профессор Стивенсон, простите, что я зашла в этот туалет. Я больше не буду, — говорила белобрысая гриффиндорка.

— Я о тебе забочусь, дорогая. Там произошло немало страшных вещей, — слишком знакомым голосом сказала женщина.

* * *

Он шел по Хогсмиду, думая о новом преподавателе по Защите, и злость наполняла его. Он был лучшим учеником на курсе, ему пророчили должность министра, а выбрали ЕЁ! Ту, о которой он старался никогда не вспоминать. Она преследовала его даже в новой жизни.

А трактир становился все ближе, и вскоре он разглядел человека, стоящего возле обшарпанной двери и машущего ему рукой. Это был Розье.

— Лорд, у нас новенький, он хочет вступить в наши ряды.

— Пригласи его сюда.

— Хорошо, Господин.

И он удалился в трактир. Через несколько секунд он привел с собой молодого человека, кутавшегося в длинную темную мантию и дрожащего от холода. На его лице читалось волнение, а сам он испуганно осматривал фигуру бледного красноглазого человека.

— Как твоё имя?

— Джон Маффин, господин… господин Реддл.

— Если ты еще раз скажешь мне это имя, я самолично буду тебя пытать, пока ты не потеряешь рассудок. Отныне я для всех Волан-де-Морт.

Волан-де Морт вошел в трактир, и его приветствовали торжественные возгласы Пожирателей.

* * *

Через год в Ежедневном пророке появилась статья об исчезновении преподавателя Защиты от Темных Искусств в Хогвартсе, которую в последний раз видели возле её кабинета на третьем этаже. Проклятье вступило в силу…