Альбус Поттер и Турнир Четырех (джен)

Гарри внимательно посмотрел на лежащего человека. Присел на корточки, чтобы вглядеться в лицо, и невольно отшатнулся. Потому что на щеке уже мертвого мага были вырезаны буквы. «He will come» («он придет»). Не при помощи заклятий, таких как Сектумсемпра, не при помощи чар подобия, а простым магловским ножом с очень острым лезвием. Главный аврор провел по запекшейся царапине пальцем, поморщился и поднялся на ноги.

— И что теперь? — рядом с ним стоял мрачный донельзя Тедди Люпин и, скрестив руки на груди, тяжелым взглядом осматривал место происшествия.

— Ничего, — глухо проговорил Гарри, — найду — изрежу на кусочки и буду резать долго. Очень долго, — прибавил он, задумавшись.

— Ведьме не было и двадцати лет. Ты должен ее знать, вы учились вместе в Хогвартсе.

— Откуда мне ее знать? Она же чистокровная. Со Слизерина. Мы с ними не очень ладили, знаешь ли, — Тед передернул плечами и уставился в темноту, будто пытаясь что-то там разглядеть.

— Ну а мне предстоит один очень неприятный разговор. Это Саманта Флинт, Тед. Дочь Маркуса Флинта, которого я, в отличиe от тебя, помню. Его дочь была старостой факультета и училась на седьмом курсе, когда я отправил Ала в Хогвартс. Мне жаль ее, она не замечена в чем-то плохом или противозаконном.

— Никто из них замечен, — усмехнулся Тед, — они — детки Пожирателей, они должны быть ниже травы тише воды, и они прекрасно это осознают.

— Тед Люпин! — прикрикнул на крестника Главный, — кем бы ни был отец этой девчонки, она всего лишь девчонка. Это — человеческая жизнь! Это сердце и душа. И никто не имеет права отбирать ее вот так.

Волосы Теда приобрели пурпурный оттенок, он побледнел и попытался вырваться из цепкого захвата Гарри. Но Главный аврор умел взять за горло и в прямом и в переносном смысле. В глазах Теда всколыхнулась неконтролируемая ярость, он вздрогнул и судорожно всхлипнул.

— Тед? — встревожено спросил Гарри, разжимая пальцы, — Тедди?.. нет, нет, ну что ты…

Он протянул руку к лицу Теда и тут же отдернул, когда острые, длинные зубы почти впились в его ладонь.

Колдомедики предупреждали, что волчья природа в конце концов возьмет свое. В последнее время Тед был раздражителен, плохо спал. Гари неоднократно отмечал, что крестник является на работу с темными кругами под глазами, а цвет его волос — пепельно-серый, что означало сильный упадок сил. Но они все устали. Эти убийства выбили их из колеи. Гарри сбился с ног, бегая по пятам сумасшедшего с магловским ножом, и каждый раз бесился от осознания того, что снова опоздал.

Тед дернулся и согнулся пополам, его руки вытягивались, кости трансформировались, причиняя мучительную боль. Гарри видел такое, когда Римус Люпин, отец Тедди, бесконтрольно перевоплощался. Гарри очень надеялся, что крестника минет эта участь, он записал Теда на прием колдомедика, но тот только развел руками и сказал, что отец-оборотень и мать-метаморф — гремучая смесь, и трансформаций не избежать.

Гарри отступил на шаг, лихорадочно соображая, вызывать ли оперативную группу или справиться с Тедом самому? Вызывать группу — это означало регистрировать всплеск незаконной анимагии. Это означало поставить крест на карьере Люпина. Ведь оборотень не может быть аврором. Это клеймо, пятно на всю жизнь, как это было с его отцом.

— Тед… — осторожно позвал Гарри крестника, чуть пятясь.

Огромный оборотень, уже полностью трансформировавшийся, поднял морду кверху и призывно завыл. Потом он повернулся к Гарри и оскалился.

— Тедди, — предупреждающее произнес Гарри, думая, не нанесет ли Ступефай излишнего вреда. Выбора не осталось:

— Ступефай! — огромный волк прыгнул, выбивая палочку из рук Главного аврора, целясь острыми клыками прямо в беззащитное горло.

* * *

Первокурсники с восторгом пялились на плавающие в воздухе свечи, старшие спокойно ужинали, привычные к такому представлению. Директор Макгонагалл произнесла приветственную речь, представила всех преподавателей, и Альбус с видимым удовольствием отметил, что профессор Малфой остался на месте и также будет преподавать зелья. Подтянутый, всегда строгий, предельно сдержанный профессор Малфой очень нравился Альбусу, именно таким, по его представлению, и должен быть преподаватель.

Однако, его мнение разделяли не все. Когда профессор зельеварения был представлен, то по залу прошел шепоток, ведь все знали, что Драко Малфой обвинялся в убийстве Слагхорна, но был оправдан. Макгонагалл стоило больших усилий убедить попечительский совет в том, что без такого грамотного зельевара школе никак не обойтись.

— Хогвартс перестал быть безопасным… — сказал кто-то совсем рядом. Скорпиус обернулся, опасно сощурившись, словно высматривая того, на кого можно обрушить недовольство сплетнями вокруг. Но рэйвенкловцы моментально замолчали, отворачиваясь. Прячете взгляд? Прячьте. Не стоит смотреть в глаза слизеринцам — там слишком много боли и невысказанной ярости. И так было всегда.

Макгонагалл взяла в руки Распределяющую шляпу. Шляпа дернулась и вдруг запела. Все моментально замолчали — шляпа давно ничего не пела, предпочитая заниматься распределением студентов. Хотя сегодняшнее ее выступление было сложно назвать пением. Скорее зловещим предзнаменованием:

He will come.

It will be darkness.

He will dry your souls and tears.

He will come.

Your only nightmare,

You’ll remember all your fears.

(Писала на английском изначально, чтобы сохранить атмосферу поттерианы. Потом сама себя переводила на русский) :

Он придет.

И будет тьма.

Что иссушит ваши души.

Он придет.

Кошмар из сна,

Чтобы этот мир разрушить.

Шляпа замолчала и задумчиво прибавила:

— И не спрашивайте, почему. Ничего не знаю.

Макгонагалл, явно ошарашенная подобным заявлением, легонько встряхнула древний артефакт и, предварительно откашлявшись, чуть скрипучим голосом стала называть фамилии первокурсников.

Альбус поймал себя на мысли, что вот уже несколько минут пялится в свою тарелку, не двигаясь. Он покосился на Скорпиуса, сидящего рядом: тот задумчиво пережевывал праздничный ужин и вроде даже не был напуган, как большинство в этом зале.

— Отец говорит, что шляпа давно в маразме — и теперь я в этом убедился лично, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Альбуса.

Альбус усмехнулся и решительно поднялся из-за стола, направившись к выходу. Скорпиус не пошел за ним, как обычно, скорее просто не понял, куда и зачем направляется Поттер. А Альбус вышел из зала и прислонился к холодной стене, пытаясь унять бешено стучащее сердце. Он не знал почему, но слова Распределяющей шляпы каким-то образом подействовали на него. Альбус, конечно, не мог знать кто такой «он» и когда этот таинственный "он" придет, но чувствовал каждой клеточкой своего тела непонятное волнение, оно душило, скручивало тело мучительной судорогой: он упал прямо на пол и, обхватив руками колени, затрясся в лихорадочном ознобе. Ему показалось, что он теряет сознание, что тьма наплывает, окутывая разум непроницаемым полотном, и, сквозь нарастающий шум в ушах, Альбус различил зловещий шепот:

— Х-х-хс-с-с-а-а-аш-ш-ш...

Когда ощущения давящей тьмы стали невыносимыми, Альбус увидел странный свет прямо от серебряного дракона на своем предплечье. И все сразу прошло. Словно мама нежно погладила по голове и подоткнула одеяло, чтобы маленький Альбус не замерз. Словно грустное и нежное «Протего»… в ответ на страшный шепот.

Альбус поднялся на ноги, ощущая сильную дрожь в коленях и инстинктивно ухватившись за стену, чтобы не упасть.

— Поттер. — голос не спрашивал — утверждал. Альбус быстро оглянулся и снова чуть не упал, но его подхватил под руку профессор Дамблдор.

— Осторожней, Альбус, — почти ласково сказал он, — что-то произошло?

— Да… нет. Нет, сэр. Все нормально.

— Я бы так не сказал. Ты явно чем-то озадачен. Пошли.

Дамблдор быстро пошел вперед по коридору, и полы длинной серебристой мантии тихонько зашуршали по полу. Альбус послушно побрел за профессором, в голове все еще звучал странный голос, преследующий его уже три года подряд.

— Заходи, — Дамблдор гостеприимно распахнул дверь своего кабинета.

Альбус нерешительно шагнул за порог, осматриваясь. Первым делом его привлек портрет Альбуса Дамблдора на стене. Бывший директор Хогвартса сидел в кресле, скрестив руки на груди и, как всегда, прикрыв глаза.

Возле большого стола, простого и строгого, как и весь интерьер этой комнаты, стояло кресло, обитое красным бархатом. В камине потрескивало пламя, озаряя помещение мягким уютным светом. Аберфорт кивнул на кресло, предлагая гостю сесть и сам уселся напротив, заняв свой высокий и не совсем удобный на вид стул.

— Что напугало тебя, Альбус? Слова старой шляпы? — требовательно спросил профессор ЗОТС.

— Нет, сэр, — ответил Альбус, поднимая невозможно зеленые глаза и спокойно выдерживая взгляд собеседника. Аберфорт смотрел на мальчика внимательно, изучающе, словно пытаясь заглянуть в его мысли. Но Альбус был уверен, что на легилименцию Аберфорт не решится.

— Старая шляпа выжила из ума, это все ерунда, — сказал Альбус и улыбнулся, — ведь правда? Профессор?

Аберфорт нахмурился и, резко поднявшись, подошел к окну.

— Не совсем, Альбус, — произнес он, не глядя на мальчика, — не совсем. Расскажи мне, что ты почувствовал. Это важно.

— Я… Темнота. Она накрыла меня. Я словно потерял сознание, но… мама… дракон, вот этот, — Альбус задрал рукав и протянул руку, показывая рисунок, — словно закрыл меня.. — Альбус замолчал, так как был не в силах передать словами все то, что он ощутил, выйдя из Большого зала.

— Джиневра защитила тебя. Что-то надвигается, Альбус, — тихо сказал профессор, — и я не вправе скрывать этого от тебя. Волшебный мир меняется. Неуловимо, незаметно для нас, но все-таки… Иди пока, мальчик. Иди, учись и, возможно, ты поймешь что-то, что поможет нам.

— Профессор… — потрясенно прошептал Альбус, — Зеркало Истины… оно всегда показывает то, что неизбежно?

— Нет. Не так. На это можно повлиять. Только не говори, что ты видел. Потому что пока об этом будущем знаешь только ты, и только ты можешь что-то предпринять, чтобы это будущее изменилось. Чем больше людей будут знать об этом, тем больше шансов, что это станет реальностью, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Альбус, — я все понимаю. Но я… не смогу?.. — вопрос прозвучал, как просьба, как крик о помощи.

— Сможешь, Альбус Северус. Сможешь. Ведь Зеркала Истины больше нет, а значит ты — единственный, кто сможет что-то изменить.

— Мне… всего четырнадцать. Что я могу?

— А разве от тебя сейчас что-то требуется? — удивился Дамблдор, снова усаживаясь на свой стул, стискивая узловатыми пальцами деревянные подлокотники.

— Учись, Альбус. Наслаждайся жизнью и молодостью, которая никогда больше не повторится. И помни, что свое будущее мы предопределяем сами. Иди, Альбус. Иди.

Профессор устало прикрыл глаза, словно собираясь вздремнуть. Альбус торопливо кивнул и покинул кабинет Аберфорта, решив пойти сразу в спальни, справедливо рассудив, что распределение уже закончилось.

В гостиной Слизерина царило оживление. Старшекурсники праздновали начало нового учебного года. Скорпиус Малфой сидел в кресле в углу, в нарочито небрежной позе, в руках — бокал на длинной изящной ножке, по-видимому, с вином. Он глядел на огонь в камине факультетской гостиной и не сразу заметил приближение Поттера.

Альбус присел на подлокотник и, бесцеремонно выхватив бокал из малфоевской руки, сделал большой глоток.

Скорпиус даже не шевельнулся, продолжая все так же смотреть на огонь.

— Ты все-таки поверил, — сказал он минуту спустя.

— Нет, — откликнулся Альбус, нервно раскачивая ногой.

— Ты считаешь, что что-то происходит.

— Нет.

— Ты просто решил выйти прогуляться? — вопросительно вздернутая бровь.

— Нет.

— Тогда какого дементора тебя понесло посреди распределения? — две вопросительно вздернутые брови и абсолютно спокойный тон, который не соответствовал сказанному.

— Не знаю, — пожал плечами Альбус и улыбнулся, — я не знаю. Но, знаешь, я почувствовал мамину защиту. Она и правда есть. И возможно, мама действительно меня спасла.

— Это хорошо. Хорошо, что ты осознаешь, что все было не зря. А сейчас заканчивай пустую болтовню и слезь с кресла — я хочу пойти спать.

— Пооотер, — протянул Чарли Нотт, — ты сегодня такой мрачный? Испугался предсказания? Или наконец-то понял, что ты — пустое место и без имени папочки ничего не значишь?

— Уймись, Нотт… — процедил Альбус сквозь зубы, — ты пьян, придурок, — добавил он, скривившись.

— Я уймусь, Поттер. Но и тебе лучше затихнуть. Скоро Турнир и там будет понятно, кто есть кто.

— Вот именно, Чарли, — улыбнулся Поттер, сдавливая бокал в своей руке. Тонкий хруст заставил всех в гостиной повернуться на резкий звук. Раздался звон осколков — бокал рассыпался в руках Поттера на части, осколки до крови ранили ладонь, и Альбус смотрел на кровь, стекающую по запястью, усмехаясь, наклонив голову набок...

* * *

— Турнир Четырех должен состояться, — твердо проговорила голова министра магии в камине директорского кабинета.

— Но не будет ли это большой ошибкой в свете всех этих событий… — возразила Минерва Макгонагалл, нервно постучав пальцами по столу.

— Каких событий, госпожа директор? — улыбнулся Персиваль Уизли.

— Ну как же.. «Пророк» писал…

— Не стоит так верить «Пророку», право, не стоит, — ответил новый министр магии, а после добровольной отставки Кингсли Шеклбота был избран именно Персиваль. Большую роль сыграла его репутация добропорядочного волшебника из чистокровной семьи, которая всегда лояльно относилась к маглам. К тому времени Перси уже неплохо поднялся по карьерной лестнице и сумел проявить себя.

— В волшебном мире не происходит ничего из ряда вон выходящего, — категорично заявил министр, — все под контролем аврората и Гарри Поттера. Вы же доверяете народному Герою, профессор?

— Доверяю. Вы правы. Хогвартс защищен, в его стенах студентам ничего не грозит. Турнир Четырех состоится.

— Это послевоенная традиция. И если вы не проведете Турнир — паники не избежать.

— Хорошо, — Макгонагалл тяжело вздыхает, осознaвая, что министр прав. Турнир и правда — мероприятие, которое не может быть отложено, ведь он проводится раз в пять лет между четырьмя факультетами Хогвартса, потому что Тремудрый Турнир был отменен очень давно по соображениям безопасности. Школа больше не принимает гостей.

— Турнир состоится. Кубок огня выберет претендентов на победу. До свидания, министр.

— До свидания, профессор.

* * *

Белая сова уселась на подоконник, демонстрируя гордую осанку, которой обладают только полярные породистые совы, и постучалась в стекло. Драко Малфой распахнул тяжелые створки, поморщившись от осеннего холодного ветра, ворвавшегося в комнату. Сова, возмущенно ухая, влетела в помещение и деликатно села на спинку стула, принимаясь чистить перья. Что поделать — гроза за окном не самое приятное, что может пережить почтовая сова в своей жизни.

— Что там у тебя… — пробормотал Драко, разматывая нитку, которой был привязан желтый пергамент к лапке, по-королевски ему протянутой. Развернув письмо, Драко принялся за чтение. Прочитав первые строки, Драко изменился в лице и опустился в кресло возле камина, как раз под портретом Северуса Снейпа, который как обычно, сидел на стуле и бесстрастно взирал на происходящее в комнате.

— Ты чем-то встревожен, Драко? — спросил Снейп.

— Вы обещали не нарушать мое личное пространство, профессор, — едко напомнил Драко, пытаясь трансфигурировать перо, лежащее на столе, в сигарету. Перо превратилось в горку пепла. Драко оглядел плоды своих трудов и, яростно взмахнув палочкой, изничтожил остатки пера и трансфигурированный пепел, вызвав смешок за своей спиной, полный сарказма. Когда Малфой обернулся и посмотрел на портретную раму — она была пуста.

Он нервно походил по комнате, потом решительно шагнул в камин, четко проговорив:

— Гриммуалд-плейс, 12.