Небытие (гет)

Только родительская любовь может научить человека быть истинно счастливым.

Автор

Когда Гермиона пришла на площадь Гриммо, ее встретила тишина. Дом обычно скрипел половицами, хлопал ставнями и дверями. Откуда-то постоянно доносились разговоры или недовольное бормотание Кикимера. Сегодня не было ничего этого. Даже свет практически нигде не горел, комната наполовину освещалась огнем из камина. В одном из темных углов сидел Сириус. Двумя руками он сжимал чашку с кофе и отрешенно смотрел перед собой в пустоту.

Девушка приблизилась к нему и удивленно охнула. Сириус сбрил свою бороду, без нее он казался гораздо моложе. Гермиона не удержалась и провела рукой по его лицу.

— Зачем? — тихо спросила она.

— Мне так лучше, — усмехнулся Блек и сделал глоток кофе.

Сириус был каким-то не таким, как обычно. Казалось, что его взгляд не останавливался ни на чем конкретно, а мысли были где-то очень далеко отсюда.

— Сегодня никого нет? — спросила Гермиона.

Блек отрицательно покачал головой.

— Собрание было вчера, у всех есть свои поручения.

— А какое у тебя? — поинтересовалась девушка, садясь в соседнее кресло.

— Никакого, — с горечью в голосе, ответил Сириус. — Понимаешь, теперь я слишком яркая и приметная личность для ведения каких-либо тайных и секретных дел. В мои обязанности входит работа с прессой, иногда отправляюсь в рейды, но слишком рисковать я не могу. Если со мной что-то случится, Гарри никогда не простит мне этого. Он тогда останется совсем один.

Мужчина сделал еще один глоток кофе, а потом поставил пустую чашку на маленький журнальный столик, находившийся слева от него.

— Гермиона, пожалуйста, пообещай мне, что если со мной что-то случится, ты не оставишь Гарри, — запальчиво произнес он со странным блеском в глазах.

Девушка вздрогнула.

— Конечно же, я не оставлю его! Он мой лучший друг! Но я — не ты, тебя не заменить.

Сириус переплел пальцы.

— Я знаю это, — он откинул голову назад. — Гарри слишком хрупкий, боюсь, что он может разрушиться изнутри от любого потрясения. Это как колодец, который очень долго собирал в себя капли и теперь вот-вот готов выйти за края. А вот про дружбу ты не права. Друзья могут предавать. Откровенно говоря, я не доверяю Рону. Дело в том, что порой он напоминает мне Питера в его шестнадцать лет. Рон так же завидует, так же желает получить что-то для себя и совершенно не готов для этого работать. Если быть до конца честным, я был не доволен, когда он, а не Гарри стал старостой.

Гермиона внимательно посмотрела на Блека.

— Рон, может, и не образец добродетели и порой бывает вспыльчив, но он не может предать. Это слишком даже для него. Порой мне кажется, что он, наоборот, мог бы избежать многих проблем и неприятностей, если бы обладал более гибкими взглядами. Его принципы слишком категоричны, и они уж точно не позволят ему пойти против Гарри.

— Я очень надеюсь, что все обстоит именно так, — отозвался Сириус.

Огонь в камине затрещал, и девушка оглянулась на него. Пламя было не колдовское. Сириус решил ради разнообразия закинуть в камин настоящие дрова, некоторые из них, видимо, были немного сырыми и поэтому сильно трещали.

— Почему так темно в доме? — спросила Гермиона, не отрывая взгляда от огня.

Блек тряхнул головой, будто бы отгонял от себя назойливые мысли.

— Я просто думал о смерти. Свет не дает сосредоточится на подобных мыслях. Атмосфера не та.

Это странное откровение заставило девушку заволноваться.

— Ты собираешься умереть? Откуда такие мрачные мысли?

Глаза Сириуса были серьезными, пронзительными и проницательными, как у мудреца, прожившего много лет. Он чем-то напоминал в этот момент Дамблдора, когда тот отбрасывал в сторону свое шутовство со сладостями.

— Гермиона, привычный для магов мир начал рушиться, и это только начало. Я уже один раз чуть не умер, вполне может случиться так, что меня не станет. Все наши рейды крайне опасны, каждый из нас может не вернуться назад. А это, заметь, еще не открытые военные действия. Скоро противостояние станет более явным и тогда начнется настоящая кровавая жатва, где не будет правых и виноватых, просто павшие за свои идеи и убеждения. Никто не застрахован от смерти, в том числе и я. По сути, сколько стоит моя жизнь?

Блек буквально вытолкнул себя из кресла, оказавшись на ногах, он начал быстро ходить туда-сюда по комнате, создавая мельтешение перед глазами девушки.

— Тогда, в Министерстве, я понял, что можно уйти отсюда очень быстро и не оставить за собой абсолютно ничего. Моя жизнь изначально была ошибочна. Моя мать чуть ли ни с самого моего рождения постоянно жалела о том, что я не такой, как Белла. Она была самым ее любимым и прекрасным ребенком, воплощением ее чаяний и надежд, но вот почему-то вышла не из ее чрева. Кого оставил бы я в случае гибели? Гарри? Но пойми, ему не нужен я как личность, он не близок и не откровенен со мной. Мы можем делиться друг с другом своими мнениями о происходящем, обсуждать политику или чьи-то действия, чаще всего Волдеморта, и говорить ни о чем, но никогда он не делился со мной тем, что накипело у него на душе, не спрашивал совета о том, как вести себя с девочками, не рассказывал о своих розыгрышах и перепалках. Гарри никогда не интересовался моей жизнью, моим прошлым, я для него стабильность, опора, тот, на кого можно положиться во время жизненного шторма. Я выражение всего того, чего у него не было, но то, что он сможет получить чуть позже в будущем, своеобразное воплощение цели. Думаю, в предстоящем противостоянии я стану для него чем-то вроде маяка его светлого завтра.

Сириус тяжело вздохнул.

— Я могу сколько угодно говорить, что я простил Ремуса и мы снова близкие друзья, но это не так. Я больше не доверяю ему как раньше. Он может в любой момент... нет, не предать... оставить. Как бы ему ни было тяжело, двенадцать лет слишком большой срок для того, чтобы не попытаться найти истину. Да окажись он на моем месте, я бы землю зубами грыз, но докопался бы до того, что было на самом деле. Сколько стоит моя жизнь, если так легко подвергается забвению? Иногда я думаю, что моя мать была права, говоря, что мое существование — это ошибка. Возможно, мне действительно не стоило рождаться. Самым светлым пятном моей жизни был Джеймс, но сейчас его нет. Мне нужно было погибнуть вместе с ним.

Гермиона замерла.

— Возможно, Ремус посчитал факты, которые имелись в то время, неопровержимыми?

Блек покачал головой.

— Он знал о моей верности Джеймсу.

— Но ты доверял Питеру и был уверен в нем.

— Он всегда слепо следовал за нами, не задавал лишних вопросов и казалось, что так будет всегда. Мы не брали в расчет его личность и качества. За это и поплатились.

От горечи и грусти в его голосе стало невыносимо печально.

— Не кори себя за это, — успокаивающе произнесла девушка. — Знаешь, Гарри считает, что ты чуть не умер именно из-за него. Эта вина сильно давит на него.

Сириус рухнул назад в кресло и сложил руки в замок.

— Мы оба знаем, что он действительно виноват, но не меньше чем я. Он не проверил всю информацию и не в свое время занимался защитой разума. (это какая-то корявая фраза. Может, «...и не занимался в свое время...» ) Мне же было необходимо сидеть тут и не высовываться. Мы оба не можем оставаться хладнокровными, когда дело касается близких нам людей, потому что понимаем, что промедление часто слишком дорого стоит.

Дом оставался все так же тих, даже со стороны камина прекратились какие-либо звуки. Атмосфера угнетенности начала буквально давить, будто проезжала наждачной бумагой по оголенным нервам.

— Я тоже не знаю стоимость моей жизни, но мне кажется, что с фамилией Блек она выросла в цене.

Гермиона перевела взгляд на темное окно. Она действительно думала то, что сказала. Жизнь магглорожденной малоизвестной девочки никого не интересовала. Ее исчезновения практически никто не заметил бы. Все магглорожденные были пришельцами в этом якобы сказочном мире, теми, кто претендует на места долгоживущих тут. Фамилия супруга позволила ей получить хоть какие-то призрачные гарантии защищенности, раньше не было даже таких. Конечно же, свою роль еще сыграла и дружба с Гарри. Все-таки подруга Поттера не могла быть не замеченной. Сложись все иначе на первом курсе и не состоись встречи с троллем с последующим спасением, она могла бы, даже несмотря на отличную учебу, остаться за бортом жизни. Гермиону с ее оптимизмом, трудолюбием и знаниями никто нигде не ждал. Максимум, на что она могла бы рассчитывать, — это должность какого-нибудь мелкого клерка. Раньше девушка наивно полагала, что фамилия не имеет никакого значения и человеку помогают двигаться по карьерной лестнице только его способности, но позже она поняла всю ошибочность таких суждений.

Перси Уизли всегда был исполнительным, очень серьезным и научно подкованным, возможно, иногда чрезмерно дотошным, но добиться чего-то стоящего ему не удалось. Так же, как и его отцу, который всю жизнь проторчал в Министерстве на совершенно глупой должности. Семья Уизли не пользовалась авторитетом, у них не было влияния, поэтому ни о какой карьере не шло речи. Билл и Чарли поступили мудро, решив не связывать свою профессиональную деятельность с Министерством. Это место было прогнившим насквозь. Здесь практически не осталось таких понятий, как честность и справедливость. Средства для достижения целей чаще всего выбирались самые жесткие и подчас жестокие. Наглядным примером людей, способных выжить в этом омуте грязи и пропитаться этой мерзостью насквозь, являлись Фадж и Амбридж. Гермиона не видела себя среди них, даже несмотря на все свои знания и умения, она не смогла бы не утонуть среди этого дерьма.

— Я думаю, что ты всегда дорого стоила. По крайней мере, ты была нужна своим родителям. Когда ты оказалась волшебницей, они поддержали тебя.

Гермиона покачала головой.

— Кикимер говорил, что Вальбурга совсем сдала именно после твоего ареста. Я думаю, ты ей все-таки был дорог.

Сириус откинулся на спинку кресла и расхохотался.

— Мать испугалась за честь рода Блек, что она окончательно посрамлена. И ей было страшно за то, что у меня вообще не будет наследников. Регулус к тому времени пропал, — мужчина развел в сторону руки. — Фамилию некому было передать. Некогда великий и могучий род, по сути, оказался в руинах. Она никогда, никогда не пыталась меня понять, только требовала с меня поведения, которое подобает носящему фамилию Блек. Это не любовь, это реализация собственных желаний! Любят не за что-то, а вопреки. Родители должны принимать и понимать своих детей, они не должны быть инструментами их раздутого самодовольства!

Девушка сжалась в кресле. Она была желанным и любимым ребенком. Ее родители всегда гордились ею, и это только подстегивало Гермиону пытаться стать лучше.

Все дети хотят, чтобы их любили, когда же они не получают своей порции внимания и признания, то чаще всего начинают бунтовать. Они восстают против своих родителей и их правил.

Сириус был недолюбленным ребенком, и поэтому прошел наперекор семье. Вряд ли в одиннадцать лет можно в достаточной мере осознанно подойти к выбору факультета, основываясь только на собственных представлениях о том, что такое хорошо, а что такое плохо. Сириус выбрал Гриффиндор только потому, что тот противопоставлялся Слизерину, месту, где учились все Блеки. Он постоянно провоцировал мать, пытаясь таким образом получить от нее хоть немного причитавшегося ему внимания.

Так же он быстро понял, что если будет вести себя пренебрежительно по отношению к семейным устоям, то сможет найти людей, которые примут его, похвалят и высоко оценят. Это подстегивало его к еще большему бунту. Блеки всегда считались темными, и все, что ему требовалось, — это показать себя как приверженца всего светлого.

Тот же Снейп стал инструментом демонстрации своего негативного отношения к Слизерину и его ценностям. На нем удобно было отрабатывать свою ненависть, он был всего лишь бедным, никому не нужным мальчишкой, которому неоткуда было получить защиту и помощь. Идеальный инструмент.

Вообще всех их проказы были способом обратить на себя всеобщее внимание. Сириус пытался добрать от окружающих то, что не смог получить дома. Его считали крутым, замечательным, изобретательным, остроумным... Но невозможно ничем заполнить в сердце то место, что принадлежит родителям. Они наш костяк, наша основа и начало. Без них дети теряют жизненные ориентиры. Очень важно вложить в них чувство безопасности и нужности.

Вальбурга Блек только давила на своих детей, постоянно что-то требуя от них. Регулус, по всей видимости, до последнего пытался соответствовать ее ожиданиям.

Сириус до сих пор страдал из-за нелюбви матери и был уверен в том, что он ошибка в ее жизни, и она сожалеет о его рождении.

Если бы Вальбурга была со своими детьми чуть мягче и нежнее, они быстрее приняли бы то, что она им внушала, даже из-за страха расстроить мать. И, несомненно, они были бы гораздо счастливее.

— Джеймс был единственным, кому я был действительно по-настоящему нужен. Он был тем, на кого я опирался. Без него не было бы меня такого, каким я являюсь сейчас. Джеймс научил меня тому, что жизнь можно самому превратить в праздник, — Сириус тяжело вздохнул и взъерошил свои непокорные волосы. — Да вот только без него не хочется ничего... Знаешь, в тот день я должен был быть с ними в Годриковой лощине, но задержался на Косой аллее, покупая взрыв-тыквы. Я опоздал совсем немного, но этого было достаточно. Все время, что пробыл в Азкабане, каждый день прокручивал в голове тот злополучный вечер и мучил себя вопросом: «А что, если...?». Но ведь ничего не изменить, теперь мне приходиться черпать свое одиночество одним из половников моей дражайшей матушки. Это больно, Гермиона. Невыносимо больно.

Девушка понимала его. В ее жизни с недавних пор поселилось нечто тягуче-горькое, что невозможно задавить ни повседневностью, ни чтением множества книг. Просто в какой-то момент становится невыносимо тяжело двигаться дальше, хочется опустить руки и остаться на месте. Но Гермиона понимала, что стоит только позволить своей слабости взять над собой вверх, как она тут же окажется проигравшей, окончательно раздавленной и ввергнутой в глубины собственного отчаяния.

— Ты должен понимать, что Гарри вообще не знал своих родителей. У тебя, пусть и плохие, но они все же были. Думаю, что у тебя, пусть и очень мало, но все-таки есть и хорошие воспоминания, связанные с ними. Гарри же всю жизнь открыто ненавидели, потом началась школа, где отношение к нему менялось чуть ли не ежедневно. Утром его могут носить на руках, а вечером уже презирать и шарахаться от него. Ему, как никому другому, нужны не только я и Рон, его ровесники, но и кто-то взрослый и надежный. Ему нужен тот, кто сможет взять на себя за него ответственность или сумеет заступиться, поддержать. На самом деле, этого хотят абсолютно все, но у нас есть хотя бы опыт, вынесенный из детства. Он же лишен его. Гарри нужен такой человек. Все магическое сообщество ждет от него чуда. Чуда от шестнадцатилетнего мальчишки, который до сих пор путает формулы трансфигурации стула и таракана. Там же отличие на целых четыре знака! — Гермиона сокрушенно покачала головой. — Если ты считаешь, что он недостаточно откровенен с тобой, то постарайся сам пойти с ним на контакт первым. Возможно, Гарри просто боится показаться тебе излишне навязчивым и именно поэтому не лезет в душу или не спрашивает советы по не стратегически важным вопросам. У него нет опыта общения с опекуном, не забывай этого. Все его взаимодействие с Дурслями сводилось к распоряжениям о том, какую работу ему необходимо выполнить и какое количество времени не показываться им на глаза. Сделай первые шаги для большего сближения, покажи ему, что с тобой безопасно делиться личным.

Сириус удивленно распахнул глаза.

— Как же ты права, — прошептал он. — Я никогда не думал о ситуации с этой стороны

Девушка расслабленно улыбнулась.

— Нам всем легче субъективно судить о явлениях, объективизм приходит гораздо позже, когда чаще всего время упущено.

— Для меня слишком много умных слов в одном предложении, — мужчина поднял вверх руки, показывая готовность к капитуляции. — Думаю, нам пора уже спать.

Сириус ленно поднялся из кресла, а потом резко обернулся к столу, и потянулся за лежащей на нем маленькой коробочкой, которую до этого девушка не заметила за стоящей чашкой, и протянул ее Гермионе.

— Что это?

— Твой подарок на День рождения, — легкомысленно отозвался Сириус.

В коробке лежал перстень с большим черным камнем в центре, на нем был выгравирован родовой герб Блеков.

— Если с тобой что-то случится, тебе стоит только надавить на камень в перстне, он нагреется в ответ, таким образом я пойму, что что-то произошло. По-хорошему, я должен был отдать тебе его раньше, но совсем забыл о нем. Раньше оно принадлежало моей матери...

— Но я не твоя настоящая жена, — всплеснула руками девушка.

Блек нахмурился, а потом улыбнулся.

— Мы вернемся к этому разговору после войны. Если я погибну, ты останешься единственной Блек.

— Давай больше не будем сегодня говорить о смерти, — попросила Гермиона.

— Хорошо, — согласно кивнул Сириус.

Едва рухнув в постель, мужчина практически сразу уснул. Видимо, за день он очень сильно устал от собственных нелегких дум и переживаний. Гермиона осторожно провела по волосам своего супруга и усмехнулась, они были такими же жесткими и вьющимися, как и у нее. Ей подумалось, что если у них будут общие дети, то они наплачутся с расческами и укрощением очень непокладистой шевелюры. Потом она тихо ойкнула, поймав себя чуть ли не на преступной мысли, и постаралась зарыться под одеяло еще сильнее, чтобы странные думы больше не лезли в ее голову.

* * *

Война своим смрадным дыханием просачивалась и в Хогвартс. В коридорах стало гораздо тише, никому не было дела до шуток и розыгрышей. Все ежедневно с замиранием ожидали утренних газет: было очень страшно увидеть в списках пострадавших или погибших фамилии близких людей.

Слизеринцы были еще более хмурыми, с пойманными Пожирателями авроры в Министерстве особенно не церемонились. Смертная казнь была все так же запрещена, но никто не мешал им покалечить пойманных во время своих допросов. Некоторые говорили, что авроры совсем озверели, слишком уж сказывалось на них всеобщее напряжение и высокая смертность в их рядах.

Волдеморт тоже никогда не отличался доброжелательностью и терпением, вполне вероятным было то, что его юным последователям уже довелось ощутить на себе гнев хозяина. Возможно, они только после этого действительно поняли, во что ввязались, так же, как и пришли к выводу, что назад дороги уже не будет. Даже если Пожиратели когда-то придут к власти, то это вряд ли будет «светлое будущее», о котором они мечтали. Для них было куда проще раньше, когда именно их связи действительно имели силу, а не тотальный контроль хозяина и его указания, который за малейший проступок мог раздавить тебя как таракана.

В Гриффиндорской гостиной тоже сквозило напряжение, на их факультете было много магглорожденных, в среднем по два человека на курс. Никто из них до сих пор не знал, за какой семьей их закрепят, каждый из них опасался оказаться во власти не раскрытых Пожирателей или разделяющих их взгляды.

Казалось, что только один Рон не был подвержен всеобщей хандре. Он старался целоваться с Лавандой при каждом удобном случае. Гермиона по этому поводу чувствовала глухое раздражение и вместе с тем искреннее удивление по поводу того, как у этих двоих еще не стерлись губы.

Создавалось ощущение, что все цвета в Хогвартсе стали тусклыми, блеклыми и какими-то невыносимо серыми. А на Хэллоуин из Азкабана сбежали все пойманные ранее Пожиратели, без дементоров удержать надежную защиту тюрьмы было весьма проблематично.

Газеты с подобными новостями они получили рано утром за завтраком. Гарри угрюмо рассматривал черную метку на фотографии и задумчиво обводил ее контур пальцем.

— Что с тобой? — тихо спросила Гермиона, чтобы сидящая рядом Парвати не услышала ее вопроса.

— Тебе не кажется, что я очень похож с Волдемортом? — задумчиво отозвался Гарри. — Как зеркальное отражение-перевертыш.

Он все так же не отрывал взгляда от снимка.

— Знаешь, кто-то из нас когда-то падет от руки другого. Я слышал летом как-то теорию о допельгангерах по маггловскому телевиденью. Весь смысл в том, что они двое не могут существовать в одном мире вместе. Думаю, это о нас...

Взгляд Гарри был каким-то пустым, будто бы он видел что-то, лежащее за границами этого пространства.

— Я читала об этом, — уверенно произнесла Гермиона. — Знаешь, я летом покупаю журналы о паранормальных явлениях и пытаюсь угадать, свидетелями какого магического явления стали люди, или что не успели изъять служащие отдела по контролю за артефактами. Это все равно, что разгадывать кроссворды. Так вот, в теории двойников есть одна маленькая деталь, с ними почему-то встречались только обычные люди. Подозреваю, что подобное — это дело рук каких-то жестоких магов, которые решились поиграть на нервах жертвы перед ее убийством. Вы слишком разные с Волдемортом, возможно, и ты, и он когда-то стояли перед одной и той же развилкой, но сделали разные выборы.

Гарри рассеяно кивнул.

— Сириус на задании, — с надрывом прошептал Поттер. — Но он вернется и с ним все будет хорошо. Не оставляй Сириуса, пожалуйста, в собственном безумии тогда, когда я больше не смогу поддерживать его.

Девушка почувствовала, как по ее телу прокатилась волна мурашек. С ней в последнее время только и делали, что прощались.

— Не надо, Гарри, такого не произойдет. Все будет хорошо, может бать, не сегодня, но уже скоро, я обещаю, — прошептала она.

Сзади к ним подошла Луна и положила руки на плечи Поттеру.

— Твои мозгошмыги волнуются, — серьезно произнесла она.

Гарри оглянулся назад и мягко улыбнулся ей.

— Они просто предчувствуют надвигающуюся бурю.

— Но до нее еще не очень скоро, — Луна дернула свою сережку-редиску. — Шторма еще нет, пока он только в наших душах.

Рон, сидящий от них в стороне, наконец-то отвлекся от прослушивания последних сплетен Хогвартса из уст Лаванды и перевел свой взгляд на газету. Бегло просмотрев статью о побеге Пожирателей, он со злостью отбросил в сторону Пророк и резко поднялся со своего места. Проходя мимо слизеринского стола, он злобно поинтересовался у Малфоя:

— Наверное, ты очень рад, что твой папочка вернулся собирать грязь с туфлей вашего хозяина? Надеюсь, он захлебнется всей этой грязью и подавится мнимой свободой.

Драко побледнел от еле сдерживаемой ярости и резко вскочил со своего места с вытянутой перед собой палочкой.

— Я убью тебя, нищий предатель крови! Кр...

Гарри послал в него разоружающее проклятье и поймал его палочку, даже не вставая со своего места. Он все так же отрешенно смотрел перед собой.

— Мы уже тонем, Луна, — покачал он головой. — Мы уже тонем...

За окном был ноябрь, за окном шла Война.