Хрустальное небо (гет)

Первое утро в замке было удивительным.

Роуз почти не сомкнула глаз, лишь на час-другой задремала, свернувшись калачиком на жесткой тахте, но все равно чувствовала себя отдохнувшей, полной сил для продолжения борьбы.

Накануне вечером, следуя за мисс Паркинсон, экономкой, по темным пыльным коридорам она едва не умирала от страха, но теперь это прошло.

Когда нет шанса что-то изменить, ужас уходит сам собой.

Конечно, она по-прежнему скучала по родным — больше, чем когда-либо — но головой понимала, что они ничем ей не помогут, теперь, когда их с Малфоем связывало нечто более древнее, крепкое и опасное, чем колдовство старой ведьмы на кольцах.

Всю ночь, целых шесть долгих, вязких, бесконечных часов Роуз все ждала, что ее тело, такое привычное, вновь обрастет жесткими серыми перьями, и она превратиться в птицу, как и обещал Малфой, но этого так и не произошло. Лишь однажды, в самой середине ночи, она почувствовала знакомую дрожь во всем теле, которая вскоре прошла сама собой.

Несмотря ни на что Роуз не боялась.

Даже когда дом застонал под содрогающими порывами ветра и ударами тяжелых снежных комьев, она не почувствовала ни капли страха, одну только решимость в сочетании с холодной, стальной отстраненностью, будто была где-то далеко — в месте, где все знакомо, мило, безопасно.

Ужас, неотступно следующий за ней с самой свадьбы, затаился в самом дальнем уголке сознания и не объявился даже утром, когда она, самую чуточку голодная и заспанная, подошла к окну и обомлела.

Она ожидала увидеть голые ветви деревьев, обледеневшую подъездную площадку и, быть может, мальчика Кая, тщательно ее расчищающего, но никак не красивый сад или ядерно-желтую поляну одуванчиков, раскинувшуюся до самой лесной опушки.

За окном пестрело лето.

Как дочь своей матери, Роуз сразу погрешила на себя. Стресс, новое место, неизвестность, мало ли что еще. Она не раз читала, что подобные вещи делают с людьми, как меняют, отравляют их изнутри.

— Неужели?..

Роуз зажмурилась, потерла ладонями глаза, с чувством, не жалея, и лишь потом вновь выглянула в окно.

Ничего не изменилось, разве что солнце стало светить чуточку ярче, чем до этого.

Наваждение и не думало исчезать.

Вторым доступным ее пониманию вариантом было ненастоящее, сотворенное магией окно. Она не раз видела подобные чары, посещая сначала дедушку Артура и маму в Министерстве, и много позже, после курсов, получив свое нынешнее место. Самая капелька ворожбы — и солнце засияет в самой затхлой тьме подземелья.

Перед ней вполне могла оказаться обычная обманка.

Роуз знала, как это проверить.

Судорожно выдохнув, она распахнула тяжелую, окрашенную белой краской, оконную раму.

С виду садик за окном, полный плодовых деревьев, низкорослых кустов, одуванчиков и пестрых цветочных клумб, выглядел вполне настоящим. Роуз даже почувствовала теплое дуновение ветра, скользнувшее по коже, уловила легкий, сладковатый аромат роз, пионов и азалий.

— Подозрительно, — прошептала она, хмурясь.

Ей не терпелось проверить, насколько прочна эта обманчивая и красивая магия.

Легко взобравшись на широкий подоконник, Роуз, не давая себе опомниться о подумать, каково ей будет удариться головой о стену, высунулась наружу и сразу же, в самые первые мгновения, поняла, что перед ней никакая не иллюзия, а самый настоящий летний садик — оплот тепла и света посреди выжженной морозом пустыни.

«Что же это такое, если не иллюзия? Погодная магия?» — билось в мозгу, хоть Роуз и знала, что такое попросту невозможно, слишком много сил нужно.

— Как вам вид? — звонкий, знакомый уже голос раздался снизу и справа.

Роуз вскрикнула и едва не выпала из окна, в самый последний момент ухватившись за раму. С крохотного балкончика этажом ниже за ней внимательно, без тени улыбки, наблюдал Малфой.

— Я тебя напугал? — в его глазах блеснули веселые искорки; конечно, он с самого начала ожидал такой реакции, и похоже ему она очень нравилась. — Прошу прощения.

Интересно, поймал бы, если бы она и правда выпала?

Его манера обращаться к Роуз на «ты» и «вы» попеременно слегка ее обескураживала. Она собиралась враз вылить на него всю жгучую обиду, что вспыхнула в ее голове, но осеклась на полуслове: то ли от внезапной фамильярности, то ли от самого звука его голоса стройная цепочка слов раскрепилась, разлетелась на мелкие кусочки, слоги и буквы без смысла. Злость прошла так же быстро, как и появилась.

Скорпиус, не сводя с нее глаз, тихонько потирал дымчато-голубое кольцо, надетое на средний палец правой руки.

Его власть над эмоциями Роуз крепла час от часа. И вот этого действительно стоило бояться.

— Собирайся и выходи в сад, — Скорпиус дежурно улыбнулся. — Я попросил подать завтрак туда.

— Я не могу, — быстро сказала Роуз, а потом, почувствовав как живот предательски заурчал, добавила: — Это не дом, а лабиринт какой-то, мне самой не выбраться.

— Я пришлю мисс Паркинсон, она с удовольствием тебя проводит.

Насчет «с удовольствием» он явно погорячился. Мисс Паркинсон, появившаяся на пороге комнаты через добрых полчаса, вовсе не лучилась ни доброжелательностью, ни уж тем более желанием помочь. И в особенности — помочь ей. Еще накануне Роуз поняла, что экономке она ни капли не понравилась.

— Следуйте за мной, — сухо произнесла Паркинсон, одаряя колким взглядом; в комнате сразу как будто стало холоднее. — Хозяин не любит ждать.

Роуз не дрогнула и по дороге даже попыталась завязать разговор.

— Простите, мисс Паркинсон, могу я узнать ваше имя?

— Панси, — она даже не обернулась, шагая на два-три шага впереди. — Меня зовут Панси.

Роуз повторила это имя про себя. Потом еще раз.

Она очень хотела найти некую ниточку, ключик к пониманию этой строгой, закрытой женщины. И нашла.

— Вы ведь были однокурсницей моих родителей, правда? Моя имя Роуз, а родителей зовут Рон Уизли…

Как ни старалась, Роуз не могла вспомнить о мисс Паркинсон ничего полезного. Отец всего-то пару раз заговаривал о ней и то ограничивался замечанием о том, что ее лицо очень напоминает курносую мордашку мопса, за что все оба раза получал от мамы шутливый подзатыльник. Но это ведь не значит, что они совсем не ладили, правда? О тете Полумне мистер Уизли тоже любил пройтись чугунным утюгом своего юморка, но несмотря на это, очень ее любил.

— И Гермиона Грейнджер, — голос Панси на самую малость смягчился. — Да, знаю.

Роуз хотела было добавить, как приятно познакомиться с кем-то не понаслышке знакомым с ее семьей, но передумала: весь вид мисс Паркинсон выражал нежелание продолжать разговор, и потому она замолчала, делая вид, что изучает стены коридора, по которому они шли. На редкость скучные, невыразительное, одинаковые.

Лишь оказавшись в саду, еще более прекрасном, чем она могла себе представить, Роуз оживилась, вышла из того мрачного, унылого оцепенения, в которое ее вверг неудавшийся разговор с Панси Паркинсон.

— Рад тебя видеть, Сирен, — просто сказал Малфой, услужливо протягивая ей руку, словно желая лично проводить до маленького круглого столика, вклинившегося между двумя великовозрастными ивами на пруду небольшого пруда.

— Голод не тетка, — она улыбнулась очень натужно, неискренне.

Руки не подала.

— Не бойся, — Скорпиус пожал плечами и развел руки в сторону, словно сдался. — Я просто хочу немного помочь.

Поколебавшись, Роуз протянула руку и легонько сжала ладонь Малфоя своей.

— Только не бойся.

Она вновь задрожала, все ее тело словно сжалось, а затем — всего через мгновение — вернулось в прежнюю форму. Только вот остатки оперения, те, что так ей не нравились, исчезли.

— Так лучше? — Малфой окинул ее взглядом, ухмыльнулся и, взмахнув палочкой, произнес: — Акцио халат!

Роуз в ужасе вскрикнула и неумело прикрылась руками. Без чар она осталась в одном нижнем белье.

«Хорошо не голая», — она почувствовала, как комок смеха подступил к самому горло. В стрессовых ситуациях она не краснела, не задыхалась, только смеялась. Громко, противно, до слез.

— Держи, — Малфой с некоторой опаской протянул ей халат.

Роуз же, наскоро в него закутавшись, зашлась тем самым неистовым смехом, которого всегда так стеснялась.

— С тобой ведь все хорошо, да? — через некоторое время спросил Скорпиус.

В его глазах светилась смутная тревога: он будто боялся, что она либо умрет от смеха, либо бросится и попытается его придушить.

Роуз не была до конца уверена что она в порядке, но все же кивнула. Смех понемногу отпускал.

— Голодная?

— Очень, — Роуз не стала дожидаться особого приглашения и сама присела на один из стульев, на самый краешек, готовая в любой момент сорваться и убежать, если ситуация выйдет из-под контроля.

— Ситуации — они такие, вечно поворачиваются не так, как думаешь, — ухмыльнулся Малфой.

— Что, прости?

Роуз с ужасом поняла, что хотя он не ведет себя так нагло как Беллона, в ее голове все же роется, пролистывает мысли словно слипшиеся, пожелтевшие от времени страницы книг.

— Я не собираюсь обижать тебя. Мне нужна счастливая песня, помнишь?

Она помнила.

— Так мы будем есть?

Завтрак оказался поистине королевским: хрустящие, щедро промасленные тосты с джемом, овсяная каша с орехами и ягодами, омлет с беконом, бесчисленное множество маленьких рулетиков и теплое кофе с молоком.

Все как Роуз любит.

— И что ты еще успел вытащить из моей головы? — спросила она, покончив с очередным лакомством; сам Малфой ел за двоих и думать не думал развлекать ее беседой. — Любимый цвет, жанр в музыке или, быть может, марку нижнего белья?

— Всего понемногу, — он пожал плечами. — У меня не так много времени, чтобы узнать твои предпочтения общаясь напрямую.

— Твой друг так серьезно болен?

Сухой кивок.

«Разве это не понятно?» — она, сама не понимая как, уловила обрывок его мысли. Он явно был раздражен, не слишком — до криков и топанья ногами — но достаточно ощутимо.

Связь колец явно была двусторонней, и Роуз понемногу училась ею пользоваться.

— Действительно, я должна была догадаться, — тихо сказала она, опустив взгляд на дымчато-голубое колечко на своем безымянном пальце; ей показалось, что оно ярко и зловеще блеснуло, всего раз.

Воцарилось тягучее, долгое молчание. Каждый из них думал о своем: она — о вынужденном рабстве, он — о том, как бы поскорее получить желаемое и зашвырнуть Уизли подальше вместе с треклятым кольцом.

Лицо Скорпиуса оставалось бесстрастным, но Роуз знала, что он далеко не спокоен.

— И что же еще ты узнал обо мне?

— Ты с двенадцати лет играешь на скрипке — так, ничего особенного, просто для развлечения, любишь лето и всерьез хотела заняться медициной, но родители — кажется, мать, — настояли на чем-то более спокойном, — он на мгновение задумался и взглянул на нее долгим, внимательным взглядом, будто пытался влезть в самую душу. — Ты ненавидишь свою работу, но никогда не идешь против воли родных. На самом деле я думаю, что ты просто их боишься, боишься сделать что-то, что будет понято не так, как тебе хотелось бы.

— Хватит, достаточно, — дыхание Роуз сбилось, сердце звонко бухало где-то в груди. — Хватит.

— Извини.

Роуз прикусила губу.

— Может расскажешь, как мы нырнули из декабря в июнь? Погодная магия?

Он смущенно улыбнулся, впервые — искренне.

— Нравится ведь? — Малфой обвел сад рукой. — Нечто более старое и сложное, но результат того стоит.

— Не иллюзия?

— Конечно, нет, Сирен. Мелковато.

Роуз восхищенно помолчала. Внутреннее любопытство подмывало задать еще пару-тройку вопросов, но она сдержалась. Пусть не думает, что она так уж заинтересовалась, даже если это на самом деле так.

— Не зови меня так, — она поморщилась. — И, кстати, ты хоть понимаешь, что мифологические птицы не одинаковы? Что одни из них, согласно легендам, излечивают людей, а другие несут им страдания и даже смерть? С чего ты взял, что я излечу твоего друга, а не убью его?

Некоторое время Малфой молчал.

— Никто не знает наверняка, ты права, — он взглянул прямо на нее, вновь бесстрастно. — Это лотерея, но я готов рискнуть.

Роуз сокрушенно помотала головой. Если до этого она была уверена, что больной друг очень важен для Малфоя, то теперь засомневалась.

— Я не чувствую себя счастливой, — она грустно улыбнулась. — Это невозможно находясь в плену. Да и мои родные наверняка с ума сходят. Боже, мама! И бабушка Молли…

— Можешь не переживать об этом. Считай себя не пленницей — гостьей, — он взглянул на ее ладонь, словно собираясь коснуться, но только скривился и отодвинулся чуточку подальше. — И насчет родных тоже не переживай. Поверь, они даже не заметят твоего отсутствия.

— Что ты такое говоришь? — Роуз разозлилась. — Ты хоть понимаешь, какая это чушь?

— Слушай, твоя первая хозяйка, Белонна, ведь не полная дура. Она все продумала.

Роуз ждала продолжения, но Малфой молчал, глядя куда-то в сторону, не на нее.

— Что именно?

— Она, знаешь ли, делает вполне сносных кукол. Так что вместо Роуз Уизли на нелюбимую работу ходит ее полная копия. Внешний вид тот же, эмоциональная система, правда, куда более примитивна, но внешне это почти незаметно, особенно с таким сдержанным человеком как ты.

Роуз была шокирована. С одной стороны подобная мысль сама по себе была кошмарной, с другой — многое объясняла. Например, то, что команда авроров во главе с дядей до сих пор ее не вызволила.

— Они очень хороши, эти куклы. Мало кто отличит, — Скорпиус, пусть и неуклюже, пытался ее успокоить.

— Может и хорошо, что они не знают.

Неужели в ее жизни все настолько плохо, что ее самые близкие люди неспособны отличить Роуз от глупой куклы?

Она знала, что кое-кто все-таки может. На него вся надежда.

Джеймс, где же, дракл побери, тебя носит?

Небо над их головами внезапно потемнело, посыпал крупный, пушистый снег.

— Что происходит?

Малфой вскочил на ноги и, шепнув что-то кольцу — короткое, резкое, лающее слово на неизвестном Роуз языке — двинулся прочь.

Роуз же, раздосадованная до крайности, вновь обращенная в птицу, грубо и резко, и не думала оставаться в стороне. Едва выпутавшись из махровых складок халата, она полетела вслед за Скорпиусом.

— Извини, так было нужно, — он сокрушенно покачал головой. — Ко мне пришли.

На мгновение его хватка, которую она, признаться, почти не чувствовала, ослабла и Роуз, приземлившись на присыпанный снегом пестрый травяной ковер, наконец заметила то, что он так старался от нее скрыть: тяжелое, набухшее снегом небо цвета серебра, отделенное от Роуз, дома и всего их скромного, обманного мирка тончайшим, словно хрустальным, куполом.

Далекое хрустальное небо. Далекое как никогда.