Лили запуталась (гет)

Ответ — нет,

и выключен свет,

Но что мне делать,

если это — любовь?..

Animal ДжаZ, "Ответ нет"

В голову вновь лезет Лахи. Меня гложет совесть — ведь о меня любит, очень-очень, наверное, а я его — совсем нет. И я все думаю, как же он это все переживет-то? И мне так становится стыдно за себя. А еще я думаю, что не могу больше быть с ним, и нужно разруливать как-то ситуацию, в которую я влипла, и что Лахи наверняка будет очень больно и что я наверно расплачусь... Хожу и думаю только об этом, ага. Все ближе ведь пятое число. Вот и надо мне мучится размышлениями тридцать первого января? Нормальные люди поглощены подготовкой к празднику, а я вот взобралась на самую верхнюю галерею отеля и разглядываю синее-синее море, островки и рваную полосу берега, плотные облака. А ведь целую неделю назад я решила, что больше Лахи мне никто и звать никак и что я свободная девушка, делаю, что хочу, иду, куда хочу и с кем хочу.

Из заднего кармана шорт я достаю плоскую коробочку — некогда от губной гармошки, нашла ее у старьевщика в Афинах. Там, аккуратно свернутые, лежат косяки, которые мы с Тедди забили утром на пляже. В другом кармане — спички с рекламой отеля на коробке, те, что надо отламывать, прежде чем использовать. Картонная книжечка немного помята.

Я подпаливаю кончик самокрутки и раскуриваю ее, вдыхая теплый дым. Засовываю спички в карман шорт, но кто-то останавливает мою руку и аккуратно извлекает их из ладони. Папа.

— Ну, хотя бы не "Мальборо", — усмехается он.

— Чем тебе герцог не угодил? — притворно возмущаюсь я. Кажется, ругаться никто не будет.

— После него табаком разит, как от целой фабрики, — говорит папа, садится рядом со мной на каменную скамью с деревянным сиденьем и прислоняется к побеленной стене. — Тедди?

— Ага, он самый, — улыбаюсь я. — Тед хороший. Еще один старший братец, который учит плохому.

— Если не секрет — чему тебя Джим с Алом научили? — папа внимательно смотрит мне в глаза, спокойно улыбаясь. Оправа очков бликует на вездесущем солнце.

— Только обещай не убивать их за пару выражений, которые как-то поставили на место пару неприятных личностей.

— Хмм... дай подумать... нецензурное определение способности данного конкретного индивидуума к процессу весьма интимного характера, его умственных способностей и пара заклинаний специфического толка?

Я киваю, смущенно отвожу взгляд. Вспоминаю, что в руке раскуренная самокрутка, и оглядываюсь в поисках чего-нибудь, чтобы ее потушить. Отец демонстративно щелкает пальцами, и косяк затухает.

— Не буду. Я же сам их учил, — папа вроде бы серьезен, но уголки его рта подрагивают — так всегда, когда он пытается скрыть улыбку. — Ну, что у тебя случилось? Ты была как в воду опущенная первое время.

Я, разумеется, рассказала ему все — без утайки. И о своем равнодушии к Лахи, и о сложившейся ситуации с его идеей о том, что мы с ним счастливы, и иначе вроде как и быть не может.

— А сейчас ты скажешь, что я маленькая и глупенькая, и зря себя накручиваю, — говорю я в завершение своего рассказа.

— Мне кажется, что кто-то решил, будто бы всех сильнее и единственная в мире путается в своих чувствах, — сказал папа. — Да, маленькая. Да, глупенькая. Но ведь ты в первый раз переживаешь по такому поводу, и вполне логично, что ты немного запуталась. Но смотри: тебе жаль его, но нельзя из жалости оставаться с человеком, к которому не лежит душа. Вообще-то Лахи не будет так уж сильно, как тебе представляется, страдать. Да, он будет поражен, уязвлен, шокирован. Но, в общем, не станет скандалить. Честно объяснишь, в чем дело — вот и все.

— Но, понимаешь... ему же главное в отношениях — любовь. Если выяснится, что я его и не любила вовсе, то он будет совсем раздавлен!

— Он переживет. И ты переживешь. Совсем не обязательно все время думать о том, что скажут о тебе другие, что они почувствуют. Наступают моменты, когда стоит подумать и о себе.

— Па... — растерянно говорю я, — Умеешь же ты все развернуть как надо...

— Да, — соглашается он, трет шрам на лбу и весело говорит: — А пошли мороженого съедим? Пока Джинни не запихнула нас в праздничные костюмы. Не то, что есть, шевелиться под ее надзором нельзя будет!

Утром пятого января "Ночной рыцарь" доставил меня в школу. Стоило выйти из автобуса — и зимний ветер швырнул в лицо пригоршню снега. А я и забыла, что у нас зима, такая зима. Я смеюсь и тяну чемодан за ручку к воротам — вот когда буду на территории школы, тогда колдовать можно.

Высокие сугробы никто не разгребал, хотя узкую тропинку от ворот к замку все же протоптали. Магией заставила чемодан лететь за мной, а сама высушила мантию и плащ и побрела к школе, то и дело спотыкаясь. Чертов снег. Я от него совсем отвыкла в стране лета.

На полпути к замку вижу снежную баталию, но обхожу стороной.

В спальне девочек седьмого курса еще никого нет — я первая вернулась с каникул. В гостиной Гриффиндора ярко пылает огонь в камине, третий или четвертый курс развлекается с саламандрой — шустрая ящерка высовывается из углей, бегает по дровам и блестит черными глазками, надеясь на подачку.

Лахи я нечаянно встречаю у озера — он почему-то стоит и смотрит на лес. Уж не знаю, зачем.

— Привет, — говорю.

— Привет. Почему такой серьезный вид? — чуть улыбается он.

— Потому что нам нужно расстаться.

— Чт?.. Н-но... мы же были счастливы... — он, кажется, совсем растерян. Остаток улыбки застывает на его лице.

— Для меня это закончилось.

— То есть... ты не любишь меня?

— И не думаю, что любила, — я вижу, как жестоки эти слова. — Прости, но... ты мне всегда был скорее другом.

— Ты думаешь, мы сможем остаться друзьями? — усмехается он. На его лице движутся только губы.

— Не знаю. Было бы неплохо.

— И тебе все равно?

— Нет, — выдыхаю я. — Не все равно. Поверь. Это нелегко мне далось, но — это необходимо.

Я и сама не знаю, что именно необходимо, кому. Слова какие-то... нелепые, не те, которые я хотела сказать. И мне казалось — у меня не будет сил смотреть ему в глаза. А сейчас смотрю не отрываясь, и только дышать почему-то тяжело.

— Пожалуйста... можно, я тебя последний раз поцелую? — тихо-тихо спрашивает он.

И я зачем-то соглашаюсь, он крепко держит меня за талию, а потом я высвобождаюсь из его хватки и ухожу. Снег проваливается, я спотыкаюсь. Ну, вот и все.

Лахи позже пристает ко мне со своим уязвленным эго, и мне хочется впечатать его носом в стену — до сих пор он меня бесит. Все отойти не могу, каждое его слово раздражает.