Breaking the Habit (гет)

Гарри стоял под душем и крутил ручки крана, делая воду то обжигающе холодной, такой, что хотелось выпрыгнуть из душевой, то наоборот — такой горячей, что от нее шел пар. Контрастный душ помогал немного прийти в себя. Иначе он весь день проваляется в своей комнате, пытаясь не вспоминать прошлую жизнь.

Не думать об Азкабане получалось легко, почти само собой. Ведь именно этим с переменным успехом он и занимался последние пять лет. Не думать. Не вспоминать. О дементорах, день и ночь патрулирующих замок-тюрьму. О смерти друзей — слишком много погибло тех, кого он мог назвать другом. О кладбище, об арке смерти, о пещере и астрономической башне...

Но теперь даже светлые, счастливые воспоминания, которые спасали его от безумия в Азкабане, приносили лишь боль и оставляли пустоту в сердце. И виновником этого был он сам.

Он мог бы представлять встречу с друзьями. Вспоминать особо яркие моменты из прошлого и гадать, будет ли в этой жизни все точно так же. Будет ли этот Рон так же любить квиддич, а Гермиона — книги... Мог бы размышлять, что сказать при встрече… А надо было придумывать, как себя вести, чтобы не привлечь внимания, чтобы отбить у окружающих желание подружиться. Чтобы оттолкнуть от себя всех, стать одиночкой среди толпы детей, отшельником в Хогвартсе. И при этом нельзя было привлечь своим поведением внимание директора. Сложная задача. И тут Гарри могла помочь тактика Луны. Отвечать невпопад, игнорировать вопросы — просто делать вид, что тебя ни о чем не спрашивали, говорить в ответ странные вещи. Можно перенять и манеру одеваться. Добавить к образу какую-нибудь странную деталь, например, цветок или ленту. Конечно, если он наденет ожерелье из пивных пробок, это будет чересчур, но что-нибудь менее броское, определенно, пойдет на пользу его планам.

Люди не любят других, не таких как они. Более умных или глупых. Тех, кто сильнее или слабее. Веселых или грустных, с необычной прической, с другим цветом кожи. Все, что выбивается за рамки «среднего», вызывает неприязнь и отторжение. Но это — если человек претендует на то, что он «нормальный». Если назвать его психом, сумасшедшим, то всем будет плевать на его отличие. Общество заранее «похоронит» его. Его не будут принимать в расчет. И Гарри поможет обществу сделать такой вывод о Мальчике-который-выжил.

Так сложилось исторически. Гарри даже понимал, почему. Это результат эволюции. С тех времен, когда предки людей объединились в племена. Более сильный — это конкурент. Более слабый — угроза безопасности. И так — любое отличие от большинства. Такая реакция формировалась тысячи лет. Но при современном уровне разделения труда, специализации, при наличии государства, армии, социальных служб этот принцип устарел. Теперь физическое совершенство перестало быть необходимым условием выживания. Так же как уровень интеллекта. Каждый получал свое место под солнцем. Но изменить психологию человека нельзя приказом сверху. И лозунгами вроде «все люди — братья» или «все люди — равны», тем более что это не так. Тут уж скорее подошло бы «сколько людей, столько и мнений» и «на вкус и цвет товарища нет». Эти поговорки гораздо больше соответствовали тому «свободному и демократическому» обществу, которое декларировали большинство европейских правительств. Но даже полвека — ничто на пути борьбы с эволюцией. Пройдет еще немало времени, прежде чем «другой» перестанет означать «опасен» или «бесполезен».

И волшебники в этом отношении были ничуть не лучше. Такие же люди, только с волшебными палочками. Плоть от плоти. Но до волшебного мира еще не дошли такие понятия как равенство и толерантность. Волшебники застряли в средневековье, где выживает сильнейший. Где или ты, или они.

Поэтому, стоит стать «не таким», как число его «друзей» резко сократится. Труднее будет самому не пытаться сблизиться с бывшими друзьями. Странное ощущение: Гарри все равно называл их друзьями, а ведь он для них — чужой. И он точно знал, что не будет ни совместной подготовки к урокам, ни посиделок у камина, ни прогулок у озера. И это — его собственное решение.

Все это отравляло его жизнь у Дурслей. Если бы он действовал, если бы уже был в Хогвартсе и мог поступать согласно принятому решению, когда обратного пути уже нет — было бы легче. А так — он мучал себя сомнениями, правильный ли путь выбрал. Есть ли альтернатива, где он мог бы быть с друзьями? А если нет, не лучше ли вовсе избежать учебы в Хогвартсе, сбежать, чтобы его не нашли? Или инсценировать свою смерть, а потом сбежать? И что тогда будет с Философским камнем? С василиском? Был ли он ключевой фигурой в этих событиях? Или его место легко займет другой? А если нет, если из-за этого погибнут дети? Вдруг своим уходом он обречет на смерть других?

Многие знания — многие печали. Гарри никак не мог смириться со своим решением. Он потратил кучу бумаги, расписывая плюсы и минусы, пытаясь предсказать последствия своих действий. Он отбросил вариант самоустраниться, это слишком походило на предательство, на то, что он сам обречет кого-то на смерть. Но теперь выходило, что выбранный им путь одиночки хуже, чем все иные, где он мог бы вместе с Роном и Гермионой противостоять Волдеморту. Он оставался один. Без выдающихся знаний и логики Гермионы. Без силы и готовности кинуться в бой Рона. Без поддержки, без совета... Без своей команды. И это резко уменьшало его шансы на победу. Но у этого пути было преимущество, которое перевешивало все остальное. Никто из друзей не погибнет по его вине. Да, Гарри понимал, что он мог бы их подготовить, научить драться и прочее, прочее… Но много ли с того проку? Это не спасет от шального заклятья. А если Волдеморт захочет использовать заложника?

Был еще вариант не допустить возрождения Темного Лорда. То есть он в любом случае планировал не допустить этого, но хватит ли у него сил и знаний, чтобы воплотить свои желания? Он мог бы как в прошлой жизни проводить время с друзьями, попутно уничтожая крестражи. Но не было никакой гарантии успеха на этом пути. Что, если Волдеморт все-таки вернется? И тогда его друзья первые попадут под удар. О себе он предпочитал не думать. Нет. Он не допустит их смерти. Только не снова. Если он останется для всех абстрактным Мальчиком-который-выжил, никто не будет жертвовать ради него жизнью.

А еще были Дурсли. Гарри провел здесь четыре ночи. И каждый раз видел тот самый кошмар. На третью ночь, проснувшись, он даже смог заставить себя не вскакивать с кровати, чтобы сбежать через окно. Правда, от проверки палочки он все равно не удержался.

Гарри не мог нормально поесть. Каждый раз, как он проходил по тому злосчастному коридору на кухню, ему мерещилась кровь. И обедать вместе с родственниками он тоже не мог. В присутствии Гарри они боялись даже разговаривать. Посмотрев один раз на то, как Дурсли обедают в тишине, испуганно косясь на него, Гарри решил не показываться им на глаза. Да, он понимал, что если бы проводил больше времени в их компании, то со временем, не видя реальной опасности, они бы привыкли, страх бы ослаб. Но постоянно видеть трясущихся от страха Дурслей было неприятно.

Зато теперь каждый поход на кухню за едой превращался в пытку. Стоило Гарри перестать смотреть под ноги, отвернуться, поднять взгляд, как ему начинало казаться, что на полу кровь. Через пару дней Гарри мог сдерживаться, чтобы не оглядывать пол через три шага. Не проверять, что это лишь игра его воображения. Он и так это знал. Но страх все равно не покидал его. Вечером, в темноте, Гарри даже приходилось освещать себе путь палочкой, чтобы убедиться, что пол как всегда чист, натерт тетей до блеска. Иначе желание сбежать подальше было просто непреодолимым. Министерство никак не реагировало на его колдовство. То ли они не следили за детьми до Хогвартса, то ли действительно сыграло роль его имя.

Дурсли не должны умереть. У Гарри перед ними должок.

Из ванной Гарри вышел с самым мрачным настроением. Он опять позволил дурным мыслям взять верх. Высунувшийся из комнаты Дадли, взглянув на него, молча сбежал по лестнице в гостиную под аккомпанемент своего топота. А все потому, что Гарри уже который день пытался незаметно снять с него заклятие Хагрида.

Но Дурсли были настороже. Стоило только Гарри появиться в их поле зрения, и они не выпускали его из виду. А уж на палочку они реагировали не менее эмоционально, чем кассир банка на пистолет. Дадли заметил повышенное внимание к себе, и теперь постоянно находился возле родителей или убегал на улицу с друзьями. Дурсли почему-то считали, что Гарри не станет колдовать при посторонних. Дадли даже запирался на ночь в своей комнате. Ну не оглушать же их, в самом деле, чтобы не мешали. Хоть дядя с тетей панически боялись Гарри, он знал, что ради своего сына они бросятся на него с голыми руками. Тетя уж точно.

Гарри вышел из дома прежде, чем проснулись старшие Дурсли. Он лишь заглянул на кухню, чтобы захватить пару бутербродов на завтрак. Еще один день в своей комнате он не выдержит.

Он дошел до парка, надеясь, что свежий воздух развеет мрачные мысли. Было по-утреннему прохладно, но деревья стояли неподвижные в безветрии. Гарри поднял воротник на старой джинсовой ветровке и спрятал руки в карманы. Он прошел мимо детской площадки. Качели еще были целы. Отполированная до блеска доска, сохранившая по краям возле креплений остатки синей краски. Темная, практически черная матовая цепь, гладкая там, где за нее держались руками. Тем, кто их сломает через пару лет, сейчас не хватало для этого ни силы, ни желания. Сейчас эти дети сами с удовольствием катались на них. Это будет позже, когда им будет стыдно казаться детьми, когда они будут показывать друг другу свою «крутость и взрослость», с презрением, на показ, ломая инвентарь. И обзывать детей — детьми.

Вот на этих самых качелях он сидел, перед тем как на него напали дементоры. Гарри провел рукой по цепи, чувствуя ее гладкий холод. Нет, этот парк не принесет ему успокоения. Слишком молодой, слишком ухоженный, слишком обжитой. И слишком неприятные воспоминания он вызывает.

Гарри шел по улице, разглядывая дома. Какая ирония. Теперь Дадли убегает от него, прячась на улице. С утра, пока его друзья не проснулись и не вышли гулять, он был один. Почему только он сам не спал в такую рань? И наверняка Дадли думал, что Гарри его преследует. «Охота на Дадли»…

То и дело он видел в привычном окружении какие-то мелочи, почти забытые, вытесненные из памяти. Вроде скворечника на старой липе или почтового ящика в виде корабля — то, что привлекало внимание в детстве, на что он смотрел по дороге в школу. Но время от времени Гарри замечал что-то новое, то, чего он не помнил. На что он-ребенок не обращал внимания. Цветы на окне или садовый шланг на лужайке перед домом. То, что детское сознание отметало как «неинтересное».

Выйдя из города, Гарри тут же свернул с асфальта на тропу, которая вела к небольшой березовой рощице в полумиле от дороги. В тени деревьев он улегся на траву, раскинув руки, и просто уставился в небо через просвет в кронах. Он не беспокоился, что его кто-то может увидеть: от дороги его скрывали высокие кусты шиповника. Да и не ходит там никто в такую рань.

Небо было высоким, холодным и прозрачным. Единственное, за что мог зацепиться взгляд, это листья вокруг. Гарри словно лежал на дне колодца, стенами которого были неподвижные кроны. Иногда отдельный лист вдруг начинал раскачиваться, что смотрелось странно на фоне общей неподвижности и штиля. Но Гарри заставил себя не отвлекаться. Он смотрел вверх прямо над собой неподвижным взглядом, отбросив все мысли. Слишком многое навалилось на него разом. Слишком много вариантов, слишком большая ответственность.

Правильно ли он поступает, храня все в тайне? Не лучше ли было рассказать обо всем Дамблдору? Снять с себя ответственность, а может даже, избавиться от воспоминаний? Или написать себе подсказки и стереть память самому? Жить как обычный ребенок. То есть как обычный ребенок-волшебник… Да нет, зачем себя обманывать. В этой стране ему не уйти от клейма героя. И возможный побег из Англии он обдумывал уже не один раз.

Снова накатила тоска. Что бы он ни решил, как бы ни вел себя, друзья для него потеряны. «А может, к черту такую жизнь?» Два слова — и конец терзаниям. Не будет ни друзей, ни врагов, ни снов об Азкабане. Только вот сработает ли в третий раз смертельное проклятие как положено?

Он говорил себе, что проблемы надо решать по мере поступления. Сначала — одно, потом другое. Но с другой стороны, он знал будущее. Или, по крайней мере, каким оно может стать. И действовать он должен с оглядкой на последствия. А это было слишком сложно. Он мог видеть, к чему привели его те или иные решения в прошлой жизни. Но предсказать, к чему приведет другой выбор, он не мог. Это была задача многих переменных, и все они зависели друг от друга.

Что будет, если он избавится от Квирелла в начале года? Попытается ли Волдеморт захватить еще чье-то тело или без сил затаится до поры? Философский камень-то еще будет в школе. А подчинить ребенка ему будет гораздо проще, чем взрослого мага. В начале года Темный лорд был еще достаточно силен для этого.

А дальше? Как повлияет исчезновение или смерть преподавателя ЗОТИ на авторитет Дамблдора и Хогвартса? На что будет готов пойти попечительский совет после нападения василиска? Да, Гарри планировал предотвратить это. Но у него не было уверенности в успехе. Если избежать истории с василиском, то второй курс будет самым обычным. Только Люциус Малфой останется в Попечительском совете школы… Второй курс, пожалуй, меньше всего связан с остальной историей, приведшей к воскрешению Волдеморта. Но вот если только вовремя не остановить Тома Редла из дневника… В общем, проблемы с «историей» ни в какую не хотели решаться. И Гарри был далеко не первым человеком, имевшим запутанные отношения со временем.

Хотя маховик времени был не слишком распространенным предметом, теория путешествий во времени была разработана в магическом мире достаточно хорошо. Главным постулатом ее было «нельзя изменить прошлое». Если вы отправляетесь в прошлое, все действия, которые вы совершите, приведут именно к тому варианту настоящего, из которого началось путешествие, и который вы запомнили. Отделом тайн было поставлено несколько экспериментов, выявивших абсолютную бесполезность попыток изменить уже произошедшее. И даже опасность этих попыток.

Эксперимент был простой. Человек совершал какое-нибудь простое действие, вроде столкнуть со стола хрустальный шар. Шар, конечно, разбивался, но человек этого не видел, так как стоял по другую сторону стола. После этого делалось две копии листа с описанием произошедшего. Один оставался у наблюдателей, другой — у путешественника, после чего тот отправлялся в прошлое с задачей — не дать шарику разбиться.

Несмотря на кажущуюся простоту миссии, достичь успеха так и не удалось. Чтобы исключить парадокс встречи с самим собой, путешественник после возврата в прошлое действовал под мантией невидимкой, а сталкивая шар, он не имел возможности видеть и слышать, как тот падает на пол. И тут начиналось странное. Путешественник перемещался в прошлое, открывал лист с описанием, и узнавал, разбился шар или нет. После этого он должен был сделать так, чтобы получить обратный результат. Но что бы он ни делал, когда он дожидался времени отправки, чтобы снять мантию и сличить результаты, оказывалось, что записи эксперимента и у наблюдателя и у путешественника совпадают. Причем путешественник под сывороткой правды подтвердил, что выполнил свою задачу. Как это могло быть, никто объяснить не мог.

В попытках сделать эксперимент достовернее отдел тайн дошел до того, что все участники были одеты в мантии невидимки, а на комнату наложены чары тишины. Путешественнику было передано заведомо неверное описание, содержащее не тот результат, что получился в первой части эксперимента. В результате путешественник пропал. Когда пришло контрольное время, он не появился. Его не смогли найти ни в отделе тайн, ни в министерстве. Он не появился у себя дома. Человек просто исчез. И это при всех тех возможностях отдела тайн, который мог найти своего сотрудника или его тело на краю света. Потеряв двоих, отдел тайн отказался от своих экспериментов, раз и навсегда объявив, что путешествие в прошлое с целью изменить случившееся бесполезно и грозит гибелью.

Практическим итогом же стала инструкция к маховику времени. Его можно было использовать, чтобы находиться «в двух местах одновременно», но никак не пытаться изменить свершившееся.

Но Гарри видел фильм «Назад в будущее». Он запомнил теорию ветвящихся миров. И если это — правда, то, изменив что-то, он навсегда изменит историю этого мира, создаст развилку. А он уже убедился, что способен влиять на реальность. Возможно и пропавшие невыразимцы, сумевшие поймать шарик вопреки ложной инструкции, создали новую ветку реальности.

Так что, «стоит только ступить на дорогу и дать волю ногам, и неизвестно, куда тебя занесет».

Поэтому Гарри решил придерживаться старого русла истории в том, в чем мог, чтобы не терять преимущества своего ЗНАНИЯ. До его четвертого курса можно было попытаться сохранить известный ему порядок. Хотя даже в свои двадцать два он содрогался от перспективы сразиться с василиском. Впрочем, этого-то как раз можно было избежать, не создав изменений в остальной истории.

С третьего курса дела пошли под откос, даже если сразу этого и нельзя было увидеть. Будет ли Волдеморт пытаться втянуть его в Турнир? Или вернет себе тело, как только у него появится возможность? Это ведь после третьего курса Петтигрю сбежал, чтобы «найти своего господина»… Гарри вспомнил сумасшедшую предсказательницу в трансе. «Темный лорд покинут своими слугами..» И побег Петтигрю, когда надежда на свой дом и семью была так близка. «Может быть, если бы ты захотел… Ты мог бы жить со мной…» Худое грязное лицо, хриплый голос, полный надежды…

«Сириус»! Гарри вскочил и заметался по полянке, спотыкаясь о корни и путаясь в высокой траве. Сириус жив, и он в Азкабане. Он вспоминал о Люпине, о друзьях и одноклассниках. Но он забыл о крестном. Гарри смирился с его смертью, принял ее. Шесть лет назад. Он так хотел забыть об этом, что у него получилось. Теперь Гарри осознал, что о мечте сбежать из Англии можно забыть. Да и раньше, даже в мыслях он говорил «сбежать», а не «переехать», на подсознательном уровне считая такой поступок трусостью, попыткой уйти от ответственности. Теперь же ему совершенно необходимо было оставаться здесь. Поехать в Хогвартс и освободить Сириуса. И планы сохранять статус-кво придется тоже отбросить. Гарри понадобится помощь, ведь ему становилось жутко даже от мысли о визите в крепость-тюрьму. Он не Волдеморт, ему не по силам вломиться в Азкабан и освободить его узников. Да и Темный Лорд штурмовал замок не в одиночку.

Но это и не нужно, ведь Сириус невиновен. Нужно лишь дать делу ход. Повод к расследованию. И лучший способ — разоблачить Петтигрю.

Гарри прислонился спиной к стволу ближайшего дерева. «Только не так, как прошлый раз. Предателя должен найти тот, кому поверят, чьи слова не вызовут сомнения. Или его должны увидеть множество людей, чтобы министерство не могло замять дело».

До вечера Гарри обдумывал новую проблему, гуляя за городом, подальше от людей. Не то чтобы после указателя «Литтл Уингинг» вдруг начинались джунгли, и исчезали все следы человека. Просто чем дальше от города, тем больше становилось расстояние между домами. Появлялись пустыри, островки деревьев, а еще дальше расположились поля и фермы. Из любой точки можно было увидеть дом, амбар или ветряк. Густых лесов, закрывающих от путника небо, в которых можно заблудиться, здесь не было.

Перед глазами стояло улыбающееся лицо крестного, Гарри, словно наяву слышал его хриплый смех. «Сириус жив»! — снова и снова крутилось в голове. Да, он отказался от друзей, но эту потерю проще будет перенести, когда рядом будет хоть один близкий человек. Взрослый, на которого можно положиться. Который пережил то же, что и он. Он вытащит Сириуса из тюрьмы.

Гарри прошел, наверное, миль пятнадцать, узкими тропинками обходя поля и сады, когда солнце стало клониться к закату. Он был милях в трех от городка, когда повернул назад. По дороге к дому Дурслей он вспомнил про бутерброды, взятые с утра, и на ходу сжевал их, не чувствуя вкуса. До дома он добрался часам к одиннадцати, уже смеркалось. Правда, в городском парке все еще играли дети, крича и смеясь. Катались на качелях, играли в мяч, бегали наперегонки. Тисовая улица была пустынна. Только виднелась на перекрестке одинокая фигурка с собакой. Пока Гарри шел по тротуару, включились, медленно разгораясь, фонари.

Тетя, открывшая дверь, молча ушла в гостиную. Ни возмущения, ни ругани за позднее возвращение. Через пару секунд в комнате замолчал телевизор и, не глядя по сторонам, с впечатляющей скоростью, под аккомпанемент топота и скрипа ступеней, вверх по лестнице пронесся его кузен Дадли. Раздался звук закрывающейся двери и щелчок замка.

Ужинал Гарри в одиночестве на кухне. Снова бутерброды и сок. Но ему ли жаловаться после Азкабана? Сейчас для него даже простой кусок хлеба — вершина кулинарии. Старшие Дурсли практически сразу после его прихода ушли в свою спальню. Так что теперь свет горел только на кухне. И в коридоре. Гарри просто не мог смотреть на темноту в дверном проеме, хотя сейчас он находился внутри злосчастной кухни. Сидеть спиной к двери оказалось еще хуже. Поэтому, чтобы спокойно поужинать, пришлось включить свет.

Покончив с едой, Гарри поставил на плиту джезву. Он смотрел, как закипает вода, отбросив все мысли. Пусть кофе перед сном — не слишком полезно. Ему надо успокоиться и подумать. С кружкой крепкого кофе, освещая себе дорогу палочкой, он поднялся в свою комнату. Запер дверь, забрался на кровать, прижав колени к груди, поставил кружку рядом с собой, вдавив ее в покрывало, чтобы она не опрокинулась.

Конечно, лучше находиться где угодно, лишь бы не в Азкабане. Но дом Дурслей — худшее из возможных мест. Для него, по крайней мере. Страх, ненависть, презрение, беспомощность, одиночество — вот какие слова назвал бы Гарри, если бы его спросили, какие ассоциации вызывает у него дом номер четыре по Тисовой улице, дом его дяди и тети.

Но куда он может отправиться? Что он видел в волшебном мире, где был? Косой Переулок, Дырявый Котел? Смешно. Из всего волшебного мира он знал только школу. Если честно, то и о Литтл Уингинге он тоже мало что мог сказать, несмотря даже на то, сколько времени он провел на улице, убегая и прячась от шайки Дадли. Он не пытался узнать здесь что-то новое, запомнить, кто живет в домах, мимо которых он ходил каждый день. Узнать имена всех учителей, даже фамилии одноклассников он знал через одну. Это не был его дом. Лишь «автобусная остановка»…

Допивал он уже холодный кофе. И то, по привычке не оставлять недоеденное и недопитое.

* * *

— АВРОРАТ! БРОСИТЬ ПАЛОЧКУ! НЕ ДВИГАТЬСЯ! И вот он, оглушенный, падает на пол. Снова.

Гарри лежал, глядя на темный потолок. Пульс медленно приходил в норму. Один и тот же сон повторялся каждую ночь, из раза в раз. Он был слишком подробным, реалистичным. Как воспоминание из омута памяти. Окружающее было четким, детальным. Никакой туманной дымки, искажений и прочего, что обычно приписывают снам. Он как будто каждый раз заново переживал этот эпизод своей жизни. Во сне Гарри ощущал все те же эмоции, что однажды ему довелось испытать в реальности. То же удивление, недоверие, страх, отчаяние. Но после пробуждения оставались только раздражение и злость. И бешеный стук сердца. Почему, ну почему ему снятся эти сны?

Гарри оделся, не включая свет. Надел новую одежду, купленную в косом переулке. Такие же джинсы, джинсовая куртка, кроссовки. Но все новое, по его размеру. Побросал в рюкзак все, что успел достать из него: одежда, чернила и пергамент, футляр для очков. В раздумьях замер над пустой совиной клеткой. Но места в рюкзаке хватало, так что клетка отправилась следом. Вспомнил о метле и мантии-невидимке — непременном атрибуте любой тайной вылазки. А еще карта мародеров… Когда вокруг не осталось ничего, что бы напоминало о его недолгом проживании здесь, он вышел в коридор.

Дверь в комнату кузена была в шести футах по коридору. Заклинание тишины, отпирающее. В отличие от задвижки в его комнате, у Дадли в дверь был врезан дисковый финский замок. Очевидно, «алохoморе» было все равно. В комнате было темно. Тяжелые шторы не пропускали слабый ночной свет.

— Lumos. В тусклом свете палочки Гарри разглядел на кровати фигуру Дадли. Он не помнил, чтобы универсальное отменяющее заклятье причиняло какие-либо неудобства, но чем воспользовался Хагрид, он не знал. Поэтому сначала наложил на кузена сонные чары, а только потом — «финиту». На всякий случай Гарри применил еще «Пятый возврат». Это было универсальное контрзаклинание к трансфигурации до пятого уровня. Всего «возвратов» было семь. Каждый раз, перед тем, как перейти к изучению более сложной трансфигурации, студенты должны были выучить «возврат» соответствующего уровня, чтобы в случае неудачи вернуть объект в исходное состояние. «Возвраты» отменяли любую трансфигурацию своего уровня и ниже. Без сдачи на контрольной этого заклинания продолжить изучение трансфигурации было невозможно. Хоть весь семестр учи. Или бросай предмет. Превращение человека как раз относилось к пятому уровню. И изучалось на шестом курсе. Вряд ли Хагрид, которого исключили раньше, мог заколдовать Дадли чем-то более сложным. Но испытывать действенность одной «финиты» или более низкого «возврата» Гарри не собирался. У него вызывала отвращение необходимость проверять, исчез ли у кузена хвост. Он применил самый сильный «возврат» из своего арсенала — пятого уровня.

Дальше было сложнее. Гарри очистил свой разум от посторонних мыслей. Он сосредоточился на своей жизни у Дурслей. Чулан под лестницей, всеобщее презрение, несправедливые обвинения и наказания, постоянная работа по дому. Насмешки и издевательства Дадли и других детей... Гарри вовремя вспомнил, что история с Добби, его заточение в своей комнате, и прочие события здесь еще не произошли. Да теперь и не произойдут. Он слабо улыбнулся.

— Obliviate! Прощай, кузен.

Та же участь постигла старших Дурслей. Гарри стер все воспоминания, связанные с ним и его жизнью у Дурслей. Но он оставил в их памяти Хагрида и его разрушительный ночной визит в рыбацкую хижину. Это было нужно для его плана.

Гарри вышел в коридор. Он только что видел всех Дурслей, спящих в своих комнатах, а подсознание все равно упорно пыталось нарисовать кровавую картину перед кухней. Он шел, глядя на закрытую дверь, освещая пол перед собой «люмосом». Он хотел бы покинуть это дом сразу же, как стер родственникам воспоминания, но это был глупо. Нельзя было идти на поводу у своих страхов, тем более, когда это может помешать его планам. Он медленно протянул руку и коснулся двери, ругая себя за иррациональный ужас. Кухня, естественно, была пуста, а пол блестел вымытым кафелем. Гарри выдохнул и попытался унять дрожь в руках. «Последний раз. Последний раз в этой чертовой кухне».

Гарри не стал завтракать, а лишь собрал полдюжины бутербродов и захватил с собой пакет апельсинового сока. Он вытащил из подставки самый большой нож, мысленно содрогнувшись от посетившего его видения, как неизвестный в черной мантии именно этим ножом убивает застывших от страха тетю и дядю, оставляя кровь растекаться по полу. Но нет. Гарри знал, что они были убиты заклинанием. «Сектумсемпрой». Картинка ничуть не лучше. Он помнил, как оно работало. Невидимые перекрещенные лезвия рассекали одежду и плоть. Болевой шок и сильная кровопотеря делали это заклинание фатальным даже для волшебника, не говоря уже об обычных людях.

В прихожей Гарри пришлось задержаться, чтобы написать короткую записку. Для этого он вновь достал перо и чернила из рюкзака. На обрывке пергамента нарочито небрежно, с кляксами и ошибками он нацарапал «Я знаю где ты жывеш Дурсль». Потом вышел, захлопнул дверь и, размахнувшись, прибил записку к двери ножом. Острие вошло в толстую дубовую дверь едва на четверть дюйма. Как только Гарри отпустил руку, ручка ножа тут же стала медленно наклоняться. Не дожидаясь, пока лезвие вывернется из доски, Гарри отталкивающим заклинанием вогнал его в дверь до середины.

Такое послание Дурсли не смогут проигнорировать. Гарри надеялся, что страх перед волшебниками и, в частности, перед Хагридом заставит их сменить место жительства в тайне, не привлекая внимания и не сообщая никому нового адреса. Кроме того, если он не будет возвращаться из Хогвартса на каникулы, за ним не смогут проследить, чтобы узнать, где живут его родственники, и где можно найти его самого.

Гарри дошел до ограды и посмотрел на дом, в котором прожил все свое детство. Светлый, чистый и аккуратный двухэтажный дом, выделяющийся среди других таких же домов скорее тем, что не имел никаких особенностей. Дурсли избегали всего, что бы выделило их среди таких же обычных обитателей Тисовой улицы — типичных представителей среднего класса. Даже пышную цветочную клумбу тетя разбила лишь после того, как это сделали оба соседа — и слева, и справа. Кто-то посадил деревья, которые теперь доставали верхними ветками крыши, другие перекрасили фасад в яркие цвета, некоторые даже обзавелись росписью стен. Через пять домов во дворе стояли детские качели. Но Дурсли не были готовы даже поставить статуэтки гномов, или флюгер на почтовый ящик. Они слишком зациклились на стремлении быть обычными и на мнении соседей. Настолько, что стали выделяться именно этими чертами. К счастью, они об этом не подозревали.

Дом номер четыре никогда не привлекал как место для игр ни Гарри, ни других детей. Здесь не было ничего загадочного, ничего необычного, что бы могло вызвать интерес. Не было ничего бросающегося в глаза, запоминающегося. Сейчас не было даже решетки на окне его комнаты.

Помнится, в свое время Дурсли рассказывали соседям, что к ним пытался забраться вор. Но в маленьком городе слухи расходятся быстро. А на соседней улице жил полицейский, который рассказал своим друзьям «по-секрету», что заявления о попытке ограбления Дурсли не подавали. Да и ставить решетку только на одно окно, да еще и на втором этаже, по меньшей мере, недальновидно. Это только укрепило подозрение соседей, что «что-то здесь не так». Большим сюрпризом для Гарри стал разговор соседских детей, который он подслушал перед своим пятым курсом, когда ему приходилось таскать из мусорки газеты и прятаться под окном гостиной, подслушивая выпуски новостей. Оказывается, их неожиданный спешный отъезд на несколько дней — бегство от писем из Хогвартса, сравнивали с Приключением Бильбо, который вот так же неожиданно, без предупреждения в один прекрасный день просто исчез. Что уж там наплели Дурсли в свое оправдание, Гарри не знал, но соседи им поверили, конечно, только для виду. Эх, если бы они стали свидетелями визита Дамблдора, Дурсли бы уже никогда не избавились от славы героев «Хоббита».

Гарри понял, что, стоя так долго на подъездной дорожке, просто оттягивает с решением. Он глубоко вдохнул, повернулся и сделал шаг в неизвестность. С резким хлопком он исчез.

Было три места в Лондоне, куда Гарри мог трансгрессировать. Дырявый котел, Кингс Кросс и Площадь Гриммо. Он появился возле Дырявого котла, глубоко вдыхая воздух. Все-таки это был деловой район города. Трансгрессия далась ему тяжело. Ощущения были еще хуже, чем первый раз, когда его брал с собой Дамблдор. На шестом курсе во время обучения, Гарри казалось, что неприятные эффекты уменьшаются тем сильнее, чем больше он практиковался. Но это тело совершало трансгрессию впервые. Самостоятельно, да еще и в одиннадцать лет. Он прислонился к стене и потер виски, пережидая, пока пройдет тошнота и головокружение.

В ближайшем киоске он купил газету с объявлениями и карту Лондона. До Хогвартса еще больше трех недель, и его первоочередная задача — найти жилье. Гарри рассчитывал снять квартиру у частника. И тут его подстерегали неожиданные препятствия. Во-первых, транспорт. Конечно, Гарри было по силам доехать на метро или найти остановку и дождаться нужного автобуса. Но дорога занимала от получаса времени, что для непривычного к общественному транспорту Гарри было настоящей пыткой. Духота, давка, толпа народу вокруг. Гарри постоянно следил, чтобы кто-нибудь не сломал его палочку, хоть она и была в чехле. Рюкзак приходилось держать перед собой: или порвут в толпе, или украдут из него что-нибудь. А еще был страх случайно применить в этой толпе магию. Что-нибудь опасное и разрушительное.

Выходя на улицу, Гарри еле сдерживал дрожь в руках. Пару раз Гарри пробовал поймать такси. Но желтые автомобили не спешили останавливаться перед ребенком. Звонить по поводу жилья приходилось из автоматов. При этом большинство собеседников просили позвать к телефону родителей или просто бросали трубку. А главное — никто не хотел сдавать квартиру одиннадцатилетнему ребенку. Его отговорки вроде «папа задерживается, он придет вечером» не впечатляли владельцев жилья. После двух дюжин звонков и трех поездок к тем, кто соглашался показать квартиру, Гарри решил сделать перерыв.

В первом попавшемся сквере он повалился на скамейку, устало оглядываясь. Людей было мало. Только двое парней лет пятнадцати спортивного телосложения бодро бежали по дорожке между деревьями. А ведь ему тоже надо заняться тренировками…

Возраст, чтоб ему! Гарри не подумал, что он всего лишь ребенок. Видимо, тот факт, что он спокойно снимал комнату в Дырявом Котле, повлиял на его восприятие. Но здесь, в обычном мире никто не знал Гарри Поттера. И выглядит он гораздо младше, чем на третьем курсе. И, конечно, его не встречает Министр на пороге гостиницы, чтобы проследить, как он устроился.

Гарри съел три бутерброда и выпил полпакета сока, размышляя, как ему быть дальше. Искать подпольных арендодателей, уклоняющихся от налогов — не вариант. Поселиться в гостинице шансов не больше, чем снять квартиру. Еще и в полицию позвонят: ребенок один в городе, с деньгами. То ли малолетний преступник, то ли потенциальная жертва.

Теперь Гарри медленно шагал по улице, отдыхая от своего забега в поисках жилья. Время шло к полудню, и солнце припекало вовсю. Воздух еще не прогрелся, как следует, и в тени было прохладно, но на солнце, становилось понятно, насколько жаркий будет день. Людей на улице все еще было гораздо больше, чем он привык видеть, но все равно — не сравнить с тем, что творилось с утра, когда он появился в Лондоне в утренний пик. Воздух, тем не менее, переполняли выхлопные газы тысяч автомобилей, ползущих по разогретому асфальту, что было особенно неприятно для Гарри, практически не бывавшего в больших городах.

От размышлений отвлекла витрина с выставленным телескопом, мимо которой Гарри в этот момент проходил. Телескоп ему был нужен. Хагриду пришлось соврать, что уже приобрел его. «Интересно, где Хагрид купил свой бинокль»? — тот выглядел уж очень магловским.

В противоположность магическому магазину, помещение было ярко освещено. Пол выложен белой плиткой. Вдоль стен — ряды телескопов. Гарри прошелся, рассматривая приборы и сравнивая цены. «Да, это вам не средневековье», — подумал он, стоя напротив толстенного рефлектора на массивной треноге c винтами точной настройки и противовесами. Стоил он почти десять тысяч фунтов.

Гарри повезло. Он нашел товар с уценкой. Телескоп имел вмятину на корпусе, а главное — трещину в зеркале. Из-за этого цена опустилась с полутора тысяч фунтов до трехсот. Гарри прикинул, что легко сможет его полностью восстановить и позвал продавца.

Продавать неисправный телескоп ребенку в магазине не хотели. То ли опасались судебного иска и удара по репутации, если это откроется, то ли просто были порядочными людьми, и действовали в интересах самого Гарри. Роли это не играло. Ему не давали сэкономить на починке. Пришлось пойти на хитрость, и заявить, что его дядя держит ремонтную мастерскую и может починить что угодно. Администратор скептически посмотрел на него, сомневаясь в способности какого-то «дяди» починить точную оптическую систему. Но в итоге ему дали на подпись бланк отказа от претензий и упаковали телескоп в коробку.

Едва выйдя из магазина, Гарри огляделся в поисках какого-нибудь укрытия. Коробка была большая и тяжелая, хотя телескоп выглядел очень компактно, по сравнению с другими моделями. Это был комбинированный телескоп. Линзово-зеркальный по схеме Шмидта-Кассегрена. Он имел гораздо меньшую длину, при этом — гораздо лучшую разрешающую способность и светосилу. Правда, весил он около тридцати фунтов, так что при первой же возможности Гарри убрал его в рюкзак, облегченно вздохнув.

Теперь оставалось только найти жилье. Хоть в рыбацкую хижину иди жить. Ту самую, на острове. Гарри представил себя одного, ночью, в шторм. И каждый день трансгрессировать в городок за едой? Хм, а ведь там должна быть хоть какая-то гостиница. А если нет, то снять комнату там будет гораздо проще, чем в Лондоне. Гарри глубоко вздохнул, готовясь к тошнотворным ощущениям. А потом повернулся на месте.

Гарри трансгрессировал не на вокзал и даже не на одну из улиц, по которым они с Хагридом шли к этому вокзалу. Он появился на пляже под берегом, напротив стальной лестницы. Чуть не промочил ноги, но вовремя отпрыгнул от накатившей волны. Вода с шипением спала, увлекая мелкую гальку, скрывая его следы и оставляя ровную полосу прибоя.

Гарри постоял, согнувшись, опираясь руками о колени. Во второй раз перенос был легче. Но все равно выбил его из колеи. Свежий морской воздух привел его в себя гораздо лучше лондонского смога. Снова всплыло то ощущение свободы и простора. Он сгреб в горсть гальку из под ног и медленно, по камешку, ссыпал ее обратно, чувствуя как мокрые холодные камни выскальзывают из пальцев. Сполоснув руку в набежавшей волне, Гарри подумал, что даже если он не найдет жилья в городе, хижина будет не таким плохим местом, для начинающего мага. Он прошел к лестнице, по пути из интереса раскидал ногой кучу водорослей, но ничего не нашел.

Он поднимался медленно, постоянно останавливаясь полюбоваться на море. С каждым пролетом картина менялась. Чем выше он поднимался, тем более объемным становился вид. Сверху было видно множество пенных гребней, рассыпавшихся вдалеке от берега. Остров, который с пляжа представлялся как серая стена, закрывавшая горизонт, обретал объем, покрывался зленой шапкой из редких деревьев и кустов. С самого верха можно было видеть за островом полосу воды до горизонта.

От вершины лестницы вдоль берега в обе стороны расходились тропинки. Гарри прошел по одной из них несколько метров, и перед ним открылась прогалина среди кустов. Под невысоким сучковатым деревом была вкопана скамейка. Трава перед ней была низкой, но не вытоптанной. Кора дерева там, где ветки нависали над скамейкой, была стерта почти до блеска. Видимо, Гарри нашел популярное среди жителей городка место. Он присел на скамейку, положив рюкзак рядом. Эта полянка над обрывом была хорошо скрыта от случайных прохожих, но, на взгляд Гарри, была слишком легкодоступна. Того, кто занял бы ее, постоянно беспокоили бы менее удачливые искатели уединения. Ведь узнать, что место занято, можно было, только заглянув за поворот в стене кустов. «Если только у местных нет строгой очередности посещения».

Впрочем, сейчас здесь было пусто и тихо. Тишину нарушал только крик чаек, а плеск и шорох прибоя уже через несколько минут становился, если специально не прислушиваться, неразличимым фоном. Можно было спокойно обдумать, что рассказать в гостинице, чтобы ему согласились сдать номер.

На этот раз в кафе были заняты два столика. За одним, возле окна, торопливо допивал кофе черноволосый мужчина в костюме, по виду — клерк. За другим — обедали, сложив сумки с инструментом под стол, двое рабочих в синей форме. Гарри принял их за электриков.

За стойкой была незнакомая девушка. Гарри попросил ее позвать хозяйку.

Саманта спустилась по лестнице, успешно скрывая недовольство от того, что ее отвлекли.

— Добрый день, — Гарри поспешил поприветствовать хозяйку.

— Привет. Только решила отдохнуть после обеденного пика…Ну, чего тебе?

— Хочу снять у вас комнату. Но от обеда я бы тоже не отказался, — Гарри улыбнулся.

— Хм. А я тебя помню. Гарри, да? С тобой еще был такой… высокий мужчина…

Гарри заранее постарался просчитать этот разговор, поэтому он представлял, что у него могут спросить, по какой причине отказать. Это был намек, что ребенку сдавать жилье не принято.

— А, дядя Хагрид. Ему позвонили с работы. Надо было на пять дней уехать в Эдинбург. Он хотел снять номер в Лондоне, а что я там буду делать? А родители сейчас во Франции. Они же не знали… Я сказал, что не хочу в Лондоне жить. А дядя Хагрид хотел сам снять комнату, а он тогда не успел бы на самолет. А в Лондоне же преступников много. И смотреть там не на что. А Биг Бен я видел, И Тауэрский мост. А здесь море. И деньги он мне оставил.

Гарри намеренно упрощал свою речь, пытаясь казаться ребенком. Строил короткие предложения, не использовал сложных оборотов и слов. А еще он специально упомянул преступность. Он не оставил Саманте выбора. Либо сдать его в полицию, либо оставить на улице.

— А почему он не взял тебя с собой? И он же не англичанин, да?

Гарри уже видел, что его план сработал. Но Саманта перебирала все возможные варианты. Глупо. Даже если бы воображаемый дядя мог бы его взять в Эдинбург, то он этого уже не сделал.

— Не знаю. Наверное, не мог, — какой еще ответ можно ждать от ребенка о делах взрослых? — Вообще-то он из Австралии. Приехал в отпуск.

— Он мог бы отвезти тебя домой.

— Ну, он не хотел, чтобы я остался дома один. Он сказал, что за мной кто-нибудь должен присматривать.

— И кто же этим будет заниматься? Здесь не детский сад.

— Вообще-то это он просто так, для порядка. Я ему говорил, что могу сам прожить пару недель, без взрослых. Я уже не маленький. И родителям говорил…

Пожалуй, он перестарался, пытаясь сойти за ребенка. Даже в свои одиннадцать он говорил более связно. А так мог бы изъясняться Дадли.

— Ладно, — вздохнула Саманта. — Пойдем. А где твои вещи?

Саманта зашла за ключами и провела его на второй этаж. В короткий коридор выходило четыре комнаты и ванная.

— Вот эта будет твоя, — Саманта открыла дверь и протянула Гарри ключ. — Постельное белье в шкафу, ванная в конце коридора, завтрак входит в стоимость, остальное — за отдельную плату. Телевизора нет.

Гарри бегло оглядел комнату — чисто, светло. Заправленная кровать, тумбочка, письменный стол, шкаф — все светлого дерева, матерчатое кресло с широкими подлокотниками. А телевизор ему не понадобится.

После обеда Гарри улегся на кровать в своей комнате и задумался, как освободить Сириуса. Поймать его самому и сказать, что «крыса вела себя странно» — значит сразу попрощаться со своими планами на тихую жизнь. Тем более, что он будет в Когтевране. Кто-то должен обнаружить Питера. Причем без подсказок Гарри. Никто не должен его связать с поимкой преступника. Просто написать письмо, в котором рассказать о крысе-анимаге — не вариант. Во-первых, ему не поверят, а если поверят, автора письма будут искать. И даже если не смогут его опознать, все равно заинтересованные люди будут знать, что в игру вступил новый персонаж. Будут настороже. Будут искать его вмешательство в любой «случайности».

Поэтому надо дать «случайную» подсказку. Позволить человеку «самому» найти предателя. И при этом нужно, чтобы подсказку не списали на «показалось». Поэтому найти Петтигрю должен тот, кто в этом заинтересван — его друг или враг. Скажем, Люпин или Снейп. Дамблдора Гарри не рассматривал как кандидатуру. Слишком рискованно. Кроме того, неизвестно, что предпримет директор, захочет ли обнародовать информацию. А без этого освободить Сириуса не удастся.

Да и Люпин, пожалуй, не подойдет. Невозможно подбросить ему подсказку, чтобы не попасть под подозрение. А вот Снейп, помнится, с энтузиазмом пытался сдать Сириуса в министерство, не оглядываясь на Дамблдора или Пожирателей.

«Пусть, например, Снейп случайно найдет активированную карту мародеров». Карту было жалко, хотя ее у Гарри даже еще не было. Но Сириус важнее. «Допустим, Снейп найдет ее в коридоре во время обхода. Нужно, чтобы он увидел на карте Питера. А зельевар, вероятно, предпочтет следить за Поттером. Вряд ли Снейп будет изучать подряд все имена на карте.

За полчаса Гарри пришел к идее сделать копию карты, на которой было бы легко заметить имя Питера. А чтобы это не выглядело слишком явной подсказкой, пусть на карте будут отображаться только имена взрослых, находящихся в Хогвартсе. Уж среди дюжины имен заметить Петтигрю, которого там быть не должно — задача гораздо более простая, чем отыскать его среди сотен учеников.

Чувствуя, что сейчас заснет от усталости, Гарри повалился на застеленную кровать и очистил сознание от мыслей и образов. Все-таки он этой ночью почти не спал, а с утра достаточно побегал по Лондону.

На ужин Гарри спустился в кафе. За стойкой была Саманта. Он заказал тушеные овощи с мясом и кофе. Гарри постарался отвлечься от обдумывания

карты и насладиться вкусом еды, рассматривая посетителей, которых к вечеру становилось больше.

Обычные жители обычного провинциального городка. Они занимали столики поодиночке или компаниями по два-три человека. Некоторые, покончив с ужином, подсаживались к соседям, чтобы поболтать о жизни за кружкой пива. Мир и покой. И никто не знает, что рядом с ними ужинает сам Гарри Поттер. Гарри усмехнулся. Как хорошо, когда тебя не узнают на улицах. Не смотрят с восторгом или презрением. Ради этого стоило выбираться в обычный мир.

А ведь среди простых людей гораздо больше известных и популярных людей. И большинство спокойно живут, не избегая людных мест и не окружая себя охраной. И причин этому достаточно.

Во-первых, знаменитостей было именно «много». Очень много. Писатели, музыканты, художники, актеры, политики, спортсмены…Тысячи жанров, направлений, ветвей, видов…

Самый прославленный в какой-либо области человек для несведущего — всего лишь один из тысяч прохожих. Всеобщим узнаванием могли похвастаться лишь действительно значимые фигуры — королева Елизавета, принцесса Диана, премьер-министр (и то, только действующий)… Большинству же публичных персон было достаточно надеть пиджак другого цвета, чтобы люди на улице не кричали от восторга. А даже если кто-то и узнавал в прохожем знаменитость, он мог промолчать из уважения к частной жизни, самому человеку или всего лишь из-за сомнений, не обознался ли он. В одном только Лондоне проживало восемь миллионов человек. Тут можно было встретить двойника Папы Римского или президента Америки. Достаточно сменить известный образ — одежду, прическу — и ты уже другой человек, может быть, в глазах прохожих немного похожий на знаменитость, но «откуда ей взяться на простой улице простого города»? Людей, способных узнать малознакомого человека только по лицу было не так много. Художники, причем далеко не каждый, в основном, портретисты; еще более редкие специалисты среди полиции, пластические хирурги — в общем, люди, чья работа связана с лицами. Ну и, конечно, простые люди с идеальной памятью на лица.

В волшебном мире было куда хуже и с узнаваемостью, и с тактичностью. Но все же стоило постараться создать публичный образ, яркий и узнаваемый, чтобы его можно было снять как маску, становясь для окружающих незнакомцем.

Едва вернувшись в свою комнату, Гарри вытащил из рюкзака самый большой пергамент и разложил его на столе. Прикоснувшись к нему палочкой, он нанес заглавие «Карта Хогвартса». Дальше пришлось подумать. Хогвартс имел восемь этажей в основном здании и еще башни и подземелья.

Гарри начертил простую прямоугольную раму, оставив по краям по четверти дюйма, а справа — полтора. Затем он нанес на свободном поле справа цифры снизу вверх от одного до восьми. Над восьмеркой он нарисовал стилизованную башню с зубцами, похожую на шахматную ладью. А под единицей — лесенку. На этом работа встала. Как сделать, чтобы картинка менялась при касании палочкой соответствующей цифры, Гарри не представлял.

Достав из рюкзака стопку школьных учебников, Гарри сел перечитывать руководство по заклинаниям. «Интересно, на каком курсе отец с друзьями сделали свою карту?»

За вечер Гарри перечитал весь учебник и просмотрел все заклинания. Некоторые неожиданно оказались незнакомыми. В прошлой жизни Гарри прилежно выполнял все задания, но не лез вперед программы, не читал, как Гермиона, для себя. Так что в книге нашлось много нового. Что-то вроде раздела «знаете ли вы», примечания к главам, исторические справки. Тонкости и нюансы, которые важны, когда отработаны базовые навыки.

Но все же это был всего лишь учебник для первокурсников. Там не было ничего, что бы помогло Гарри в его работе. А ведь нарисовать карту — это наиболее простая задача. А вот как сделать, чтобы подписи на ней перемещались вслед за людьми в замке?

Для начала надо было определить положение человека в пространстве. Потом в соответствии с этим переместить соответствующую подпись на карте. Только вот относительно чего эта подпись на карте будет двигаться? Что станет ориентиром? И как соотнести сотни футов коридоров и дюймы карты?

Чем более детально Гарри обдумывал задачу, тем более невыполнимой она казалась. Как только у него появлялась идея по поводу работы карты, он тут же осознавал, что совершенно не представляет, как ее воплотить в жизнь. Все его знания были слишком поверхностны, не связаны в единую систему. Это был набор разрозненных заклинаний, зелий, описаний растений и существ. Только то, что, по его мнению, могло пригодиться в будущем. Естественно, большинство его знаний относились к Защите. Он и не догадывался, какой огромный объем навыков понадобится для такой, казалось бы, простой задачи, как карта. И набор учебников для первокурсника ничем не мог ему помочь.

В попытке отвлечься Гарри залез в свой рюкзак, в поисках того, на чем можно было бы отыграться за неудачу с картой. Рука наткнулась на что-то большое, плоское. С удивлением Гарри вытянул из рюкзака коробку с совсем забытым телескопом. Ну, хоть что-то он со своими знаниями сможет сделать. Гарри аккуратно распаковал телескоп, освободив его от пенопласта и слоев пленки. Ради интереса он полностью собрал его, изредка заглядывая в инструкцию. Собранный прибор смотрелся внушительно. Черная блестящая труба, непривычно короткая и толстая. Отливающие фиолетовым стекла. Пластиковые винты подстройки. Раздвижная тренога. Вид портила только неглубокая вмятина на корпусе. С нее даже не облетела краска. Гарри попытался угадать, как телескоп получил такое повреждение. Но самым вероятным было самое простое объяснение — его просто уронили. Гарри вытащил палочку. Все-таки он не просто так сидел на лекциях по чарам. Тем более, чары починки он считал в высшей степени полезными и уделил им в свое время достаточно внимания. Вмятина — это ерунда. Гораздо важнее повреждение зеркала.

Было много нюансов в применении чар ремонта. Проще всего было починить видимое повреждение. Например, разбитую чашку. Особенно, если ты видел, как она разбилась, и все осколки были в наличии. Здесь достаточно было просто произнести заклинание. Другое дело — починить внутреннюю структуру. Особенно, если ты не знал, что конкретно сломалось. Еще хуже, если не было известно даже, что за вещь надо починить, и для чего она предназначена. Гарри было проще. Он в общих чертах знал устройство телескопа, и знал, что повреждено зеркало. Правда, он смутно представлял себе линзово-зеркальную схему. Да еще эти просветляющие покрытия… Поэтому он решил пойти сложным путем.

Для таких случаев была предусмотрена специальная методика, включающая в себя предварительное восстановление нематериальной структуры предмета. Но здесь надо было действовать очень аккуратно: телескоп состоял из множества деталей. И каждая из них в процессе своего создания прошла длинный путь изменения. Металлические детали начинали свой путь как руда, стеклянные — в виде кварцевого песка. А что было сырьем для пластмасс, красок и прочего, Гарри даже не представлял. Важно было, что при каждом изменении объекта менялась и его информационная структура. И если при идентификации этой структуры копнуть слишком глубоко, зацепить структуры исходных материалов, чинящее заклинание превратит предмет в горку песка. Но даже если не брать крайний случай, линзы можно было превратить в стеклянные отливки, отменить шлифовку, убрать просветление. То же самое могло случиться с металлическими и пластиковыми деталями. Поэтому Гарри очень осторожно и внимательно восстанавливал структуру объекта. Он снял трубу телескопа с подставки и положил на стол. Приняв ее за единое целое, можно было считать, что последнее изменение, которое с ней произошло, это и было падение, оставившее вмятину на корпусе и трещину в зеркале. Удерживая в мыслях этот полученный образ, Гарри взмахнул палочкой:

— Reparo!

Гарри с удовольствием оглядел вновь ставшую ровной трубу телескопа. Собрав его снова, он убедился, что и оптическая часть теперь в идеальном состоянии. Он немного понаблюдал за вечерним небом, наслаждаясь четкой картинкой и плавностью управления. По сравнению с его старым телескопом этот был все равно, что его новые очки по сравнению с поцарапанными и перевязанными изолентой «велосипедами». Впрочем, угол обзора из его окна совершенно не располагал к астрономическим изысканиям, так что Гарри разобрал телескоп и убрал его обратно в рюкзак. Вряд ли он понадобится до школы.

Ночью ему снилась какая-то неразбериха образов, совершенно вылетевшая из памяти, едва он проснулся. Но хотя бы не арест в доме Дурслей.

С утра, прямо после завтрака Гарри отправился к морю. Дойдя до скамейки над обрывом, он огляделся в поисках возможных свидетелей и перенесся в тупичок за Дырявым котлом. Ему нужны были книги. Да, в Хогвартсе была богатая библиотека, но до школы еще три недели. А Сириус все еще в Азкабане. Ведь еще неизвестно, сколько понадобится времени на изготовление карты.

Оказалось, что он все-таки поспешил. До открытия книжного оставался еще час. Гарри присел на скамейку рядом с магазином и от нечего делать стал перечитывать учебник трансфигурации.

С высоты своего опыта шести лет обучения Гарри легко пробирался по теории превращений. Теперь он даже видел, где автор учебника намеренно упрощал и искажал теорию. Подобно тому, как в учебниках математики для детей сначала дают натуральные числа, потом вводят дробные и отрицательные, меняя все представление. При этом до конца обучения им внушают, что делить на ноль нельзя, что квадратного корня из отрицательного числа не может быть. Но тот, кто выбирал математику для дальнейшего обучения, узнавал, что возможно практически все: и деление на ноль и бесконечность, и извлечение корня из минус единицы и вообще такие вещи, восприятию которых человеческий разум противится. Конечно, такая методика была разработана не просто так. Она учитывала восприятие детьми абстрактных понятий. Но, тем не менее, эта догматичность на раннем этапе обучения затрудняла в дальнейшем изучение предмета. Так же было и в магии.

Авторы использовали приемы, позволяющие детям выполнять нужные заклинания, не показывая всей картины. Догматично обосновывая на первом курсе невозможность того, что потом приходилось показывать на экзаменах.

Гарри краем глаза заметил человека в синей мантии. Щелкнул замок, затем мелодично звякнул колокольчик. Спрятав учебник, Гарри поднялся по короткой лесенке и зашел в магазин, заставив колокольчик еще раз зазвенеть. Продавец лишь хмыкнул, взглянув на раннего посетителя, и приглашающе махнул рукой в сторону книжных стеллажей.

Гарри быстро набрал дюжину книг: по трансфигурации и заклинаниям со второго по седьмой курс. Подумав, он принес на кассу еще стопку учебников по защите. Продавец удивленно проводил его взглядом.

Теперь Гарри ходил среди стеллажей, вдумчиво рассматривая содержание книг, в которых он мог бы найти что-нибудь полезное. Название книги иногда совершенно ничего не говорило о ее содержании. Приходилось изучать заглавие, если оно было. Глаза быстро уставали. Трудно было читать надписи, выполненные разными цветами, стилем, в разных местах. Разделение по категориям было весьма условным. К примеру, где искать щитовые заклинания — в ЗОТИ или чарах?

В итоге после часа поисков на прилавок легла еще одна стопка книг: «Мой дом — моя крепость» — руководство по защите жилища; «Поиск незримого» — несмотря на название, больше подошедшее бы статье в «Придире», подробное описание поисковых и идентификационных заклинаний и ритуалов; «Живая живопись» — здесь Гарри наткнулся на приемы создания двигающихся картинок; «Благородное искусство тайного наблюдения» — написанная в довольно старинном стиле книга, содержание которой полностью соответствовало названию. И еще пара книг по заклинаниям: «Чароплет» и «Совмести несовместимое» — справочники по составлению заклинаний и наложению комплексов чар.

Увидев последние, продавец, мистер Флориш, как успел разглядеть Гарри на бейджике, снял и протер очки.

— Хотите перещеголять Дамблдора, мистер… О! Мистер Поттер! Рад с вами познакомиться, — он вышел из-за прилавка и пожал Гарри руку. — Для вас школьные учебники — бесплатно.

— Спасибо.

— Вам спасибо. Не распишитесь ли на доске для почетных клиентов?

— Вы выбрали весьма серьезную литературу, мистер Поттер, — произнес мистер Флориш, пока Гарри выводил свою подпись рядом с автографом Олливадера. — Ну да книги — не мороженое, не растают на солнышке. Хотя, конечно, надо хранить их вдали от солнечных лучей, — закончил он серьезным голосом.

На несколько секунд мужчина задумался.

— Это ведь вы были с Хагридом… Будьте осторожнее с книгой Мареша. Опасна, конечно, не книга, а самоуверенность тех, кто использует полученные из нее знания. И, если позволите, маленький совет. Не берите книги по защите за все курсы сразу. В Хогвартсе каждый год новый преподаватель, и каждый рекомендует новую книгу.

— Преподаватели меняются, а темные силы — все те же.

— Ну что же, справедливо. С вас девять галеонов, пять сиклей. Заходите еще, всегда рад вас видеть.

* * *

Три недели пролетели как один день. Гарри тратил по часу утром и вечером на прогулку по берегу. Он вставал до рассвета и шел к той самой скамейке над берегом, чтобы посмотреть на восход. Затем спускался по железной лестнице и дальше шел по берегу. Поднимался обратно он как раз там, где они с Дурслями спускались сюда первый раз. Вечером он проходил этот маршрут в обратном порядке. Сны об аресте ему больше не снились, что стало для Гарри приятным дополнением к проживанию вдали от Дурслей.

Все остальное время он проводил за книгами. Сначала он прочитал школьные учебники по заклинаниям. Потом принялся за остальные. По «Живой живописи» Гарри довольно быстро освоил чары, позволявшие менять планы этажей и перемещать по ним подписанные фигурки. Оставалось привязать их к местоположению реальных людей.

Гарри сделал еще одну карту в качестве рабочего макета. На ней он начертил план гостиницы, чтобы отрабатывать чары. С одной стороны, ему хотелось сделать карту как можно быстрее с помощью первых попавшихся заклинаний, с другой — он предполагал, что книги, которые он купил, содержат более подходящие или более простые специальные чары. Гарри перепробовал не менее дюжины найденных заклинаний, прежде чем смог сделать работающий вариант.

Одни чары не работали совсем. Другие были нестабильны и то и дело отказывали. Гарри подозревал, что виноват в этом он сам, его слабые навыки в такого рода вещах, но ничего не мог с этим сделать. Что-то оказалось для Гарри слишком сложным в теоретическом плане. Нужно было рассчитывать чары индивидуально для территории, на которой они должны работать. Еще один способ требовал сложной рунной схемы.

Тут Гарри пожалел, что не выбрал этот предмет в качестве дополнительного. Он-то считал, что руны — это всего лишь перевод древних текстов. То, что он видел в заданиях Гермионы, лишь поддерживало это заблуждение. Действительно, она довольно часто жаловалась на трудный перевод или хвалилась им. Но Гарри ни разу не слышал от нее про рунные схемы. Возможно, этот раздел изучался только на седьмом курсе? Вот уж мотивация для учеников: четыре года учить скучные значения и сложные переводы, даже не зная, для чего. Не видя конечной цели, не имея возможности применить свои знания на практике.

Рабочий вариант Гарри смог сделать только с маячковой схемой. Он установил в трех точках вокруг кафе камни с наложенными чарами. А на карту в соответствующих местах и масштабе нанес символы привязки. После этого он мог наблюдать на пергаменте перемещение фигурки, подписанной «Гарри Поттер». Правда, карта не различала, по первому или второму этажу он двигался. А ведь в Хогвартсе этажей гораздо больше. И надо было обязательно определять точное положение. Он мог, конечно, поместить еще один камень на крышу, но вот как сделать к нему привязку на карте? Делать карту объемной? А куда ставить точку привязки? В воздухе ее не повесишь. Ставить по три маячка на каждом этаже тоже было бесполезно. Тогда Гарри отображался одновременно на всех этажах, но в разных местах, иногда за пределами дома, в воздухе.

В поисках решения Гарри даже заглянул в руководство по составлению заклинаний — «Чароплет». Правда, быстро в нем разочаровался. Почти треть книги отводилась необходимой теории, которая включала теорию чар и нумерологию для старших курсов. С наскока ее было не одолеть. Требовалось вдумчивое и последовательное изучение. Среди разобранных примеров Гарри тоже не нашел ничего подходящего.

С книгой «Совмести несовместимое» его постигла такая же неудача. Слишком много сложнейшей теории. А еще автор полагал, что взявший эту книгу в совершенстве владеет чарами и теорией чар. Поэтому он часто ссылался на очевидные для него факты, которые, тем не менее, были неизвестны Гарри. Правда, примеры, которые описывал автор, были разобраны очень подробно, со всеми возможными деталями.

Но все это было бесполезно. Гарри нужно было или искать новые чары, которые обеспечили бы необходимые параметры, или модифицировать, расширить его маячковую схему так, чтобы она могла определить, по какому же этажу он ходит. Перед ним стояло две проблемы: как вычислить положение с помощью маячков, каждый из которых мог выдать только расстояние от себя до объекта, и вторая — как на основании этого положения заставить карту отображать объект на нужном этаже. Правда, насчет последнего у Гарри появились кое какие идеи после чтения «Несовместимого».

Гарри недолго проучился в обычной школе и из всей геометрии знал только то, что она есть. А значит, ему снова нужны были новые учебники. Он решил не пытаться отыскать нужную книгу в том городке, где жил. Тем более что он пока не знал, что именно ему надо. А значит — снова Лондон.

Во второй раз город показался Гарри не таким шумным и бестолковым. Может быть, потому что он появился в нем позже — в десять утра. А может, Гарри начинал привыкать. Теперь, когда главная проблема — с жильем — была решена, он чувствовал себя гораздо свободнее и увереннее.

Книжный магазин нашелся совсем недалеко от того места, куда он трансгрессировал. Под потолком висели указатели разделов, и, следуя им, Гарри прошел в отдел учебной литературы, а там — к разделу математики. Не зная, что конкретно ему нужно, Гарри перебирал книги, откладывая понравившиеся стилем изложения или иллюстрациями. Он отобрал пару учебников для средней школы и тонкую книжку «Таблицы по геометрии», которая содержала не теорию, а справочные данные — готовые формулы для расчета самых распространенных геометрических фигур. Расплатившись, Гарри не стал задерживаться в Лондоне и трансгрессировал обратно в городок у моря. Он так и не посмотрел, как он назывался. А спрашивать у местных было бы странно. Теперь он появился среди кустарника, недалеко от скамейки над берегом, но все же не на виду. Первый раз, когда он перемещался сюда, было слишком опрометчиво появляться из ниоткуда на берегу. Что бы он стал делать, если бы его увидели?

Несколько дней Гарри посвятил изучению учебников по геометрии. Конечно, без учителя дело продвигалось медленно. Но ведь и ему уже далеко не десять лет. Ему было по силам освоить школьный учебник. У него была для этого веская причина.

Как оказалось, однозначно определить положение тела в пространстве можно было бы и по трем точкам, лежащим в одной плоскости. Если бы в Хогвартсе не было подземелий. А в этом случае объект мог оказаться как над плоскостью, в которой установлены маячки, а это был уровень земли, так и под ней. Нужна была четвертая точка, находящаяся выше или ниже.

Ночью Гарри смог трансгрессировать на крышу дома, в котором располагалось кафе, чтобы спрятать там четвертый камень с наложенными чарами. Его перемещение сопровождал двойной хлопок. Один — с места его исчезновения, другой — появления. После этого Гарри мог спокойно экспериментировать, не покидая своей комнаты.

Через неделю после того, как Гарри поселился в гостинице при кафе, Саманта вспомнила, что «дядя Хагрид» уезжал всего на пять дней, напомнила об этом Гарри. Он смог на время отвести подозрения, сказав, что дядя сам заедет за ним, но пока, видимо, его задерживают неотложные дела. После этого Гарри старался не попадаться на глаза хозяйке, стараясь даже обедать и ужинать тогда, когда за стойкой была ее помощница Мэри.

Работа над картой продвигалась. По четырем точкам Гарри научился сначала определять, на какой высоте находится объект, а затем по трем точкам на уровне земли отображать его в соответствующем месте на нужном этаже.

Получив работающий макет карты, Гарри полдня бродил по коридорам и лестницам, наблюдая за перемещением его двойника по пергаменту. В итоге он попался Саманте, которая серьезно беспокоилась за малолетнего постояльца. Пришлось при ней звонить «домой», чтобы узнать, не вернулись ли уже родители. Гарри набрал номер Дурслей и долго слушал в трубке гудки. Может, конечно, никого не было дома, но Гарри надеялся, что Дурсли успели съехать, а возле дома теперь торчит табличка «Продается».

До Хогвартса оставалось пять дней. Гарри большую часть времени проводил на улице, совершая длительные прогулки вдоль побережья. Кроме того он занялся телескопом. Нужно было наложить на него защитные чары, чтобы предохранить от возможных повреждений. Так что Гарри по вечерам изучал учебники по чарам и «Совмести несовместимое». Тридцать первого августа Гарри закончил работать над телескопом. Чары, наложенные на него, включали заклинания прочности, водоотталкивания, защиты от пыли и слабенький вариант уменьшения веса.

Вечером Гарри сообщил Саманте, что созвонился с родителями, и завтра с утра уезжает домой. Та встретила новость вздохом облегчения. Последние дни она постоянно требовала от Гарри звонить домой и уговаривала обратиться в полицию.

Утром Гарри собрался, взял уложенный заранее рюкзак и спустился в кафе позавтракать. Он заказал то же, что в день их визита с Хагридом.

Уже вечером он будет в Хогвартсе…Увидит друзей…

От размышлений его отвлекла Саманта, которая передала ему сверток с бутербродами и велела поторопиться, чтобы не опоздать на поезд.

* * *

Перрон был непривычно тих и пуст. Это было первое, что бросилось в глаза. Ни учеников, ни их родителей. Ведь до отправления оставалось еще больше часа. Гарри еще никогда не оказывался на вокзале так рано. Ну, то есть в свой первый раз он, конечно, пришел с изрядным запасом времени. Но это в магловскую часть вокзала. А до Хогвартс-экспресса он добрался почти к отправлению. Теперь же у него было несколько причин прийти пораньше.

Во-первых, он не хотел привлекать внимания, даже случайно. Зачем кому-то знать, что в поезде едет сам Гарри Поттер. Пусть думают, что Дамблдор его где-то прятал, а сегодня достанет, как чертика из табакерки. Может, тогда никто и не будет бродить по вагонам, разыскивая его.

Во-вторых, ему нужно было занять свободное купе. И ехать в одиночку. Так он сразу окажется отделенным от остальных первокурсников.

Конечно, не было никакого официального правила, но для первашей всегда оставляли последний вагон. Видимо, чтобы не доставали старших. Путь до Хогвартса занимал около девяти часов. Первокурсники, конечно, ходили друг к другу в гости из одного купе в другое. Были те, кто, будучи знаком до школы, предпочитали ехать своей компанией, а некоторые — наоборот: знакомились с новичками, и представляли их своим друзьям. В худшем случае формировались знакомства на уровне одного купе. Но даже они позже неизбежно расширялись за счет общих друзей. Даже Гарри, которому «посчастливилось» найти пустое купе в отходящем поезде, и то к окончанию поездки знал с дюжину учеников. И не только первокурсников.

Такой способ прибытия выполнял очень важную роль для будущих учеников — он знакомил их, объединял. Способствовал распространению знаний о волшебниках и обычных людях среди будущих учеников. И именно поэтому Гарри нужно было избежать знакомства в поезде. Остаться вне общества первокурсников как можно дольше. Не попасть ни в один микросоциум. И тогда пропасть отчуждения между ним и остальными будет только расти. Первокурсники первые несколько дней будут неизбежно держаться своих знакомых — старых или новых. Запутанность коридоров Хогвартса этому только поспособствует. Постепенно все они сольются в единый первый курс, но первоначальная привязанность к первым встреченным друзьям-волшебникам, таким же, как они сами — товарищам по купе, все-таки останется. Так было с ним и Роном... И в этот раз он будет для других не более чем знакомым. Не другом.

Была еще одна причина. Даже, несмотря на то, что он убедил себя, что это глупо и по-детски... Он просто боялся. Боялся не увидеть их. Рон, Гермиона, Джинни, близнецы, Невилл... Весь его курс, квиддичная команда, АД… Боялся, что это не его прошлое. Что это другая реальность. И здесь его друзей не существует. А еще... он боялся их увидеть.

Гарри одновременно хотелось и, чтобы этот мир был его прошлым с той же историей, с теми же людьми, событиями, и в то же время — чтобы это был абсолютно другой мир, лишь немного похожий на тот, прежний. Чтобы в этом мире волшебники жили открыто с обычными людьми или чтобы не было войны десять лет назад, не было Волдеморта…

* * *

Когда эта мысль впервые посетила Гарри в Косом переулке, у него перехватило дыхание. Ведь с тех пор как он очнулся в хижине на острове, он не слышал о Темном Лорде. Ни Хагрид, ни Оливандер не упомянули о нем. Может, тут виноват сам Гарри, что не спросил, но может быть… могло ли ему повезти попасть в другой мир, где он может быть обычным ребенком, ну то есть ребенком-волшебником. Если подумать, никто не узнавал его на улице, никто не благодарил его за спасение. И он не видел Квирелла. «Шрам!» Гарри кинулся к ближайшей витрине. Хагрид, должно быть, подумал, что Гарри — большой фанат квиддича, ведь за этой витриной был выставлен Нимбус-2000. Гарри смотрел на ненавистный шрам — причину всех его бед. Настроение упало, как будто из воздушного шарика внутри вдруг выпустили воздух. Никакого шанса на нормальную жизнь. Он успел подавить разочарование, прежде чем вернуться к лесничему. Пропустил мимо ушей описание квиддича и упоминание отца, как лучшего ловца Хогвартса. Снова зыбкое будущее, борьба с Волдемортом и прочие неприятности.

* * *

Поезд как будто спал: закрытые двери вагонов, занавешенные окна. А самое непривычное — не разожженная топка. Гарри впервые видел Хогвартс-экспресс без черного дыма из трубы, без клубов пара, с шипением вырывающихся из клапанов. Сейчас он больше напоминал экспонат одного из многочисленных музеев железной дороги.

На платформе было удивительно тихо. Пройдя сквозь барьер, Гарри словно оказался за городом. Все запахи и звуки мегаполиса отсекла магическая завеса. Не стало привычного запаха бензина, выхлопных газов, исчезли ароматы жареной картошки и гамбургеров, которыми торговали на каждом углу. Пропал запах кофе из автоматов на вокзале. Воздух после дождя был теплый и влажный. В неровностях перрона стояли лужи с чистой, прозрачной водой, без привычной радужной пленки машинного масла или бензина, образовывая причудливую вязь из воды и суши. Гарри проследил, как одинокий голубь пьет из ближайшей лужи.

Как и в Косом переулке, теперь Гарри видел множество деталей, на которые никогда не обращал внимания. Он каждый год слишком хотел попасть, наконец, в школу, сбежать из обыденного мира, в котором он был чужим. Да и обстоятельства его отъезда всегда были необычными и занимали его куда больше окружающего пейзажа. Вспомнить хотя бы его второй курс и неудачную попытку попасть на платформу. Теперь он видел, что вокзал — уже территория волшебников, его мир.

Из-за последнего вагона с путей выбрался на перрон мужчина в темно-синем комбинезоне и неспешно пошел к паровозу. Гарри принял бы его за обходчика, но вместо того, чтобы стучать по буксам молотком на длинной ручке, мужчина спокойно шел вдоль состава, указывая на колеса палочкой. Он взглянул на мальчика и продолжил свое занятие, но Гарри понял что «обходчик» увидел его и подойдет, как только закончит свое дело.

— Ну, привет.

— Доброе утро.

«Обходчику» было лет пятьдесят. Пышные седые усы придавали ему вид киношного машиниста. Гарри успел заметить форменную рубашку. На ногах у мужчины были лакированные туфли. Только из-за комбинезона Гарри принял его за рабочего. Похоже, это был все-таки машинист, который сменил куртку на комбинезон, чтобы проверить поезд. Действительно, ради одного состава глупо было бы держать полное депо рабочих. Тем более что один волшебник может справиться с любым обслуживанием поезда.

— Рановато ты, малой. Еще час до отправления. Так не терпится в Хогвартс? А родителей по ту сторону оставил? На будущее запомни: не волшебники тоже могут сюда попасть. Если ты за руку проведешь.

— Я сирота.

— Хм… Бывает.

— Ну что, открыть тебе вагон? Или по перрону погуляешь?

— А вы машинист?

— Хм. Единственный и неповторимый. Повелитель Грейт Вестерн Рейлвей 4900. Уже почти пятьдесят лет как. С тех пор, как списали старый паровоз и его машиниста Генри заодно. Я у него помощником был… Ну, пойдем, пущу тебя внутрь. Только смотри — не шали.

Они дошли до последнего вагона и машинист, махнув палочкой, открыл дверь. Гарри шагнул внутрь на выстеленный ковровой дорожкой пол вагона.

— Спасибо, — он медленно пошел по коридору, ведя кончиками пальцев по стене. Открытые купе встречали его тишиной. В них было чисто и совершенно и пусто. Наверное, перед отправкой весь поезд вычистили и вымыли. И купе совершенно утратили индивидуальность. Они ничем не отличались друг от друга. Из-за открытых дверей вагон казался значительно шире, чем Гарри помнил. Но при этом, как ни удивительно, значительно компактнее. Если раньше ему казалось, что расстояние между купе это путь одной двери до другой, то теперь он видел их все почти одновременно. Что одно купе отделяется от другого только тонкой стеночкой. Хоть он и знал это, увидеть своими глазами — это совсем другой уровень ощущения.

Он дошел до конца и вернулся, чтобы занять первое купе в вагоне. Туалет был в конце вагона, так что мимо его купе будут меньше ходить.

Захлопнул дверь, скинул рюкзак на сиденье и осторожно уселся сам.

«Неужели это правда? Я снова еду в Хогвартс? И они все живы — Рон, Гермиона, Джинни…» Ведь Хедвиг не вернулась, значит, она нашла адресата. Гарри прислонил ладонь к холодному стеклу.

Одиннадцать лет назад он точно так же смотрел в окно купе. Только на перроне была толпа школьников и их родителей.

— Ба, я опять потерял жабу… — Гарри словно наяву слышал виноватый, расстроенный голос Невилла.

— Мам, можно я посмотрю на Гарри Поттера?..

Гарри закрыл лицо руками и откинулся на спинку.

* * *

— Здравствуй, Гарри. Как ты тут устроился? — в камеру вошел высокий худой человек.

Гарри, сидевший на полу, прислонившись к стене, удивленно посмотрел на незнакомца. Это был первый посетитель за… Гарри не помнил, сколько он тут находится. Он продержался полтора месяца, отмечая свой срок, делая засечки на стене. Он ждал, что правда откроется, что за ним придут, его освободят. Его не могли бросить. Да, его друзья были еще школьниками, но ведь были еще Грюм, Кингсли, Тонкс, Артур. Они все работали в министерстве. Ни один из них не поверил бы в его вину. Были и другие орденцы, которых он не знал по именам…

Потом были недели бреда и беспамятства… Он не мог есть и пить, не мог спать. Он лежал на каменном полу, прижав колени к груди и обхватив голову руками. В памяти плохо сохранился этот период. Он не знал, как остался жив. Кто его кормил, убирал за ним.

Просто в один момент он очнулся от холода. С трудом забрался на нары и, дрожа всем телом, накрылся с головой жидким одеялом. По коридору разносились едва слышимые шаркающие шаги.

После он не мог вспомнить, не были ли эти звуки бредом воспаленного сознания. К его камере не подходили люди, только дементоры. Единственными звуками, которые они издавали, были хриплое, тягучее дыхание, как у больного астмой, и тихое шуршание плащей по полу.

До сегодняшнего дня он не видел ни оного человека, поэтому визит был чрезвычайно важным событием, обещающим перемены в его жизни.

Вспыхнувшая было надежда разбилась о знакомый холодный взгляд, полный презрения и превосходства. Волдеморт. Гарри узнал его раньше, чем рассмотрел лицо. Совершенно обычное человеческое лица. Без особых примет, ничем не запоминающееся. Тусклые серые глаза, безжизненная, пустая улыбка.

Прежде чем Гарри смог осмыслить такое преображение, визитер махнул палочкой. Черты лица смазались и перетекли в знакомую Гарри змеиную морду.

— Не может же Лорд Волдеморт разгуливать в таком виде по улицам. — Как себя чувствуешь? Мне докладывали, ты болел… — Волдеморт не ждал ответов, они были ему не нужны.

— Мы ведь не можем допустить, чтобы Гарри Поттер умер от голода, это не по-гриффиндорски…Твои друзья не оценят, — улыбка превратилась в оскал.

Оцепенение, в котором Гарри пребывал, спало. Волдеморт заговорил о его друзьях неспроста. Он ничего не делал просто так. Каждое его слово был продумано и направлено на достижение цели.

— Ты знаешь, Гарри, тебе, как особо опасному преступнику запрещены посещения. Но тут напротив тебя есть свободная камера…-Волдеморт говорил медленно, делая паузы, позволяя Гарри осмысливать его намеки, делать ложные предположения, пугать самого себя.

— Представляешь, пятеро школьников на рождество попытались атаковать Азкабан. Наверное, хотели освободить кого-то из преступников. К счастью, аврорат вовремя получил предупреждение и отправил усиленный отряд в засаду. Так что все завершилось благополучно. Преступники схвачены, побег предотвращен. Успешная операция министерства…

Внутри у Гарри все оборвалось. Он думал, что хуже Азкабана для него ничего нет. Волдеморт нашел, как ударить его еще сильнее. Отправить в тюрьму его друзей. Никто больше не решился бы на штурм. Пятеро. Рон, Гермиона, Джинни, Невилл, Фред и Джордж, Томас, Финнеган? Воледморт сказал только о пятерых. Нет, близнецы уже не школьники.

— Суд, правда, затянулся. У департамента правопорядка много работы. Но вчера, тридцатого июля, вердикт был вынесен. Так что принимай гостей. Надеюсь, теперь тебе будет не так одиноко.

Волдеморт, смеясь, вышел из камеры, захлопнув дверь, и, не оборачиваясь, зашагал прочь, возвращая себе лицо-маску.

— С днем рождения, Гарри Поттер.

Прежде чем его шаги стихли за поворотом коридора, Гарри почувствовал приближение дементоров, а затем услышал, как что-то волоком тащат по полу.

Еще пятеро попали в Азкабан из-за него. Отчаяние и чувство вины боролось в нем с надеждой на общество друга. Он проклинал себя за тень радости от того, что он не будет больше один. Ведь кто-то из его друзей теперь тоже в аду. Даже близость дементоров не могла лишить его сознания. Вцепившись в решетку, он подтянулся и встал, прижавшись лицом к холодным прутьям.

Стражи протащили бессознательное тело в рваной мантии с капюшоном и босыми ногами, волочащимися по каменному полу. На минуту они закрыли от Гарри его нового соседа, затаскивая его в камеру. Когда же дементоры по одному покинули камеру, и дверь с лязгом захлопнулась, у Гарри от ужаса потемнело в глазах. Через две решетки и коридор, спиной к стене, с откинутым теперь капюшоном, сидела Джинни. Нет, она не была в обмороке как сам Гарри, когда его только доставили в тюрьму. Открытые глаза, не моргая, смотрели прямо на него. На лице застыла маска спокойствия. Ни страха, ни отчаяния. Ни следа эмоций. Так и выглядит человек, лишившийся души.

Гарри, глотая слезы, сполз на пол. Волдеморт не просто так не назвал ему имен остальных. Еще четверо его друзей тоже здесь. Уже мертвы, но еще на этом свете. Но кто?

Гарри сорвал бы голос, если бы мог кричать. Кажется, сознание на время оставило его.

Гарри просидел перед решеткой неделю или около того, глядя на Джинни. Никто не приходил к ней. Даже дементоры по какой-то причине не патрулировали этот коридор. Гарри предполагал, это потому, что Волдеморт хотел, чтобы он оставался в сознании.

Они сидели друг напротив друга, разделенные десятью футами. Неподвижно и безмолвно, словно изваяния. Гарри не пил и не ел, хотя в его камере стоял кувшин с водой и тарелка холодного супа. Он почти не спал, временами проваливаясь в забытье, и снова приходя в себя в той же позе на том же месте перед решеткой. Слезы уже не текли из его глаз.

Сбившийся край мантии девушки открывал почти до бедра ногу с синяками и кровоподтеками. Из книг про инквизицию Гарри знал, что требовали стражники от осужденных на смерть девушек, в обмен обещая быструю смерть вместо костра. Джинни не досталось даже такого милосердия.

Он видел, как день за днем заострялись черты ее лица, тускнели волосы, бледнели и трескались губы. Он знал, что с ним происходит то же самое. Человек недолго может прожить без воды. Реши Гарри умереть от голода и жажды, он не смог бы этого сделать. На краю гибели, когда воля его бы ослабела, животные инстинкты взяли бы верх. И главный из них — выживание.

Но сейчас у него была поддержка. Нет, он не принимал осознанного решения покончить с жизнью таким образом. Но чувствовал, что когда воля оставит его, у тела уже не будет сил.

Гарри не кричал, проклиная Волдеморта. Не звал Джинни по имени, не пытался с ней заговорить. Он был не из тех людей, которые кричат «не умирай, не оставляй меня». Он считал такое поведение в фильмах и романах эгоистичным и лицемерным, и никогда не сталкивался с таким в реальной жизни. В представлении Гарри это заставляло умирающего чувствовать себя виноватым.

Они медленно умирали вместе в безмолвии Азкабана.

* * *

Гарри полу-лежал на сиденье в купе, закрыв лицо руками. Слезы текли по щекам. В висках стучала кровь. Он снова уступил своей памяти. Воспоминания, которые он запер так глубоко, что почти забыл о них, прорвались, освобожденные знакомой обстановкой. Хогвартс-экспресса.

Левую руку жгло, словно он прислонил ее к печке. Гарри выпрямился на сиденье и закатал рукав рубашки. Чехол с палочкой обжигал кожу. Гарри рассматривал его пару секунд, а потом выхватил палочку правой рукой.

Тут же на кончике вспыхнул знакомый багровый огонь. Гарри с минуту завороженно смотрел, как пламя, словно фонтан, в центре вырывается из палочки, а по краям стекает вниз и втягивается обратно. «Опять».

Гарри рукавом смахнул слезы и постарался успокоиться. Он подумал, что у него будет в этом большой опыт, или он сгорит сам или сожжет кого-нибудь рядом. Он глядел, как язычок огня становится короче и светлее.

В коридоре раздались шаги. Гарри взглянул на часы: 10:15. Прошло всего пятнадцать минут, как он прибыл на платформу. Гарри убрал палочку обратно. Кобура все еще была горячей, но уже не так жгла запястье.

«Кто еще мог прийти так рано»? Судя по звуку, это был явно не взрослый.

«Дверь!» — он забыл закрыть дверь.

Гарри схватился за палочку, но как всегда, когда торопишься, вышло только хуже. Палочка зацепилась за кромку рукава и выскользнула из пальцев, со стуком покатившись по полу. Гарри опустился на колени, хватая ее, и в этот момент дверь за спиной ушла в сторону.

— Привет. Ты один? Можно, я поеду с тобой?