Списки (гет)

Прошло уже полгода.

Шесть чёртовых месяцев.

Шесть месяцев, четыре из которых мы её ищем.

Меня долго не выпускали из больницы, даже подниматься не разрешали.

Северус, ты истощён, Северус, ты ещё слаб, Северус, она бы не хотела...

На последние комментарии, я обычно тянулся за палочкой с острым желанием заавадить тех, кто в такой плебейской форме осмеливался напоминать мне о смерти Гермионы.

Первые недели были, как в тумане — соображал я плохо, у меня было что-то с желудком — постоянно мутило, к тому же у меня тряслись руки и случались провалы в памяти — последствия работы авроров.

Как оказалось, я попался «молодой гвардии». Не узнав меня, они судили по метке на моей руке. Говорят, меня пытали, впрочем, я и сам это понимал — на теле появилось несколько уродливых отметин, которых раньше не было.

Каких-то уже и след простыл, какие-то останутся со мной на всю жизнь.

Было унизительным понимать, что своим освобождением я обязан скорей Муди и Блеку, нежели Дамблдору — именно они, услышав случайный разговор в коридоре, решили проверить, что же это за Упивающийся такой, который всё время твердит, что невиновен и упорно не отвечает на вопросы.

Прослышав о том, с кем они «развлекались», молодцы испугались и наслали на меня Обливиате. Перестарались малость — я ещё три дня провалялся, изображая из себя скорей животное, чем замученного пытками человека. До сих пор содрогаюсь при мысли об этом: видел я однажды такое, память чистится хорошо, вырезается целый кусок, в моём случае две недели, но человек во время процедуры далёк от... человеческого.

Конечно же, их уволили, предъявили какие-то санкции...

Плевать я на это хотел.

Как только Блек сообщил мне про её смерть, всё перестало имеет хоть какое-то значение.

Я привык терять, привык к одиночеству, но в те последние два года, что я провёл с ней...

Никогда не думал, что способен плакать.

Прилюдно.

На глазах у бывшего врага.

Блек, видимо, растерялся, когда я, сжав список в руках, начал всхлипывать. Я пытался сдержать слёзы — чёрт побери, как же я пытался! — но, в конечном счёте, не смог.

А потом, два месяца спустя...

Дамблдора навестил какой-то его дальний родственник — молодой врач. Гостем он был неожиданным, заявился в кабинет к директору без спросу, как раз в разгар нашего с ним обсуждения нового учебного года. Война закончилась — Хогвартс вновь открыли. Я не пылал желанием вновь влезать в это дело, но старый маг настоял на своём: «Северус, пора приходить в себя, не дело это, не дело».

Какое-то время он активно интересовался делами Хогвартса, затем разговор плавно перешёл на недавние события, Гарри Поттера и смерть Волдеморта.

Я всё время порывался уйти, но Дамблдор не позволял, говоря, что мы с ним ещё не всё обсудили. До сих пор не понимаю, зачем ему потребовалось тогда моё присутствие. Разве что, он к тому времени уже что-то знал.

Наконец, этот кошмар закончился, малец встал из кресла и, уже прощаясь, вдруг произнёс:

— Да, эта война многим жизни искалечила... Хотя бы Эренджер, красивая девушка, наверное, была.

— Прошу прощения, — спросил я, наклоняясь немного вперёд. Сердце предательски забилось, я даже на мгновение подумал, что врач неправильно выговорил «Гренджер». — Эренджер?

— Да, — кивнул он, глядя на меня через плечё. — Эрмио Эренджер, молодая ведьма. Я лечил её в одной из полевых госпиталей сразу после сражения.

— А что с ней было не так?

— Шрам. Через всё лицо — изуродовал жутко, — он помрачнел. — И цвет кожи был практически трупный, думал, уже не вытянем. И она ещё не помогала — ни малейшего желания жить. А потом как-то быстро пошла на поправку, выписалась не дождавшись конца курса лечения. Говорят, решила поселиться в магловском мире — маглорождённая.

Я хотел задать ещё какой-то вопрос, но тут он вдруг хлопнул себя по лбу и резко развернулся в мою сторону.

— Я ведь совершенно забыл, это именно она спрашивала о вас тогда.

Не помню, что я ответил в тот момент, в ушах звенело, я ничего не видел, всё было каким-то расплывчатым, сердце, казалось, вылетит из груди.

Неужели...

— Северус, — я вздрогнул, когда на моё плечо легла рука Дамблдора. — Это надо проверить, давай не будем делать поспешных выводов...

Я удивлённо огляделся, заметив, что в кабинете больше никого кроме нас нет.

— Где список, — практически прохрипел я в ответ. — Дай мне...

— Вот, — Дамблдора взял пергамент со стола. — Ты ведь уже читал...

Я резко вырвал у него бумагу и пробежался по строчкам, ища знакомое имя.

Какой же я идиот! Если бы я прочитал тогда список до конца, и не орал бы на каждого, кто предлагал мне его прочитать полностью...

— Вот, Альбус, — подскочил я со своего места и потряс пергаментом перед лицом наставника. — Эрмио Эренджер, 27 июля. Она ведь исчезла двадцать пятого?

Он только кивнул.

Конечно же, мы проверили, прочитали её медкарту и нашли даже одну колдофотограию. Лучше бы я этого не видел.

Понятно теперь почему девочка сбежала и не захотела назваться своим настоящим именем.

Глупышка, какая же она глупышка.

Я сообщали новость Поттеру и Уизли, Блек как-то сам прознал — не важно. Искали все, но её как след простыл. В магловском мире магией она не пользовалась — не желала, чтобы её вычислили.

Умный ход, ничего не скажешь, но кто сомневался, что моя Гермиона — умница?

И вот прошло уже четыре месяца с того разговора — у нас наконец-то появилась какая-то зацепка, мне пришлось аппарировать в Тибет к монаху, с которым она, якобы, общалась.

Но этот идиот не сказал мне ничего путного, кроме «То, что ищешь, уже тебя ждёт». Дальше разговор не продвинулся ни на йоту — он просто отказался со мной разговаривать.

Разозлённый, как десяток зелёных гоблинов, я вернулся в Хогвартс.

— Ничего, чёрт побери, — возмущался я, заходя в больничное крыло — там, как мне сказали — собралась вся компания. Видимо, Потер опять палец порезал. — Всё зря.

Я и резко остановился, когда увидел перед собой...

— О Мерлин... — выдохнул я, несколькими секундами позже, смотря на оцепеневшую Гермиону.

— Мы не успели сказать... — виновато протянул Блек, но я даже не посмотрел на него.

— Мерлин, Гермиона... — я сделал шаг в её сторону, но на вдруг, как будто бы, очнувшись, дёрнулась назад и резко выбросила руку вперёд.

— Нет, не надо!

Я удивлённо застыл, не в силах выдавить и звука.

Жива, жива, она жива, она здесь, передо мной...

— Послушай... — раздался голос Поттера, но он тоже замолчал, когда Гермиона повернулась в его сторону и, чуть ли не плача, выдавила:

— Вы должна были мне сказать, вы должны были предупредить, что он здесь будет!