Десять Шагов (гет)

— Доброе утро, Гермиона, — Гарри надежен, как скала. Каждое, или почти каждое, утро. В одно и то же время. Несмотря ни на что. Но сегодня он явно ждал ее, что было совсем на него не похоже. — Все в порядке со вчерашним вызовом?

Они вместе пошли к лифтам, двигаясь, однако, немного медленнее остальных, чем серьезно раздражали позади идущих.

— Он просто решил поиздеваться. Ему вдруг приспичило выбросить ненужные книги, и он не знал, куда их деть. А самое обидное, что нельзя дать ему настоящий отпор, как в Хогвартсе, в старые добрые времена. А что на счет тебя? Сделал Джинни предложение?

Гарри довольно улыбнулся. Мысль о том, что он наконец-то женится, явно доставляла ему удовольствие. Гермиона вздохнула. Как жаль, что таких, как он, остались единицы, и ей уж точно не светит встретить подобного.

— Да. И она согласилась, конечно. Думаю, поженимся в конце июля или в начале августа, когда будет немного полегче с делами, — зайдя в лифт, Гарри тут же взялся за поручень, и Гермиона последовала его примеру. — Кстати, министр просил меня передать, чтобы ты зашла к нему сразу, как окажешься на рабочем месте. И говоря «сразу», я имею в виду «прямо сейчас».

Гермиона нахмурилась.

— А почему он тебя попросил передать мне это? Неужели не легче было прислать мне сову?

Гарри лишь пожал плечами.

— Со мной он связался через камин. Видимо, боялся, что сову перехватят. Хотя по мне — это уже паранойя. Я лично не припомню ни одного случая перехвата сов за последние пару лет уж точно, — лифт остановился на первом уровне, и Гарри подтолкнул девушку к выходу. — В любом случае, тебе пора. А я еще спущусь в Аврориат. Увидимся.

Выйдя из лифта, Гермиона быстрым шагом направилась к кабинету министра. Что бы там ни случилось, ей надо было еще зайти к себе и забрать оттуда сваленные книги, пока Малфой их не обнаружил и не начал упрекать ее за воображаемый непрофессионализм.

Приемная Кингсли, как и вчера, была пустой, если не считать личного секретаря, который, как ей иногда казалось, просто жил на рабочем месте. Как всегда безупречно выбритый и с иголочки одетый, он лишь мельком взглянул на Гермиону и кивнул на дверь в кабинет министра, а затем снова вернулся к бумагам. Что ж, ее уже ждали, и это обнадеживало.

Постучавшись и дождавшись разрешения войти, Гермиона толкнула дверь.

— Мисс Грейнджер, вы как всегда пунктуальны, — но стоило девушке пройти внутрь, а двери захлопнуться, как Кингсли тут же перешел с официального на тон старого друга. — Рад тебя видеть. Присаживайся.

Указав ей на стул, на котором она сидела вчера, когда ей сообщили ужасную во всех отношениях новость, он встал со своего кресла и подошел к маленькому столику, где стоял еще дымящийся заварочный чайник и несколько чашек из дорогого фарфора.

— Надеюсь, ты выпьешь со мной чашечку чая? Разговор нам предстоит не самый приятный, так что лишним это не будет.

Гермиона кивнула, хотя пить чай сейчас она была не очень расположена. Но министру Магии не так-то легко отказать, даже если вас связывает старая дружба.

— О чем вы хотели со мной поговорить?

Кингсли подал одну чашку Гермионе и, держа другую в руках, вновь сел в свое кресло.

— Знаешь, за что я ценю тебя? За твой ум, конечно, в первую очередь, за храбрость во вторую, а в третью — за прямоту. Что ж, если тебе так не терпится начать, то пожалуйста: разговор будет о Малфое. Но прежде, чем продолжить, я хотел бы знать, что тебе уже известно. А если выражаться точнее, то как много Гарри успел тебе рассказать.

Гермиона вздохнула, понимая, что пришло время говорить правду, ведь это была не какая-то школьная шалость, участие в которой нужно было отрицать до последнего. Когда дело касалось Кингсли, необходимо было выкладывать все сразу, потому что так или иначе ему уже была известна хотя бы десятая часть из того, что он хочет услышать. И что самое ужасное, ты никогда не знал, какая именно.

Почувствовав ее волнение, Кингсли улыбнулся.

— Не беспокойся, я просто хочу понять, с какого момента мне нужно начать. Время — деньги, хоть я и министр, а не бизнесмен. Я, в принципе, и рассчитывал на то, что Гарри тебе все расскажет. Ну так что же?

Гермиона выдохнула с небольшим облегчением. Хотя бы Гарри не попадет. Это уже было неплохо.

— Я знаю, что ему светит Орден Снейпа, знаю за что. Знаю, что мне надо ходить за ним на цыпочках, сдувать пылинки и протирать тряпочкой, но я все равно не понимаю...

— Не понимаешь, почему его поставили именно в твой отдел, хотя должность начальника очень вовремя освободилась и в магическом хозяйстве? — дождавшись, пока Гермиона кивнет, Кингсли продолжил. — Я действительно хотел сделать именно так. У Малфоя вообще нет управленческого опыта как такового, он никогда не работал в Министерстве, поэтому с его заслугами для него это была бы идеальная должность. Возможно, это обидит тебя теперь, но кресло начальника отдела обеспечения магического правопорядка я хотел отдать тебе. И все было бы хорошо, но Малфой отказался.

Гермиона недоуменно покачала головой.

— Подождите, но разве вы вообще должны были давать ему должность? Это же вроде как благодарность за проделанную работу, разве нет? Вы ее выразили, он от нее отказался, и это уже его проблемы.

Кингсли усмехнулся.

— Не все так просто. Да, это его проблемы, но в данной ситуации его проблемы становятся нашими. Он олицетворяет собой очень крупную радикальную силу, которая, находясь вне нашего контроля, может изрядно потрепать нам нервы.

— А таким контролем, конечно же, является крупная должность.

Кингсли взмахнул рукой, показывая, что она права.

— Именно! Если бы Драко ее не получил, он бы несомненно последовал советам отца и стал бы его точной копией образца десяти-пятнадцатилетней давности. После того, как он официально получит свой Орден, популярность Малфоев взлетит на довоенный уровень. Разумеется, такому человеку никто не сможет запретить возглавить какой-нибудь комитет, вроде того же Совета попечителей. И вот тогда бы мы взвыли, потому что окажись Драко под влиянием Люциуса, он мог бы натворить много такого, что лучше бы не творить. Поэтому я был вынужден предложить ему это место. К счастью, он согласился.

Гермиона задумчиво повертела в руках стремительно пустеющую чашку.

— И Малфой оказался под колпаком, — он подняла глаза на Кингсли. — Хотя вряд ли его это смущает. Что вы хотите от меня?

Он развел руками так, будто предполагал, что она и сама должна знать ответ на этот вопрос.

— Присмотреть за ним первое время. Сделать так, чтобы он сам не надел глупостей, а заодно и не саботировал работу всего отдела.

Гермиона усмехнулась и, поставив чашку, уперлась локтями в стол, подавшись при этом вперед.

— Вы, кажется, немного не понимаете ситуацию. Я едва ли не последний человек, которого Малфой будет слушать. Он прекрасно знает, что я презираю и ненавижу его еще со школы, сам испытывает ко мне те же чувства, и явно будет стараться превратить мою работу в ад. И если он захочет сделать что-то неразумное, я его не остановлю.

Кингсли как-то загадочно улыбнулся.

— А ты попробуй найти способ. Я уверен в тебе, как ни в ком другом, иначе нашел бы иную меру контроля Малфоя. И если он так тебя ненавидит, то попробуй действовать от обратного: советуй то, что считаешь неправильным. В любом случае, уволить он тебя, как и всех других высокопоставленных работников отдела, пока не может, а я этого делать точно не собираюсь, если на то не найдется действительно веских причин.

— Вы фактически предлагаете мне должность личного шута. «Угождай хозяину во всем, и будет тебе счастье!». Но только я здесь не ради Малфоя. У меня есть свои интересы и идеалы, которые я защищаю.

Министр вновь одобрительно взмахнул рукой и даже щелкнул пальцами.

— Вот именно! Идеалы. Они у всех разные. Это политика, и пока у власти мы, наши идеалы и считаются приоритетными. Но если власть перейдет к кому-то еще, мы можем потерять все, что построили за последние годы. Где гарантия того, что за этими новыми идеалами не будет стоять новый Волдеморт? Чем больше фигур мы перетянем на свою сторону и чем могущественнее они будут, тем больше шансов у нас выиграть партию или хотя бы свести ее к пату, что нас сейчас тоже устраивает, поскольку мы и так у власти. Все как в шахматах, верно? Итак получается, что Малфой в скором времени станет одной из самых весомых фигур. Не ферзем, конечно, им остается Гарри, пока живет память о Войне, но уж точно ладьей или конем. И поэтому...

— Я все понимаю! Я, конечно же, сделаю все, чтобы принести пользу, как своему отделу, так и Министерству в целом. Но меня все равно безумно раздражает тот факт, что ради этого мне придется сдувать пылинки с Малфоя. И от того, в какие поэтические формы вы облечете объяснение того, почему я должна это делать, мне легче не будет. Да, и я не могу дать никаких гарантий.

Кингсли улыбнулся.

— А этого от тебя никто и не требует. Я рад, что мы поняли друг друга. Думаю, тебе пора идти: рабочий день уже начался, — Гермиона подошла к двери, когда он вновь ее окликнул. — Кстати, совсем забыл сказать. Награждение Малфоя состоится в день годовщины победы, на традиционном министерском балу. Просто, чтобы ты знала.

Гермиона кивнула, даже не оборачиваясь.

— Хорошо, я учту. До свидания, господин министр, — потянув ручку на себя, она открыла дверь и вышла в приемную. Пожалуй, в тот момент у нее был довольно потерянный вид, но некому было это заметить: секретарь даже не поднял головы при ее появлении, а никого другого там по-прежнему не было.

Не задержавшись в приемной, Гермиона поспешно вышла в коридор и направилась к своему ремонтируемому кабинету. А в ушах все еще звучали слова Кингсли: «Возможно, это обидит тебя теперь...». Да, черт возьми, обидит! Зачем вообще надо было говорить это, для чего? Чтобы вызвать в ней еще больше ненависти к Малфою? Отлично, цель достигнута, и что дальше? Разве она сможет сдерживать себя лучше рядом с ним, если будет знать? В этом она очень глубоко сомневалась.

Дойдя до своего старого кабинета, Гермиона уверенно потянула на себя дверь с табличкой «На ремонте» и координатами, где ее теперь можно найти. Книги неаккуратной стопкой по-прежнему лежали в приемной. Взмахнув палочкой, девушка на всякий случай уменьшила их в размере, чтобы легче было засунуть в одну из ее бездонных сумочек, которую Гермиона предусмотрительно захватила из дома. Но сдавать все сразу в Архив не имело никакого смысла: среди этого хлама вполне могло оказаться что-то важное, что Малфой мог не распознать просто по своей неопытности.

Управившись с книгами, Гермиона наконец направилась к своему непосредственному рабочему месту, мысленно продолжая проклинать Драко. Пожалуй, в этот момент она ненавидела его больше, чем когда-либо. Больше, чем когда из-за него собирались казнить Клювокрыла на третьем курсе, больше, чем на пятом, когда он с таким самодовольством носил значок Инспекционной Дружины, больше, чем на шестом, когда из-за него Упивающиеся прорвались в Хогвартс. Больше, чем тогда, на Войне, в Битве... Потому что тогда черное было черным, а белое белым. Малфой был плохой, потому что он был Малфоем, последним гадом и подонком, сынком Упивающихся. Сейчас черное вдруг стало белым, и Драко из чуть ли не врага номер один всего Магического сообщества вдруг превратился едва ли не в его главную надежду и опору, встав в один ряд с Гарри Поттером.

Погруженная в свои мысли, она и не заметила, как добралась до своего кабинетика. Саманта, как всегда, была уже на месте: сидела, закинув ноги на стол, и философски разглядывала свой идеальный маникюр. Вошедшую Гермиону она лишь окинула холодным и неприветливым взглядом. К счастью для себя, Саманта была не в настроении, чтобы лезть к Гермионе, иначе она уж точно получила бы отменный летучемышиный сглаз в лучших традициях мисс Уизли.

Молча пройдя за свой стол, Гермиона разгребла небольшую кучу из образовавшихся служебных записок. Одна из них нетерпеливо подпрыгивала, всем своим видом показывая, что ее непременно нужно прочесть первой. Девушка не собиралась играть с такого рода чарами. Неизвестно еще, кто ее прислал. И если это был, к примеру, Малфой, то он вполне мог зачаровать ее таким образом, что возьми она первой какую-нибудь другую записку, эта могла просто взорваться от возмущения, унеся вместе с собой еще парочку каких-нибудь важных документов. Береженого, как говорится... Развернув записку, она поняла, что была права на все сто процентов.

«Собрание состоится в 10:00 в моем кабинете. Большая просьба не опаздывать.

Д.М»

Гермиона взглянула на часы. Минутная стрелка совсем недалеко убежала от 12, а, значит, у нее есть чуть меньше часа, чтобы немного успокоиться и смириться с мыслью, что она теперь неофициально стала нянькой при столь ненавистном ей Малфое. Нянькой маленького ребенка, который возомнил, что он уже взрослый и теперь имеет полное право не слушать старших.

Не успела Гермиона удобно устроиться в своем рабочем кресле, как в кабинет вошла слегка запыхавшаяся миссис Харт. Она взглянула на часы и обреченно вздохнула.

— Ну вот, опять... Почему в этом трактире всегда такие очереди?

Миссис Харт постоянно опаздывала, за что платила галеонами, сиклями и кнатами, утекавшими из ее зарплаты за каждую минуту, так как в их отделе были просто железные правила дисциплины. По какой-то неведомой причине она патологически боялась аппараций, хотя в свое время едва ли не блестяще сдала экзамен. По слухам, несколько лет назад ее сына расщепило, не сильно, но достаточно для того, чтобы тот несколько дней провел в Мунго. С тех пор миссис Харт предпочитает более безопасные способы перемещения в пространстве, например, каминную сеть. К несчастью, своего камина у нее не было, и она была вынуждена пользоваться им в ближайшем магическом трактирчике, в котором с утра выстраивалась очередь из таких же, как и она, бедолаг.

Однако погрустнела миссис Харт всего на несколько секунд. Ничто, даже опоздание и вычет из зарплаты, не могло испортить ее вечно хорошего настроения.

— Что ж, это всего лишь первый раз на этой неделе, — о том, что сегодня всего лишь вторник, она, видимо, постаралась в этот момент не вспоминать, — так что, наверное, все будет в порядке.

Ни Гермиона, ни Саманта даже не попытались ее в этом разуверить. Миссис Харт, как всегда, не нужен был собеседник. Она прекрасно справлялась и сама.

И рабочий день потек в обычном режиме. Почти бесперебойное щебетание неунывающей миссис Харт, редкие ехидные замечания Саманты, к счастью, обращенные не к Гермионе. Все было как всегда, а ей почему-то хотелось от всего этого взвыть. В тот момент девушка впервые по-настоящему пожалела, что она не одна и не в своем уже родном кабинете. Ей, как никогда, требовалось уединение. Почему же хозяйственный отдел так не торопится с ремонтом?..

Гермиона едва сдержала крик радости, когда увидела, что часы на стене уверенно показывают без десяти десять. Взяв в руки рабочий блокнот, она, не сказав ни слова, вышла из кабинета, чем вызвала удивленный возглас у «оскорбленной таким бесцеремонным поведением» миссис Харт и ехидный смешок у Саманты. Но она этого уже не слышала...