На границе миров (гет)

— Да, Поттер, я могу Вам чем-то помочь? — доброжелательный голос директора Макгонагалл немного подбодрил Гарри.

— Да... — замялся парень. — Я хотел бы попросить Вас позволить мне воспользоваться Омутом профессора Дамблдора. Мне нужно посмотреть одно воспоминание. Это... важно.

Теплая улыбка на лице бывшего декана сменилась тревогой.

— Что-то случилось? Это серьезно? — с волнением в голосе спрашивала Минерва.

— Да... я не знаю. Это личное... Мне нужно во всем разобраться. — подбирая слова сказал Гарри. — Очень нужно... — тихо добавил он.

— Конечно, Гарри, я понимаю. — торопливо произнесла директриса. — Пойдемте со мной.

Идя по коридорам и лестницам, Гарри вспоминал последнюю битву. Хогвартс тогда был разрушен полностью. Казалось, эта громада навсегда утеряла свое былое величие. Однако школу восстанавливали лучшие волшебники мира. Мадам Максим, например, внесла огромный вклад в реставрацию помещений, а в частности их оформление. Через полгода замок был полностью восстановлен, и новоприбывшие ученики могли восхищаться красотой и великолепием лучшей магической школы мира. Но ее выпускникам, участвующим в этой самой войне и видевшим все своими глазами, никогда не забыть того ужаса и боли, которую испытал каждый. Горы тел, кровь, развалины, боль от потерь — вот чем запомнилось начало мая 1998 года ребятам, сражавшимся бок о бок, защищая школу. От воспоминаний сердце Гарри болезненно сжалось. Взглянув на бывшего ученика, Минерва, казалось, прочитала его мысли и тихо произнесла:

— Все позади, Гарри. Все позади.

Гарри натянуто улыбнулся, лишь слегка приподняв уголки губ.

Дойдя до горгульи, профессор Макгонагалл сказала пароль:

— Лимонные дольки.

Гарри удивленно воскликнул:

— Это же пароль профессора Дамблдора. Вы не сменили его? Почему?

Директриса мягко улыбнулась и проговорила:

— Альбус дорог не только Вам, Гарри... Пусть он оставил нас, но мы стараемся сохранить память о нем. Даже вот в таких деталях...

Оказавшись в кабинете директора, парень огляделся. Действительно, все выглядело так, как и было при Дамблдоре. Все было восстановлено до мельчайших частей. Единственное отличие составлял портрет бывшего директора, находящийся почти напротив входа — раньше его не было.

— Гарри, пожалуй, за просмотром воспоминаний мне следует оставить Вас. — с этими словами Минерва левитировала Омут. — Вот. Надеюсь, что Вы уверены в своих действиях.

Гарри взглянул на своего бывшего преподавателя трансфигурации. Она не улыбалась, но в ее глазах читалась доброта и некоторое беспокойство.

— Да, директор Макгонагалл.

Минерва ободряющее сжала плечо бывшего ученика и вышла. Поразмыслив немного, парень откупорил фиал и вылил его содержимое в чашу.

«-...За собой совершенно не следит, с ней выходить куда-то стыдно.— скривившись говорил его друг. — По дому никогда ничего не делает, только ползает за мной: «Ронни, ну дай мне денег, Ронни»...

— Прекрасно, Рональд Билиус Уизли. — спокойным ровным голосом произнесла Гермиона. Однако в глазах ее читалась невыносимая боль. — Если тебе стыдно со мной куда-то выйти, я не настаиваю. Документы о разводе пришлю совой».

После этого Гарри выбросило из воспоминаний. Он стоял возле Омута не в силах сказать хоть слово. Он не понимал, как на это реагировать. Конечно, он знал эту болельщицу, Лайлу. Девушка «облегченного» поведения постоянно лезла к Рону, к самому Гарри, да, в принципе, ко всем ребятам из команды. Но парень и предположить не мог, что его друг купится на это. Бедная Гермиона видела все это своими глазами... И такое слышала в свой адрес. Как он вообще мог так о ней сказать? Кулаки Гарри непроизвольно сжимались. Ему очень хотелось наведаться к Рону и высказать ему все, что он думает о том, что увидел, и о том, что Рон наговорил ему и Джинни. А еще ему хотелось тотчас трансгрессировать к Гермионе и извиниться, попросить прощения, за то, что не выслушал сразу, не разобрался, поверил в ее вину. Совесть снедала его. Он явно ощущал свою вину, и хотелось все изменить, исправить, восстановить справедливость... но с чего начать? Решение пришло в голову мгновенно...

* * *

Драко ехал в средних размеров особняк в спальном районе Марселя. Он сетовал на то, что Вивьен жила довольно далеко от его поместья. Хотя, с другой стороны, она все равно никогда в нем не была, да и понятия не имеет, где он живет. Его французское имение окружено чарами Ненаносимости и Сбивающими с Пути — это единственное проявление магии, которое осталось возможным для Малфоев.

Ви часто заговаривала о том, что пора бы съехаться. И любезно предлагала жить в ее апартаментах. Но Драко всегда отказывался. Дело было даже не в том, что он ее не любил. Да, не любил, но привык к ней. Но он не доверял ей до конца. Он вообще никому не доверял, в особенности тем, кто, даже из праздного любопытства, хотел узнать о его прошлом. Везде мерещилось, что его преследуют. Иногда, сидя на работе, Драко задумывался и невольно погружался в воспоминания. Память подкидывала ужасные сцены из военного времени. Вздрогнув, он смотрел на свое предплечье. Метка Темного Лорда стала практически бесцветной, но, если приглядеться, ее можно было увидеть.

Потом подключалось воображение, и тогда он представлял, что чары Ненаносимости вокруг французского поместья рассеялись, и его мать нашли авроры. Нарцисса кричала и звала сына. В такие моменты он срывался с рабочего места, и, не говоря ни слова секретарше, опрометью бежал на улицу и ловил такси. Частично осознавая, что ситуация, которая так ярко представлялась ему — плод его воображения, Драко все равно не успокаивался, пока не приезжал на окраину Марселя к кофейне «ЛяФам». Оттуда около пятнадцати минут ему приходилось бежать до нужного места. Никто, кроме Малфоев и приглашенных ими людей, не мог найти это имение — чары Сбивающие с Пути работали на славу.

Задыхаясь от волнения и быстрого бега, он влетал в холл и нервно звал мать. Нарцисса всегда сильно пугалась такого появления Драко. Нервы были расшатаны — в годы войны ей досталось не меньше. Хотя никто из Пожирателей никогда не трогал жену Люциуса, она всегда очень переживала за единственного сына. Тяжелее становилось еще и от того, что она никогда не могла выразить свои чувства к нему. Но со смертью мужа стало легче. Ни в коем случае, Нарцисса не желала смерти Люциусу. Она даже любила его когда-то, равно как и он ее. Пока не переметнулся в ставку Волдеморта. Вот с тех-то пор и произошли изменения в его характере, в их отношениях. Многочисленные скандалы, как правило, из-за Драко, доходили до того, что Люциус наотмашь бил жену по щеке и нарочито спокойным голосом говорил ей, что она чудовищная мать. Ее не оскорбляли его слова. Единственным, что причиняло ей боль, было то, что Драко рос без любви. Нарцисса видела, как он старается подражать отцу, из кожи вон лезет, чтоб тому угодить, но все было без толку. А с возвращением Темного Лорда мужчина обозлился на семью еще больше. Как правило, за те моменты, когда Волдеморт злился на старшего Малфоя, получал именно Драко. Разгневанный Люциус вызывал его в кабинет и проводил с ним полуторачасовые беседы на тему, что его ребенок «безмозглый щенок, сын, недостойный своего отца, никчемная бестолочь» и так далее в таком же духе. В минуты особенно сильного бешенства Драко получал Круцио или отправлялся вместе с отцом в дуэльный зал. Все раны, полученные в бою, он не мог залечивать с помощью магии, поэтому Нарцисса по половине ночи проводила у постели сына, обрабатывая их обычным магловским способом.Все это, время от времени, возвращалось в мысли Драко. Но сейчас, направляясь к девушке на вечер, а может и ночь, он пытался отогнать дурные воспоминания. В конце-то концов, она не виновата в его прошлом, и он не будет портить ей своим кислым выражением лица впечатления от ужина.

Наконец показался особняк Вивьен Бурдье. Драко расплатился с таксистом и подошел к воротам. Девушка уже встречала его, стоя в дверях дома в вечернем платье с кокетливо опущенными лямками. Драко глубоко вдохнул и в последний раз отогнал печальные мысли. Вечер обещал быть интересным.

* * *

— Джинни, нам нужно поговорить! — Гарри торопливо раздевался в холле и направлялся в гостиную. — Милая, спустись, пожалуйста.

Джинни была несколько удивлена тем, что ее муж вернулся таким взволнованным. Все смотры в молодежную сборную всегда проходили с его участием, но таким нервным он вернулся впервые. С чего вообще было нервничать? Ее раздумья прервал голос Гарри:

— Джинни...

— Ну что ты так кричишь? — недовольно спросила Джинни.

Она вошла в гостиную. Муж стоял около стола и был явно не в себе. Его, и без того всегда взлохмаченные волосы, казалось, были в еще большем беспорядке. Сам Гарри вообще выглядел каким-то рассеянным, но взгляд зеленых глаз из-за очков был полон решимости.

— Джинни, я все тебе объясню, только обещай мне не переживать. Пожалуйста. Так надо было сделать, прости, что не сказал сразу, но я должен был сначала сам все узнать. Я узнал правду... — с этими словами, он отошел от стола, не сводя глаз со сбитой с толку жены.

— Омут? Омут памяти? — потрясенно спросила Джинни. — Где ты взял его? Где ты был вообще?!

— В Хогвартсе. Макгонагалл одолжила. Не переживай, Джин, пожалуйста. — Гарри пытался сделать голос спокойнее и убедительнее. — Ты должна посмотреть одни воспоминания. Это важно.

— Какие воспоминания, чьи? Где ты был, Гарри Джеймс Поттер?! — взвизгнула девушка.

— Гермионы. Гермионы Грейнджер. Пожалуйста, пожалуйста, Джин. Просто посмотри. — просил Гарри.

Не сказав больше ни слова, Джинни медленно подошла к Омуту памяти и откупорила фиал. Ещё раз взглянув на мужа, она вылила содержимое сосуда в чашу и погрузилась в воспоминания подруги.

Гарри казалось, что время тянулось как никогда долго. Как будто бы прошли часы до того, как Джинни подняла голову и обескуражено посмотрела перед собой, не в силах вымолвить и слова. Ожидание убивало; Гарри ждал хоть какой-нибудь реплики от жены, но когда услышал ее слова, понял, что такого он точно не мог предвидеть:

— Гарри, она изменила свои воспоминания! — по лицу девушки было видно, что она сама не очень-то в это верит. — Гарри, скажи, скажи, что это неправда! — в голосе отчетливо слышалась паника.

— Джинни, милая, не нервничай, прошу. Это правда. Я просто знаю. Я разговаривал с Гермионой и видел в ее глазах боль. Она прекрасно держалась, но... ей очень больно. Больно и обидно. — Гарри вздохнул. — И если воспоминания подделать можно, то взгляд — нет. И мы оба это знаем! — взглянув в глаза своей жены, он тихо продолжил. — Я понимаю, что Рон твой брат, и тебе бы не хотелось, чтобы все это оказалось правдой, но что есть, то есть.

Джинни посмотрела на парня. Он ждал ее реакции на свои слова, надеясь на их достаточную убедительность. Но она молчала. Отрешенный взгляд постепенно становился осмысленным, а лицо исказила гримаса ярости.

— Да как он только мог!? Налгать мне! Соврать всем! Чертов трус, как у него только совести хватило! Годрик, как ты только принял его на свой факультет?! — Джинни рвала и метала, и было видно, что она думает гораздо больше, чем умещается в ее гневную тираду. — Никогда я еще так не ошибалась в людях! В собственном брате! Да он... гребаный Петтигрю! — взвизгнула девушка.

Услышав о предателе, Гарри вздрогнул:

— Джин, мне кажется, ты преувеличива...

— Я преувеличиваю? Это я-то преувеличиваю?! Да как у него язык повернулся наговорить такого про Гермиону? Она же совсем не такая! Ну я ему сейчас устрою! — с этими словами Джинни схватила с комода палочку и отправила в Нору патронуса с тем, чтобы Рон немедленно явился в Дом на площади Гриммо.

Гарри подумал о том, что еще несколько часов назад Джинни сама говорила, что Гермиона «очень даже такая». Но жене он об этом не сказал. Связываться с беременной женщиной с неустойчивой магией себе дороже.