Abyssus abyssum invocat (гет)

Большой зал был прекрасен. Восстановленный после войны, он снова встречал обитателей и гостей замка своим величием и роскошью. Длинные столы, уставленные золотой посудой, свечи, парящие в воздухе, создавали ощущение праздника. Но самым удивительным в нем всегда было открытое ночное небо над головами. Сложно было поверить, что это завораживающее зрелище — лишь иллюзия, созданная умелыми руками волшебников.

Ученики уже сидели за столами, распределение закончилось, и все с нетерпением ждали напутственную речь директора и последующую за ней трапезу.

Минерва МакГонагалл, не спеша, прошла к трибуне и, окинув взглядом зал, начала:

— Добро пожаловать в Хогвартс! Я рада снова приветствовать вас в стенах нашего замка. Начинается новый учебный год, и, я надеюсь, что в этот раз вы покажете не менее знаменательные успехи в учебных делах, принося баллы вашим факультетам. Я же обещаю, что в нашей школе вы всегда встретите поддержку и помощь во всех ваших начинаниях. Сейчас же я прошу вас поприветствовать наших новых преподавателей. Профессор Грейнджер займет пост преподавателя зельеварения, — в зале раздались оглушительные аплодисменты. — Пост преподавателя травологии займет профессор Лонгботтом, — снова зал разразился овациями. — И, наконец, Древние руны будет преподавать профессор Малфой, — на этот раз аплодисменты были не такими бурными, раздавшись, разве что, за столом Слизерина.

— Кроме того, — дождавшись тишины, продолжила МакГонагалл, — должна напомнить вам, что Запретный лес потому и называется Запретным, что учащимся запрещено самостоятельно туда ходить. Всем успешного учебного года. И да начнется пир!

Зал разразился овациями, сопровождаемыми посвистываниями и одобрительными возгласами студентов, а на столах появилась как всегда изобилующая разнообразием еда. Начался праздничный ужин.

* * *

К удивлению Гермионы и Невилла, ужином в Большом зале все не закончилось. Как только ученики разбрелись по своим гостиным, к ним подошла Минерва и попросила следовать за ней. Очень скоро они оказались в просторном помещении. Обстановка чем-то напомнила Гермионе рождественский вечер у Слизнорта. Комната явно была подготовлена для вечеринки: сплошь и рядом стояли небольшие столики с закусками и напитками, среди которых было немало и алкогольных. Преподаватели понемногу подтягивались и, оживленно болтая, потягивали огневиски и сливочное пиво — кто что мог себе позволить. Легкая ненавязчивая музыка и приглушенный свет располагали к непринужденному общению в спокойной обстановке. Минерва ободряюще улыбнулась Невиллу и Гермионе и, извинившись, отошла к Снейпу, о чем-то беседовавшему с Малфоем.

Не прошло и получаса, а Гермионе безумно наскучило общество ее бывших преподавателей. Все заговаривали об одном и том же: поздравляли с назначением, спрашивали об учебе, желали удачи и предлагали помощь. Все так красиво выглядело на словах, но на деле... Она понимала, что рассчитывать ей особо не на что. Какими бы светлыми не были их намерения, вряд ли они смогут ей во многом помочь. В конце концов, у каждого свои проблемы и своя жизнь, и посвящать свое время и силы другому человеку... на это способны немногие. К тому же, кто она им? Бывшая студентка. Ах да, боевой товарищ, все они, так или иначе, участвовали в битве за Хогвартс. Но Хогвартс был для всех вторым домом, и его защита была для них чем-то само собой разумеющимся. Но война-то закончилась и, по сути, никто никому ничего не обязан.

Эти невеселые мысли проносились в голове Гермионы, когда она приветливо улыбалась, кивала в знак согласия, отвечала на любезности и смеялась шуткам окружающих. А на душе все было неспокойно. Она все никак не могла справиться с гнетущей пустотой внутри, когда не знаешь, что и зачем делать дальше. Легко решить поменять жизнь, но как же это осуществить? На этот вопрос даже у сообразительной Гермионы не было ответа.

Невилл что-то рассказывал ей о своих исследованиях, о каком-то очередном мифическом растении с чудесными свойствами, которое он хотел бы найти. А она лишь иногда кивала в ответ и изображала на лице заинтересованность и одобрение, на самом же деле почти не слушая, погруженная в собственные мысли и терзания.

«Милый, милый Невилл. Знал бы ты, какая буря бушует в душе твоей подруги», — пронеслось в ее голове. Поддавшись порыву, Гермиона, незаметно прихватив с собой бутылку огневиски и сославшись на усталость и головную боль, ретировалась. Ей хотелось побыть одной, да и что уж греха таить, банально напиться. Алкоголь успокаивает, переводит мысли в другое русло, позволяя им свободно течь в голове, не терзая сомнениями.

Гермиона неспешно шла по пустынному Хогвартсу, минуя бесчисленные коридоры и лестницы.Наконец, ноги привели ее на Астрономическую башню. Она и сама не знала, почему пришла именно сюда. Казалось, сама атмосфера этого места соответствовала ее нынешнему состоянию. Большинство ее воспоминаний, связанных с этим местом, были отнюдь не радужными. Начиная с того, как их поймали на первом курсе, после того, как они предали Норберта друзьям Чарли (на этом воспоминании Гермиона невольно усмехнулась, хоть на тот момент ей это вовсе не казалось смешным), и заканчивая последним днем в школе на шестом курсе, в день похорон Дамблдора. Откуда-то взялось ощущение, что она и сейчас слышит жалобную песню феникса, чувствует ту же горечь и раздирающую душу боль, знает, что уже ничто не будет как прежде, что впереди множество испытаний и страданий.

Встряхнув головой, будто пытаясь отогнать навязчивые мысли, Гермиона огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, на что можно было бы присесть. Трансфигурировав какие-то коробки, оказавшиеся на площадке, в кресло и стакан, Гермиона уселась недалеко от края площадки и налила себе огневиски. Ночная природа, представшая перед глазами, завораживала своей красотой, загадочный мрак создавал ощущение особенности этого момента, а закинув голову и посмотрев вверх можно было вдоволь насладиться видом восхитительного звездного неба, так и манившего своей бескрайней синевой. Благо, погода была хорошей, дул легкий, теплый ветерок, а на небе не было ни тучки. Гермиона сделала пару глотков и, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, наслаждалась одиночеством и умиротворением. Она всего день провела в Хогвартсе, но уже почувствовала себя уставшей и изрядно вымотанной. И с каких это пор общение с людьми стало для нее в тягость? Подумать над этим, как следует, ей не удалось. Со стороны лестницы раздались негромкие шаги, и вот уже перед ней стоит человек. Весь в черном. Огромная мантия развивается на ветру так, что создается впечатление, что это огромные крылья. Стоит ему лишь пожелать взмахнуть, и он полетит, как огромный черный ворон. Или дементор. Последнее сравнение промелькнуло в голове Гермионы как раз тогда, когда она догадалась, кто же это загадочный человек в черном.

— Мисс Грейнджер? — голос Северуса Снейпа прозвучал удивленно. — Что вы здесь делаете? — удивление быстро сменилось недовольством. Он явно не ожидал здесь кого-то увидеть. Как, в общем, и она сама.

— Я... ничего, — немного стушевавшись, ответила Гермиона. — А вы что здесь делаете, профессор?

— Не ваше дело, — бросил он и, не обращая более на нее внимания, прошел мимо, к самому краю башни. Остановившись у перил, он посмотрел вниз. Так высоко. Смотря вниз с такой высоты, всегда возникает желание броситься вниз, поддаться порыву и просто... упасть. А потом — ничего. Чудесное, потрясающее ничего. Он глубоко вздохнул, борясь с этими мыслями, поднимая голову и взглядом устремляясь к звездному небу. Красивое. Почему такой прекрасной не может быть и жизнь? Завораживающей, бескрайней, яркой, с которой никогда не захотелось бы расстаться.

— Почему вы здесь? — спросил он, наконец, даже не удосужившись повернуться. Взгляд его все еще был прикован к звездам и, не задай он этого вопроса, могло бы показаться, что он и вовсе забыл о существовании Гермионы, сидевшей в паре метров от него. Снова вырванная из задумчивости, она взглянула на него и ответила:

— Я устала и хотела побыть одна, — она опустила глаза, покручивая в руках стакан с огневиски. Было достаточно темно, и янтарная жидкость в слабом освещении луны казалась почти черной. Как и ее настроение. Гермиона горько усмехнулась про себя, не заметив, что Снейп обернулся к ней и наблюдает.

Он и сам пришел сюда за тем же. Побыть одному, отдохнуть от общества людей, подышать свежим воздухом. Эта ночь идеально располагала к размышлениям в одиночестве, и Астрономическая башня прекрасно подходила для этого. Видимо, Грейнджер считала так же. Вот она, сидит здесь, вся в себе, отзывается лишь, когда он обращается с вопросом, задумчиво крутит в руках... стакан? Присмотревшись, он заметил бутылку, стоящую у кресла. Она еще и пьет. Просто образец несчастного мыслителя. Все-таки умным быть нелегко. Начинаешь искать ответы на вопросы, которые для большинства людей остаются недоступными. Они просто живут, а люди мыслящие — думают. И сами же страдают от своих мыслей, приводящих их в тупик. Северус тяжело вздохнул и, взмахнув палочкой, трансфигурировал себе кресло рядом с Гермионой и решительно направился к нему. Неужели этот вечер станет хуже, если он проведет его не в привычном одиночестве, а в обществе другого человека? Грейнджер не казалась навязчивой, а значит, если ему надоест ее общество, он в любой момент сможет уйти. Хотя не похоже, что она настроена на светские беседы. То, что нужно. Северус готов был говорить сейчас о чем угодно, лишь бы не о повседневностях.

Гермиона меланхолично взглянула на него, наколдовала еще один стакан с огневиски и, недолго раздумывая, протянула его Снейпу. Он принял его как нечто само собой разумеющееся и, сделав пару глотков, сказал:

— Я уже давно не ваш профессор, Грейнджер. Мы в равном положении, так что зовите меня по имени. Надеюсь, напоминать вам его не стоит?

Гермиона удивленно уставилась на него. «Ну, хоть какие-то эмоции проявляет, уже хорошо», — подумал Северус.

— Хорошо, Се-ве-рус, — немного неуверенно, но все же согласилась она.

Снейп иронично усмехнулся.

— Не бойтесь, вопреки всеобщему мнению, я не кусаюсь.

— Я и не думала, что вы... — попыталась было объясниться она, но он ее перебил.

— Я пошутил, Гермиона. Я же могу вас звать Гермионой? — спросил он, хотя по его тону можно было сказать, что это скорее утверждение, нежели вопрос. Она только согласно кивнула в ответ, ошарашенная тем, что Снейп может шутить. — Замечательно, — он устало откинулся на спинку кресла, — но неважно. Так что вы здесь делаете, Гермиона? Рассказывайте.

Она снова уставилась на него, не зная, что ответить. Кажется, только сейчас она поняла, что происходит. Снейп. Северус Снейп. Сидит рядом с ней и попивает огневиски. Предложил называть его по имени. Интересуется, почему она здесь. Кстати, зачем? С чего вдруг он вздумал заговорить с ней? Неужели от скуки? Так остался бы на вечеринке. Но Снейп не похож на человека, жаждущего всестороннего и продолжительного общения с людьми. Тогда почему? Вопрос без ответа. Но ей самой пора бы ответить ему. Молчание затянулось, повисла тишина. Но отчего-то назвать ее неловкой нельзя было. Все было так просто, и его присутствие вовсе не напрягало. Северус не был похож на всех людей, обычно окружавших ее. Угрюмый, циничный, скептично относящийся ко всем и вся, он был не из тех, кто заводит разговор, просто чтобы поговорить. Но что же ему сказать? Придумать нелепую отговорку или... Почему-то внезапно захотелось рассказать ему все, как есть. В конце концов, он ей — чужой человек, а чужому порой бывает проще довериться, чем знакомым и близким. Такой вот парадокс. Да и к тому же, она не думала, что Снейп склонен к сплетням, а значит, никто больше не узнает об ее откровениях. Решившись, Гермиона допила огневиски, налила себе в стакан еще и, откинувшись на спинку кресла, пристально посмотрела в глаза Северусу и начала говорить.

— Вы задавались когда-нибудь вопросом, зачем мы живем? Это может показаться странным, но именно этот глобальный вопрос гложет меня уже долго. Я вот не знаю, зачем встаю по утрам, зачем куда-то иду, с кем-то разговариваю. Я сама не могу объяснить себе, зачем. Мерлин, как же было легко не думать ни о чем и просто жить! Но, однажды задав себе этот вопрос, уже не можешь остановиться, пока не найдешь ответа. Это не дает покоя. Это ломает и приносит в жизнь сплошную неразбериху и хаос. Все кажется таким незначительным, все, кроме этого нерешенного вопроса — зачем? Я чувствую, что больше не могу так жить, но... не знаю, что мне делать.

Северус не спешил отвечать, рассеянно покручивая в руках стакан с огневиски. Не сказать, чтобы он услышал что-то новое. Все, о чем она говорила, было близко и понятно ему. Он и сам уже не знает, сколько времени, но достаточно долго терзался этими вопросами, снова и снова задавая их себе и не находя ответа. Он не мог просто жить, этот груз давил на него, погружая в безысходность и беспросветное одиночество.

— Я думал, что кризис смысла жизни свойственен людям среднего возраста, — наконец медленно произнес он, не до конца высказывая свою мысль.

— Как вы? — спросила Гермиона в ответ, и тут же смущенно поправилась: — Простите, я не хотела сказать, что...

— Я вас умоляю, я прекрасно осведомлен о своем возрасте, Гермиона, — нарочито небрежно отмахнулся он от нее. — И потому прекрасно вас понимаю. Хотя и необычно то, что подобные мысли посетили вас в столь юном возрасте.

Он отхлебнул огневиски, желая растянуть время. А что он мог еще сказать ей в ответ? Если бы сам знал решение, то и не мучился бы, не страдал, не пытался так отчаянно разобраться в своей жизни. Да и этого разговора, скорее всего, и не было бы. Но вот они сидели здесь, потягивая виски, говоря... а о чем, собственно, они говорили? О смысле жизни? О страданиях человеческих? Все упиралось в одно — они не знали не только зачем, но и как им жить.

— Спасибо вам, — тихо сказала Гермиона, посмотрев на Северуса. Тот лишь удивленно приподнял бровь.

— За что? — он не мог понять, за что она благодарит, ведь ничего не сделал для нее.

— За то, что выслушали. И что не лезете со своими советами и утешениями. Мне это не нужно. Мне нужно просто знать, что хоть кто-то меня понимает, — честно призналась она, не отрывая взгляда от его черных глаз, видевших, казалось, ее насквозь.

— В таком случае вы точно по адресу, — привычно усмехнулся он, скрывая за ухмылкой собственную боль и разочарование.

Он отвел взгляд, делая вид, что увлечен разглядыванием этикетки на бутылке с огневиски. Они почти допили его, лишь на дне осталось на пару глотков. Северус откупорил бутылку и вылил оставшуюся жидкость в свой стакан и залпом выпил все, даже не покривившись. Алкоголь обжег горло, нестерпимо захотелось откашляться и выпить воды, но он сдержался. Неприятное чувство постепенно уходило, оставляя во рту лишь терпкий привкус огневиски.

Гермиона исподлобья наблюдала за ним. Вздохнув, она посмотрела на свой стакан и последовала примеру Снейпа, вмиг осушив его. И не сдержалась, зашипев и прикладывая руку к губам. Все-таки опыта в этом у нее было маловато, и по внутренностям разлилось жгучее ощущение, не дающее вдохнуть. Снейп, взглянув на нее, украдкой улыбнулся. Все-таки она невероятно смешно выглядела сейчас. Недовольная гримаса отразилась на лице, глаза слезились, и она рукавами мантии пыталась их вытереть, растрепанные волосы торчали во все стороны. Как вообще можно жить с таким гнездом на голове? Она казалась такой хрупкой, маленькой. А еще ему внезапно стало ее жаль. Такую молодую, но такую несчастную, потерянную. Он встал и повернулся к ней. — Идемте, Гермиона, я вас провожу.

— Но я не хочу спать, — начала было она, не желая покидать уютное кресло и завершать их беседу. Но Снейп был непреклонен.

— У вас завтра уроки. Смею вам напомнить, что вы теперь профессор, и должны думать не только о себе, но и об этих пустоголовых студентах. Вам надо выспаться. Первое время будет нелегко, лекторским тоном сказал он, но потом, чуть смягчившись, добавил: — Но вы справитесь. Никто не рождается учителем, ими становятся, — он закончил говорить и протянул руку Гермионе. Она неуверенно вложила свою руку в его, и только поднявшись, поняла, почему он так сделал. Голова кружилась от выпитого огневиски, и, сразу встав, устоять на ногах было задачей не из легких. Она еле удержалась, чтобы не упасть, чуть не навалившись на Снейпа. На мгновение они замерли, неожиданно оказавшись слишком близко.

— Я могу идти сама, — отстраняясь и потупив глаза, сказала Гермиона.

Северус усмехнулся и жестом пригласил ее пройти вперед. Они не говорили ни когда пускались с башни, ни когда шли по темным коридорам Хогвартса, освещаемым лишь светом Люмоса, исходившим от палочки Снейпа.

Наконец они пришли к ее комнатам. В кои-то веки личные комнаты профессора зельеварения находились не в подземельях, что не могло не радовать Гермиону, всегда недолюбливавшую вечный мрак и холод. С другой стороны сейчас бы такая обстановка пришлась как никогда кстати, соответствуя ее состоянию, хотя и угнетала бы еще больше. Но ее комнаты были светлыми и теплыми, напоминая гриффиндорские спальни, только теперь она могла жить одна, чему, безусловно, была рада. Гермиона улыбнулась, подумав об уютной постели, ждущей ее. Как бы она не сопротивлялась, усталость брала свое, а выпитый огневиски действовал успокаивающе, и ее начинало клонить в сон. Северус, приметив довольную улыбку Гермионы, язвительно поинтересовался:

— Вы так рады видеть меня ночью у своих комнат?

Улыбка Гермионы мгновенно поблекла, но собравшись и отогнав от себя неприличные мысли, она снова улыбнулась, на этот раз уже ему, и ответила:

— Это не худший вариант развития событий.

«Дерзит? — мелькнуло в голове у Снейпа. — Интересно». Такой она ему даже нравилась. В глазах появился живой блеск, лицо уже не выражает скорби и безучастия, губы растянуты в милой улыбке. Да, такой она определенно нравилась ему больше. Он улыбнулся в ответ краешками губ и подошел чуть ближе, сокращая расстояние между ними до минимума. Гермиона слегка отшатнулась, удивленная таким поведением Северуса, и уставилась на него, пытаясь понять, чего он хочет. Его улыбка стала еще шире, черные глаза смотрели на нее изучающе и даже оценивающе. Его начинала забавлять ее реакция, но, подумав, он решил, что на сегодня с нее хватит. — Доброй ночи, Гермиона, — произнес он своим низким, бархатным голосом, наклонив голову, смотря ей прямо в глаза и, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел.

— Доброй ночи, Северус, — задумчиво произнесла Гермиона, глядя вслед удаляющейся фигуре в черной мантии, и скрылась за дверью своей комнаты.

* * *

Драко Малфой стоял во дворе Хогвартса, прислонившись к холодной, шероховатой стене. Руки привычно потянулись в карман брюк, вынимая оттуда небольшой портсигар, в котором лежала одна-единственная, скрученная вручную сигарета. Затяжка, другая — и он почувствовал, как медленно расслабляются все мышцы тела. Напряжение постепенно уходило, уступая место умиротворению и спокойствию. Мысли плавно потекли в голове, уже не путаясь, отстраняясь от насущного и унося его в мир легкого и необычайного.

— Звезды... они красивые, — растягивая слова, произнес про себя Малфой, поднимая взгляд к небу и наблюдая за яркими точками на темно-синем полотне. В голове возникла картина, в которой он идет по бледному, светящемуся Млечному пути, собирая руками звезды и снова рассыпая их по всему небосклону.

— И почему люди не летают, как птицы?

Но никто не ответил на его вопрос. Никто не слышал его, никого не было рядом, кто мог бы понять и разделить его чувства. Где-то в глубине души легонько кольнуло воспоминание о собственном одиночестве, но и оно было беспощадно заглушено очередной затяжкой. На душе снова стало легко, думать о своем несчастии не хотелось. Драко улыбнулся бескрайнему ночному небу над головой, вздохнул и, бережно уложив половинку сигареты в портсигар, направился к замку.