Abyssus abyssum invocat (гет)

Поздний июньский вечер не был ничем примечателен. Улицы все еще были заполнены людьми, сновавшими тут и там. Они спешили домой после долгого рабочего дня, неспешно прогуливались в компании друзей, встречали любимых, шли по своим, одним им известным делам.

Жизнь в городе шла своим чередом. Но только не для Гермионы Грейнджер.

Плотнее кутаясь в легкий плащ, девушка стояла на мосту и смотрела, как внизу легкий ветер колышет водную гладь. Было что-то в этом зрелище завораживающее и успокаивающее, позволяющее остановить беспрерывный поток мыслей и чувств, захвативших разум Гермионы в этот вечер.

А ведь, казалось бы, ничего не предвещало бури. Хотя присмотрись кто поближе к этой умной и всегда собранной девушке, возможно, он бы заметил, что не все так-то просто. Жизнь Гермионы была практически разложена по полочкам. Учеба, парень, друзья. Обычный набор для молодой леди. За исключением лишь того, что сама Гермиона никогда не была обычной. Она всегда стремилась быть лучшей, быть первой, добиваться успеха в чем бы то ни было. Ей всегда необходимо было узнавать что-то новое, пробовать, упорно добиваться совершенства. Чего Гермиона терпеть не могла, так это однообразия и серости. Когда тебе приходится делать все одно и то же, жить размеренной и «нормальной» жизнью, плыть по течению. И оглядываясь на свою жизнь, она не могла с уверенностью сказать, что всегда жила так, как хотела.

Война оставила неизгладимый отпечаток на мировоззрении Гермионы. Видя, как погибают знакомые и близкие ей люди, она все острее ощущала необходимость изменить свою жизнь, не позволить себе утонуть в рутине, и в один момент просто осознать, что все прошло мимо нее. Невыразимо захотелось совершать безумные и, казалось бы, такие глупые поступки, наполнять свою жизнь переживаниями и впечатлениями, ощущать и ценить каждый миг, каждую прожитую минуту...

Но война закончилась, и жизнь потекла своим чередом. Люди пытались заново настроить себя на мирную, такую привычную и простую жизнь. И, надо сказать, у многих это неплохо получалось. Люди находили себе работу, возвращались к учебе, женились, заводили детей. Боль прошлого постепенно сменялась насущными проблемами настоящего и верой в лучшее будущее.

Наблюдая все эти перемены, Гермиона начала задумываться, как же поступить дальше ей. Сможет ли и она вот так вернуться в русло обыденной жизни, пойти дальше, так, как и было предусмотрено? Или все-таки жажда кардинально изменить свою жизнь возьмет свое? А может она бы смогла совместить и то, и другое? Вроде как остаться в зоне комфорта, но и в то же время постараться увидеть что-то новое в привычном существовании, наполнить его своим смыслом, придать ему совсем иное значение?

И девушка поддалась искушению оставить все как есть. Какой же притягательной может показаться обычная жизнь, когда ты не знаешь, как поступить, куда податься и что делать дальше! А тут все рядом, все такое знакомое и родное, только рукой подать.

Гермиона вернулась в восстановленный Хогвартс и все закрутилось обычным чередом. Уроки, друзья и знакомые, преподаватели, книги, экзамены... Она и сама опомниться не успела, как пришло время окончить школу и выбрать дальнейшую профессиональную дорогу.

В отличие от Рона и Гарри, всегда знавших чего они хотят от жизни и с простотой выбравших карьеру авроров, Гермиона мучилась сомнениями, вновь и вновь возвращаясь к своим размышлениям. Теперь она сама вольна выбирать, что ей делать дальше и как поступать. И она решила посвятить свою жизнь исследованиям. Исследованиям в области зельеварения. Совсем недавно открывшая в себе интерес и тягу к этому ремеслу, Гермиона решила поддаться внезапному порыву и стать зельеваром, чем несказанно удивила многих своих знакомых. Благо проблем с защитой проекта не возникло. Слизнорт, всегда выделявший Гермиону и ее необычайный ум, был только рад помочь девушке и та, заслуженно получив свое «превосходно», поступила в Академию зельеварения.

Позволив себе такую маленькую своевольность, девушка продолжила жить в заданном ритме. Но чем больше проходила времени, тем более неуверенной в сделанном выборе чувствовала себя Гермиона. Все чаще на нее волной накатывала апатия, безразличие к собственному завтрашнему дню. Учеба в Академии не приносила удовлетворения. Похвалы не вызывали радости и восхищения, а скорее воспринимались как нечто само собой разумеющееся. Да и отношения с Роном, казалось, зашли в тупик. Детская влюбленность прошла, и Гермионе все сложнее было увидеть в нем кого-либо, кроме друга. Сам Рон не пылал уже страстью к любимой подруге, о чем свидетельствовали и частые ночевки в Норе, а не в их совместно снимаемой квартирке в маггловской части Лондона. Но они все равно упорно сохраняли свои отношения, ведь каждый по-своему боялся потерять другого и попробовать что-то новое. Гарри и Джинни были счастливы вместе, и, строя свою собственную семью, все меньше внимания уделяли друзьям. Гермиона прекрасно понимала и не винила их, но вместе с тем все более остро чувствовала собственное одиночество.

И вот в один прекрасный (а может и не совсем) момент Гермиона поняла, что жить так дальше не может. Все было таким ненастоящим, пустым, не вызывавшим в ее сердце ни малейшего отклика и не позволявшим ей быть собой. Девушка решила действовать, и будь что будет! Пусть это было так опрометчиво и импульсивно, но это было ей просто необходимо...

Сейчас же, стоя на мосту и следя за переливающимися на воде огнями ночного города, Гермиона думала, что все она сделала в этот день правильно. Она не изменила себе принятыми решениями, она лишь освободилась от груза, тянувшего ее вниз.

Казалось, сама жизнь была согласна с выбором девушки и всячески содействовала осуществлению ее планов. На учебе ее ждало несколько приглашений на работу, куда она могла бы пойти сразу после сдачи экзаменов. Гермиона просмотрела поступившие заявки, и взгляд ее остановился на одном небольшом, но весьма выразительном письме. Внимание девушки сразу привлек герб Хогвартса на печати. Дрожащими пальцами она вскрыла конверт и достала письмо. Это было не что иное, как предложение занять пост преподавателя зельеварения в Школе Волшебства и Чародейства, написанное нынешним директором — Минервой МакГонагалл. Девушка просто не верила своим глазам — о таком она и мечтать не могла. Работа в школе могла быть весьма приятной и перспективной, она могла делиться имеющимися у нее знаниями и к тому же, заниматься интересующими ее исследованиями. Предложение стать преподавателем показалось Гермионе просто даром судьбы — она никогда не боялась трудностей, они были ей даже нужны, чтобы доказать самой себе, что она чего-то стоит, да и были прекрасным поводом проявить себя. Поэтому девушка, долго не думая, написала ответ с согласием на эту должность и отправила сову с письмом в Хогвартс.

Далее шел не менее значимый для Гермионы шаг — ей было необходимо поговорить с Роном. Встретившись с ним во время обеда, Гермиона не стала ходить вокруг да около, а лишь поприветствовав его, сказала, что им стоит расстаться. Рон был слегка ошарашен, но после недолгого разговора беспрекословно принял доводы Гермионы и согласился, что они вряд ли смогут стать друг для друга кем— то больше, чем друзьями. На решение Рона повлиял еще и тот факт, что совсем недавно он случайно встретился с их бывшей сокурсницей-пуффендуйкой Ханной Аббот. Они мало общались в школе, разве что в бытность Отряда Дамблдора, но при встрече как-то разговорились, и сразу прониклись симпатией друг к другу. Ханна, казалось, воплощала в себе идеал девушки для Рона. Она была милой, доброй, веселой, в меру умной и простой в общении, а ее длинные светлые волосы, светло-карие глаза и хрупкая фигурка только придавали ей очарования. Рону было приятно и легко с ней, и он позволял себе надеяться, что их отношения могут пойти дальше приятельских.

Прогулка по вечернему Лондону оказалась для Гермионы спасительным глотком свежего воздуха в этот нелегкий для нее день. Она сделала свой выбор, и, чем бы он ни обернулся, все будет совершенно иным, отличным от всего, что было в ее жизни. Теперь все будет зависеть только от нее. Впервые за долгое время Гермиона чувствовала, что ее жизнь в ее руках, что она сама вправе распоряжаться своей судьбой и идти той дорогой, которая нужна ей.

Справившись с нахлынувшими на нее эмоциями, среди которых были и предвкушение, и страх, и надежда, и легкое сожаление, и самые различные переживания по поводу собственного будущего,Гермиона оторвалась от перил моста и пошла по направлению к метро. Ее квартира находилась почти на другом конце города, но аппарировать почему-то не хотелось, и она предпочла воспользоваться маггловским средством передвижения. Уже подходя к дому, Гермиона мысленно дала себе обещание попытаться притворить в жизнь свои замыслы и найти, наконец, свое место в этом мире.

Северус Снейп меланхолично потягивал успевший остыть кофе. Уже который раз на него нападала жуткая апатия и такая тоска, что ничего уже не хотелось. В такие моменты он с особым рвением старался избежать человеческого присутствия и уединиться со своими мыслями, занимаясь самокопанием и анализируя свои поступки. Увы, желаемых результатов ему добиться не удавалось. Он не мог понять, что с ним не так, и уже в который раз снова и снова прокручивал свою жизнь в поисках первопричины нахлынувшего на него отчаяния.

А искать было в чем. Северус не мог похвастать ни счастливым детством, ни успехами в дружбе или любви. Конечно, он старался компенсировать все это своей поглощенностью работой. Работа-работа... Он посвятил огромную часть жизни преподаванию, но никакого удовольствия от этого не испытывал. А в последнее время вообще безразлично относился ко всем своим ученикам — от гриффиндорцев до слизеринцев. Монотонные лекции, проверка домашних заданий...этого было слишком мало, чтобы чувствовать себя все еще живым. В прежние годы работы шпионом он хотя бы не сидел на месте. Не то чтобы он был в восторге от необходимости вечно рисковать собой, но это хотя бы поддерживало его в тонусе и не позволяло упасть в бездну собственного одиночества. А сейчас Волдеморт был побежден, Пожиратели смерти пойманы и законно осуждены, а он...он получал благодарности за «неоценимый вклад в дело победы», терпел всевозможные восторженные разговоры по поводу его храбрости, стойко выслушивал комплименты. В глубине души ему было плевать на все это. Общественное признание давно не было для него критерием собственной значимости. Он привык к страху, непринятию, ненависти...но, как оказалось, и проявления позитивного отношения к собственной персоне со стороны других людей его не трогали. По крайней мере, когда его открыто ненавидели — это было настоящим. А сейчас все эти любезничанья были такими напускными и насквозь искусственными, что вдвойне раздражали мастера зелий. И все, чего ему хотелось — сбежать из этого мира приятных до тошнотворности масок, за которыми скрываются все те же презирающие, черствые и равнодушные души.

Но он не бежал. Вот здесь-то и была загвоздка. Он сам не мог объяснить толком, почему не начал все сначала. Казалось бы, для этого был самое время. У него больше не было ни перед кем обязательств, он считал свой долг вполне исполненным. Его ничего не держало в прежней жизни, и он вполне мог бы попробовать что-то новое, измениться сам и изменить свое настоящее и будущее. Но, видимо, он слишком привык быть летучей мышью подземелий. Наверное, поэтому он снова вернулся в Хогвартс преподавать Защиту от темных искусств. Кто, как не он, мог донести до учеников необходимость уметь защитить себя и своих близких?! Но даже работа на такой долгожданной и желаемой должности не приносила ему удовлетворения. Все равно он чувствовал зияющую пустоту внутри, как будто с приходом мирной жизни у него пропал весь смысл дальнейшего существования.

Так бывает, когда ты вдруг обнаруживаешь, что никому в этой жизни не нужен. И что самое страшное, потом ты начинаешь понимать, что ничего уже не нужно и тебе самому. Тебя ничего не интересует, ничего уже не вызывает у тебя удивления, не затрагивает твоих чувств, и уже совсем ничего не хочется...да, на вопрос «Чего ты хочешь?» Северус Снейп с полной уверенностью мог бы сказать «Ничего». Он просто не знал, чего мог бы хотеть. Его желания слишком часто не исполнялись, чтобы можно было бы все еще чего-то хотеть и ждать. Он устал. Он просто устал от своей жизни, от себя самого, такого, какой он есть.

Северус не мог начать новую жизнь. Его прошлое слишком тяжелым грузом лежало у него на душе, не позволяя по-другому взглянуть на мир и на себя в нем. Он пробовал, и у него ничего не получалось. Тогда он оставил эти бесплодные попытки. Не так-то просто что-то менять, когда ты видел столько зла в жизни, столько горя, печали, ненависти...перечеркнуть все это и пойти дальше не представлялось возможным. И он просто жил по инерции, ни к чему уже не стремясь и ничего не желая предпринимать, чтобы хоть как-то наполнить свою жизнь, добавить в нее радость, дружбу, любовь, счастье... Мерлин, казалось, он уже забыл эти слова, и уж тем более их значение. Редко ему удавалось получать удовольствие и ценить каждый прожитый момент. Жизнь давно уже была ему в тягость, он перестал надеяться и верить, и все, что он мог делать — существовать, так, как существовал годы до того.

К таким выводам пришел профессор после долгих часов размышлений. Какими бы неутешительными они не были, он решил просто жить, каким бы бессмысленным не казалось ему то дело. А дальше...будь что будет.

Мужчина решил отбросить душевные терзания и подумать о ближайшем будущем. В этом году должен был измениться преподавательский состав. Минерва планировала пригласить работать кого-то из бывших учеников. Снейп пытался угадать, кто бы это мог быть. Только бы не Поттер. Хотя Северус уже давно не испытывал по отношению к нему ненависти и злобы, все же терпеть ежедневно мальчика-который-снова-выжил у него не было ни желания, ни сил. Может, кто-нибудь с Равенкло, там хоть есть способные мыслить экземпляры. Что ж, будет видно. В конце концов, этот год еще может стать вполне сносным и даже в чем-то интересным. А пока он пойдет и заварит себе еще кофе. Ночь обещает быть долгой...

* * *

Тем временем у себя в кабинете сидела Минерва МакГонагалл и нервно помешивала чай с изрядной долей виски. Все-таки сейчас каникулы, и небольшую слабость она могла себе позволить. Женщина пыталась собраться с мыслями после разговора с портретом Дамблдора. Теперь, когда она стала директором Хогвартса, она часто обращалась за советами к нарисованному двойнику бывшего директора, а то и просто болтала с ним или заводила философские беседы. Сегодняшний разговор был чем-то средним. Минерву давно беспокоило состояние преподавательского состава школы. Многие учителя больше не хотели преподавать, предпочитая уйти на заслуженный отдых, а у оставшихся не было никакого энтузиазма по поводу очередного учебного года. Может, это война их так подкосила, вывернув наружу все проблемы собственного мира. Некоторые так и не смогли свыкнуться с мирной жизнью. Один Северус чего стоил. Иногда Минерва начинала действительно беспокоиться за будущее декана Слизерина. Мужчина, казалось, ушел в себя и не планировал что-либо менять, ограничиваясь выполнением своих формальных обязанностей. Женщина часто укоряла себя за то, что не уделяет ему достаточно внимания, не выказывает желания помочь. У нее было слишком мало времени, новые обязанности брали свое, и даже сейчас, когда она уже свыклась с должностью главы Хогвартса, Минерва не могла посвятить себя разрешению душевных проблем своих подчиненных. Оставалось надеяться, что они сами рано или поздно справятся и придут в себя.

А сейчас перед ней как директором стояла нелегкая задача — к новому учебному году нужно было найти трех новых преподавателей. Положительных же ответов на высланные недавно приглашения пришло всего два. Оставался неразрешенным вопрос с тем, кто займет еще одно место. Минерва долго беседовала по этому поводу с портретом Дамблдора и они никак не могли сойтись в мнениях. В конце концов, женщина сдалась и согласилась с последним, тем более что выбора у нее практически не оставалось. Решения были приняты, а насколько они окажутся правильными, покажет время.

Проснувшись, Северус почувствовал себя разбитым и ни капли не отдохнувшим. Еще бы... ночные раздумья вовсе не способствовали хорошему сну. Бессонница была давней его занозой, с которой он боролся до сих пор. Зелье сна без сновидений каждый раз пить не будешь, а самостоятельно заснуть ему удавалось редко и нелегко. Раньше в таких случаях он отправлялся на патрулирование коридоров Хогвартса. Пешая прогулка по спящему замку действовала умиротворяюще, а если и попадались нерадивые студенты, нарушающие правила, то это было для него только поводом выплеснуть собственные негативные эмоции и, таким образом успокоившись, наконец-то уснуть. Что ж, сегодня начнется новый учебный год и можно будет попробовать прибегнуть к давнему способу лечения своего недуга.

* * *

Гермиона заметно нервничала. Сегодня она возвращается в Хогвартс, да еще и в качестве преподавателя! Еще бы тут не беспокоиться. Как ее примут другие профессора, студенты, сможет ли она вообще справиться с этой работой? Всю ночь ее терзали эти вопросы, и смогла заснуть она лишь под утро. Но, вопреки ожиданиям, чувствовала себя она весьма бодро. Видимо, сказывалось некое радостное предвкушение и ожидание событий сегодняшнего дня. Быстро приняв душ и одевшись, Гермиона неспешно обошла свою небольшую квартирку, проверяя, все ли вещи она собрала. Живоглота пришлось посадить в клетку, чему тот явно не обрадовался и сейчас весьма недружелюбно косился на хозяйку. Еще раз обведя напоследок взглядом гостиную, девушка взяла в одну руку чемодан, в другую — клетку с Живоглотом, и отправилась в путь, навстречу новому дню и новой жизни.

* * *

Ближе к полудню должно было состояться собрание в учительской по поводу начала учебного года, а заодно и представление новых преподавателей Хогвартса уже имеющимся. Северус появился в кабинете незадолго до начала. Он терпеть не мог подобных сборищ, а потому лишь кивком поприветствовав уже собравшихся там коллег, уселся на свое привычное место за длинным столом, который всегда появлялся здесь в таких случаях. Снейп окинул взглядом остальных — новые преподаватели пока не объявились, как и сама директор. Только успел он подумать о том, почему же они задерживаются, как дверь в учительскую отворилась и вошла Минерва МакГонагалл, а за ней... «О Мерлин, неужели серьезно? Грейнджер и Лонгботтом? Вы издеваетесь, что ли? Ладно еще Грейнджер, у той хоть мозги на месте, но... Лонгботтом? Решили разнести не так давно восстановленную школу в пух и прах, директор?» — пронеслось в голове у Снейпа, однако ничего из этого он так и не озвучил, лишь скептично приподнял левую бровь, когда МакГонагалл стала представлять новоиспеченных членов педагогического состава.

— Добрый день, уважаемые коллеги! Позвольте представить вам наших новых преподавателей. Вы давно с ними знакомы, поэтому думаю, лишних вопросов не возникнет и вы с радостью примете их и поможете привыкнуть к работе. Мисс Гермиона Грейнджер любезно согласилась преподавать в школе зельеварение, а мистер Невилл Лонгботтом заменит нашу дорогую Помону Стебль на должности преподавателя травологии. Открытым остается вопрос о деканстве Пуффендуя, но я надеюсь, что эти обязанности временно возьмет на себя наш преподаватель астрономии Аврора Синистра, — проговорила Минерва. Профессор Синистра кивнула, видимо, соглашаясь взять попечительство над пуффендуйцами.

— Очень хорошо, этот вопрос решен. У нас не хватает еще одного преподавателя, и, признаться, у меня были сомнения по поводу того, кто займет его место. Однакоу нас не оказалось другой кандидатуры, поэтому... — директор не успела договорить, так как дверь в учительскую распахнулась, и вошел Драко Малфой. По кабинету пронеслись удивленные перешептывания, однако Малфой не обратил на них внимания, с невозмутимым видом поздоровавшись с МакГонгалл и кивнув Снейпу.

— Что ж, весьма вовремя, — сухо поприветствовав Драко, отозвалась Минерва и произнесла, обращаясь уже к преподавателям: — Итак, коллеги, позвольте представить вам нашего нового преподавателя Древних рун, мистера Драко Малфоя.

Теперь же, с точностью наоборот, в учительской воцарилась тишина. Никто, похоже, не знал, как реагировать на подобное заявление. Нет, конечно, все давно знали Малфоя, но назначение его, бывшего Пожирателя, приспешника Волдеморта, на пост преподавателя в Хогвартсе вызвало не просто удивление, а недоумение у большинства присутствующих. МакГонагалл ожидала и более бурной реакции, но она может последовать позже. Минерва и сама не очень обрадовалась кандидатуре Малфоя, и подумывала не принимать его ни под каким предлогом на работу. Уж очень глубоко в душе сидела память о прежних временах и совсем не благоприятном участии последнего в тех событиях. Но рекомендации, полученные из Министерства Магии и, к тому же, убеждения портрета Дамблдора сыграли свою роль. Хотели ли они держать его под контролем в школе, или Дамблдор все еще надеялся «спасти» совсем уже не мальчика от дальнейших бед, да и от самого себя? Ему определенно нелегко давалась новая жизнь, и клеймо предателя и Пожирателя Смерти этому явно не способствовали. Что ж, время покажет... А сейчас Минерва постаралась воспользоваться замешательством персонала школы и перевести тему в другое, более безопасное русло, обсуждая очередные нововведения Министерства в образовательный процесс.

Малфой уселся рядом со Снейпом, игнорируя взгляды, бросаемые на него новоиспеченными коллегами. Северус обвел взглядом помещение, и с некоторым злорадством отметил, что преподаватели Грейнджер и Лонгботтом явно не в восторге от перспективы лицезреть давнего неприятеля в школе чуть ли не ежедневно. «Что ж, этот год явно окажется не таким скучным» — подумал Снейп, предвкушая очередные стычки теперь уже профессоров, но все в том же противостоянии Гриффиндор-Слизерин.

* * *

Собрание закончилось задолго до прибытия в школу учеников. У преподавателей выдалось свободное время до праздничного ужина в Большом зале, и они разбрелись по своим делам. Снейп отправился с Малфоем в подземелья, видимо, желая поговорить один на один с бывшим учеником. К Гермионе и Невиллу он такой благосклонности не проявил, предпочитая игнорировать их. Те такому отношению не удивились и решили прогуляться по окрестностям, благо погода была хорошая.

Светило яркое солнце, легкий ветер был скорее теплым, а воздух свежим, что создавало прекрасное настроение. Гермиона с Невиллом прогуливались недалеко от Черного озера, вспоминая школьные годы и болтая о повседневных делах. Оба были, несомненно, рады, что не оказались в одиночестве в Хогвартсе. Теперь никакие неудачи не страшны, ведь рядом есть друг, который всегда поддержит, поймет и сможет разделить твои переживания. Им и самим не верилось, что они стали взрослыми. Выросли и теперь уже вернулись в школу в качестве преподавателей. А кажется, еще вчера они бегали по ее коридорам, готовились к урокам, жили обычной юношеской жизнью... Но война давно заставила их повзрослеть, и теперь, несмотря на кажущуюся близость своих студенческих лет, они как никогда осознавали, что детство осталось далеко в прошлом. Но они сумели сохранить самое важное, что было у них в те времена — их дружбу. Она вытерпела все испытания, все беды и несчастья, став только крепче с годами. Может, они и не так часто теперь виделись, повзрослев и отправившись каждый по своему пути. Но их встречи всегда были наполнены теплом, искренностью и пониманием. Им всегда было о чем поговорить, не было тех неловких моментов молчания, когда встретившиеся знакомые не знают что сказать друг другу. Нет, встречаясь, порой, через несколько месяцев, они могли по-прежнему общаться, как будто только вчера виделись. Узы дружбы навсегда связали их друг с другом, и ни один из них не мог быть до конца одиноким, пока у него были друзья.

И сейчас давние школьные приятели Невилл и Гермиона гуляли как в старые добрые времена, подшучивая над сложившимися обстоятельствами.

— Гермиона, а будешь помогать мне с домашними заданиями?

— Конечно, только если ты будешь защищать меня от особо буйных студентов, — рассмеялась девушка.

— Буйные — это которые вечно путают ингредиенты и только и делают, что взрывают все, что видят?

— Точно, иначе я и месяца здесь не проработаю, — усмехнулась Гермиона.

— Кажется, я начинаю понимать, почему Снейп такой злой был, нелегко-то жить в постоянном стрессе. Главное, чтобы ты такой через пару месяцев не стала, превратившись в еще один ужас подземелий, — не без опасения в голосе отметил Невилл.

Им было так легко и спокойно, как не было уже очень давно. Словно они на время вернулись в те прекрасные дни, когда единственной их заботой были домашние задания, желание заработать побольше баллов для своего факультета и получить Кубок школы, выиграть в квиддич, не опоздать на урок к Снейпу... Кстати, последнего они тоже немало коснулись в своей беседе, отмечая, что тот, видимо, так и не изменился со школьных времен. Казалось, профессору чужды простые человеческие радости, он по-прежнему не жаждал общения, а на них смотрел как на все тех же учеников, которые пришли только затем, чтобы похвастаться своими знаниями или взорвать ближайший котел, испортив все ингредиенты, заодно неся хаос и разрушение вокруг себя. Гермиона и Невилл не были уверены, как вообще вести себя с бывшим преподавателем и как на него реагировать, поэтому решили до поры до времени не уделять ему особого внимания, обращаясь лишь по необходимости, тем более, что он сам, видимо, был не против такого отношения.

Они и сами не заметили, как время стало близиться к вечеру, а значит, скоро должны были прибыть ученики, и им следовало отправиться на ужин в Большой зал. Разговор плавно перетек к ожиданию праздничного ужина, который, с одной стороны, позволит им вернуться в детство и снова почувствовать ту радость от предстоящего года в Хогвартсе и предвкушение новых приключений. Но с другой стороны, в этот раз они будут здесь в совершенном ином качестве, и это тоже открывало перед ними неплохие перспективы. Все так же разговаривая и смеясь, они неспешным шагом направились к Хогвартсу.

Большой зал был прекрасен. Восстановленный после войны, он снова встречал обитателей и гостей замка своим величием и роскошью. Длинные столы, уставленные золотой посудой, свечи, парящие в воздухе, создавали ощущение праздника. Но самым удивительным в нем всегда было открытое ночное небо над головами. Сложно было поверить, что это завораживающее зрелище — лишь иллюзия, созданная умелыми руками волшебников.

Ученики уже сидели за столами, распределение закончилось, и все с нетерпением ждали напутственную речь директора и последующую за ней трапезу.

Минерва МакГонагалл, не спеша, прошла к трибуне и, окинув взглядом зал, начала:

— Добро пожаловать в Хогвартс! Я рада снова приветствовать вас в стенах нашего замка. Начинается новый учебный год, и, я надеюсь, что в этот раз вы покажете не менее знаменательные успехи в учебных делах, принося баллы вашим факультетам. Я же обещаю, что в нашей школе вы всегда встретите поддержку и помощь во всех ваших начинаниях. Сейчас же я прошу вас поприветствовать наших новых преподавателей. Профессор Грейнджер займет пост преподавателя зельеварения, — в зале раздались оглушительные аплодисменты. — Пост преподавателя травологии займет профессор Лонгботтом, — снова зал разразился овациями. — И, наконец, Древние руны будет преподавать профессор Малфой, — на этот раз аплодисменты были не такими бурными, раздавшись, разве что, за столом Слизерина.

— Кроме того, — дождавшись тишины, продолжила МакГонагалл, — должна напомнить вам, что Запретный лес потому и называется Запретным, что учащимся запрещено самостоятельно туда ходить. Всем успешного учебного года. И да начнется пир!

Зал разразился овациями, сопровождаемыми посвистываниями и одобрительными возгласами студентов, а на столах появилась как всегда изобилующая разнообразием еда. Начался праздничный ужин.

* * *

К удивлению Гермионы и Невилла, ужином в Большом зале все не закончилось. Как только ученики разбрелись по своим гостиным, к ним подошла Минерва и попросила следовать за ней. Очень скоро они оказались в просторном помещении. Обстановка чем-то напомнила Гермионе рождественский вечер у Слизнорта. Комната явно была подготовлена для вечеринки: сплошь и рядом стояли небольшие столики с закусками и напитками, среди которых было немало и алкогольных. Преподаватели понемногу подтягивались и, оживленно болтая, потягивали огневиски и сливочное пиво — кто что мог себе позволить. Легкая ненавязчивая музыка и приглушенный свет располагали к непринужденному общению в спокойной обстановке. Минерва ободряюще улыбнулась Невиллу и Гермионе и, извинившись, отошла к Снейпу, о чем-то беседовавшему с Малфоем.

Не прошло и получаса, а Гермионе безумно наскучило общество ее бывших преподавателей. Все заговаривали об одном и том же: поздравляли с назначением, спрашивали об учебе, желали удачи и предлагали помощь. Все так красиво выглядело на словах, но на деле... Она понимала, что рассчитывать ей особо не на что. Какими бы светлыми не были их намерения, вряд ли они смогут ей во многом помочь. В конце концов, у каждого свои проблемы и своя жизнь, и посвящать свое время и силы другому человеку... на это способны немногие. К тому же, кто она им? Бывшая студентка. Ах да, боевой товарищ, все они, так или иначе, участвовали в битве за Хогвартс. Но Хогвартс был для всех вторым домом, и его защита была для них чем-то само собой разумеющимся. Но война-то закончилась и, по сути, никто никому ничего не обязан.

Эти невеселые мысли проносились в голове Гермионы, когда она приветливо улыбалась, кивала в знак согласия, отвечала на любезности и смеялась шуткам окружающих. А на душе все было неспокойно. Она все никак не могла справиться с гнетущей пустотой внутри, когда не знаешь, что и зачем делать дальше. Легко решить поменять жизнь, но как же это осуществить? На этот вопрос даже у сообразительной Гермионы не было ответа.

Невилл что-то рассказывал ей о своих исследованиях, о каком-то очередном мифическом растении с чудесными свойствами, которое он хотел бы найти. А она лишь иногда кивала в ответ и изображала на лице заинтересованность и одобрение, на самом же деле почти не слушая, погруженная в собственные мысли и терзания.

«Милый, милый Невилл. Знал бы ты, какая буря бушует в душе твоей подруги», — пронеслось в ее голове. Поддавшись порыву, Гермиона, незаметно прихватив с собой бутылку огневиски и сославшись на усталость и головную боль, ретировалась. Ей хотелось побыть одной, да и что уж греха таить, банально напиться. Алкоголь успокаивает, переводит мысли в другое русло, позволяя им свободно течь в голове, не терзая сомнениями.

Гермиона неспешно шла по пустынному Хогвартсу, минуя бесчисленные коридоры и лестницы.Наконец, ноги привели ее на Астрономическую башню. Она и сама не знала, почему пришла именно сюда. Казалось, сама атмосфера этого места соответствовала ее нынешнему состоянию. Большинство ее воспоминаний, связанных с этим местом, были отнюдь не радужными. Начиная с того, как их поймали на первом курсе, после того, как они предали Норберта друзьям Чарли (на этом воспоминании Гермиона невольно усмехнулась, хоть на тот момент ей это вовсе не казалось смешным), и заканчивая последним днем в школе на шестом курсе, в день похорон Дамблдора. Откуда-то взялось ощущение, что она и сейчас слышит жалобную песню феникса, чувствует ту же горечь и раздирающую душу боль, знает, что уже ничто не будет как прежде, что впереди множество испытаний и страданий.

Встряхнув головой, будто пытаясь отогнать навязчивые мысли, Гермиона огляделась вокруг в поисках чего-нибудь, на что можно было бы присесть. Трансфигурировав какие-то коробки, оказавшиеся на площадке, в кресло и стакан, Гермиона уселась недалеко от края площадки и налила себе огневиски. Ночная природа, представшая перед глазами, завораживала своей красотой, загадочный мрак создавал ощущение особенности этого момента, а закинув голову и посмотрев вверх можно было вдоволь насладиться видом восхитительного звездного неба, так и манившего своей бескрайней синевой. Благо, погода была хорошей, дул легкий, теплый ветерок, а на небе не было ни тучки. Гермиона сделала пару глотков и, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза, наслаждалась одиночеством и умиротворением. Она всего день провела в Хогвартсе, но уже почувствовала себя уставшей и изрядно вымотанной. И с каких это пор общение с людьми стало для нее в тягость? Подумать над этим, как следует, ей не удалось. Со стороны лестницы раздались негромкие шаги, и вот уже перед ней стоит человек. Весь в черном. Огромная мантия развивается на ветру так, что создается впечатление, что это огромные крылья. Стоит ему лишь пожелать взмахнуть, и он полетит, как огромный черный ворон. Или дементор. Последнее сравнение промелькнуло в голове Гермионы как раз тогда, когда она догадалась, кто же это загадочный человек в черном.

— Мисс Грейнджер? — голос Северуса Снейпа прозвучал удивленно. — Что вы здесь делаете? — удивление быстро сменилось недовольством. Он явно не ожидал здесь кого-то увидеть. Как, в общем, и она сама.

— Я... ничего, — немного стушевавшись, ответила Гермиона. — А вы что здесь делаете, профессор?

— Не ваше дело, — бросил он и, не обращая более на нее внимания, прошел мимо, к самому краю башни. Остановившись у перил, он посмотрел вниз. Так высоко. Смотря вниз с такой высоты, всегда возникает желание броситься вниз, поддаться порыву и просто... упасть. А потом — ничего. Чудесное, потрясающее ничего. Он глубоко вздохнул, борясь с этими мыслями, поднимая голову и взглядом устремляясь к звездному небу. Красивое. Почему такой прекрасной не может быть и жизнь? Завораживающей, бескрайней, яркой, с которой никогда не захотелось бы расстаться.

— Почему вы здесь? — спросил он, наконец, даже не удосужившись повернуться. Взгляд его все еще был прикован к звездам и, не задай он этого вопроса, могло бы показаться, что он и вовсе забыл о существовании Гермионы, сидевшей в паре метров от него. Снова вырванная из задумчивости, она взглянула на него и ответила:

— Я устала и хотела побыть одна, — она опустила глаза, покручивая в руках стакан с огневиски. Было достаточно темно, и янтарная жидкость в слабом освещении луны казалась почти черной. Как и ее настроение. Гермиона горько усмехнулась про себя, не заметив, что Снейп обернулся к ней и наблюдает.

Он и сам пришел сюда за тем же. Побыть одному, отдохнуть от общества людей, подышать свежим воздухом. Эта ночь идеально располагала к размышлениям в одиночестве, и Астрономическая башня прекрасно подходила для этого. Видимо, Грейнджер считала так же. Вот она, сидит здесь, вся в себе, отзывается лишь, когда он обращается с вопросом, задумчиво крутит в руках... стакан? Присмотревшись, он заметил бутылку, стоящую у кресла. Она еще и пьет. Просто образец несчастного мыслителя. Все-таки умным быть нелегко. Начинаешь искать ответы на вопросы, которые для большинства людей остаются недоступными. Они просто живут, а люди мыслящие — думают. И сами же страдают от своих мыслей, приводящих их в тупик. Северус тяжело вздохнул и, взмахнув палочкой, трансфигурировал себе кресло рядом с Гермионой и решительно направился к нему. Неужели этот вечер станет хуже, если он проведет его не в привычном одиночестве, а в обществе другого человека? Грейнджер не казалась навязчивой, а значит, если ему надоест ее общество, он в любой момент сможет уйти. Хотя не похоже, что она настроена на светские беседы. То, что нужно. Северус готов был говорить сейчас о чем угодно, лишь бы не о повседневностях.

Гермиона меланхолично взглянула на него, наколдовала еще один стакан с огневиски и, недолго раздумывая, протянула его Снейпу. Он принял его как нечто само собой разумеющееся и, сделав пару глотков, сказал:

— Я уже давно не ваш профессор, Грейнджер. Мы в равном положении, так что зовите меня по имени. Надеюсь, напоминать вам его не стоит?

Гермиона удивленно уставилась на него. «Ну, хоть какие-то эмоции проявляет, уже хорошо», — подумал Северус.

— Хорошо, Се-ве-рус, — немного неуверенно, но все же согласилась она.

Снейп иронично усмехнулся.

— Не бойтесь, вопреки всеобщему мнению, я не кусаюсь.

— Я и не думала, что вы... — попыталась было объясниться она, но он ее перебил.

— Я пошутил, Гермиона. Я же могу вас звать Гермионой? — спросил он, хотя по его тону можно было сказать, что это скорее утверждение, нежели вопрос. Она только согласно кивнула в ответ, ошарашенная тем, что Снейп может шутить. — Замечательно, — он устало откинулся на спинку кресла, — но неважно. Так что вы здесь делаете, Гермиона? Рассказывайте.

Она снова уставилась на него, не зная, что ответить. Кажется, только сейчас она поняла, что происходит. Снейп. Северус Снейп. Сидит рядом с ней и попивает огневиски. Предложил называть его по имени. Интересуется, почему она здесь. Кстати, зачем? С чего вдруг он вздумал заговорить с ней? Неужели от скуки? Так остался бы на вечеринке. Но Снейп не похож на человека, жаждущего всестороннего и продолжительного общения с людьми. Тогда почему? Вопрос без ответа. Но ей самой пора бы ответить ему. Молчание затянулось, повисла тишина. Но отчего-то назвать ее неловкой нельзя было. Все было так просто, и его присутствие вовсе не напрягало. Северус не был похож на всех людей, обычно окружавших ее. Угрюмый, циничный, скептично относящийся ко всем и вся, он был не из тех, кто заводит разговор, просто чтобы поговорить. Но что же ему сказать? Придумать нелепую отговорку или... Почему-то внезапно захотелось рассказать ему все, как есть. В конце концов, он ей — чужой человек, а чужому порой бывает проще довериться, чем знакомым и близким. Такой вот парадокс. Да и к тому же, она не думала, что Снейп склонен к сплетням, а значит, никто больше не узнает об ее откровениях. Решившись, Гермиона допила огневиски, налила себе в стакан еще и, откинувшись на спинку кресла, пристально посмотрела в глаза Северусу и начала говорить.

— Вы задавались когда-нибудь вопросом, зачем мы живем? Это может показаться странным, но именно этот глобальный вопрос гложет меня уже долго. Я вот не знаю, зачем встаю по утрам, зачем куда-то иду, с кем-то разговариваю. Я сама не могу объяснить себе, зачем. Мерлин, как же было легко не думать ни о чем и просто жить! Но, однажды задав себе этот вопрос, уже не можешь остановиться, пока не найдешь ответа. Это не дает покоя. Это ломает и приносит в жизнь сплошную неразбериху и хаос. Все кажется таким незначительным, все, кроме этого нерешенного вопроса — зачем? Я чувствую, что больше не могу так жить, но... не знаю, что мне делать.

Северус не спешил отвечать, рассеянно покручивая в руках стакан с огневиски. Не сказать, чтобы он услышал что-то новое. Все, о чем она говорила, было близко и понятно ему. Он и сам уже не знает, сколько времени, но достаточно долго терзался этими вопросами, снова и снова задавая их себе и не находя ответа. Он не мог просто жить, этот груз давил на него, погружая в безысходность и беспросветное одиночество.

— Я думал, что кризис смысла жизни свойственен людям среднего возраста, — наконец медленно произнес он, не до конца высказывая свою мысль.

— Как вы? — спросила Гермиона в ответ, и тут же смущенно поправилась: — Простите, я не хотела сказать, что...

— Я вас умоляю, я прекрасно осведомлен о своем возрасте, Гермиона, — нарочито небрежно отмахнулся он от нее. — И потому прекрасно вас понимаю. Хотя и необычно то, что подобные мысли посетили вас в столь юном возрасте.

Он отхлебнул огневиски, желая растянуть время. А что он мог еще сказать ей в ответ? Если бы сам знал решение, то и не мучился бы, не страдал, не пытался так отчаянно разобраться в своей жизни. Да и этого разговора, скорее всего, и не было бы. Но вот они сидели здесь, потягивая виски, говоря... а о чем, собственно, они говорили? О смысле жизни? О страданиях человеческих? Все упиралось в одно — они не знали не только зачем, но и как им жить.

— Спасибо вам, — тихо сказала Гермиона, посмотрев на Северуса. Тот лишь удивленно приподнял бровь.

— За что? — он не мог понять, за что она благодарит, ведь ничего не сделал для нее.

— За то, что выслушали. И что не лезете со своими советами и утешениями. Мне это не нужно. Мне нужно просто знать, что хоть кто-то меня понимает, — честно призналась она, не отрывая взгляда от его черных глаз, видевших, казалось, ее насквозь.

— В таком случае вы точно по адресу, — привычно усмехнулся он, скрывая за ухмылкой собственную боль и разочарование.

Он отвел взгляд, делая вид, что увлечен разглядыванием этикетки на бутылке с огневиски. Они почти допили его, лишь на дне осталось на пару глотков. Северус откупорил бутылку и вылил оставшуюся жидкость в свой стакан и залпом выпил все, даже не покривившись. Алкоголь обжег горло, нестерпимо захотелось откашляться и выпить воды, но он сдержался. Неприятное чувство постепенно уходило, оставляя во рту лишь терпкий привкус огневиски.

Гермиона исподлобья наблюдала за ним. Вздохнув, она посмотрела на свой стакан и последовала примеру Снейпа, вмиг осушив его. И не сдержалась, зашипев и прикладывая руку к губам. Все-таки опыта в этом у нее было маловато, и по внутренностям разлилось жгучее ощущение, не дающее вдохнуть. Снейп, взглянув на нее, украдкой улыбнулся. Все-таки она невероятно смешно выглядела сейчас. Недовольная гримаса отразилась на лице, глаза слезились, и она рукавами мантии пыталась их вытереть, растрепанные волосы торчали во все стороны. Как вообще можно жить с таким гнездом на голове? Она казалась такой хрупкой, маленькой. А еще ему внезапно стало ее жаль. Такую молодую, но такую несчастную, потерянную. Он встал и повернулся к ней. — Идемте, Гермиона, я вас провожу.

— Но я не хочу спать, — начала было она, не желая покидать уютное кресло и завершать их беседу. Но Снейп был непреклонен.

— У вас завтра уроки. Смею вам напомнить, что вы теперь профессор, и должны думать не только о себе, но и об этих пустоголовых студентах. Вам надо выспаться. Первое время будет нелегко, лекторским тоном сказал он, но потом, чуть смягчившись, добавил: — Но вы справитесь. Никто не рождается учителем, ими становятся, — он закончил говорить и протянул руку Гермионе. Она неуверенно вложила свою руку в его, и только поднявшись, поняла, почему он так сделал. Голова кружилась от выпитого огневиски, и, сразу встав, устоять на ногах было задачей не из легких. Она еле удержалась, чтобы не упасть, чуть не навалившись на Снейпа. На мгновение они замерли, неожиданно оказавшись слишком близко.

— Я могу идти сама, — отстраняясь и потупив глаза, сказала Гермиона.

Северус усмехнулся и жестом пригласил ее пройти вперед. Они не говорили ни когда пускались с башни, ни когда шли по темным коридорам Хогвартса, освещаемым лишь светом Люмоса, исходившим от палочки Снейпа.

Наконец они пришли к ее комнатам. В кои-то веки личные комнаты профессора зельеварения находились не в подземельях, что не могло не радовать Гермиону, всегда недолюбливавшую вечный мрак и холод. С другой стороны сейчас бы такая обстановка пришлась как никогда кстати, соответствуя ее состоянию, хотя и угнетала бы еще больше. Но ее комнаты были светлыми и теплыми, напоминая гриффиндорские спальни, только теперь она могла жить одна, чему, безусловно, была рада. Гермиона улыбнулась, подумав об уютной постели, ждущей ее. Как бы она не сопротивлялась, усталость брала свое, а выпитый огневиски действовал успокаивающе, и ее начинало клонить в сон. Северус, приметив довольную улыбку Гермионы, язвительно поинтересовался:

— Вы так рады видеть меня ночью у своих комнат?

Улыбка Гермионы мгновенно поблекла, но собравшись и отогнав от себя неприличные мысли, она снова улыбнулась, на этот раз уже ему, и ответила:

— Это не худший вариант развития событий.

«Дерзит? — мелькнуло в голове у Снейпа. — Интересно». Такой она ему даже нравилась. В глазах появился живой блеск, лицо уже не выражает скорби и безучастия, губы растянуты в милой улыбке. Да, такой она определенно нравилась ему больше. Он улыбнулся в ответ краешками губ и подошел чуть ближе, сокращая расстояние между ними до минимума. Гермиона слегка отшатнулась, удивленная таким поведением Северуса, и уставилась на него, пытаясь понять, чего он хочет. Его улыбка стала еще шире, черные глаза смотрели на нее изучающе и даже оценивающе. Его начинала забавлять ее реакция, но, подумав, он решил, что на сегодня с нее хватит. — Доброй ночи, Гермиона, — произнес он своим низким, бархатным голосом, наклонив голову, смотря ей прямо в глаза и, не дожидаясь ответа, развернулся и ушел.

— Доброй ночи, Северус, — задумчиво произнесла Гермиона, глядя вслед удаляющейся фигуре в черной мантии, и скрылась за дверью своей комнаты.

* * *

Драко Малфой стоял во дворе Хогвартса, прислонившись к холодной, шероховатой стене. Руки привычно потянулись в карман брюк, вынимая оттуда небольшой портсигар, в котором лежала одна-единственная, скрученная вручную сигарета. Затяжка, другая — и он почувствовал, как медленно расслабляются все мышцы тела. Напряжение постепенно уходило, уступая место умиротворению и спокойствию. Мысли плавно потекли в голове, уже не путаясь, отстраняясь от насущного и унося его в мир легкого и необычайного.

— Звезды... они красивые, — растягивая слова, произнес про себя Малфой, поднимая взгляд к небу и наблюдая за яркими точками на темно-синем полотне. В голове возникла картина, в которой он идет по бледному, светящемуся Млечному пути, собирая руками звезды и снова рассыпая их по всему небосклону.

— И почему люди не летают, как птицы?

Но никто не ответил на его вопрос. Никто не слышал его, никого не было рядом, кто мог бы понять и разделить его чувства. Где-то в глубине души легонько кольнуло воспоминание о собственном одиночестве, но и оно было беспощадно заглушено очередной затяжкой. На душе снова стало легко, думать о своем несчастии не хотелось. Драко улыбнулся бескрайнему ночному небу над головой, вздохнул и, бережно уложив половинку сигареты в портсигар, направился к замку.