Сон в зимнюю ночь (гет)

— Простите, сэр. Мне нужно идти, мы все обсудим потом, обещаю.

— Ну уж нет, — он поймал ее за локоть, сильно сжал. — Думаю, вам лучше рассказать мне все сейчас.

— А вы уверены, что не забудете наш разговор до моего возвращения? — не удержалась Гермиона. Хотя сразу же пожалела о своей неуместной реплике. Какая молодец! Ему и так непросто, а она…

Но прежде, чем она успела что-либо сказать, он выпустил ее руку и слегка оттолкнул от себя.

— Вы правы, доктор Грейнджер, — он выделил последнее слово. — Идите. И можете не возвращаться. — И он быстро вышел из комнаты.

Гермиона в отчаянии прикусила губу — нельзя оставлять его одного в таком состоянии, доктор Браун ясно сказал: никаких стрессов.

«Не смогла промолчать? Как будто первый день его знаешь. Идиотка».

Она сделала было шаг, собираясь последовать за профессором, но все же остановилась. Пусть немного поостынет.

Она тяжело вздохнула и стремительно вышла из дома.

В Мунго она сразу поднялась в кабинет Брауна.

— Заходи, Гермиона, — он оторвался от своих бумаг. — Ну, как у вас там дела?

— По крайней мере, больше Северус ничего не забывает. Но и вспомнить ему не удалось почти ничего.

— А как с настроением?

Гермиона грустно улыбнулась:

— Подавлен, хотя пытается это скрыть. Почти не разговаривает со мной, все время пропадает в лаборатории, может часами сидеть у себя в комнате. Пару раз я заходила в библиотеку, а он просто сидит и смотрит в окно, меня не то что не видит — он меня не замечает. Вообще. А я…

— Держись, милая. Все будет хорошо. Вы справитесь.

Он дал ей минуту собраться с мыслями, а потом добавил:

— Я тут покопался в кое-какой литературе, рецепт этого яда сейчас считается утерянным. Точнее, считался утерянным. Но, по всей видимости, кому-то он уж очень понадобился. Сварить его несложно, но ингредиенты нужны редкостные, а их точные дозировки мне установить не удалось. Он высасывает — лучшего слова не подобрать — эмоции, мысли, воспоминания; хорошие, плохие — неважно, то есть, сродни эффекту дементора. Так его, собственно, и называли. Я дам тебе список ингредиентов, может, удастся обнаружить, кто интересовался подобными раритетами в последнее время.

Что ж, это было уже что-то. Единственное, что смущало Гермиону — почему ни она, ни Северус, проводившие подобные изыскания уже столько времени, ни на что не наткнулись. Северус ведь знаток ядов, он не мог не знать. Надо бы спросить у него.

* * *

Северус был даже рад, когда Грейнджер ушла. Сил уже не было терпеть этот сочувствующий преданный собачий взгляд, желание различить малейшие оттенки его настроения, предугадать желания. Черт, порой она вела себя так, словно знала его годами! Пару дней назад он повнимательнее понаблюдал за ней — она всегда знала, где искать ту или иную вещь, знала, что он пьет чай без сахара и любит соленое. Она знала, где находятся все ингредиенты в его лаборатории, и прекрасно ориентировалась там буквально с первых минут. Логично было предположить, что они с Грейнджер общались до всей этой истории, причем общались довольно тесно. Кем она ему приходилось? Коллегой? Вполне вероятно — она прекрасно подстраивалась под его темп работы, понимала с полуслова его краткие инструкции. Естественно, он интересовался, чем он занимался до этой потери памяти — как оказалось, работал в Мунго. А еще в Мунго работала она.

Предположить какие-то личные отношения с Грейнджер было тоже весьма закономерным, но… как-то это было неправильно, чего-то не хватало. Но не зря же та девчонка, Нэнси, оговорилась — доктор Снейп. Ну не удочерил же он ее, в конце концов. Выходит… выходит… все сходится. Последняя часть головоломки встала на место. Все-таки жена. Отлично. Это объясняет абсолютно все. Кроме одного — как?..

* * *

К возвращению Гермионы профессор уже окончательно взял себя в руки и успел обдумать ситуацию. А еще ему было просто интересно посмотреть на Грейнджер, точнее, на доктора Снейп, по-новому. Оценить как свою жену.

Когда Гермиона вернулась, он дремал в кресле в библиотеке. Она, осторожно ступая, подошла к двери, тихонько оперлась о косяк. Как же ей нравилось смотреть на спящего Северуса. Было в нем что-то трогательно-детское, мальчишеское, непокорное и непокоренное.

— Если бы ты знал, как я люблю тебя и как скучаю по тебе прежнему, — тихий шепот.

Она, все так же неслышно ступая, вышла, мягко притворив за собой дверь.

Открывший глаза Северус удивленно уставился в догоравший уже огонь.

Кто бы мог подумать.

Утром он вел себя как ни в чем не бывало. Словно и не было между ними этой сцены из-за Нэнси. Словно он ничего не слышал вечером у камина. Все как всегда. Только не мог Северус не заметить легких косметически чар возле глаз. Плакала. Из-за него. Жалела. Опять.

Только теперь эти мысли уже не вызывали раздражения. Было приятно сознавать, что кто-то заботится о тебе просто так, что кому-то не все равно. Но было еще не время. Рано.

Северус не признался бы в этом даже самому себе, но ему казалось жестоким рассказать Гермионе, что он все знает. Не вспомнил, а вычислил. И что он всего лишь знает и ничего не чувствует к ней. Разве можно забыть чувства?

Они молча завтракали. Потом Грейнджер спросила:

— Профессор, вы что-нибудь знаете о «Тени дементора»?

Он помолчал несколько минут.

— Нет. Что это?

— Мы… Целитель Браун предполагает, что именно этим ядом вас пытались отравить.

— Как вы сказали? «Тень дементора»? Какая-то чушь. Никогда не слышал. У вас есть его состав?

— Держите, — она протянула ему листок с ингредиентами. — Вероятно, именно эти ингредиенты помогут нам понять, чьих рук это дело.

Он молча пробежал глазами список. Потом разжал пальцы, позволяя кусочку пергамента свободно упасть на стол.

— Чушь, — резко повторил он, встал из-за стола и вышел, почти выбежал из комнаты.

Гермиона недоуменно посмотрела ему вслед. Что опять пошло не так? Что-то было, что-то промелькнуло… Что она сказала не так?

Северус никак не мог найти себе места. Мало того, что этот яд отобрал у него половину жизни, стерев из памяти воспоминания, так еще и превратил его едва ли не в сентиментального страдальца. Он притормозил у шкафчика с готовыми зельями, выудил успокоительную настойку, отмерил себе семь капель.

Единственный человек, у которого он мог предположить наличие всех этих ингредиентов, включая неимоверно редкий и считающийся ныне исчезнувшим глаз архонта, был Люциус. Его хорошо забытый друг. Точнее, даже не Люциус, потому что его Северус так и не вспомнил, просто знал о нем по скупым рассказам Грейнджер, а Нарцисса. Ее он, на удивление, помнил прекрасно. Она поддерживала его все время, пока он убивался по Лили в школе и после ее смерти. Она не осуждала, не давала миллион ненужных советов. Просто поддерживала. Казалось бы, с чего богатой, знатной чистокровной Нарциссе вообще обращать на него внимание? А хотя бы потому, что, кем бы Нарцисса ни притворялась, как тщательно бы ни маскировала свои чувства, уготованная жизнь в золотой клетке ее отнюдь не прельщала. Она была негласным бунтарем, чего по ней определить было совершенно невозможно. Рыбак рыбака, а бунтарь бунтаря…

* * *

— Оборвыш! Я видел, как ты себе мантию магией штопал! Отребье! Тебе здесь надо не учиться, а полы подметать на пару с Филчем! — орал Поттер, взбешенный из-за очередного отказа Лили. — Зачем он тебе, Эванс? Посмотри на него! Он и себя-то защитить не может, что уж про тебя говорить!

Но Лили уже не слушала, она просто развернулась и пошла от них прочь, не оборачиваясь ни на покрасневшего от ярости Поттера, ни на побледневшего от унижения Снейпа. Уравнивая их таким образом, не выделяя одного перед другим. Сравнивая их! Поставить его, Северуса, друга детства, в один ряд с высокомерным заносчивым Поттером! Для него это было как Авада в спину.

Северус даже не пытался защититься, он просто стоял и обреченно смотрел вслед Лили.

— Ах ты, тварь! — Поттеру, казалось, пришли в голову те же мысли, и ему тоже не понравилось быть на равных условиях с нищим Сопливусом.

— Левикор…

Договорить ему не дали — он был впечатан в каменную влажную стену белой вспышкой заклинания Нарциссы.

— Я рада, Поттер, что мы не в родстве, — процедила она сквозь зубы. — Мне было бы стыдно иметь таких родственников, неважно, насколько вы богаты и аристократичны. Потому что чистота крови измеряется не только количеством поколений на вашем семейном древе.

Она размахнулась и отвесила растерявшемуся и быстро растерявшему свой пыл Поттеру пощечину — от кого-от кого, а от Нарциссы, слывшей молчаливой заносчивой ледышкой, он такого не ожидал. Как, собственно, и Северус.

Нарцисса повернулась к Снейпу, взяла за руку:

— Пойдем.

* * *

Скоро он уже прекрасно понимал Нарциссу, чья заносчивость, надменность и холодность объяснялись целым ворохом комплексов, обеспеченных ей завышенными требованиями родовитого семейства, сестры-домашнего тирана, а еще, несмотря на сказочную красоту, застенчивостью.

Никакой романтики в их отношениях не было. Были скорее негласные стратегические планы — как выжить во враждебной среде, коей оба, не сговариваясь, считали Хогвартс. Именно Нарцисса, и никто другой, помогла ему не свихнуться в тот страшный Хэллоуин, и именно она настояла на том, чтобы он принял предложение Дамблдора и пошел на работу в Хогвартс. И именно она, правда, связанная Нерушимым Обетом, знала о его маленькой двойной партии в большой игре Дамблдора и Темного Лорда.

И именно у нее и у ее мужа могли иметься все ингредиенты, которые сами по себе, не считая их редкости, стоили целое состояние. Рядом с вопросом «Как?» касательно Грейнджер появился вопрос «За что?» рядом с именем дорогого ему человека.

За что ему все это?

* * *

Гермиона тихонько поскреблась в дверь его комнаты. Обычно она старалась не делать ничего подобного, но сейчас ей было очень важно знать, что происходит. А еще надо было поработать над противоядием. Доктор Браун сказал, что в той книге утверждалось, что его нет, как нет и способа вернуть душу в тело после поцелуя дементора. Но Северусу, ее Северусу, все под силу. И она сама сделает все, чтобы вернуть утраченное. Знать бы только, кто это сделал… И зачем.

Дверь рывком распахнулась внутрь, и не ожидавшая этого Гермиона упала прямо в руки Северусу. Он, ничуть не растерявшись, поймал ее. И держал на секунду дольше, чем это было нужно.

— Простите, я не ожидала, что вы так быстро откроете.

— Не ожидали? В последнее время вы, мисс Грейнджер (или мне называть вас доктор Снейп?), по всей вероятности, многого не ожидали. Бродите как сомнамбула с того самого момента как поселились здесь. Я, конечно, много чего не помню, но уверен, что вы никогда не были настолько молчаливой, тихой, я бы даже сказал, незаметной. По мне горюете или что-то еще случилось? Или вам не нравится здесь? Вы же знаете, что процесс забывания остановился, палочка меня слушается. Я не пропаду и без вашего постоянного присутствия.

Что она могла ответить?

Северус был в определенной степени прав — ему больше не нужен был постоянный присмотр, но покинуть его дом сейчас… Если воспоминания все же не вернутся, то что будет дальше? Как снова вернуть все на свои места? Она не была готова уйти из его жизни.

— Я не… — она замолчала.

— И вот опять. Когда это вам было нечего сказать?

— Простите, я, пожалуй, пойду.

— Ну уж нет. Не раньше, чем скажете, зачем приходили.

«А ведь он играет со мной», — Гермиону словно ударили хлыстом. — «Догадался. Ну конечно, догадался! Знает и играет».

Она стремительно развернулась, намереваясь уйти. Но Северус схватил ее и притянул к себе.

— Не так быстро, доктор Снейп.

Поцелуй был недолгий. Но Гермионе этого хватило. Сколько она ни старалась притворяться сильной, держать себя в руках, но, вновь оказавшись так близко к нему, она не выдержала. И когда он, наконец, отстранился, она не смогла поднять на него глаза с навернувшими слезами. Не хотела она открывать свои чувства и боялась увидеть насмешку в его глазах.

А он, постояв так с минуту, снова притянул ее к себе, зарылся в волосах:

— Моя. Моя маленькая девочка. Прости меня.

Только сейчас напряжение окончательно спало. Гермиона сумела незаметно утереть непрошенные слезы и еще сильнее обняла его.

— Как же я боялась, Северус, что ты не придешь в себя тогда, потом боялась, что ты не вспомнишь меня… нас; боялась, что ты оттолкнёшь меня на этот раз.

Он остановил ее, коснувшись губ рукой:

— Какая же ты все-таки глупая, доктор Снейп. Такая умная и такая глупая.

— Где-то я уже это слышала…

— Покажи мне наши воспоминания.

— Наши?

— Да, теперь они у нас одни на двоих; пока, по крайней мере.

— Может, стоит пока немного подождать? Все же нервные встряски тебе сейчас противопоказаны.

— То есть, наши с тобой отношения — это одни сплошные нервные встряски? И почему я не удивлен, — он чуть улыбнулся.

— Ну, не совсем сплошные… — она улыбнулась в ответ.

* * *

Снова четыре часа в обществе преподавателя. Гермиона примостилась в уголке дивана, обложилась книжками по гербологии, разместила на коленях самую огромную и неимоверно тяжелую «Краткую инструкцию по нахождению, собиранию, приготовлению и употреблению растений Альбиона» и принялась за сочинение. Профессор сидел в кресле со справочником по зельеварению с не менее путаным названием. Только вот в книгу он почти не смотрел — за полчаса перевернул страницу лишь однажды. Гермиона, понимая прекрасно, что это не ее дело, многое бы отдала, чтобы узнать, где сейчас его мысли. Она тихонько вздохнула и углубилась в работу.

Поставив последнюю точку, она бросила взгляд на Снейпа, который, нимало не смущаясь, продолжил читать ее работу. Удивленная, она уставилась на него во все глаза.

— Что ж, неплохо, мисс Грейнджер. Вы, в отличие от Поттера и Уизли, не ленитесь воспользоваться несколькими источниками, и ошибок делаете меньше, но если бы вы не просто переписали куски, а…

— Я не просто переписала куски!

— Ну да, конечно, вы их перефразировали и поменяли местами. А сами рассуждать не пробовали? Вы ведь претендуете на звание самой умной ученицы, так ведь? Странное у вас понимание слова «умный».

— Профессор Спраут ставит мне высшие баллы за эссе.

— Еще бы! Профессор Спраут, конечно… Почему-то я не удивлен.

Гермиона собралась было возразить, но потом передумала — в чем-то он определенно был прав. Рассуждать, говорить своими словами, логически мыслить было куда как сложнее, чем просто разложить по полочкам информацию, пусть и усвоенную из нескольких источников. Да и толку с ним спорить. Себе дороже.

— Что вы читаете? — она сама удивилась собственной смелости.

— Вы еще не доросли до таких книжек, мисс Грейнджер.

Ага, а в переводе на человеческий это, должно быть, означает: «Не суйте свой длинный нос куда не надо».

Закусив губу, Гермиона собрала учебники по гербологии, а затем вытащила из своей безразмерной сумки пособие по колдомедицине. Учеба учебой, но и о занятиях у мадам Помфри забывать нельзя.

— Садитесь за стол, иначе испортите зрение.

Вот это номер! Только почему нельзя было предложить ей это раньше, когда она писала эссе на коленях?

Он словно прочитал ее мысли и добавил:

— Смелее надо быть, мисс Грейнджер, и отстаивать не только права сирых и убогих, но и свои собственные.

Каждый раз, открывая книгу по колдомедицине, неважно из какой сферы, Гермиона словно забывала о мире вокруг, не замечая ни времени, ни пространства, ни окружающих людей. Но на этот раз из объятий чтения ее вырвало чье-то тяжелое дыхание и неприятные скрежещущие звуки. Она оторвала голову от книги и уже через долю секунду была возле профессора. Они словно поменялись ролями. Теперь спал он, а она пыталась разбудить его. Только это нельзя было назвать сном. Его глаза были открыты, и в них стояли отчаяние, тоска, безысходность, страх. Сведенные судорогой пальцы скребли подлокотники кресла. Сказать, что Гермиона испугалась, значит не сказать ничего. Она тихонько позвала его — никакой реакции. Она уже читала о чем-то подобном: в таком состоянии людей нельзя будить резко — невозможно предсказать реакцию, причем последствия могут сказаться и на том, кто будит. Мало ли какой сон снится человеку, вдруг он гонится за кем-то. Она позвала его еще раз, громче. Ничего. Она встала перед ним на колени, обхватила обеими руками лицо, посмотрела в глаза, глядевшие сквозь нее все с тем же безысходным, тоскливым отчаянием.

— Профессор, пожалуйста, это все не на самом деле. Это вам только каже…

Она не знала, как это получилось. Вероятно, подействовала их связь. Она словно оказалась ТАМ вместе с ним. Словно все происходило в Омуте Памяти — ее нельзя было увидеть, услышать, почувствовать. Но зато она видела все.

Он бежал из последних сил, задыхаясь, к полыхавшему дому, а за ним гналась свора черных Полуночных собак, тех, кого в книгах Запретной секции называли Стражами Ворот. Они питались человеческой памятью и эмоциями, оставляя человеку его душу, но уже не способную на самые простые чувства. И непонятно было, то ли он спасался от них, то ли, наоборот, вел за собой. Дом, казалось, не приближался. Пламя разгоралось все ярче, стропила начали рушиться внутрь, потом рухнула крыша. Собаки нагоняли мужчину. Еще несколько секунд, и… они растворились, а он упал на колени и закричал, все так же отчаянно и безысходно. Потом он просто стоял на коленях и смотрел на догоравший дом. Гермиона ничего не могла сделать, теперь не в ее власти было даже разбудить его. Оставалось ждать и надеяться, что он справится.

«Почему он не пытается тушить пожар, не пытается спасти кого-нибудь?»

Она получила ответ на свой вопрос в ту же минуту. Северус медленно встал с колен и пошел к дому. Гермиона последовала за ним. Было очень жарко. И внезапно она поняла его намерения. Забыв обо всем, она попыталась схватить его за мантию, но ее руки прошли сквозь ткань. В этот самый момент из дома метнулась фигура, охваченная пламенем; этот человек, спотыкаясь на каждом шагу, побежал им навстречу, но уже через несколько шагов наткнулся на невидимую стену, окружавшую дом.

Ей никак не удавалось рассмотреть лицо человека. А потом она увидела, как оно начало меняться — это были лица самых разных людей: женщин, мужчин, стариков, был даже младенец. А еще она разглядела мелькнувшее человека, неимоверно похожего на Гарри, только гораздо взрослее. Лиц было не очень много, но все это было неимоверно страшно. Самым последним было лицо самого Снейпа. Она не могла без ужаса смотреть на этот пылающий калейдоскоп. А Северус просто стоял и смотрел, тоже будучи не в силах пройти сквозь стену. Смотрел, словно уже не в первый раз. В его глазах была обреченность человека, делающего свои последние шаги по эшафоту.

Вот что за сны ему снятся... Вот как объясняются все эти его раны после сна: наверное, Стражи Ворот успевают догнать его, или стена все же немного поддается. Вот как объясняется то его состояние в больничном крыле. Тогда все, должно быть, было в первый раз. Кто были все эти люди… Хотя и так понятно. Но кому нужна эта пытка? Неужели он сам так наказывает себя? Сколько уже можно?

Она вздрогнула, когда он пошевелился и уже осмысленно посмотрел на нее.

— Вам лучше забыть то, что вы только что увидели, мисс Грейнджер.

Гермиона вздрогнула — она все еще стояла на коленях перед ним, а он уже отводил ее руки от своего лица.

— Я понимаю, что вы действовали из лучших побуждений, но я без сомнения наложил бы нас вас Обливиэйт, не будь это опасно при нашей связи, — тихий, абсолютно ничего не выражавший голос пугал едва ли не больше, чем вся эта ситуация.

— Профессор, я…

Удивительно: если он так разозлился на Гарри из-за Омута Памяти, то почему так спокойно реагирует на то, что она подсмотрела его кошмар. Происходило ли это на самом деле, или это все действие заклятия, зелья или… или... Стражи и правда существовали и по каким-то причинам преследовали его?

— Простите, я просто пыталась вас разбудить.

Он молчал.

— Неужели вы никак не можете прекратить это?

— А если я не хочу это прекращать? У каждого человека есть свое чистилище, и мое ничуть не хуже.

— Но, профессор…

— Идите уже, — голос был уставший.

— Я позову профессора Дамблдора или мадам Помфри.

— Это мы с вами уже проходили. Только попробуйте. Если рискнете меня ослушаться, мало не покажется, обещаю.

— Хорошо.

Она торопливо собрала свои вещи и едва ли не бегом кинулась к двери.

О Мерлин!

Уже в гостиной Гриффиндора Гермиона начала укорять себя за малодушие. Ну как можно было оставить его одного? Тоже мне, будущий колдомедик нашлась! Она уж совсем собралась было вернуться, но почувствовала каким-то образом, что профессору этот визит будет нежелателен. Вряд ли он хотел, чтобы кто-то видел его в этот момент.

* * *

На следующий день профессор вел себя как ни в чем не бывало. То есть, по-прежнему холодно и отстраненно. Они провели около часа в гостиной, а потом он заявил, что у него дела в лаборатории. Гермиона попыталась было пойти туда с ним, но он перегородил проход рукой и заявил, что не потерпит присутствия гриффиндорской выскочки с гипертрофированным любопытством и еще более гипертрофированной безответственностью в потенциально крайне взрывоопасном месте.

— Профессор, прошел еще только час.

— Только час? В вашей компании, Грейнджер, время, кажется, останавливается. Не знаете, с чего бы это?

— Нет, сэр. — Как будто он не знает, сколько на самом деле времени прошло! Ну что за человек? И только потом она поняла — он дразнил ее. Профессор Снейп. Дразнил. ЕЕ. Она что, в параллельной вселенной?

— Пойдемте уже, только ничего не трогать.

— И не собиралась, сэр. У меня, ко всему прочему, еще и гипертрофированный инстинкт самосохранения.

Ответом ей было ироничное поднятие пресловутой брови и странный взгляд.

Три часа пролетели как одно мгновение. Он, естественно, не позволил ей ничего делать, зато сам подробно объяснял свои действия. Он готовил хорошо известное ей по программе зелье, только очень нестандартным способом, в промежутках между объяснениями на чем свет стоит ругал то составителей их учебника по зельеварению, то «образовательных ослов» из Министерства, уже много лет не дающих добро на написание «нормального учебника» по им одним понятным причинам.

В конце, поймав ее благодарный взгляд, он, к ее огромному удивлению, сказал:

— Не волнуйся, скоро все будет хорошо.

Потом, очевидно, опомнившись, сказал свое излюбленное: «Идите уже, мисс Грейнджер. Вы тут что, поселиться собираетесь?»

Поднимаясь из подземелий, она улыбалась.