Осколки битого стекла (гет)

Ей снится Тео. Красивый, родной, спокойный. Он смотрит на нее и улыбается. Так, как больше никто улыбаться не умеет. Уголки губ чуть приподняты, в глазах светятся тепло и участие. Такой Тео согревает ее изнутри. Дафна тянет руки на встречу, Тео улыбается шире и делает шаг вперед. Она жмурится от нахлынувшего счастья, открывает глаза и... Натыкается на совершенно чужого Тео. Злого, жуткого, отвратительного.

Он достает из пачки сигарету, чиркает спичкой и затягивается. Мерзкая маггловская отрава. И Тео. Тео призирает все маггловское, настоящий Тео даже не посмотрел бы в сторону этой гадости.

— Ты не Тео! — кричит Дафна, но тварь, так похожая на Тео, скалится и смеется раскатистым басом. Ее пробирает дрожь, хочется бежать, но ноги прирастают в земле. Она стоит и смотрит, как он выпускает клубы дыма изо рта и наслаждается ее растерянностью и страхом. Это не Тео, совершенно точно не он. Нет, нет, нет! Но кто?

— Кто ты? — почти пищит Дафна и не верит, что это ее голос. ЛжеТео ничего не говорит, только смотрит. Последний раз затягивается и идет к ней. Дафна сжимается, но продолжает чего-то ждать. Может, морок рассеется, и появится настоящий Тео?

— Детка, ты такая забавная, что даже почти не хочется тебя разочаровывать, но увы, — он театрально разводит руками, — у меня нет выбора. Я и есть Тео, просто ты не хочешь признавать очевидное.

— Я не верю, — как под гипнозом шепчет Дафна, чувствуя, как его руки забираются под пальто. Кожа покрывается мурашками от холода, она молчит и во все глаза смотрит на Тео, ищет знакомые черты, пытается верить. Он наклоняется и целует ее шею, сжимает холодными руками грудь. Дафна бы должна наслаждаться, но ее сковывает лед. Не то, не тот, иллюзия!

Она упирается руками ему в грудь, толкает, но Тео впивается зубами в ее шею и прижимает крепче. Дафна кричит, бьет кулаками, пинается, но он сильнее. Он смеется, до боли сжимает ее грудь и дергает на себя. Пульс зашкаливает, в ушах стучит: «Моя. Никуда не денешься». Дафне холодно и страшно. Не ее Тео, обман, подделка, колдовство. Она извивается в его руках, а он только получает от этого удовольствие. Твердый член упирается в бедро, она боится, что не сможет вырваться, что он прижмет ее к грязной холодной стене и изнасилует. Тео бы никогда так не поступил, это не Тео!

Тео не стал бы курить сигареты. Тео не стал бы ее ни к чему принуждать.

Тео не любит жесткий секс!

— Хочешь я тебя трахну? Прямо здесь и сейчас. Задеру юбку, порву трусы и войду в тебя. — Тео не стал бы никогда такое говорить! — Сначала пальцами, чтобы подготовить. Не потому, что меня беспокоит твое удовольствие, нет, чтобы ты скулила, чтобы текла, как последняя шлюха, чтобы просила вставить тебе по самые яйца. Ты хочешь этого? Признайся, что хочешь. — Его прерывистое дыхание опаляет ключицы. Когда он успел так задрать кофту? — А если бы пальцы не помогли, я бы опустился на колени — плевать на грязную мостовую — залез под юбку и отлизал бы так, что на ногах не устояла бы. Ты бы стонала, всхлипывала и сдирала ногти о шершавую стену в поисках опоры. Какой-нибудь неудачник прошел бы мимо и кончил, осознавая, что никто не будет стонать от его прикосновений так, как ты течёшь от моих. Признайся, признайся себе, что ты похотливая дрянь, которая только и ждет, чтобы ее трахнули по-настоящему. Чтобы круги перед глазами, шум в ушах и сердце в горле.

— Да, — непроизвольно выдыхает Дафны. С закрытыми глазами она чуть расслабляется в его руках. Его слова бьют током по нервам. Она ненавидит себя за то, что возбуждается от грязи и мерзости, похоти, которыми сочится каждый звук, но не может сопротивляться реакции организма.

Он запускает руку ей под юбку и довольно ухмыляется. Она влажная, она стонущая, она — его.

— Сучка, грязная, развратная сучка. Я не буду тебя трахать, нет, ты сама себя трахнешь моим членом. — Дафна не понимает его, да и не хочет. Кости превращаются в желе. Как бы ни противно было признаваться, сейчас она согласится на все. И Тео, похоже, это понимает. Упивается властью, наслаждается, манипулирует.

Рукой комкает ее трусы и дергает. Дафна взвизгивает, ей больно. Ткань врезается между ягодиц, а Тео все сильнее тянет... И резко отпускает. Тянет, и снова отпускает. Трение ткани доводит до безумия. Дафна вскидывается. Грани реальности стираются, боль притупляет удовольствие, за удовольствием почти не чувствуется боль. Она откидывает голову назад и закусывает губу. Возбуждение растет.

— Для кого ты надеваешь стринги? А для кого кружево? Они ведь неудобные. Натирают, колются, приходится все время поправлять. Чертовка. — Тео отпускает трусы, и Дафна чуть хнычет. — Хочешь еще? Вижу, что хочешь, но не получишь, если только... — Он замолкает на полуслове, мучает. Знает, что она ждет, сделает все лишь бы продолжал. — Какого они цвета?

— Черные, — выдыхает Дафна. Ей все равно, как она сейчас выглядит. Лишь бы получить то, чего она хочет. А хочет она сейчас его. Неправильно, порочно, необходимо.

— Умница. — Она слышит ухмылку в его голосе. Плевать. — А теперь оближи два пальца и вставь себе. — Дафна не раздумывает. Облизывает пальцы, размазывает слюну по лобку, уверенными движениями двигает внутри себя. Тео смотрит, как завороженный, не отрываясь. Еще бы. Дафна мастурбирует посреди улицы на грани оргазма.

Он перехватывает ее руку и толкает к стене. Рвет на части трусы, резко вводит три пальца до упора.

— Какая узкая. — Выдох сквозь зубы. — Какая влажная. — Чертыхание вполголоса. — Моя. — Он останавливается также резко, как начинает. Прерывисто дышит, смотрит в глаза и облизывает свои пальцы. — Расстегни штаны. — Она подчиняется. — Возьми член в руки и сожми. — Он закрывает глаза, подается в такт ее движениям. Ему хорошо, ему хочется еще, ему хочется ее. Он тянется к Дафне, проводит рукой телу. Горячая, возбужденная, ждущая. Он хочет ее, но нет. Одно движение, и в Дафну входит что-то мягкое, упругое, большое, но точно не член. Она распахивает глаза и удивленно смотрит на Тео. Он ухмыляется и двигает внутри Дафны вибратором. Быстро, резко, сильно. Она закатывает глаза и стонет, цепляется за Тео, но это не то. Она закусывает губу, закидывает ногу ему на бедро, прижимается ближе и почти кричит.

— Тебя...

— Что?

— Хочу тебя...

И Тео в ней. Сжимает до боли ягодицы, вбивается до упора, не думает о боли. Жажда обладания накрывает его с головой. Дафна бьется головой о камень, обхватывает Тео за шею и впивается зубами в его шею. Ярко, болезненно, горячо.

Дафна подается навстречу, вперед, вперед, еще, сильнее, больше... Вскидывается на кровати. Она одна в своей палате, а за окном занимается рассвет. Дафна откидывается на подушку и прикрывает глаза. Очередной сон из серии эротических. Она всегда просыпается на пике оргазма и долго смотрит в пустоту. А потом наступает очередной приступ. Острый, удушающий.

Она тянется за пергаментом и кистью. Косые лучи солнца окрашивают постель в оранжевый цвет. Где-то на задворках памяти неясным пятном вспыхивает воспоминание. Сознание цепляется за яркость цвета и четкость линий, но образ ускользает. Рука сама собой выводит завитки, накладывает штрихи, затемняет фон. Через полчаса на Дафну янтарными глазами смотрит полярная сова, которую она совершенно наверняка знает, но не помнит откуда. За спиной птицы разноцветные всполохи то ли заклятий, то ли заката, то ли еще чего. И бесконечная преданность в глазах. Дафна не может отделаться от ощущения, что это не просто рисунок. Он должен что-то значить, Дафна еще до Мунго привыкла верить интуиция.

Поэтому она вешает рисунок на стену и долго смотрит. Она что-то пропустила. Что-то важное, из-за чего суть ускользает между пальцев. Она не обращает внимания на тихий стук в дверь. Кому надо, и так войдет.

— Хедвиг? — Удивленное восклицание вырывает из раздумий. В дверях почти напуганный Поттер, и это уже само по себе странно забавно.

— Ты ее знаешь?

— Это моя сова. — Дафна вскидывает брови и долго смотрит Гарри в глаза. Испытывает, читает душу.

— Как она умерла? — Дафне холодно. Не просто озябшие руки и мурашки по телу, замогильно холодно. Так веет смертью. Она молчит, он должен сказать это сам.

— Откуда ты..? — Гарри смотрит во все глаза, открывает и закрывает рот, как выброшенная из воды рыба. — Тебе говорили, что ты очень странная?

— Я нарисовала твою мертвую сову на фоне заклятий. По твоему взгляду это поняла. Волдеморт?

— Хедвиг умерла за меня, — Гарри выдавливает из себя слова. Ему больно, до сих пор больно. Это бросается в глаза.

— Боль — твоя сила, но ты должен ее отпустить, чтобы двигаться дальше.

— Почему ты все еще здесь, если такая умная? — Зеленые глаза мечут молнии, Дафна понимает его. Но вместе с пониманием к горлу поднимается удушающая злость. Как он смеет ее судить?

— Глупость и повышенная чувствительность — разные вещи. И спасать мне некого кроме себя. Считай мое сумасшествие защитной реакцией. — Поттеру становится стыдно. Руки теребят рукав кофты, глаза опущены в пол, губа закушена. Провинившийся ребенок. — Как ты умудрился победить Волдеморта с такой неуверенностью в себе?

— Я думал, вы называли его Темным Лордом.

— Мы? — Дафна нервно хихикает. — Нам посчастливилось родиться по другую сторону баррикад, только и всего. Правда, в отличие от тех же Малфоев, Ноттов и Паркинсонов мои родители не были Пожирателями. Так что для меня Волдеморт никогда не был Темным Лордом. Нас с сестрой пугали им на ночь и предостерегали от необдуманных поступков. Не так страшен черт, как его малюют. — Дафна выдыхает, дыхание сбивается, будто она бежит марафон и разговаривает. Она выворачивает душу перед Поттером, глупость какая! Она ему ничем не обязана! Ничем! Ее мир он не спас — нет! — он его разрушил! — Какого черта ты вообще приходишь! — Почти визжит Дафна. — Поднимай свою героическую задницу и вали из моей разбитой вдребезги жизни! Тебе меня не понять, а мне на тебя плевать!

— Мы связаны, ты не можешь отрицать, — спокойно говорит Гарри, не двигаясь с места.

— Чем, Мордред и Моргана? Чем? Поломанными судьбами, что ли? Я сломала свою жизнь задолго до войны. Проваливай, Поттер.

— Ты нарисовала смерть моей совы.

— Будем считать, что я медиум или что-то в этом роде. — Дафну утомляет этот разговор. Бессмысленный, беспощадный, глупый. Таскается сюда, задает ненужные вопросы, да еще и обижается. Ему бы проблемы Дафны! Как эгоистично.

Она закрывает глаза. Темноту тут же расчерчивают зеленые и красные полосы. Она проваливается в пустоту. Падающая белая птица, разъяренный крик и крик отчаяния. Янтарные глаза распахнуты, крылья раскинуты, сова летит вниз. В пропасть забытья. Она сгребает простыню в комок, закусывает губу до крови, выгибается на постели. Из горла вырывается вопль боли. Электрический ток разбивает ее на тысячу осколков. Они впиваются в кожу, впитываются в поры, застревают в костях. И жалят, жалят, жалят. Слишком реально, чтобы быть иллюзией.

Ее хватают за руки и тянут в разные стороны. Разрывают на части, тело вспыхивают огнем. Она пылает, а под веками прыгают красные цифры. Хаотично и отвратительно. Она не понимает системы. Дафна истошно вопит, но крик тонет в оглушительной тишине. Она одна. Наедине со своими страхами и болью. Ее режут ножом, обжигают железом, дробят кости. Острые края зазубрин впиваются в органы. Она чувствует, как истекает кровью. Захлебывается ею. Воздух вышибает из легких, их заполняют смола и дым. Дафну травят изнутри. Озноб бьет по нервным окончаниям. Она растворяется в боли.

Безлюдный Хогвартс одновременно прекрасен и уныл. Разве красота не может быть унылой? Даже в искалеченных трупах есть своя прелесть. Извращенная, ненормальная, отвратительная, но все же прелесть. Сырость забивается в ноздри, но она упрямо идет вперед. В подземельях всегда сыро. Только в гостиной тепло камина чуть разгоняет затхлость воздуха. Давно пора привыкнуть, но не получается. Папа шутит, что она слишком теплокровная для Слизерина. А мать кривит губы. Кажется, Дафна совсем не оправдывает ее надежд. Все равно. Она не интересуется ее жизнью вовсе, почему Дафна должна подстраиваться под представления матери о себе. В конце концов для реализации несбывшихся родительских надежд есть еще Астория.

После одиннадцати Хогвартс фальшиво засыпает. Комендантский час. Это имеет значение для студентов курса до четвертого. Старшие выходят на охоту. Нет ничего запретнее, чем устроить свидание в одном из кабинетов, чтобы с утра вспоминать ночные приключения. Всего лишь глупая попытка доказать свою мнимую взрослость. Вот только Дафна точно так же, как и многие, выбирается в коридор после отбоя. Но ей некому что-то доказывать. Она просто дышит. В тишине и вдали от любопытных глаз. Наедине со своими мыслями, рядом с которыми не нужно притворяться. Не нужно быть прилежной ученицей, старшей сестрой, соответствовать фамилии. Хогвартские коридоры ничего не требуют. Только эхом разносят звуки шагов и сбивчивое дыхание. Дафна каждый раз пытается вдохнуть полной грудью, но в горле встает ком, и она захлебывается. Ни туда, ни обратно. Она катает его по гортани, но голос хрипит, а легкие не принимают кислорода больше, чем необходимо. Дафна так хочет вздохнуть полной грудью, но что-то не позволяет, царапает изнутри, втыкает иголки в трахеи.

Она слышит томные вздохи и влажные стоны. Обычные звуки для пятницы. Особенно для пятницы. Расслабляются после тяжелой недели или просто развлекаются. Ей все равно. Как и всегда Дафна делает вид, что глухая. Дверь в класс приоткрыта. Какая беспечность. Звуки все громче и хочется заткнуть уши. Хочется зайти в класс и сказать что-то вроде: «Давайте будем вежливы друг к другу». Парочка наверняка перепугается, шарахнутся в разные стороны, судорожно шаря по парте в поисках одежды. Это было бы даже забавно, не будь так грустно. Когда у нее хорошее настроение, таких горе-любовников даже жаль. Они удовлетворяют свою похоть в пыльных углах, называя это любовью. Глупо торопиться жить, даже если завтра можешь умереть. Ведь запоминают поступки, не слова. А отдаваться в пыльном классе — это как-то грязно. И недостойно. Вот у нее с Тео...

Сознание цепляется за близкое и родное. Тео! С маггловской сигаретой в руках. Она вдыхает испарения и кашляет. Давится, надсажается. Гортань сводит. Дафна сгибается пополам и видит, как выплевывает печень на ладонь. Она черная и прогорклая. Как сажа на вкус, она знает. Кто-то заставляет ее есть свои органы. Она видит, как орел клюет печень. Через секунду или вечность Дафна становится Прометеем. Это ее приковывают к горе, ее обездвиживают, ее заставляют умирать. За добро, за свет, за огонь. Черный огонь, пожирающий изнутри.

Дафна рвет на себе волосы. Пытается подсознательно заглушить одну боль другой. Вместо этого становится совсем невыносимо. На руках выжигают диковинные руны. Она хватается за нож, разрезает ладони до мяса, но не чувствует ничего. Отчаяние рвет артерии, сердце отбивает чечетку. Вены становятся черными, по ним течет ртуть, испепеляет Дафну изнутри.

Она расслабляется. Плывет по зыбучим пескам времени, растворяется в вечности. Ей не холодно, ей не жарко. Ей не больно, ей не щекотно. Ей не спокойно, ей не тревожно. Дафна в нирване.

— Можешь так не кричать, — доносится до ее ушей, и даже Дафна почти жалеет эту дуреху. Резко останавливается. Что? Это же не... Нет, он слишком... Хорошо воспитан и... и... и... Мысли путаются в голове, она как завороженная подходит к двери и заглядывает. Это совершенно мерзко и чуть позже она обязательно себя отругает, но... Лунный свет высвечивает каштановые пряди, призрачными бликами ложится на бледную спину, опускается к ложбинке между ягодиц. Пот капельками блестит на его теле, и он движется, движется, движется.

Дафна слышит, что девчонка все равно стонет. Неважно, кто она. Какая разница. Он чертыхается и затыкает ей рот ладонью. Она мычит и вертится, но он и не замечает. Мышцы спины напрягаются, он выпрямляется... Он сейчас кончит. Дафна совершенно точно знает, потому что так он кончал на ней. Через пару секунд он скажет:

— Я сейчас. — И кончит.

Тео чуть расслабляется, но не касается больше девчонки. Вместо этого поворачивается и замирает. Он смотрит во все глаза, а Дафна будто примерзает к полу. Ей противно смотреть, но любопытно, как он себя поведет.

— Пошла вон, — почти рычит на девчонку под собой, бросает ей одежду и сталкивает с парты.

— Но, Тео...

— Вон, я сказал. — Она пробегает мимо. Полураздетая, злая, обиженная. И кажется стирает слезы со щек.

— Это не то, что...

— Я подумала? Брось, секс сложно перепутать с чем-то другим.

— Тогда почему ты все еще здесь? — Дафна смотрит на него, и ей страшно. Она совершенно не знает такого Тео. Беспринципного, грубого, жесткого. Почему она еще здесь?

— А ты? — Отвечать вопросом на вопрос невежливо, но в этой ситуации...

— Когда ты уже перестанешь за мной таскаться? Самой не противно?! — он кричит, а Дафна с каждым звуком все больше превращается в желеобразную массу. Не плакать, не плакать, не плакать. — До подглядывания опустилась, мерзость. — И вот тут она закипает.

— Я. Не. Подглядывала. — Пусть думает, что хочет. Плевать. Если бы не его голос, ни за что бы не зашла. Лучше бы легла спать пораньше.

— А что ты делала? Мимо проходила? Три раза ха! — Он откидывает голову назад и громогласно смеется. Или это внутри меня эхо из-за образовавшей пустоты там, где еще несколько минут назад было сердце. Должно было быть.

— Наверное, я тебя удивлю, но иногда люди могут просто гулять. И просто наткнуться на парочку, занимающуюся непотребствами посреди школы. — Она собирает волю в кулак и вскидывает подбородок. Выплакаться можно будет в спальне. Главное, заглушающее не забыть поставить. — На моем месте могли быть старосты. И даже лучше, если бы это были они. — Что Дафна теряет? Даже самоуважение уже в мусорной корзине, раз до сих пор не уходит. Его глаза горят яростью. Наверняка и кулаки судорожно сжимаются, но она не смотрит вниз. Глаза в глаза. Дафне страшно. И больно. Но она не имеет право проиграть дуэль взглядов. Хоть в чем-то же она должна оказаться лучше?

Она хочет раствориться и парить над облаками. Тео жестоко вырывает из беспамятства. Он протягивает руку, знает, Дафна не может отказаться. Он приближается, но чем ближе, тем страшнее становится. Карие глаза наливаются красным, жилка на виске дергается, скулы заостряются. Это не ее Тео, обман, клон, иллюзия. Дьявол?

Облака наполняются дождем и градом. Кристаллизовавшимися слезами. Чужой все ближе, Дафна сжимается в комок, но не убегает. Он все равно догонит. Тео всегда догонял, а от другого опасностью веет за милю. Не стоит его злить.

Наконец, он берет ее за руку, и Дафна падает. Голову пронзает ослепительная вспышка боли. Она у стены и ласкающий ее Тео. Грязное, постыдное выплывает наружу, Дафна не может сопротивляться. Она кривится, что есть сил цепляется ногтями в вены незнакомца. Он взвизгивает и превращается в Волдеморта и почти сразу в Поттера.

Какой в черту Поттер?!

— Ты жалкая, — выплевывает Тео, но голос дрожит, и он отворачивается. Последнее слово всегда должно оставаться за ним.

— Потому что любила тебя? — Его спина вздрагивает, Тео останавливается и не шевелится.

— Любила? — эхо прокатывается по ставшему в миг огромным кабинету.

— Ты уничтожаешь все на своем пути, топчешь и калечишь. У любви тоже есть свои границы. Она чахнет и погибает, когда над ней смеются. Я бы сказала, что мне жаль, но уже совсем не жаль. Однажды ты останешься совсем один, Тео, и не сможешь ничего изменить. — Душа кричит и корчится в агонии. Это не так, совсем не так. Она любит, по-прежнему любит. И чем сильнее ранят чувства к нему, тем они крепче. Но он не заслуживает их. Дафна впервые так четко это осознает. Взаимность нужно заслужить, а он... он... он... Ему не нужно ничего кроме обладания и самоудовлетворения. Тогда и ей не нужно. Дафна больше не хочет страдать, не может. Сердце иссыхает и атрофируется. Она перестает чувствовать что-то кроме болезненной привязанности к нему. Дафне безразлично яркое солнце, теплая вода озера, вышивание по вечерам. Ее день начинается с мыслей о Тео, продолжается немым наблюдением за ним и заканчивается мысленным пожеланием приятных снов. Ее жизнь — он, но так больше не будет. С Дафны хватит!

Тео все так же неподвижно стоит и, кажется, не дышит.

— Сволочь! — в сердцах бросает она и разворачивается. Платье шуршит в тишине, рвется под грубыми пальцами.

— Ты — моя, — шипит сквозь зубы. Дафна смеется. Безумно, надрывно, горько.

— Кого ты пытаешь в этом убедить? — Снова игра в гляделки. Он слаб, она беззащитна. — То, что ты стал моим первым мужчиной, не означает ровным счетом ничего.

— Неправда! — на его крик скоро сбежится весь Хогвартс, не меньше.

— Ты только что это доказал. — Дафна выдергивает платье из его пальцев.

— Не посмеешь, — скорее угадывает по губам, чем слышит.

— Ты же посмел. — Часть юбки остается в его пальцах. Она почти убегает. Через пару коридоров прислоняется к стене и оседает. Это просто не может быть правдой. Глупый сюрреалистичный сон. Кошмар. Дафна как одержимая щипает себя за руки, но ничего не происходит. Это реальность. Ужасающая и настоящая. Едва успевает накинуть маскирующее.

Тео смерчем проносится по коридору. Останавливается в нескольких десятках шагов от нее и бьет в стену, шипит сквозь зубы, снова бьет. Она не понимает, зачем. Потеря одной из многих ничего не изменит. Это для Дафны мир рушится на глазах, для него это лишь досадная оплошность. Только и всего.

Дафна сворачивается в клубок в углу и раскачивается в разные стороны. Она маленькая лодка. Ничтожная маленькая лодчонка, ведомая волнами и бьющаяся о скалы. Это больно, но необходимо. Настанет порыв ветра, и она снова будет в свободном плавании. Ей будет хорошо.

Она маленькая хрупкая лодочка, нужно только перетерпеть.

Она открывает глаза и видит рядом много целителей. Какие-то трубки, растворы, склянки.

— Она очнулась, — вскрикивает молодая девица.

— Как? — охает сиделка Дафны.

— Не отвлекайтесь! — почти рычит врач. — Мы теряем ее.

Поттер зовет, приглашает туда, где хорошо. Туда, где Сизиф и Тантал. Она видит, как Орфей оглядывается на Эвредику. Она видит, как пузырится Стикс. Навстречу выходят Аид и Персефона. Они ждут, они зовут, они рады ей. И Гарри (или Волдеморт? Или Тео?) тянет ее вперед. Все ближе к лодке, все ближе к покою, все ближе...

Она хочет уйти, но что-то еще держит.

Дафна оборачивается. Янтарные глаза гипнотизируют, цепляют, останавливают. Ее ничего не держит, но совиный взгляд не отпускает. Это как инь и янь. Глупые слова, банальное сопоставление.

Дафна уже у берега, когда ее вышвыривает в реальность. Туда, где желтые стены, кричащие врачи и диагноз в карточке «неизлечимо больна».

Она тянется к кисти, но не находит ее. Приподнимается на кровати и тут же падает. Сил нет, руки не держат, ноги ватные. Спать она боится. Дафна не хочет видеть чужого Тео, Дафна боится увидеть свою слабость, Дафна отказывается поддаться уговорам.

Но ведь ее же ничего не держит в этой палате?

Веки опускаются, она слишком вымотана. Она проваливается в сон. Сюрреалистичная, яркая иллюзия.

Гарри.

Сова.

Дафна.

Чужой Тео.

Волдеморт.

Сова.

Образы кружат в ее голове, не задерживаясь. Цветные круги на воде воспоминаний. Дафна спит или грезит наяву, она не понимает. Сознание за пределами разума. Вдалеке от чувств. На полпути к очередному приступу.

Она кутается в одеяло и, наконец, не думает ни о чем. Ей нужно набираться сил перед новой игрой воспаленного мозга. Ей нужно.