Новое прошлое и старая жизнь (гет)

Горгулья открыла проход. И тут Гарри почувствовал, что его ноги стали ватными и упорно отказываются двигаться. Что же такое получается?! Он так хотел восстановить справедливость, был готов на всё, лишь бы заслужить прощение, но когда выпал шанс, ему вдруг стало страшно и захотелось сбежать.

Пока он поднимался по ступеням, его мысли сбились в один большой спутанный клубок. Он заставлял себя думать о чём угодно, лишь бы поскорее подняться по этой чёртовой лестнице.

— …да, и мне бы хотелось в следующий раз быть уведомленным заранее о предстоящих изменениях в программе министерства, если вам не сложно, конечно. А то, знаете ли, я помимо всего ещё и директор школы, и мне, поверьте, есть чем заняться, — голос Снейпа звучал негромко, но в нём можно было уловить нотки злости. — До свидания, миссис Симмонс.

К тому моменту, как Гарри открыл дверь в кабинет, профессор уже отошёл от камина и перебирал за столом документы, изредка размашисто подписывая какие-то свитки. Абсолютно не обращая внимания на вошедшего студента, директор ещё минут пять что-то писал. Тем временем Поттер осматривал такой знакомый кабинет: портреты, шкаф для Омута Памяти, огромный письменный стол и сотни книг.

Не отрываясь от работы, Снейп проговорил:

— Не ждите, что я предложу вам лимонных долек, мистер Поттер. Что касается цели вашего визита, она мне неизвестна, и я не уверен, что хочу её знать.

— Профессор… Директор Снейп, здравствуйте, сэр, — Гарри, немного замявшись, всё же сделал пару шагов вперёд.

— Неужели вы, наконец-то, научились обращаться к старшим, как подобает студенту!.. Мне как учителю очень приятно, что в вашей голове остались хоть какие-то знания. Если вы пришли мне это продемонстрировать, спасибо, но в следующие семь лет я бы посоветовал вам научиться понимать, когда люди хотят вас видеть, а когда — нет.

Закончив тираду, Снейп снова уткнулся в бумаги, будто ничего и не говорил.

Гарри молча старался утихомирить разразившуюся в душе бурю. Его выдавали лишь сжатые кулаки да побелевшие костяшки пальцев.

— Я только хотел сказать, что рад вашему возвращению, — ему вдруг пришла в голову мысль, что до сих пор неизвестно, как выжил Снейп. — И то, что вы сегодня слышали, не было лицемерием или лестью, вы ведь знаете меня, сэр.

— Проблема в том, мистер Поттер, что я вас действительно знаю, пусть мне и непонятны причины вашего столь безрассудного поступка. Оправдание министерства и одобрение публики меня не интересуют и не интересовали, к вашему сведению. Хотя… Профессор-Который-Выжил… Не боитесь, что я посягну на ваши лавры? — губы Снейпа изогнулись в кривой усмешке, только на этот раз в ней было что-то печальное.

— Нет, не боюсь. Я был бы рад, если бы кто-нибудь забрал это бремя Золотого Мальчика. Почему бы и нет? — ответ Гарри прозвучал громко и дерзко, но в его глазах затаилась боль. Снейп был не единственным, кто считал его наслаждающимся своей славой. Молчание затянулось, и Поттер, собравшись духом, тихо спросил: — Профессор, тогда, с Дамблдором, вы были расстроены моей предстоящей смертью?

Директор медленно встал из-за стола и повернулся лицом к окну.

— Вы наивный самоуверенный мальчишка, мистер Поттер. Неужели вы всерьёз думаете, что всё делалось и будет делаться только потому, что это нужно вам? Мне жаль вас расстраивать, но всё совсем не так. Вы не центр этой вселенной, к счастью. Мои поступки были обусловлены лишь некими эмоциями, которые я когда-то испытывал к вашей матери и, конечно, ещё одна, самая главная причина — это моё обещание директору. Только лишь.

— Мне стоит поблагодарить вас за это, сэр.

— Ваша благодарность принимается. До свидания, мистер Поттер.

— Но… — Гарри не успел возразить, как Снейп уже вновь сидел за столом и что-то быстро писал.

Оставаться и ждать непонятно чего было бессмысленно, поэтому Поттер вышел из кабинета, не увидев, как профессор отложил, наконец, перо и посмотрел на пустой исцарапанный пергамент.

* * *

В гостиной Гриффиндора было пусто. Огонь в камине почти догорел, и затухающее пламя отбрасывало причудливые тени на гобелены. В день прибытия студенты всегда раньше обычного расходились по спальням, чтобы поделиться впечатлениями после каникул и обсудить новости школы. Но одной ученице не спалось. Джинни Уизли сидела в кресле, поджав под себя ноги, и листала фотоальбом.

Она медленно переворачивала страницы с колдографиями. Подростки на снимках, улыбаясь, махали руками. На лице Джинни играла лёгкая улыбка, иногда она задерживалась на какой-нибудь странице и рассматривала её с особым вниманием.

Проведя пальцами по последнему снимку, она закрыла альбом и положила его на тумбочку. В сердце снова проснулось беспокойство, поселившееся в нём с того момента, как Гарри ушёл. Семь-восемь лет назад, когда она впервые увидела его, он был для неё диковинкой, ожившим лицом с картинки. Уже позже детское восхищение кумиром переросло во что-то неподдельно-настоящее, необыкновенное и яркое. Жизнь изменилась на пятом курсе, в преддверии войны. О, сколько всего им пришлось перенести, чтобы потом вновь соединиться! Сердце Джинни наполнилось теплом и той любовью, на которую способны лишь чистые сердцем и открытые душой.

Дверь в гостиную отворилась, и, наконец, появился Гарри. Его глаза горели, кулаки были воинственно сжаты. Увидев свою девушку, он подошёл к креслу и положил руку на спинку.

— Не спишь? — с усталостью в голосе спросил он Джинни.

— Нет, ждала тебя, — карие глаза устремились на него. — Всё прошло…

— …Могло быть и хуже, — закончил Гарри. Он сел на пол возле камина, рядом с ее креслом. — Он даже не слышал меня! В его представлении я так и остался самовлюблённым мальчишкой, обожающим свою славу.

— Ты знаешь, что это не так, и никто так не думает, Гарри, — Джинни спустилась на пол и взяла его за руку. — Скажи мне, зачем тебе это? Если отбросить твоё бесконечное чувство благодарности, чего ты хочешь? Я не лезу к тебе в душу, пойми, просто хочу помочь.

Последовала пауза. Он сжал её руку и, обняв, притянул к себе.

— Я не знаю. Гермиона говорила мне как-то, что у меня, возможно, развился какой-то там синдром. Видимо, моя сильная ненависть слишком резко перешла в желание искупить свою вину, стать кем-то для него. Честно говоря, это уже слишком для моей и без того нездоровой психики, — он грустно усмехнулся.

— Ты знаешь, что бы ни случилось, я всегда буду рядом, и всегда постараюсь помочь, — Джинни повернулась к нему.

— Я знаю, спасибо тебе. Думаю, когда-нибудь всё, наконец, закончится, и у нас всё-таки начнётся спокойная жизнь. Когда-нибудь… непременно.

С этими словами, Гарри нежно поцеловал ее. Всё сразу потеряло значение в этом мире. Казалось, что ничего нет, кроме них двоих. Чувство, переполнявшее их сердца, отодвинуло на задний план все проблемы и тревоги. К утру один из рыцарей с портрета разбудил парочку деликатным покашливанием:

— Молодые люди, я бы на вашем месте поспешил в свои спальни, если бы не хотел быть замеченным…

* * *

— Что, прям так и сказал?! Ну он просто… ой, Джинни, мне больно, между прочим! — Рон, пунцовый от возмущения, впился зубами в тыквенный пирог.

— Вообще-то, этого следовало ожидать, — рассудительно заметила Гермиона. — Ты же не думал, что профессор сможет так быстро забыть ваши… конфликты и недопонимание?

Гарри был единственным, кто молчал. С самого начала он знал, что идея рассказать всё ребятам за завтраком была не из лучших. О том, чтобы возразить или согласиться, не могло быть и речи — за последние двадцать минут ему не дали даже слова вставить.

— Здорово, что мы теперь на одном курсе, правда Гарри? — попыталась сменить тему Джинни.

— Да, точно. Это просто замечательно! А что у нас там с расписанием, Гермиона?

— Ой, чуть не забыла! — она залезла в свою сумку и достала оттуда аккуратно сложенный пергамент: — Профессор МакГонагалл передала его мне перед завтраком. Вы пока посмотрите, а мне пора. Нужно ещё помочь первокурсникам и провести собрание старост, а то Малфой не справится.

Проводив Гермиону взглядом, Поттер вместе с друзьями принялся изучать расписание.

— Ну, вот и первая плохая новость на сегодня, — вздохнул Гарри, наткнувшись на третий пункт расписания, напротив которого значилось: зельеварение.