Спасение и утрата (джен)

"Сердиться на людей означает считать их поступки чем-то важным".

(Карлос Кастанеда "Учение дона Хуана")

Для того, чтобы на время уехать из города было необходимо закончить прежние дела, чтобы не бросать ничего. Так мы и решили поступить. В запасе оставался один день. Я позвонил в туристическую фирму, которая предоставила нам билеты на поезд. Он отправлялся в воскресенье, но ведь до него еще требовалось доехать на машине. Зная возможности бедного жигули, Света решила выехать в субботу. Ну в субботу, так в субботу.

Выйдя из дома с утра пораньше, я пообещал жене к обеду быть дома, чтобы помочь собрать вещи к предстоящей поездке. Жена решила не идти на работу. Встав вместе со мной, она пошла звонить начальнику, объясняя ситуацию. Через несколько минут любимая пришла в комнату, где стоял я, уже почти одетый и готовый к выходу:

— Ну все, мне можно не идти сегодня на работу, — улыбнулась Светка.

— Хм, мне бы так

— Ничего, все будет, — ответила она и поцеловала меня в нос.

Больше с утра мы не разговаривали, просто молчали, обдумывая каждый свои проблемы.

Вы знаете, порой лучше помолчать, не говорить ничего. Но в то же время оставаться в обществе. Мне кажется, что так спокойнее. Бывает, просто необходимо находиться с родным человеком, просто рядом, без слов и эмоций. Например, сидеть обнявшись и смотреть, как заходит яркое и величественное солнце. Это действительно здорово.

Пока я рассуждал о том, что меня привлекает в этой жизни, на остановку подошел автобус. Я и еще парочка человек зашла в транспорт, и он, с громким треском закрыв старые двери, поехал дальше.

Свободных мест не было. После вчерашнего дня у меня очень болела голова, и я, решив, что долго мне не выстоять, а путь был не близким, подошел к ближайшей молодой девушке.

— Не могли бы вы уступить мне место, пожалуйста, — произнес я.

Девушка улыбнулась. Признаюсь, она была очень даже миленькой. У молодой женщины была толстая русая коса, слегка пухленькие щечки и яркий румянец, который придавал ей шарму.

— Конечно, — ответила она и встала.

Я сел на свободное место. Путь предстоял не близкий, и я, забыв обо всех проблемах и неудачах, принялся читать газету, стараясь не отставать от общественно-политических и других новостей. Статья гласила:

26 января 1993 года правительству удалось захватить предступника скрывавшегося долгое время. Он нарушил закон. Взяв ключи у своего лучшего друга и пользуясь его доверчивость, обокрал. Сумма, на которую он вынес имущество — несоизмерима. В данный момент преступник находится в руках властей и ждет своей печальной участи.

Это была неприятная статья. Вновь и вновь мне на глаза попадала человеческая подлость, жадность и эгоистичность. Люди обманывали друг друга, подставляли. Так нельзя. Наблюдая за окружающим миром, мне порой кажется, что лучше быть животным. Например, собакой. Ты можешь бемятежно жить: есть, спать, гулять. Ты никогда не сделаешь подлость, просто на это неспособен. Человек же, благодаря своей сообразительности, порой использует ее не в то направлении, делая плохо другим. Это глупо.

Еще больше я не понимал, как можно бросить лучшего друга. Друзья всегда были для меня самым святым. Дружба — это отношения основанные на доверии, понимании и взаимовыручке. Тот парень, который совершил преступление, не был человеком. Он был животным, лишенным ума и чувств.

Я ненавидел таких людей, ненавижу и сейчас. Слава богу, судьба не свела нашу семью с такими личностями, но одно их существование вызывало у меня лишь негативные эмоции и чувство раздражительности.

— Следующая станция — улица Леннина, — произнес кондуктор.

Я медленно встал и пошел на работу, оставляя все плохие мысли в автобусе, который медленным темпом уходил прочь. За ним оставался лишь клубок пыли, словно за умершем человеком, только воспоминания и все, больше ничего.

* * *

"Обещай мне одну вещь: не думай сегодня о мелочах, которые не получились, посмотри на всё, что тебе удалось сделать, это же замечательно".

(Марк Леви "Каждый хочет любить")

Моя машина медленно двигалась по главной магистрале города. Для дальней поездки было необходимо проверить техническое состояние жигули, чтобы быть стопроцентно уверенным в нашем жизненном благополучии. Улицы, как ни странно, пустовали. Я любил ездить по таким дорогам. Никого нет вокруг, едешь, словно король, не нужно обращать внимание на прохожих, встречные машины.

В салоне играл проигрыватель.

— Радио маяк, — пел он.

Я, в принципе, всегда был неравнодушен к радио. В нашем доме часто

играла музыка, раздавались новости и спектакли для слушателей. Однажды из-за радио, я даже чуть не пропустил экзамен. Мне тогда только-только исполнилось двадцать четыре. Я учился на четвертом курсе. Июнь. Родители уехали на дачу, а мне нужно было досдать хвосты, чтобы быть полностью свободным человеком. Экзамен назначили на три часа дня, но я, так увлекся радио-передачей о животных, что посмотрев в без пятнадцати три на часы, был в недоумении побежал в институт, как угорелый.

Помню, стоя у окна, Светка увидела меня и закричала:

— Ну что, прогульщик, опять радио слушал?

И мы вместе засмеялись.

Позже, когда мы стали одной семьей, поженились, в нашем доме всегда звучало радио. От него мы просыпались, вместе с ним засыпали, слушали его, когда обедали, завтракали, ужинали — в общем всегда.

Вот и сейчас, я ехал по пустынной улице, и на моей душе было тепло от знакомой передачи.

Внезапно впереди я заметил печальную картину. Маленькая девочка стояла на дороге одна, ее коленки были разбиты, косички растрепаны, а из глаз неустанно злестали слезы. Я остановился около тротуара и открыл дверцу для пассажиров:

— Девочка, что случилось, почему ты плачешь?, — произнес я с тревогой в голосе, мне и вправду было очень жалко маленького ребенка.

— Мои родители погибли, потерялись в экспедиции, а родная бабушка выгнала из дома, — сквозь всхлипы разъяснила одинокая девчонка.

Бедные брошенные дети. Они такие несчастные. Детей вообще нельзя бросать, ведь они еще такие беззащитные и несмысшленные, что просто не готовы к самостоятельной жизни, окруженной огромным количеством совсем не детских вопросов и проблем.

— Не переживай, садись ко мне в машину, я тебя отвезу в службу опеки, — ответил ребенку я, стараясь как можно шире улыбаться, дабы не напугать бедного ребенка.

Девочка перестала плакать, но в машину по прежнему не села. Она все еще смотрела на меня осторожными, полными тревогой, глазами.

— Ну неужели ты думаешь, что я плохой дядя? Будь умницей, садись, я тебе помогу, — как можно тише, кротким голосом, шепнул я.

Кажется она мне поверила. Аккуратно сев на сидение, девочка робко закрыла за собой дверь.

— Ну что, едем. Кстати, как тебя зовут? — ухмыльнулся я, протягивая худенькому ребенку парочку карамельных конфеток.

— Спасибо большое. Меня зовут Ира. Мне восемь лет, — хмыкнула девочка Ира.

— Ну что же, девочка Ира, которой всего восемь лет, едем, — произнес я и со всей силы нажал на газ.

Мне было жалко бедного ребенка. Это была очень милая девчонка, совершенно необычного вида. Ира была шатенкой, но в то же время на ее щеках красовались маленькие рыженькие веснушки, которые придавали ей веселья и жизнерадостности, ни смотря не на какие обстоятельства.

Этот ребенок ехал вместе со мной, и я собирался помочь девочке, которая так сильно понравилась мне в тот безмятежный день, не предвещавший случившихся событий.

* * *

"Так страшно, когда кто-то уходит, а ты остаешься".

(Гришковец "Как я съел собаку")

Никогда раньше не думал, что в бесплатных учреждениях могут отсутствовать телефоны. Битый час подряд я слонялся по коридорам в поисках либо аппарата, либо человека, знающего, где его можно раздобыть. К сожалению, все мои усилия на тот момент казались тщетными. Мало того, что телефон по-прежнему был не найден, мало того, что я завис в этом центре опеки, так еще и моя бедная Света не могла выяснить где я.

Это было ужасно. Прежде я, как порядочный человек, всегда выполнял данные мной обещания. Это была слегка нестандартная ситуация. Раньше мне не приходилось помогать маленькой беззащитной девочке, которую не по годам поистрепала судьба.

— Простите, вы не знаете, где можно найти телефон?

Мимо меня прошел еще один человек, и я, в то же время прекрасно понимая, что все это бесполезно, все таки задал вопрос, так сильно интересующий мое сердце в тот период.

Честно говоря, мне вообще был непонятен смысл присутствия в данной здании. Закрывшись с бедным ребенком в комнате, злая при злая тетенька, которую работнички звали госпожа директор, вела разъяснительную беседу. Мне в присутствии отказали наигрубейшим образом, что разозлило и раздосадовало мою душу еще в более сильной мере.

— Вам здесь не место, — произнесла толстоватая женщина, с кричащей и неприятной внешностью.

В течении всей жизни я не умел переносить грубых и хамоватых людей. Просто это было непонятно мне, в особенности это конечно же касалось женщин. Я был, буду и есть человек старой закалки. В моих представлениях мужчина навсегда остается и будет оставаться твердым, словно скала, непоколебимым. Женщина же наоборот, по моему примитивнейшему мнению, должна быть скромной, спокойной и уравновешенной. Мир должен находиться в равновесии, ну, по-крайней мере, в каком-то роде.

Пока я рассуждал мимо прошел еще один человек. На вид это был мужчина среднего возраста с уставшим от изнурительной деятельности видом.

— Простите, вы не знаете , где тут телефонный автомат?

Мужчина ухмыльнулся мне в лицо, но я не обиделся. Это была не обычная издевательская и насмешливая ухмылка, которой часто пользуется современное общество, дабы высмеять действия или поступки окружающих, наоборот, это была жалостная ухмылка, словно этот незнакомый человек сочувствовал мне, даже не зная причины моего вопроса.

— Автомат, — произнес слегка грубым голосом он, — в этом заведении не положен. Телефон имеется только у директора и его секретаря, но я сомневаюсь, честно говоря, что они позволят вам им воспользоваться.

Это была неприятная новость.

— Ну что ж, попытка не пытка, — решительно ответил я и быстрым шагом направился к месту, которое буквально как еще пять минут назад так рьяно старался избежать.

— Удачи, — услышал я в ответ.

Впервые за долгое время мне встретился спокойный человек, способный помогать людям. Я был полностью уверен, что он, встретив на улице бедную старушку или же покупая цветы с любимой женщиной, да и в других случаях, не поступил бы так подло и мерзко по отношению к окружающим.

Наверное, я бы тоже так никогда не поступил, хотя насчет себя тогда, да и сейчас, я не мог и не могу сказать с точностью. Людей меняют события и поступки, изменение одного малого фактора может привести к катастрофе глобального масштаба, когда в то же время большое, а порой просто гигантское недоразумение с той же долей вероятности может остаться незамеченным и потерянным во всеобщей кутерьме.

Такие мысли приходили ко мне в голову, пока я с толком и расстановкой преодолевал последние рубежи отделяющие меня от четко намеченной цели.

Тяжело вздохнув, я приготовился к предстоящей нелицеприятной беседе и постучал в дверь кабинета, в котором, по логике, восседала секретарша.

— Войдите, только быстро, у меня скоро обед, — немного злобно и вызывающе произнесла женщина.

Честно признаться, мне совершенно не нравилась ее внешность. Из-за своей полноты, она становилась старее, из-за своей ярко-красной помадой превращалась в женщину принадлежащую стилю вамп, что ну никак не смотрелось в ее возрастной категорией.

Как я уже писал, лгать — это не мой конек, да мне это никогда и не нравилось. Ни разу в жизни вранье, подхалимство и стукачество не принесли мне ни малейшего удовольствия, ну или хотя бы чего-нибудь отдаленно его напоминающего. Но это был особый случай, я не мог заставить Свету ждать. Громадные масштабы последствий ее ожидания я однажды уже сумел оценить, да и мне хватило в тот раз по горло. Помню, мы тогда были еще молодыми, даже не поженились. Как раз на днях должна была состояться свадьба, все приготовления оказались закончены и до этого знаменательного события оставалось всего парочка дел. Одними из них были мальчишник, ну и соответственно девичник, на который, к нашему со Светой глубочайшему сожалению мы не могли провести друг друга, из-за чего полностью лишались контакта на сутки.

Поверьте, для молодых людей душа которых переполняет любовь, ну или по-крайней мере такое большое и благородное чувство, которое способствует храбрости человека, отправляет его на подвиги, трудно выжить друг без друга пусть даже такое непродолжительное время. Перед нами тоже возникла эта проблема.

Помню, свете была не дозвониться до нас, а она волновалась, сильно волновалась. Она, в принципе, очень чувствительный, кроткий и беспокойный человек, помню, как я тогда днем следующего дня вернулся домой, зашел в квартиру и ахнул. На кухне, около стола, который обычно был предназначен для чайной трапезы, сидела Света, моя будущая жена. Ее глаза поблекли, губы дрожали.

— Дурак, — лишь сказала она мне тогда, и все, больше ничего.

И тогда я понял, что действительно нужен этому родному человечку, что она ко мне не безразлична. Ведь человек может говорить одно, а в душе у него в это же время может быть совершенно другое. Я никогда не верил словам, я верил поступкам, действиям и своим собственным глазам.

Так вот, я стоял перед неприятной женщиной и старался выглядеть как можно более естественно и непринужденно, притворяясь, что мне глубоко приятно находиться в таком почтительном обществе и высокоуважаемом заведении.

— Ладно, я вижу, что вам действительно нужно, но только быстро, — сказала она и протянула мне заветную телефонную трубку.

* * *

"Уж так паскудно устроен мир. Куда бы вы ни посмотрели, всегда найдется кто-нибудь, кто готов вцепиться вам в глотку".

(Чарльз Буковски "Хлеб с ветчиной")

Спустя пару часов я и та одинокая девчонка сидели в здании опеки, по-прежнему ничего не зная и не понимая, что происходит. Ира как бы невзначай периодически бросала на меня отрывистые взгляды. Маленькие дети вообще очень любопытные существа. Помню, как однажды мы со Светой всерьез увлеклись молодежными движениями, в частности хиппи. Жена шила одежду, как у них, хотя в тот период пускай даже обычную яркую ткань было очень сложно найти. В общем мы были настоящими псевдостилягами настроенными на мир и благополучие. В тот период я и понял, какова же сила детсткого любопытства. Дети ходили за нами повсюду. Мы выходили из дома ловя у себя на спинах чужие взгляды, мы шли по улице, а за нами следовала толпа черномазеньких несмышленышей.

Помню, Светка спросила у одного шестилетнего мальчика, который оказался самым настойчивым и упорным:

— Что вас так привлекает в нас?

Из горла мальчика вырвался звонкий и протяжный смех, такой натуральный и нежный, что я понял насколько взрослые все таки не естественны и скрытны.

— Неужели вы и вправду не понимаете?

Мы отрицательно помотали головой, стараясь выглядеть как можно лучше и добрее.

— В вас есть загадка, — сказал он и рассмеявшись побежал прочь, словно боясь нашей реакции.

Зря. Нам со Светой тоже было смешно, так как в нас ну абсолютно не было ничегошеньки даже отдаленно напоминающего загадку. В этом была вся детская любопытность.

Так мы с Ирой просидели уже около получасу. Мы не обмолвились ни словом, просто сидели и молчали. Девочка стала еще более несчастной после того как вышла от директора тирана, как теперь называл ее я.

Из кабинета в приемную, где собственно и восседали мы, вошла секретарша.

— Вас, господин Сельский, просит зайти Елена Дмитриевна, — мерзким голосом прошепелявила женщина и широким движением руки указала на темно-коричневую дверь.

В помещении оказалось достаточно темно и прохладно. Чувствовалась какая-то таинственность и загадочность. Около моного письменного стола, расположенного прямо посреди комнаты, спиной к двери стояла женщина. Она была одета в строгий серый костюм, а волосы оказались заплетены в кичку.

— Простите, вы меня звали, — откашлявшись произнес я.

Мне совершенно не хотелось находиться в этом помещении, с этой женщиной, да еще и молчать. Человек не обернулся, даже не пошевелился. Все, что я услышал, была короткая фраза сказанная хриплым, прокуренным голосом:

— Как вы нашли этого ребенка?

Что мне нужно было ответить? Конечно же рассказать все как было, разумеется с того момента, как я выехал с работы. Вроде бы и ничего не приключилось. Просто ехал, увидел, остановился и отвез. Все.В краткости я изложил вышеперечисленные события директору. Она ничего не ответила. Все также тсояла ко мне спиной, что ужасно раздражало.

Я всегда смотрел людям в глаза во время разговора. Глаза всегда выдают людей, они не умеют врать. Внешность может быть обманчива, улыбка часто становится не исренней, скорее превращается в гримасу. Глаза же никогда не спрячешь, ничего не скроешь.

Раньше, когда мы со Светой только начали жить вместе, я часто сомневался в ее чувствах, поступках. С те моменты я всегда просил ее:

— Светик, посмотри на меня.

Она глядела мне в глаза, и все сразу становилось понятно. Так, однажды, когда я пришел с работы, она сидела одна на диване. Телевизор был выключен. Но она не смотрела в ту сторону, она просто сидела не замечая ничего, что творилось вокруг.

— Свет, что с тобой? Ты была у доктора, — спросил тогда я.

— Все хорошо, — ответила она, как и прежде необращая ни на что внимания.

— Посмотри на меня, — сказал я.

Она посмотрела. В ее глазах виднелась большая черная была, которую кто-то пробил в душе. Она заплакала не в силах больше сдерживаться. Тогда мы узнали, что детей у нас не будет.

Эта женщина тоже никак не хотела поворачиваться в мою сторону.

— Повернитесь, пожалуйста. Мне неприятно говорить со спиной, — достаточно жестко произнес я, дабы показать свой высокий статус.

— Обойдетесь. Собственно говоря, я лишь вызвала вас для того, чтобы сообщить — девочку отдадут в детский дом.

Все, что она мне ответила.

— Как? Когда? Что можно сделать?, — быстро начал перебирать вопросы я, но директриса прервала меня:

— Все, у меня от вас даже голова болит. До свиданья. Девочку спасет только чудо, а вам тут делать нечего.

Перед моим носом закрыли дверь, где сидела Ира. У нее был несчастный вид. Было грустно, очень грустно. Не в силах больше находиться в этом проклятом здании, я убежал прочь. А в голове по-прежнему доносилось: " Спасет только чудо, спасет только чудо".

* * *

"Странные вещи приходят в голову человеку, когда у него нет выхода, когда жажда деятельности бродит болезненным началом в мозгу, в сердце и надобно сидеть сложа руки… а мышцы так здоровы, а крови в жилах такая бездна… Одно может спасти тогда человека и поглотить его… это встреча… встреча с…".

(Александр Герцен "Кто виноват?")

По дороге домой у меня было упадническое настроение. Я просто ехал по дорогам, не замечая окружающих людей. Было все равно, словно кто-то вырвал кусочек души. Все это время я вспоминал бедную девочку. Иру. Она была не виновата в том, что с ней произошло. Последствия же оказались очень жестокими. Ей было не выбраться из детского дома. В таком возрасте детей уже не усыновляют или удочеряют, они до совершеннолетия остаются догнивать в этом беспощадном заведении, наполненном жестокими, повидавшими разных гадостей в жизни, детей.

Я ничем не мог ей помочь. Прекрасно осознавая это, я просто уехал. Это не был поступок настоящего мужчины, но другого варианта просто не существовало. Мы не могли взять Иру к себе.

Когда пара усыновляет детдомовских детей на них ложится своего рода обязанность. Жизнь становится сложнее. Никто из нас, например, не мог бросить работу, потому что иначе в скором времени семья бы обнищала. Все бы мы оказались на улице. Это было первой причиной. Во-вторых мы были уже людьми в возрасте. Нам бы просто не выдали девочку, таким парам уже не разрешают стать опекунами. Все было печально.

Я боялся представить будущую жизнь восьмилетней крохи. Новеньким очень сложно освоится в обществе "озверевших" от судьбы детей. Я не знал ее характера, но все же надеялся, что девочка окажется покладистой и дружелюбной, потому что иначе ей было бы не выжить.

К этому моменту моя машина оказалась около дома, где сидела и ждала известий Света.

Помню, как однажды я пришел домой. Там сидела Света. На ее глазах блестели слезы радости.

— Все хорошо?, — спросил я, садясь рядом и наливая себе и ей кружечку ванильного чая.

— Все просто замечательно, — улыбнувшись произнесла она, — У моей сестры будет ребенок.

Помню, как мы тогда радовались. Как звонили этой счастливой семье, расспрашивали все подробности, были счастливы. Но, вы знаете, как говорится за белой полосой всегда следует черная. К моему глубочайшему сожалению это случилось и в тот раз.

Через три дня я вновь пришел домой после работы.Света все также сидела на кухне. На ее глазах блестели слезы, но это уже были не слезы радости, это были полные горечи страдания капельки, медленно стекавшие по ее щекам.

— Что? -только и сумел выдавить я.

— Они погибли. Самолет разбился.

В этот раз я все же надеялся на противоположную цепочку. То есть, если сейчас у Иры все было плохо, то в скором времени все должно было быть намного лучше, следуя логике жизни.

Я неуверенно зашел в квартиру, аккуратно закрыв за собой дверь. Как и прежде, Света сидела на кухне. По-видимости она никуда не выходила. На ней был одет розовый махровый халат, пролежавший в шкафу очень долгое время. Волосы была заплетены в толстую косу, которая так шла жене в молодости. Она пила крепкий чай.

— Привет!, — с порога крикнул я, снимая ботинки, чтобы по быстрее присоединиться к чаепитию.

— Здравствуй, Федь, — сонно ответила она, — Как там дела?

Мне не хотелось отвечать на ее вопрос, вспоминая все, что произошло в последние два часа. Естественно она знала, что машину мне так и не удалось осмотреть, то есть доехать до пункта проверки технологических способностей, что я встретил девочку, что сидел в здании опеки, но не более.

— Федя? Ты мне ответишь? — еще раз задала вопрос жена.

К сожалению, мне не удалось сделать вид, что я не услышал вопроса, пришлось отвечать:

— Там все сложно, девочку отправляют в детский дом, мы ничем не сможем помочь, — тихо сказал я, понимая какая горечь звучит в моем голосе.

— Точно? — лишь спросила она.

Я утвердительно махнул головой и тяжело вздохнул. Чай оказался очень вкусным, как обычно. Около получаса мы просто сидели рядом, пили этот напиток и думали, кто о чем. Я думал о девчонке, о предстоящей поездке, обо всем сразу. Света тоже о чем-то думала. Но я не умел, да и не умею читать мысли, поэтому то, что вертелось в ее голове мне было недоступно.

— Все готово к завтрашней поездке, — спокойным голосом удостоверила жена, по-видимости желая прервать овладевавшую нами тишину.

— Это хорошо. Прости, мне надо обдумать все.

— Хорошо, спокойной ночи, — произнесла жена и вышла из кухни, оставляя меня наедине с не радужными мыслями.

На дворе стоял поздний вечер. Жена уже давно спала на диване, свернувшись в клубочек. А я по-прежнему пил чай на кухне. Мысли не давали мне забыться и уснуть. Все эти события тревожили меня, словно впереди черная полоса в нашей жизни. Это было плохое предчувствие.

День кончился, впереди нас ждал следующий. Он предвещал беду, и я это чувствовал, но ничего не сделал. Это было очередной ошибкой, большой ошибкой.