Жена (гет)

Между тем наступал срок родов, и 11 апреля Анненкова родила девочку. Беспомощная Полина была покинута всеми. Только добрая старушка Шарпантье всегда была рядом. Роды были тяжёлыми, и сразу после них Полина заболела. Нужда, тревоги, жажда действий, сильные переживания — всё это свалилось на маленькую хрупкую женщину. Шесть недель она лежала при смерти, часто бредила, звала Ивана. Старая француженка не отходила от постели Полины, кормила её и сидела с девочкой. Она родилась здоровой и крепкой, её жизни ничего не угрожало.

Однажды к Полине пришла юная красавица — одна из любимых горничных графини Анненковой. Она принесла ей корзину цветов и провизии, сменила Шарпантье у постели больной, отправила её отдохнуть.

Когда Полина проснулась, она увидела перед собой прелестное личико с голубыми глазами и золотистыми кудрями, и с ужасом подумала, не умерла ли она и не ангел ли это. Ей хотелось жить, пусть даже с этой огромной болью, но жить ради Ивана и маленькой дочурки.

Пелена перед глазами постепенно рассеивалась, и Полина увидела земную девушку, что-то вышивающую.

— Сударыня, — произнесла она, заметив, что Полина проснулась. — Как вы себя чувствуете? Что болит?

Больше понимая не слова, а интонацию и мимику девушки, Полина ответила на ломаном русском (хотя эти слова и не были правдой):

— Спасибо, хорошо. Вы от Анны Ивановны?

— Да, я горничная Марфа.

— Марта… — повторила Полина. Она увидела корзину с едой на столике и цветы в воде. — Это для меня?

— Да, — с улыбкой ответила Марта, потянувшись за пирожком. — Кушайте. Вам надо хорошо кушать.

В Полине не молчала та мелочная гордость, свойственная бедным людям, и она хотела отказаться от угощения, но нежность и искренняя забота девушки её покорили. Пирожок был мясной и приготовлен очень хорошо. Полина кивком головы похвалила пирожок, чтобы поблагодарить Марфу.

— Где же Сашенька? — спросила она, доев.

— Там, за стенкой. Почивать изволят. — сказала девушка. Показав на дверь в другую комнату.

— А где мадам Шарпантье?

Марфа жестом показала, что отправила старушку спать.

— Спасибо вам за доброту, моё милое дитя, — прошептала Полина. Нежная улыбка Марфы придавала ей сил.

— Это для вашей малышки, — сказала она, показывая рубашечку с вышивкой.

— О, моя дорогая девочка, — проговорила Полина, протягивая руки Марфе. — Это просто чудесно, прекрасная работа.

Не зная языков, они понимали друг друга, объяснялись жестами или просто читали по глазам.

— Как вы добры ко мне, прелестное дитя. Я буду молиться за вас, — говорила растроганная Полина, сжимая руку Марфы.

— Дай вам Бог здоровья и терпения, и ребёночку вашему, и моему барину. Я поставлю свечку о вашем выздоровлении, — пообещала девушка.

Полина стало гораздо легче, будто часть её боли ушла. Марфа затянула какую-то жалобную песню и горькой женской доле, и француженка сердцем понимала каждое слово. Так они пробыли до тех пор, пока за стенкой не проснулась Александра.

* * *

Старушка Шарпантье качала Сашеньку в другой комнате, пока Полина спала. Ей стало лучше. Боль уменьшилась, и она стала говорить о поездке в Петербург. Пожилая француженка отговаривала Полину, он она была тверда в своём решении. Пока она спала. Набираясь сил после бессонной ночи, мадам Шарпантье носила Сашеньку на руках, разглядывая её личико. С первых дней было понятно, что это девочка с характером. Она была упряма, как мать, и всегда добивалась своего. У неё были мягкие каштановые кудри и по-младенчески голубые глаза, но Полина утверждала, что это глаза отца и такими они останутся на всю жизнь.

В сенях зашаркал Трошка, заговорила два голоса. В комнату вошла Марфа, держа в руках что-то прямоугольное, закрытое полотном. Она приложила палец к губам и бесшумно зашла в переднюю.

Полина спала, свернувшись клубочком; её лицо во сне казалось совсем детским, и Марфа поразилась мужеством и стойкостью, жившими в этой маленькой женщине. Прошептав молитву и её здравии, Марфа поставила портрет в ноги Полины. На нём был изображён Иван Александрович Анненков в парадной форме, молодой и красивый, будто живой. Этот портрет был заказан другом Анненкова Оресту Кипренскому к двадцатилетию Ивана. Марфа отошла подальше, полюбовалась на молодого барина и заметила, что Полина потянулась полусонным телом.

Ей опять снилась утопия: Иван и она совсем старенькие, седые, а вокруг бегают внуки разных возрастов. Они прожили вместе всю жизнь, преодолели все препятствия и были счастливы. Один и тот же сон, повторяющийся очень часто и заставляющий усердно молиться Богу, чтобы он сбылся.

Что-то заставило её открыть глаза, какое-то сильное внезапное чувство, будто приступ. Полина увидела стоящую рядом Марфу, но её взгляд скользнул по одеялу и упёрся в глаза, те самые синие глаза, увидеть которые она так стремилась. Она хотела дотронуться до портрета, ощутить живую кожу, но это был всего лишь холст. Иван выглядел точно так, как в первые дни их знакомства: лихой кавалергард с дерзкими глазами, не любить которого невозможно. В Полине воскресли все чувства и воспоминания, всплыли в памяти так отчётливо, что казались реальностью, но в то же время она ощущала, как много горя и страданий отделяет её от тех счастливых дней. Она горько заплакала, перепугав Марфу и Шарпантье.

Старушка прибежала из комнаты с Сашенькой на руках, а Полина, не прекращая плакать, встала с постели и крепко обняла свою дочурку, в которой видела полное отражение любимого. Она шептала какие-то глупости, целовала пяточки Сашеньки, орошая всю её слезами. Девочка испугалась и заплакала. Полина поднесла её к кровати и показала портрет отца, заливаясь слезами ещё сильнее.

Наконец у матери забрали у матери напуганную дочку и уложили в колыбельку. После пережитого Сашенька сразу уснула, когда как Полине было трудно успокоиться. Марфа и Шарпантье переглянулись, и старушка достала из комода графин с настойкой. Выпив, Полина перестала плакать, умылась, причесалась и заявила, что завтра пойдёт хлопотать о паспорте, чтобы ехать в Петербург. Женщины принялись её отговаривать, утверждая, что она ещё слаба, а младенцу нужна мать. Полина упёрлась в своё и не думала отступать. Тогда Марфа, вся покраснев, достала из передника пачку ассигнаций и сказала, пользуясь переводом мадам Шарпантье:

— Сударыня, я не удержалась, и ваше бедственное положение стало известно моей барыне. Не желая вас оскорбить, а из самых добрых побуждений она посылает вам шестьсот рублей. Возьмите, я знаю вашу гордость, но я умоляю вас, я, не она. — Марфа стояла перед Полиной, протянув ей ассигнации, но глаза француженки в возмущённо округлились, она в ступоре отшатнулись.

— Пожалуйста, — умоляла девушка самым жалобным голосом, будто сама просила милостыню.

— Нет, мне не нужна ни копейка её денег, — гордо ответила Полина. Мадам Шарпантье сердито топнула ногой и наклонилась к её уху.

— Ты что, глупая, от денег отказываешься?! Тебе жить нечем! Не в том ты сейчас положении, чтобы характер показывать! Ещё в Петербург собралась! Чем жить-то, упрямица? На что ехать? Бери и благодари! — бормотала старушка по-французски. Её слова показались Полине разумными, и, усмирив свою болезненную гордость, она взяла деньги из рук Марфы.

— Вот умница, — одобрила Шарпантье, погладив Полину по голове. Она вздохнула и, сжав губы, обратила взгляд на портрет Ивана.

Едва поправившись, Полина прибыла в Петербург вместе с Трошкой, который был предан ей так же, как Ивану. Ей с трудом удалось вырваться из Москвы, где её удерживали родственники Анненкова. Чем сильнее они осаждали её, тем упрямее она рвалась в Петербург. Наконец, Полина приехала в заветную столицу, где её встретил и помог найти квартиру Стремоухов.

Однажды утром он пришёл и протянул маленький, сложенный вдвое листок. При виде записки Полина заволновалась, её сердце заныло в ожидании.

— Это от Анненкова из крепости.

Она почти вырвала записку из рук Стремоухова, её пальцы дрожали. «Где же ты? Что ты сделала, моё дитя? Боже мой, ни одной иглы, чтобы уничтожить моё существование». Полина вскинула голову, взглянув на Стремоухова. Она вся похолодела, побледнела, и сердце стало как-то глухо болеть.

— Что? Что там? — с тревогой спросил он.

— Читайте. — Полина протянула ему записку.

-Неудивительно. Я вам говорил, в каком Иван Александрович отчаянии. Теперь его ещё посещает родственничек, Якобий*, и только мучает его. Вы непременно должны увидеть его, Полина, иначе случится что-то страшное. Анненков слов на ветер не бросает.

— Да, вы правы. Надобно как-нибудь попасть в крепость. Я знаю, русские женщины переодеваются в простое платье. Что мне мешает поступить так же? — сказала Полина, в порыве нервного энтузиазма заметавшись по комнате. Стремоухов поймал её за руки и строго сказал:

— Слушайте, Полина, я знаю, как пробраться в крепость…

***

— Ваша светлость! Ваша светлость! — завизжала холоп, в бегая в кабинет. — Там некие француженки аудиенции добиваются! Сил нет держать! Какие прыткие!

— Я же приказал: никого не впускать! Вон пошёл! — огрызнулся человечек за столом. Не успел он договорить, как в кабинет ворвалась Полина, строго и безукоризненно одетая и причёсанная. Человечек за столом не поднялся ей навстречу, только нахмурил свои лохматые брови. Он был мал ростом и безобразен лицом, но в нём была какая-то звериная сила.

— Мсье, прошу прощения за неожиданное вторжение, но моё дело столь безотлагательное, что времени договориться о визите совсем не было. Я знаю, вы каждую неделю видитесь с вашим родственником, поручиком Анненковым. Моя просьба вас нисколько не затруднит. — Полина достала из ридикюля маленький золотой крестик, к которому была привязана бумажка. — Передайте это Ивану Александровичу. Пожалуйста.

Якобий снял пенсне, попыхтел, потёр переносицу и стал отвратительным сальным взглядом рассматривать Полину.

— Не знаю, почему должен я передавать моему дорогому племяннику какой-то странный предмет, — вальяжно протянул он.

— Я его невеста.

— Невеста? — оживился Якобий. В его голове возникали расчётливые мысли о порядке наследования имущества графини Анненковой. — Вы его невеста?

— Да. Я не понимаю, что в этом удивительного.

— Нет-нет, ничего. Всё же, ещё невеста, а не жена.

— Послушайте, — с самой прелестной улыбкой проговорила Полина. — Вы ведь любите Ивана Александровича, а он будет чрезвычайно рад видеть меня. Я знаю, вы здесь для того, чтобы облегчать участь вашего бедного племянника. Передайте ему мою записку, вас это не затруднит.

Якобий слушал мольбы хорошенькой девушки с нескрываемым удовольствием, его обезьянье лицо расплылось в довольной улыбке.

— Видите ли, мадемуазель, я добропорядочный гражданин, верный долгу и отечеству, а жених ваш преступник, достойный смерти. Из одних только глубоких родственных чувств я посещаю его и разделяю его горе. Но ради вас идти на преступление — уж увольте.

Полина резко изменилась в лице. Милая лисья улыбочка превратилась в волчий оскал, глаза, обычно такие мягкие, засверкали стальным блеском.

— В Москве говорят о вашем благородстве и любви к Ивану Александровичу. Анна Ивановна особенно благоволит вам. — Здесь она сделала паузу, чтобы дать Якобию понять скрытый смысл её слов. — Вы, верно, не хотите, чтобы она узнала о том, что вы не использовали попытку порадовать Ивана Александровича.

Якобий громко выдвинул ящик стола и извлёк из него очки. Полина побледнела от гнева, узнав вещь Анненкова.

— Это же… — начала она, но осеклась.

Якобий с деловитым видом надел очки и ещё пристальнее осмотрел Полину.

-Я исполню вашу просьбу, мадемуазель, — гадко ухмыльнулся он. Полина неохотно, с отвращением передала крест Якобию, боясь, что он не дойдёт до адресата.

— Благодарю вас, я никогда не забуду этой услуги, — через силу, как можно вежливее и мягче сказала Полина и ушла.

Якобий повертел пальцами очки племянника, небрежно бросил их на стол и усмехнулся.

— Невеста…

* * *

В специально отведённом для свиданий помещении Анненков сидел на лавке, сложив руки на коленях и уронив на них голову. Дни свиданий ненавидел, как ненавидел и Якобия со своим притворством и колкими намёками.

Железная дверь отворилась, и вошёл маленький человек, одним своим видом внушавший отвращение. Анненков машинально поднял голову и, определив полуслепыми глазами расплывчатый силуэт, снова уронил её на руки.

— Добрый день, дорогой Жан, — начал Якобий по-французски. — Я вижу, вы снова не в духе. Нельзя же себя так терзать, голубчик! Что я маменьке доложу?

— Воля ваша, — еле слышно сказал Иван по-русски.

— Расспрашивать о самочувствии, я вижу, смысла нет. Ну что же, Жан… Жаль, что не цените вы моего расположения. Никто ведь, кроме меня. Не изволит вас посещать…

Якобий сделал паузу, чтобы до Анненкова дошёл смысл его слов и он острее почувствовал своё одиночество.

— Напрасно, я вижу, просить вас раскаяться. Видно, крест ваш такой… Да… Мудрецы говорят, что из всех недугов душевный — самый тяжкий. А от чего он идёт? От отягощения совести и заблуждений. От этого надобно избавляться. Раскаяние возвращает на путь истинный…

— Пошёл к чёрту, — тихо проговорил Анненков.

— Воля ваша, Иван Александрович. Я для вас более ничего сделать не могу. Разве что… Невеста ваша кое-то передала, — прошептала Якобий, наклонившись к Ивану. Он вздрогнул, похолодел и посмотрел на дядю.

— Полина здесь? — спросил Анненков по-французски, чтобы плац-адъютант понял.

— Нет, — солгал Якобий от трусости и растерянности. — Я получил от неё эту посылку ещё в Москве.

Он достал из кармана крестик с запиской. Анненков сразу узнал эту вещь, которая красовалась на обнажённой золотистой шее его любимой. Якобий положил крест в протянутую ладонь, и Ивану показалось, что от этой крошечной вещицы шло тепло. Заметив привязанную записку, он негибкими пальцами отделил её и с трудом прочёл: «Я последую за тобой в Сибирь». Вопреки словам Якобия, сердце Ивана заговорило, что Полина где-то рядом. От этой мысли стало теплее, но его лице даже появилось некое подобие улыбки, взгляд прояснился.

— Благодарю вас.

— Пустое.

Анненков наклонился к Якобию и прошептал по-французски.

— Я хочу написать Полине ответ. Прошу вас, дайте офицеру денег за бумагу и карандаш.

Якобий пожал плечами, позвал плац-адъютанта и дал ему пятьдесят рублей. Тот принёс жёлтую бумагу и маленький старый карандаш. Иван, напрягая слабое зрение, стал писал. Закончив, он подал письмо Якобию.

— Передайте это Полине. Вас не затруднит…

Якобий мысленно усмехнулся и взял письмо.

— Нельзя ли мне с ней увидеться? — робко спросил Анненков.

— Нет, это решительно нельзя. И не умоляйте меня, я и так слишком много сделал для вас.

— Благодарю и на том. Прощайте, — сказал Иван, возвратившись в свою прежнюю позу. Якобий со вздохом вышел прочь.

* * *

Он осмотрелся перед тем, как прочесть письмо. Звонкий голос отвлёк его.

— Сударь! Подождите!

Якобий устало закатил глаза: эта настырная девчонка ему жутко надоела. Полина, неуклюже стараясь избегать грязных луж, бежала к нему.

— Я знаю, вам передали письмо. Мне сказал дежурный офицер. Не отпирайтесь, я знаю, это Иван Александрович передал вам ответ. Прошу вас, дайте мне.

— О чём это вы? — резко спросил Якобий, отвернувшись от неё.

— Я вас умоляю…Это же моё письмо, дайте его мне, — просила Полина самым жалостливым голосом.

— У меня нет никакого письма. Вам наврали, да ещё и денег взяли.

— Нет, я знаю, оно у вас. Вы же обещали Ивану Александровичу… — Полина посмотрела Якобию в глаза с такой отчаянной мольбой, что ему стало её жаль. Он уже хотел отдать ей письмо, но вспомнил, что эта женщина — его первая соперница в борьбе за наследство. Эта алчная мысль заглушала все человеческие чувства.

Якобий грубо оттолкнул Полину, и она упала в грязь. Пользуясь ситуацией, он быстро направился к воротам.

Полина с трудом поднялась, вытирая грязной ладонью лицо. Ей было невыносимо больно и противно от собственной беспомощности и жалкости, от одиночества и отчаяния. Никто, ни один солдат или офицер не помогли ей подняться, не утешили. Только Ком, преданное чувствительное существо, горько лизнула хозяйку в щёку. Полина ощутила себя маленькой птичкой, которая бьётся в стекло, потихоньку разбивая его и нанося кровавые раны своим нежным крылышкам.

Пошатываясь, она дошла до ворот, где её ждал экипаж. Приехав к себе в квартиру, она сняла грязный плащ. Увидев заботливого Трошку, она в слезах повалилась в его объятиях. Чувствительный старик тоже заплакал, но они быстро взяли себя в руки. Трофим уложил заплаканную Полину в тёплую постель, она обняла ком и уснула, оставшись совсем без сил.

***

Взяв пример с русских женщин, жён осуждённых, Полина переоделась в платье горничной и пробралась в крепость. Это стоило ей больших моральных и материальных усилий. Сначала ей не удавалось добиться встречи с Иваном, и она так надоела коменданту и офицерам, что на неё донесли императору. Он засмеялся и велел оставить её в покое.

Полина не оставляла своих попыток увидеться с Анненковым; с каждым днём, преодолевая многочисленные препятствия в лице родственников Ивана и офицеров крепости, она всё горячее стремилась к нему. Однажды, проходя по крепости, она увидела вдалеке двух мужчин, идущих ей навстречу. Немного приблизившись к ним, Полина с ужасом узнала своего жениха, блестящего кавалергарда Ивана Анненкова. За одно мгновение внутри у неё всё перевернулось, от неожиданности она не могла пошевелиться. Иван был одет в серый худой халат. Он шёл медленно, отставая от плац-адъютанта, опустив голову. Казалось, что он шёл, не осознавая, что идёт. Было заметно, что Иван погрузился в себя, утратив связь с реальностью. Он прошёл мимо Полины, не подняв головы, не увидев ей своими близорукими глазами. Только что-то слабо дрогнуло внутри, но он тотчас же убедил себя, что это ему только показалось. Полина, оцепенев, долго смотрела ему вслед.

Плац-адъютант заметил её и стал звать. Его знаки вернули Полину к реальности. Подойти она робела, но ей в голову пришла другая мысль. Она выпустила собачку из рук и приказала ей бегать. Потом Полина стала громко звать её, чтобы Иван услышал.

Её голос не сразу пробудил его. Он перестал реагировать на все звуки, кроме очень резких и звонких, но этот, такой высокий и нежный, показался ему знакомым. Иван поднял голову и прищурился, различая женский силуэт. Он будто прозрел, узнав свою любимую женщину. Сердце радостно затрепетало, он двинулся к ней навстречу, но офицер жестом остановил его: на гауптвахте меняли караул, и приближаться к Полине было опасно.

Она взяла собачку на руки и в благодарность поцеловала её между ушей. Светлая мысль, как молния, врезалась в сознание Анненкова. Полина здесь, здесь, а, значит, рано или поздно им удастся встретиться. В его существовании появилась цель: ждать свидания с невестой, её поцелуя, её утешительных слов.

Полина была воодушевлена случайной встречей, и ей хотелось большего. Теперь это было не просто желанием, а казалось возможным. В её голове возникали новые планы, расчёты, когда лучше прийти в крепость. Весёлая и решительная, она приехала домой и рассказала всё Трошке.

* * *

Полина долго бродила по крепости, погрузившись в свои мысли. Вокруг всё было серо и уныло: и крепость, и стены, и церковь, и земля, и даже сама Полина в сером платье и плаще. Она шла не торопясь и думала о том, что этими же тропами ходит и Иван.

Так она достигла сада, где увидела гуляющих заключённых. Калитка была открыта, и наблюдал за ними офицер. Она с волнением заметила Анненкова, без цели бродившего по саду. Он шёл в сторону калитки, его движения были машинальными и неосознаваемыми. Полина, не отвод от него взгляда, пробиралась ближе.

В один миг она оказалась рядом с ним, бросилась на шею и крепок, горячо поцеловала. Ни Иван, ни офицер не успели опомниться, так быстро это случилось. Полина задержалась ровно настолько, чтобы её не смогли уличить. Как только Иван коснулся её талии, чтобы обнять, она отскочила от него и, не оглядываясь, быстро зашагала прочь.

Иван смутно соображал, что произошло, но на губах ещё горело спасительное тепло. Это ощущение доказывало, что Полина — не пустое видение на почве отчаяния. Теперь он знал, что она рядом и ищёт встречи с ним. Ради неё он готов был терпеть и условия крепости, и посещения Якобия, и муки одиночества.

***

Полина как могла старалась улучшить положение Ивана. Особенно её заботили его худоба и болезненный вид. Полина передавала ему какую-то еду с помощью плац-майора Петропавловской крепости Подушкина. Это был полный добродушный старик, который сочувствовал заключённым, всё время охал и ахал. Свою дочь, девицу переспелых лет, он обожал и баловал. Самому ему не нужны были взятки, его сердце оттаивало лишь тогда, когда его доченьке дарили какую-нибудь ценную вещицу. Полина передарила ей много своих украшений, ценностей у неё осталось мало.

Однажды она пришла к Подушкину с просьбой передать Анненкову провизию. Он начал говорить о незаконности, о том, что подвергает себя большой опасности. Полина молчала.

— Но, Егор Михайлович, у меня больше ничего нет, — прошептала она.

— Надобно отыскать, — твёрдо сказал Подушкин. — У Арины Егоровны скоро именины.

Полина вздохнула: другого выхода в нет. Она дрожащими пальцами достала из ридикюля лорнет с цепочкой, который Иван подарил ей в день несостоявшейся свадьбы.

— Возьмите, — сдерживая слёзы, сказала она. — Передайте вашей очаровательной дочке.

Подушкин покрутил лорнет в руке, одобрительно кивнул.

— Не извольте беспокоиться. Всё отправим, всех накормим.

— Благодарю, — со вздохом произнесла Полина. Подушкину стало невыносимо жаль её. Он подумал было вернуть лорнет, но счастье дочери было для него важнее.

Полина вышла от него и, прислонившись к серой стене, тихонько заплакала.

* * *

— Матушка Прасковья Егоровна! К вам тут мусье! Черти проклятые! — закричал Трошка в сенях. Отложив книжку, Полина вышла встречать гостя.

Это был средних лет мужчина с чёрными усами подтянутой фигурой.

— Мадемуазель Полина! — восторженно воскликнул он, целуя её руки. — Я знаю о вашей беде и восхищаюсь вашим мужеством. Позвольте представиться: Гризье, учитель фехтования Жана Анненкова.

Полина удивилась, перестала сердиться на чересчур бурное приветствие и предложила гостю присесть.

— Над признаться, Жан был лучшим моим учеником. Такая сила, ловкость, мужественная грация! Его положение сейчас ужасно, а ужаснее всего то, что его близкие отвратительно к нему относятся. Вы — одна преданная ему душа, и если я могу вам чем-либо помочь, я помогу. Не думайте отказываться! Мне говорили, что Жан страдает, плохо питается и одет хуже других! О, Полина, прошу вас не стесняться и брать у меня сколько нужно денег. Я один. У меня никого, кроме моих учеников, нет. А Жан нуждается во всём. Умоляю на коленях принять эту скромную сумму. — Гризье с поклоном протянул Полине пачку ассигнаций, которые она не хотела брать.

Своими возбужденными речами он уговорил её взять деньги (их было двести рублей) и убеждал не отдавать их, но при первой же возможности Полина с благодарностью выслала ему долг.

Отделавшись от визита экзальтированного француза, Полина снова села за чтение. В те минуты она и подумать не могла, что это знакомство подтолкнёт Александра Дюма к написанию романа «Учитель фехтования», главной героиней станет она, Полина Гебль.

* * *

Однажды ей пришла в голову дерзкая идея: увезти Анненкова за границу. Полина удавалось видеться с женихом, иногда даже говорить с ним, и она поняла, что увезти Ивана из крепости не так трудно, как казалось. Анненков посоветовал ей добиться встречи с матерью в надежде, что она поможет Полине материально. Полина же мечтала увидеть в графине Анненковой единомышленницу и помощницу в своём смелом мероприятии. От Ивана она тщательно скрывала свои планы, зная, что он не согласится бежать, как трус, и надеялась уговорить его в решительную минуту, когда всё будет готово. Устроив всё, она хитростью уговорила слабого, измученного Ивана бежать за границу. Это стоило ей большого труда, потому что Анненков чувствовал, что должен разделить судьбу своих товарищей. Не в силах с кем-либо спорить, он согласился с невестой. Дело оставалось за малым: нужно было много денег.

Когда Полина приехала в Московский дворец Анненковой, её долго не принимали. Анна Ивановна велела позвать её только глубокой ночью, около двух часов. Полина очень волновалась, в ней проснулась гордость трудолюбивой нищенки перед богатой помещицей. Входя к комнату, она еле сдерживала биение измученного сердца. Остановившись в дверях и переведя дыхание, Полина осмотрелась и шагнула под своды круглого, расписанного картинами райского сада, потолка. Это была просторная зала, в одном углу стояли образа. Она сверкала чистотой и золотом, была обставлена старомодной, но роскошной мебелью. Тучная старуха в нарядном ночном туалете сидела в глубоком кресле, а за её спиной стояла свита богато одетых слуг и приживалок.

Полина почтительно поклонилась, Анненкова встала ей навстречу. Кто-то шепнул Полине:

— Моя кузина хочет вас поцеловать, сударыня.

Она удивлённо обернулась, ей кивнули. Полина подошла ближе. Вдруг лицо барыни исказилось, она едва не упала на руки Полины. Анна Ивановна обняла её и зарыдала.

— Дайте мне поплакать, сударыня, эти слёзы принесут мне облегчение.

Она прижалась к плечу Полины, гладившей её по голове, и забормотала:

— Вы ангел, сударыня, истинный ангел. Без вас мой дурак погиб бы. Да вознаградит вас Бог за вашу доброту.

Через минуту она уже подняла голову, расправила плечи и приняла прежний надменный вид. Порыв материнских чувств длился недолго.

— Мадам, позвольте вам прочесть письма, которые ваш сын мне передал.

Анненкова кивнула, и Полина прочла письма Ивана. Когда она стала зачитывать то, в котором он просит помочь бежать за границу, старуха ударила кулаком по ручке кресла, сдвинула лохматые брови:

— Мой сын беглец, сударыня?! Я никогда не соглашусь на это, он честно покорится своей судьбе.

Полина горько улыбнулась.

— Ваш ответ годится для римлян, мадам, но их времена миновали.

Она со слезами на глазах посмотрела на Анненкову, не понимая, как честь может заглушать материнские чувства. Полина вздохнула, прижала письмо Анненкова к груди, поклонилась и вышла.

* * *

Анна Ивановна полюбила Полину и каждый день присылала за ней карету. Она относилась к француженке с такой нежностью, будто она была её родной дочерью. Графиня пыталась развлечь её, удерживала от поездки в Петербург, давала вечера в её честь, всё больше поражая и отталкивая Полину. Она рвалась к Ивану, получая его полные тоски письма. Однажды он написал, что скоро их увезут в Сибирь, и они с Полиной могут даже не встретиться. Эта новость заставила её быстро собраться в Петербург. Сначала старуха Анненкова обиделась на неё, но потом предложила забрать к себе Сашеньку. Полина с радостью на это согласилась. Анненкова растрогалась и дала на дорогу денег. Полина отправилась в Петербург.

Выйдя из дилижанса, она увидела Трошку, оставленного в столице. Он был очень бледен и напуган. Полина подошла к нему и спросила, что случилось.

— Ой, матушка Прасковья Егоровна, беда! Иван Александрович убить себя покушались. Удивиться хотели, да полотенце оборвалось, слава тебе, Господи. Совсем обезумел от горя, такой грех на душу хотел взять.

Она похолодела и точно упала бы, если бы Трошка не поддержал её за локоть. Все звуки превратились в странный шум.

— Он жив? — не слыша своего голоса, спросила она.

— Да жив, жив. На полу без чувств нашли, — сказал Трофим, перекрестившись. Полина взяла себя в руки, потёрла висок, чтобы прошло головокружение.

— Слушай: заберёшь все вещи, а я поеду в крепость к Ивану, — решительно приказала Полина.

— Да постой, матушка! Время-то не раннее, не выпускают их гулять! Завтра пойдёшь!

— Нет, не удерживай меня! — грозно прикрикнула она. — Бери вещи и поезжай на квартиру! Не беспокойся обо мне!

— Ну, с Богом, матушка. — Старик перекрестил Полину.

Она быстро нашла извозчика и пообещала рубль, если домчит за пятнадцать минут. Через четверть часа она была уже на берегу Невы, где уже развели мосты. Было темно и холодно, силуэты мрачных петербургских строений нагнетали страх. По реке шёл лёд. На другую сторону можно было перебраться только на ялике. Полина увидела знакомого яличника у кромки воды внизу и стала показывать ему, что ей нужно на другую сторону.

— Вы что, мадемуазель, разума лишились? В такое-то время и в такую-то погоду! Это самоубийство!

Полина потеряла всякий здравый смысл. Она видела цель — тёмную страшную крепость — и шла к ней всеми мыслимыми и не мысленными способами. Полина чувствовала, что её ведёт какая-то неземная сила, и была уверена в своём решение.

Она показала лодочнику двадцатипятирублёвую ассигнацию, и тот согласился. Он жестами объяснил, что лестница обледенела и испускаться по ней невозможно. Лодочник бросил Полине верёвку, и она привязала её к кольцу, что было очень трудно сделать, потому что всё кругом сильно обледенело. Руки жгло холодом, но она не обращала внимания. Наконец с верёвкой было покончено, и она спустилась в лодку. Она радовалась тому, что первая преграда на пути к Ивану преодолена, забыв про холод и боль. Только в лодке Полина увидела, что её руки в крови: она ободрала о верёвку перчатки и кожу на ладонях. Вид израненных рук вызывал жалость к самой себе, и Полина спрятала их в муфту.

Лодка тронулась в опасное путешествие. Яличник крестился и повторял: «Господи, помилуй». Чтобы хоть как-то привести мысли в порядок, она тоже стала молиться, но сосредоточиться не получалось. Всеми силами души она стремилась туда, в жуткую крепость. Ялик чудом пробирался сквозь льдины в темноте, а Полина и не думала о том, что находится на волоске от смерти.

Наконец они достигли крепости. Она поблагодарила плачущего яличника и дала ему тридцать рублей. У ворот крепости Полину ожидало новое препятствие: часовой не хотел пускать её, говоря, что уже слишком поздно для свиданий. Она дала ему денег, и её тут же пропустили.

Полина быстро шла оп безлюдной улице, распугивая сонных голубей. Её не хватало на страх, она шла к своей цели, думая только об Иване. Полина добралась до квартиры офицеров, разбудила одного из них и, показав сторублевую ассигнацию, убедила привести Анненкова, на что офицер сразу же согласился и велел ждать на улице.

Полина вышла и прижалась у какого-то серого здания, около которого протекал канал. Она спрятала истерзанные руки в муфту и прижала к бешено бьющемуся сердцу.

Её окликнули. Полина обернулась и увидела Ивана. Он выглядел ещё хуже, чем обычно. Цепляясь за стену, она пошла к нему навстречу. Будто по волшебству, луна вышла из-за тучи и осветила их лица. Иван сделал несколько шагов ей навстречу, когда она уже бежала к нему. Каким убогим он себе казался в ту минуту! Отказаться от такого счастья! Убить себя, лишив возможности обнять, поцеловать, заглянуть в любимые глаза. Глупец! Последний малодушный дурак!

Полина кинулась ему на шею, Иван судорожно сжал её в объятиях. Она стала покрывать поцелуями его бледное, заросшее щетиной лица, нашла губы… Какое счастье видеть его живым! Полина прижала его голову к своему плечу и улыбнулась нежной луне. Из-под опущенных ресниц скатилась слеза. Губы беззвучно сказали: «Спасибо, Господи». Иван, спрятав лицо в меху её воротника, заплакал. Впервые со дня ареста. Он рыдал, не издавая ни одного звука, но Полина знала, как он страдает, и её сердце разрывалось.

— Как… Как моя дочка? — спросил он, не поднимая головы.

— С ней всё хорошо, она так похожа на тебя.

— Я такой мерзавец. Я знаю, ты меня простишь, но сам-то я себя не прощу.

— Не надо так говорить. Бог простит.

— Я такой слабый по сравнению с тобой. Я думаю, сколько испытаний ты выдержала, пока я без дела сидел в камере. Моя душа…. Мой ангел… Как я недостоин тебя и тех жертв, на которые ты идёшь…

— Не говори так, Ванюша, — с милым акцентом по-русски сказала Полина. — Я люблю тебя, а моё сердце не ошибается. Слушай: я последую за тобой всюду, мой дом только подле тебя.

— Даже если это будет каторга?

— Даже если каторга. Я знаю, русские женщины хотят последовать за своими мужьями, так чем же я хуже?

— Это же ад, понимаешь? — горько сказал Иван.

— Ну и что? Я буду там с тобой, — с улыбкой произнесла она, убрав длинную прядь с его лба. Анненков заметил кровь на её руке, схватил за запястье и отвёл в сторону, чтобы лучше видеть.

— Боже мой… Полина…

— Это ничего, Ванюша, ничего. Это пройдёт…

— Я так противен так себе… Боже мой… Я ненавижу сам себя… Если бы не я…

— … то я не была бы так счастлива.

К ним подошёл офицер, поторапливая Полину. Она дала ещё денег, но времени всё равно оставалось мало.

— Твоя маменька дала мне вот это. — Полина показала Ивану кольцо с бриллиантом. — Возьми это с собой, пригодится в дороге…

— Нет, — перебил он, — я не возьму, всё равно отберут. Оставь себе. Мать пишет мне, что любит тебя больше, чем меня.

— Прости ей.

Офицер дёрнул её за рукав.

— Иван! Иван! Смотри. — Полина сняла с пальца маленькое изящное кольцо, сплетённое из двух колечек, разделила его и вложила в ладонь Анненкова. — Второе я привезу тебе в Сибирь. Дождись! А если я не получу разрешения, я пришлю тебе его! — Она поцеловала холодную руку Ивана.

Офицер взял под локоть Ивана, увлекая его за собой, а Полина держала его за руку, не желая отпускать.

— Дождись меня, Иван!

— Я люблю тебя… — Он потянулся и неловко поцеловал её. — Я люблю тебя. Поцелуй за меня нашу дочурку.

— Я поеду за тобой, — последний раз шепнула она, отпустив его руку. Через пару секунд Иван скрылся из виду. Полина отёрла слёзы, и новая цель ясно предстала перед ней: в Сибирь!

*Дядя Анненкова