Сеансы сумасшествия (гет)

Сегодняшняя песня, стоящая на повторе в полной домашнего мрака комнате, походит чем-то на проповедь. Он не знает, почему ему так кажется, но сходство определенно есть. Иная по своему обыкновению сидит на мягком матрасе, на этот раз, свесив вниз ноги и болтая ими, насколько позволяет конструкция мебели.

— Зачем ты постоянно носишь с собой этот никому не нужный блокнот? — она растягивает в улыбке сухие губы, щуря глаза и всматриваясь в высокую фигуру, на секунду застывшую у двери.

— Зачем, что я должен докладывать о твоих ухудшениях или улучшениях в больницу, — устало замечает молодой человек, безучастно наблюдая за тем, как девушка поднимается на ноги и легкой тенью скользит ему навстречу.

— У тебя две жизни, — замечает она, хитро сверкая глазами в манящем мраке комнаты и не прекращая усмехаться, — и настоящая начинается здесь.

— Я не настроен отрицать это, — спокойно отвечает юноша, — но раз моя настоящая жизнь начинается рядом с тобой, назови мне хотя бы теперь свое имя.

— Я не могу, — Иная мотает головой, и ее длинные волосы непонятного в темноте цвета разлетаются по плечам, — пока что я не могу сказать тебе. И ты пока не скажешь мне своего имени. Пока мы не получим крылья, — она подходит к нему совсем близко и поднимает голову, чтобы всмотреться в усталое изможденное лицо.

Боже, какая глупость!

Музыкальная какофония уже совсем не давит на уши, а мрак не сковывает движений. Врач не хочет ее слушать сегодня, ему бы только отдохнуть немного от бурной, но оттого не менее скучной «человеческой жизни», которая в одночасье стала какой-то чуждой.

Иная хватает его за руку и тянет к помятой прохладной постели, укладывая на спину и устраиваясь рядом — садясь по-турецки и вновь раскачиваясь из стороны в сторону.

— Где обычно бывают твои родители? Дверь постоянно заперта, и я сам ее отпираю, в квартире никого нет.

Иная заливисто хохочет с какой-то даже издевательской ноткой в голосе.

— Я просто захотела, чтобы все думали, будто они у меня есть! И ты тоже сначала так думал!

— Что за глупости ты несешь? — он вздыхает и устало опускает веки.

— Открой глаза! — Иная ухмыльнулась, нависая над ним. — Я просто захотела на какое-то время иметь родителей и потому создала их, а потом они мне надоели!

— Зачем?.. — спорить с ней бесполезно, лучше уже согласиться и принять еще одну странность как данность.

Постепенно ее мир становится его миром. Наверное, он просто тоже сходит с ума. Или, может, наконец, открывает глаза?.. Может, ранее он был слеп?..

— Скажи мне, чего ты боишься? — Иная перестает сорванным голосом подпевать неизвестному исполнителю и смотрит на него в упор.

Молодой человек пожимает плечами, насколько это позволяет его положение.

— Наверное, смерти.

— Смерти нет, дурачок! — она смеется и ерошит ему челку. — Ее не нужно бояться!

Ну, конечно. Как можно бояться того, чего нет?

— Хочешь, я покажу тебе, что значит настоящая смерть? — неожиданно хищно щурит глаза Иная. Надо полагать, «настоящая смерть» и вообще смерть, существование которой она отрицала еще какую-то секунду назад, имеет для нее некий совершенно другой смысл. Более глубокий. Потому что она действительно верит в существование души.

— Нет, как-нибудь в другой раз...

Она усмехается, понимая, что собеседник, возможно, испугался последствий.

— Ну, хорошо... Я покажу ее тебе, если не смогу показать крылья. В конце ты увидишь что-то одно, договорились? — зрачки Иной странно поблескивают.

— Да... — он широко распахивает глаза и невольно сглатывает.

— Только смотри, чтобы этот раз наступил, — между тем шепчет Иная, — ведь мир в одночасье может обратиться в прах.

Она хохочет, на прощание осыпая легкими скользящими поцелуями его скулы, и неожиданно осторожно проводит подушечкой пальца по контуру лица, доходя до линии подбородка и плавно спускаясь к кадыку.

— Совсем скоро я исчезну отсюда... Здесь очень скучно, знаешь ли. И ты отправишься со мной, правда же? Именно поэтому ты еще все помнишь и понимаешь.

— Да, конечно, я пойду с тобой, — привычно соглашается врач. Он привык уже довольно давно к тому, что его пациентка несет постоянно всякую на удивление логичную несуразицу... Однако когда она говорит подобным тоном, почему-то безумно хочется ей поверить.

— Сегодня я еще не была готова, но в скором времени я обязательно покажу тебе свои крылья, — бесновато ухмыляется она, словно только сейчас вспомнив о своей обыкновенной роли и вновь облизывая сухие, потрескавшиеся до крови губы.

— Что ж, как скажешь, — тихо отзывается парень, поднимаясь на кровати и согласно кивая. На самом деле, он уже давно сошел с ума. Это началось еще тогда, когда он, придя домой после первого сеанса, очень долго смотрел на свет.

А сейчас ему просто очень хочется как можно скорее покинуть этот до невозможности скучный и серый мир. Иная права. У них совершенно другой путь.

Сегодня, прежде чем уйти, молодой врач замечает, что сквозь обычно плотно задернутые темные шторы в комнату, полную мрака, словно закупоренная полная банка с вареньем, пробивается тонкая полоска дневного света.