Нам пело солнце... (гет)

Матьяш решил напомнить о себе в конце рабочего дня, с претензией на пятничный вечер Златы.

\"Приглашаю вас на ужин\", — писал он в конце длинного, полного комплементов сообщения. — \"Форма одежды — походная\".

Злата чувствовала себя приятно заинтригованной, у нее даже не возникли обычные в таких случаях мысли, вроде: о чем с Матьяшем говорить, и не поймет ли он согласие превратно?

Немного посомневавшись, Злата решила не переводить эту встречу в статус заговора, наводя вокруг нее секретность.

— Кези, меня пригласил на ужин один чертовски богатый, красивый и славный молодой человек, — улыбаясь с почти убийственным самодовольством, она подошла к столу секретаря.

Кези с мрачным видом подняла голову от бумаг.

— Ха-ха. Шутка хорошая, но я уже не способна оценить юмор после восьми часов работы.

— Ты не поняла, — не сужая улыбку, Злата отбросила волосы с плеч. — Я ужинаю с молодым представителем слоев самого, что ни на есть, высшего общества.

Секретарь приподняла бровь, потом задумчиво сплела руки на груди. Злата почти видела, какое застывшее от бешенства лицо будет у Глеба, когда он сложит два и два. Со всем его совершенным профилем.

— Поздравляю, — протянула Кези. — А имя у этой ожившей мечты есть?

— Мне нельзя говорить, — печально вздохнула Злата и, под ее недоумевающим взглядом, постучалась в кабинет Жанне Павловне.

— Да, милая. Что ты хотела? — ответила босс. Злата проскользнула внутрь и прикрыла за собой дверь, чувствуя, как пузырьками поднимается внутри озорство.

— Жанна Павловна, Матьяш назначил мне встречу и я согласилась, — быстро протараторила она.

— Не удивлена, — оторвалась от экрана босс. — Глебу ты скажешь?

— Он сам узнает, — сделала легкомысленный жест Злата, не сводя с нее глаз. А Жанна Павловна в курсе, что Кези шпионит?

Босс удивленно отклонилась в кресле.

— Пускаешь все на опасный самотек, девочка. Если ты думаешь, что я буду перед ним отчитываться — ты ошибаешься.

— Я не скажу Глебу не потому, что собираюсь работать с Матьяшем за его спиной. Я хочу на примере показать, что если со мной по-хорошему — толку больше. Он-то ни разу не попытался наладить со мной контакт, — объяснила Злата, чувствуя, что немного ябедничает.

— Пытался, ты просто не поняла.

— Это когда же? — прищурила глаза Злата. Неестественное опьянение легкостью пошло на убыль. Скрижаль осталась на столе.

— А он не устраивал никаких общих выездов, дружеских посиделок и экскурсий?

— Ну, если называть похищение — выездом, дружескими посиделками — ужин в полтретьего ночи, а экскурсией — марш-броски по полям и садам, то — да, он постоянно старался стать моей лучшей подружкой, — вырвалось резковато и саркастично.

— А чего ты ждала? Долгих разговоров на ночных крышах? Прогулок в парках на закате? Это Матьяш может себе позволить такие аттракционы, а Глеб — женатый человек. С ребенком, если ты забыла.

Злате словно холодной водой в лицо плеснули. Она напряженно выпрямилась, кусая губу.

— Вы правда так обо мне думаете? — тихо спросила она.

— Не важно, что думаю я, — сухо ответила Жанна Павловна. — Важно, как об этом думаешь ты. И если собираешься выбирать, исходя из количества внимания, которое тебе уделяют, далеко мы не уйдем.

Злата изучающе уставилась на босса. Та была раздражена новостью больше, чем оно того заслуживало.

— Вы боитесь… Вы боитесь, что я еще больше их рассорю?...

— Я боюсь, что ты не оставишь им никакого шанса на примирение, — с горечью кивнула Жанна Павловна.

Уже в монорельсовом вагончике, сжимая в горсти бархатный мешочек со скрижалью, Злата подумала, что впервые желания и страхи босса никак ее не задевают. Уж помирятся ли Глеб и Матьяш, или нет –этот вопрос совершенно не трогает. Чувства пожилой женщины понятны, но Злата — спасибо огромное — ни одному, ни другому не бабушка.

Димка дома был тише воды, ниже травы. Передвигался быстрыми перебежками от холодильника — в свою комнату, из комнаты — в ванную, по-щенячьи заглядывал Злате в глаза и оставлял лучшие куски пирога. Она была тронута, но вскоре это надоело.

В четверг ночью, друг попался ей на кухне, с бутербродом колбасы и страдающим взглядом.

— Привет, — выдал он, перестав жевать.

— Дим, ты растолстеешь. Ты же не тетенька, прекрати заедать стресс.

— Все плохо, Златка, — качнул он лопоухой головой. — Родители на меня просто вызверились, за то что я тебе все рассказал, Жанна Павловна тоже записала меня в дезертиры. И это не говоря о том, что Кези опять отдаляется.

— И все из-за меня, да? — вздохнула Злата, вдруг всей душой ощутив, насколько Димке было нелегко. — Знаешь, может и я виновата? Если бы больше стремилась подружиться с твоими родителями, они бы не воспринимали меня котенком на передержке…

— Пфф, брось! — фыркнул друг, расплевав хлебные крошки. -\"Мне не нужны другие родители, спасибо, у меня есть. — Да мы и не настаиваем. Можно мы тебя тоже любить не будем? -Не вопрос, договорились. Но тогда какой смысл? -Польза для общества.\"

Пародирую предполагаемые фразы Златы, он противно, но очень похоже пищал. Она не знала, смеяться ей, или обидеться.

— Так они теперь полностью лишены финансирования?— скрывая злорадство, уточнила девушка.

— Я точно, а про них не скажу, — тяжко вздохнул Димка, подтягивая к себе кольцо колбасы. — Будешь?

— Нет, не хочу быть кубышкой, как ты, — показала кончик языка Злата.

Они немного посидели молча.

— Послушай… Я знаю, у нас так повелось, что я ни о чем не спрашиваю, но… Вы что спецагенты, которых детьми выращивали в лабораториях, но которые сбежали от правительства? — глаз у Димки загорелся.

— Нет, — извиняясь, пожала плечами Злата. — Мы просто неизвестно почему попали сюда из прошлого и параллельно обнаружили в себе способность просматривать воспоминания неорганики.

Димка натянуто улыбнулся.

— Не хочешь — не говори.

— И не скажу, — обижено буркнула Злата.

Пятница пролетела в один миг, девушка даже оглянуться не успела, как оказалась у заднего входа в библиотеку, а перед ней придерживал дверцу большого белого авто очень непосредственный Матьяш.

Последовавшая его инструкциям, Злата была в джинсах и легких туфлях без каблуков, а сам кавалер сильно смахивал на парня из рекламы дорогих кед.

— Вы не в костюме, надо же, — она с удовольствием рассмеялась. — Это поло вам очень идет.

— Вы подвержены стереотипам, Злата? — ослепительно улыбнулся Матьяш, залезая на переднее сиденье. Вел он умело, но осторожно, и она невольно сравнивала его манеру езды с глебовской.

— Надеюсь, что не слишком, — покаялась Злата.

— Вы когда-нибудь бывали на холмах правого берега? — искрящийся весельем, светлый глаз, косонул на нее.

— Нет, а что там?

— Не поверите. Ни-че-го. Благословенное ничего. Его запретили застраивать — там нужно копать и капать. Поэтому оттуда звезды яркие и вид на вечерний город, реку, канал — даже дух захватывает. Травой пахнет и полевыми цветами, а вся округа — как на ладони. Я там зайцев видел, представляете, Злата?

Она слушала Матьяша зачарованно, внезапно оробев и вспомнив «долгие посиделки на ночных крышах».

— Там просто холм?

— Место почти секретное, — кивнул он. — Мы там когда-то сделали небольшую беседку, но для двоих хватит и одеяла. Ох, надеюсь, вы не против?

— Не против. Я вам доверяю.

— Ну что вы, разве можно! — тихо засмеялся Матьяш.

— Можно. Я, наверное, десяток человек предупредила, с кем и куда еду, — снисходительно потерла висок Злата.

Из города они выехали к закату, девушка любовалась золотыми облаками и уже засыпавшими молодыми подсолнухами.

— Открыть окна? — отвлек ее от мечтательного ступора голос спутника. Злата чуть развернулась к нему.

— Откройте.

В машину влился степной ветер, перемоловший в себе разнотравье и близкую реку.

— Моя мама любила степь, — глубоко вдохнул в себя ароматы Матьяш. — Ни горы, ни леса средней полосы ее так не трогали. Ночные степи казались ей колдовскими, бесконечными, достающими до неба. Мама знала толк в бесконечности, да?

— Лина сказала, ты на нее похож?

— Больше, чем на отца, — распахнул он свои невозможные серые глаза. Злата в жизни не видела у мужчин таких капризных, прекрасных глаз, вечно таящих смех.

— Но с Жанной Павловной вы совсем разные, — продолжила она изучение генетики.

— Само собой. Бабушка не могла иметь детей — последствие облучения радиацией. Все ее дочери и сыновья — приемные. И моя мама, и тетя Лина. Бабушка не говорила?

— Да, говорила, но я ее не так поняла, — вспомнила Злата давнишний показ фотографий в домашней библиотеке босса.

— Ей не впервой брать под свое крыло беспомощных и одиноких. Вы попали прямо по адресу, провидение, не иначе. Как тебе жилось все это время, расскажешь? Мне всегда было интересно, но… Мы старались беречь твое спокойствие. Ты извини, но наслушавшись всех увещеваний сначала Глеба, потом бабушки, я ожидал встретить нервную, подверженную истерикам девушку, впадающую в эпилептический припадок от одного лишь напоминания о катастрофе.

— Ну, все, конечно, не так печально, хотя лучше не упоминайте, — полушутливо ответила Злата.

Матьяш внимательно оглядел ее профиль.

— Нам будет о чем поговорить. Только не замыкайся, ладно?

Злата покладисто пообещала, что не будет.

Болтая и смеясь, они приехали на холм, с которого действительно открывался удивительный вид на реку, мост и город под розовым небом.

Оставив машину недалеко от простенькой крытой беседки, Матьяш вытащил из багажника плотный клетчатый плед, очень классически смотревшийся на траве (Злата не применула это отметить) и не менее классическую корзинку.

— Вино с виноградника дяди Алика, — торжественно откупорил бутылку Матьяш. — Крепленое, на абрикосовых косточках.

— Сыр из своих сыроварен, — продолжила девушка, извлекая бумажный пакет с бутербродами под одобрительным взглядом.

— Ну, не совсем. Но они могут стать моими.

— Не хвастайтесь, — Злата расстелила одеяло и разлеглась поперек, подперев щеку кулаком. По реке плыли суденышки, в центральный городской канал как раз заходил очередной крупный лайнер. Матьяш возился с корзинкой и шуршал на заднем плане, расспрашивая о жизни в Центральном городе. Темы, касающиеся их с Глебом прошлого, он трогал осторожно, словно едва подсохшие ранки. Да они и ощущались Златой так же, но внезапно она поняла, что может об этом говорить — и даже без слез. Ни то — действие янтарной скрижали, ни то — эффект сочувствующего собеседника.

В какой-то момент Матьяш завозился и улегся рядом на живот, опираясь на локти. Его теплый бок не раздражал, как это бывает, когда слишком близко оказывается чужой человек.

«Племянник Лины и Алика, внук Жанны Павловны и госпожи Розы, бывший друг Глеба… Да мы с ним вообще два дерева одного холма», — безмятежно размышляла Злата, пока рядом рассказывали о финансовой академии, а потом уже знакомую истории со скрижалями, клумбой и родителями Кельта и Лары.

Над городом зажигались звезды, он сам загорался огнями ничуть не менее тусклыми.

Небо сделалось близким и пронзительно — синим, такого цвета, какого вечно хочется пошить себе платье, но для этого нужно, наверное, за эту высь схватиться и потянуть. Громко цвиринчали цикады.

Горячее дыхание, пахнущее абрикосом, обожгло висок. Теплые губы коснулись лба над бровью, провели по волосам. Злата открыла глаза, встретив близкий, хрустальный взгляд, и замерла, то ли — на минуту, то ли — на час.

Из оцепенения их вывел близкий рокот мотора, потом резкий хлопок двери.

Матьяш и Злата синхронно приподнялись, обернувшись в сторону беседки, где темное полотно ночной степи прорезал свет фар.

Два луча размылись и мигнули, обрисовав контур фигуры, бликонув на кожаной куртке и темных, гладких волосах.

Быстрым, злым шагом, к ним приблизился Глеб.