Безумие на двоих (гет)

Твои молчания

Останься у меня…

M. Farmer, “Pardonne-moi”

Бернау оставил меня в маленьком кабинетике, где пятерым — мне, строгой женщине-врачу, медсестре, пациенту с четвертой стадией и его жене — было тесновато. Я сидела на стуле рядом с медсестрой, передо мной возле врача был пациент, мужчина, которому, судя по внешнему виду его жены, лет пятьдесят пять, но выглядел он на семьдесят. Он сидел, опершись руками на колени, голова его была опущена вниз. Он был невероятно худ, спина его, плечи, обращенные ко мне, были покрыты множеством тонких седых волос. Интересно, это проявление болезни, или он был таким всегда? На уровне лопаток располагался крупный подкожный узел бардового цвета, на правом плече — еще один, изъязвившийся.

— Заболел в октябре, — пояснила мне доктор, — длительное время не обращался. Потом появилось вот это… идите сюда… — она показала мне на надключичные лимфоузлы. — …сделали пункцию, клеток не получили. Нет чтобы взять еще раз, они ждали еще три месяца и лечили антибиотиками от лимфаденита, и когда он уже совсем никакой стал, направили сюда.

— Подпишите согласие на пункцию, — закончив заполнять форму в компьютере, сказала врач. — Или вы, если он не может, — обратилась она к жене.

— Может… Виктор, подпиши… — только голос жены вернул мужчину в этот кабинет, и он, еле удерживая ручку, подписал бумаги, после чего вернулся в прежнюю позу.

Я взглянула на жену. Красивая женщина, похожая на Надежду из продолжения Иронии судьбы. В своих очках на плюс она выглядела немного растерянной. Похоже, она и не предполагает, что Виктору осталось жить совсем недолго. Все сжалось у меня внутри, когда я представила себя на ее месте. Мое сердце слишком слабо, чтобы я могла работать онкологом. Каждый день испытывать чужую боль, какое-то зудящее чувство стыда за своих коллег, ощущать разочарование и совершенное бессилие… Как он это выносит? В памяти мелькнули его глаза. Теперь не только их цвет был пасмурным. Весь его образ вдруг окрасился болью. Но я знаю, что все это мои фантазии — наверняка, он воспринимает это как работу.

Врач сходила в соседнюю комнату за инструментами для пункции. Когда она воткнула иглу в бляшку на спине у мужчины, он даже не дрогнул. Думаю, ему было настолько больно, что укола он и не почувствовал. Врач размазала черного цвета материал по стеклу, попыталась приклеить на бляшку пластырь, но он повис на волосах.

— Одевайте его, — сказала она и ушла заканчивать с препаратом.

Жена Виктора помогла ему надеть футболку и свитер, после чего, обессилевший, он вновь опустился на стул. В комнате повисла тишина.

— Это все наш метизный завод…

Я кивнула.

— А вообще он художником был. Нужда заставила пойти работать на завод…

Я представила этого мужчину, окруженного собственными картинами на веранде деревянного домика. Что он рисовал? Наверное, натюрморты с осенними цветами. А может, сельские пейзажи? У меня защипало в глазах. Я почувствовала прилив жара к голове. Что за день…

— Сейчас отнесете это на четвертый этаж, свои снимки туда же, сделаете УЗИ, потом вернетесь сюда.

— А можно его как-то обезболить?

— Да, купите внизу кетонал. Придете сюда, медсестра вам поставит.

— Хорошо. Пойдем, — она помогла Виктору встать и они вышли.

Я сказала врачу, что мне пора идти, и покинула кабинет, хотя на часах было еще без десяти десять.

Я, конечно, потеряла дорогу назад. Дышать в консультативном отделении было совершенно нечем. Кое-как нашла лестницу и поднялась на пятый этаж. Здесь было тихо. Но все так же душно. Я проклинала руководство онкодиспансера, которое по-прежнему топило корпуса. Седьмое мая…

Пару раз я споткнулась. Мне было трудно держаться на ногах. Я бы все отдала за то, чтобы оказаться сейчас у себя дома. В постели. Выпить что-нибудь вроде феназепама, лучше две таблетки, одна на меня вряд ли подействует. И уснуть… А еще желательно не помнить потом этот день… Который, видимо, еще обещает много сюрпризов…

Наконец, побродив по сумрачным коридорам, я вышла в комнату с теннисным столом перед актовым залом. Заглянув в чуть приоткрытую дверь, я увидела, что занятие уже началось. Но у меня было еще десять минут, чтобы прийти в себя. Я села на одно из кресел, вытянула ноги и посмотрела в окно напротив. Серые тучи затянули все небо. Погода солидарна со мной.

Я ни о чем не могла думать. Мне надо было уцепиться хоть за что-то, чтобы выбраться из этого кошмара. Но мысли кружились в моей голове, как в водовороте. Я не могла поймать ни одну из них. Я закрыла глаза и пыталась просто сосредоточиться на своем дыхании. Но перед глазами то и дело вспыхивали разноцветные фейерверки, а дыхание клокотало в ушах так, словно слуховые трубы расширились и воздух беспрепятственно проникал в среднее ухо. Невыносимо…

* * *

Когда я вернулась, это была совсем другая жизнь.

Ирина спросила: «Ну как?», когда я села рядом с ней. Я сморщила лицо в знак того, что мне не понравилось.

«Что вы разбираете?»

«Рак желудка».

— Марина, какой скрининг есть для рака желудка?

Я посмотрела на Бернау и не сдержала свою улыбку. Он тоже чуть улыбнулся мне. Но я тут же одернула себя.

— Может, ФГДС?

С некоторым разочарованием в своей позе он откинулся на спинку стула.

— Что такое скрининг? Это «просеивание». То есть какие-то простые диагностические мероприятия, которые должны охватывать большую прослойку населения. Поднимите руку, кто делал ФГДС?

Подняли руку Шавкат и Максим. Я усмехнулась.

— В нашей стране нет скрининга для рака желудка.

— «В нашей стране», — передразнил меня и улыбнулся Бернау. — У вас какое-то негативное отношение к нашей стране?

Я пожала плечами.

— Но это действительно так, — кивнул он. — Скрининг у нас не разработан, да и частота рака не такая высокая, как в той же Японии, так что делать всем ФГДС было бы невыгодно.

..У него неплохо получилось отвлечь меня от моих кошмаров. Я сосредоточилась на занятии. Он еще несколько раз спрашивал меня, но эти вопросы были опять слишком сложны. К тому же, я готовилась по питерскому учебнику «Практическая онкология», в котором статистические данные, как выяснилось, не соответствуют общемировым.

— Марина, почему рак малой кривизны наиболее часто встречается?

— По моим данным, чаще встречается рак тела желудка, — возразила я.

— Это неправильные данные. Наверное, потому, что они ваши.

«Ну, это еще надо проверить», — подумала я и ухмыльнулась.

На перерыве я в двух словах рассказала Ирине о пациенте. Потом от моего внимания ускользнул уход девочек нашей группы. Я решила, что они ушли в столовую. Как оказалось после, Бернау и их повел к пациентам. Заметает следы? Или правда хочет показать нам жизнь онкологов? Их не было почти сорок минут. К концу этого времени я опять начала сходить с ума.

— Марина, вы же видели того пациента с меланомой? — спросил он, когда вернулся.

— Это тот, который совсем тяжелый? — наверное, предполагалось, что я видела сегодня нескольких пациентов.

— Да. У него меланома, пришли результаты цитологии.

Я кивнула.

* * *

Занятие закончилось и я, не глядя на Бернау, покинула вместе со всеми актовый зал. По дороге Яна делилась со мной впечатлениями от посещения кабинета маммолога. Ей не понравилось, потому что врач слишком торопилась и не разрешила ей самой обследовать пациентку. Это была бабушка с изъязвившимся раком груди.

Когда мы одевались, ко мне подошла Ирина.

— Я видела пациента, про которого ты говорила.

— И как это было?

— Да ничего особенного. Его вывели в коридор, оставили его жену, сказали, что лечение возможно только паллиативное, что ему осталось недолго…

— Она заплакала?

— Нет. Но, конечно, она была очень расстроена.

Я застегнула кофту на все пуговицы и вышла из здания онкодиспансера, попрощавшись с ребятами. На улице было душно и мрачно.

Я закинула сумку на пассажирское сидение и решила долить стеклоочистителя, который закончился этим утром. Я открыла багажник, чтобы достать бутылку с голубой вонючей жидкостью. Испачкала руки — машина была ужасно грязная, с начала апреля у меня так и не появилось лишних трехсот рублей на мойку. Когда я открыла капот и стала заливать омыватель, ко мне пристали три проходившие мимо цыганки. Сначала я игнорировала их, но поскольку они продолжали пророчить мне счастье и красивого жениха в случае, если я их озолочу, я замахала рукой со словами «Пошли вон!». Тогда самая молодая из них, девочка лет четырнадцати, скорчила рожу и что-то мне крикнула на своем тарабарском. Ее спутницы одернули ее, и они ушли.

Грязная и теперь злая, я убрала бутылку на место, захлопнула капот и села в машину, заблокировав двери.

Неужели это тоже люди? — подумала я. Разве они думают о чем-то так же, как и я? Есть ли в их голове какие-то переживания? Или они только трахаются, рожают и попрошайничают, как кошки? О чем они разговаривают между собой? Есть у них привязанности? А главное — можно ли, родившись цыганкой, вырваться из этого проклятого круга?..

По крыше застучали капли дождя. Мое настроение падало и падало. Добавилось еще и чувство голода, которое всегда мучительно для меня — наверное, мой мозг слишком интенсивно генерирует мысли и представления, поэтому очень чувствителен к снижению уровня глюкозы в крови. А сейчас я не могла даже сходить в буфет, ведь собирая сумку этим утром, я планировала после пары сразу вернуться домой, поэтому в моем кошельке было абсолютно пусто.

* * *

— Марина, — прозвучал в телефоне спокойный голос Бернау.

— Да.

— Ты не уехала?

— Нет.

— Жди меня, я буду через десять минут.

..Он знает, где я?

— Ладно.

Ну вот. Скоро меня подхватит вихрь и понесет в неизвестность. Хотя неизвестны лишь детали, тогда как глобальный исход этой авантюры предрешен. Я не исключаю роли случайности, но почему-то в последнее время все стало до тошноты предсказуемым. Может, у меня открылся дар предвидения? Или я просто слишком много размышляю.

..Реальный мир за стеклами машины размывало водой. Он превращался в серые, белые и зеленые пятна. Длинный темно-серый седан, прошуршав колесами слева, остановился передо мной и дважды мигнул стоп-огнями. Я набрала полные легкие воздуха, затем выдохнула и вышла.

Я упала на заднее сидение, закрыла дверь и посмотрела в салонное зеркало. Верхняя половина его лица улыбалась. Мне стало легче дышать: улыбки обладают величайшей силой вселять уверенность и прогонять раздражение и тревогу. Особенно улыбки тех… Нет, об этом не надо думать. Мы смотрели друг на друга, и мне уже хотелось засмеяться над совершенно анекдотичной невероятностью сегодняшнего дня, когда он спросил:

— Не боишься?

— Боюсь. Но я уже в вашей машине, так что едем, — я пожала плечами.

— Хочешь сказать, у тебя нет выбора?

— Да нет. Выбор всегда есть.

«Просто данный момент — не ситуация выбора. Он уже давно был сделан и теперь… меня просто несет». Я помолчала, вглядываясь в его серые глаза, рассчитывая, что он все понимает, и мне не придется говорить дальше.

Я глубже вжалась в сидение, чтобы меня никто не видел, и мы поехали.

* * *

— Марина, — тихо произнес он на первом красном светофоре, когда нас окутала тишина. Странно, он даже не включил музыку.

— Да.

— Сядь так, чтобы я тебя видел.

— Хотите контролировать мое состояние? — я ухмыльнулась, но все-таки села прямо.

Наши глаза снова встретились.

— Хочу видеть тебя.

В кровь в очередной раз выплеснулась порция адреналина. Мои надпочечники в эти два дня работают в усиленном режиме. Меня всегда поражало, насколько ощутима их работа. Что там происходит в такие моменты? Этот резкий толчок и вслед за ним разливающееся тепло — реакция сосудов на адреналин?

Мне захотелось прикоснуться к нему. В своем воображении я уже тянула руку к его лицу… Потом я снова запутаюсь, вспоминая, сделала ли это. Я вырвалась из омута своих иллюзий слишком поздно. Наверное, я должна была что-то ответить. Что я тоже хочу его видеть? Ага, еще произнести это шепотом и сопроводить томным взглядом. Мысль об этом заставила меня усмехнуться. Ладно… То, что я здесь, говорит за меня.

..В моей голове было множество вопросов к нему. Например, почему я. Или как он видит дальнейшее развитие событий. Но я решила, что сейчас не время говорить об этом. Потому что я не чувствовала, что сейчас мы одни. Словно эти люди за стеклами автомобиля могли бы услышать его секрет. Мне не хотелось делить с кем-то его тайну. А еще я видела необходимость дать ему свободу. Делать со мной то, что он хочет. Поиграть со мной в принца, или, пожалуй, в короля. Но получу ли я ответы на свои вопросы когда-нибудь? Я всматривалась в его спокойное лицо, и сейчас мне казалось, что нет.

Мы заехали во двор, образованный новостройками, и остановились.

— Жди меня, я сейчас.

Бернау вышел из машины. Наверное, здесь он живет. Хочет что-то взять дома, и поехать со мной в другое место. Правильно, что мне делать в его доме? Еще не дай бог оставлю там свои волосы, вот жена удивится… Интересно, где она? Как он вообще собирается все это провернуть?..

Он появился в дверях подъезда спустя несколько минут с… сумкой для переноски кошек. Его серьезный вид рассмешил меня. Почему-то он направился в противоположном от машины направлении. Как выяснилось скоро, он шел к такси, стоявшему напротив входа. Погрузив сумку на заднее сидение и что-то передав шоферу, Бернау захлопнул дверь и направился к своей машине.

Он сел назад, рядом со мной. Кажется, его веселила ситуация. Я тоже еле сдерживалась, чтобы не засмеяться.

— Я не смогу сейчас поехать с тобой, мне надо вернуться на работу. Он знает адрес, — он кивнул в сторону такси. — Возьми ключи.

Он взял мою руку и вложил в нее связку ключей. Его пальцы были холодными, как и мои. Но они обожгли меня. Веселье пропало. Снова накатило что-то мрачное. Я нервно сглотнула и отвела взгляд.

— Марина.

Я подняла глаза. На его лице все еще была улыбка, только какая-то другая. Шизоглазу показалось, что нежная. Но я не знала, стоит ли доверять этому.

Удовлетворившись нашим зрительным контактом, Бернау продолжил:

— Я буду в пять. Купи себе что-нибудь, там ничего нет. Вообще ничего, — он достал из сумки кошелек и протянул мне купюру.

— Мне ужин приготовить?

— Не надо, я сам об этом позабочусь. Просто чтобы ты не умерла до моего приезда, — он усмехнулся. — И да, купи кошачий корм, я забыл взять… Нам придется делить с ним квартиру.

— Хорошо.

Улыбка растаяла на его лице, когда мы замолчали. Он отпустил мою ладонь и коснулся кончиками пальцев моего лица. Но он быстро убрал свою руку, как будто опомнившись.

— Прости, что так.

— Все хорошо.

— Тогда до встречи?

— Да.

Мы вместе вышли из машины. Глядя друг на друга поверх крыши, закрыли двери, и так же синхронно развернулись. Мне хотелось оглянуться, когда я шла к такси. Но я решила, что это глупо.