Нестойкий (гет)

«Что я сделал не так? Чем обидел? Чёрт, она ведь рассердилась? Может, был слишком откровенен?»

Как идти домой? Ба всё прочтёт по глазам, а врать ей он не мог.

Первым порывом было вернуться назад и спросить в чём дело, но ноги будто приросли к месту. Да ещё Вадим должен скоро прийти.

Когда Борис в изнеможении рухнул на кровать в своей комнате, ба тихо вошла и присела рядом.

— И вновь плачу я дорогой ценой за то, за что платил уже однажды…

— Чьи это слова? — задумчиво спросил Борис.

— Неважно. Главное — очень подходят к ситуации. А впрочем, это Шекспир.

Он тяжело вздохнул и прикрыл лицо рукой, будто отгородившись от всего.

— Бедный мой Буся, — ба нежно погладила его на голове и тихонько вышла.

«Надо с этим покончить. Никаких чужих жён. Никаких!»

Но вновь стал думать о разговоре с Анной. Затем понял, что увлёкся, обнаружив себя безмятежно улыбающимся от приятных воспоминаний. Борис представил, как бы разговаривал с Анной при следующей встрече, и в этих беседах он был остроумен и смел, она — восторженна и очарована. Где-то на заднем плане мелькал Вадим, но лишь затем, чтобы оттенить обаяние главного героя этой незамысловатой пьесы.

Затем придуманная Анна позволила себя поцеловать, а следом позволила и многое другое. Засыпая, Боря всё же предостерёг себя от осуществления своих жарких фантазий, потому что снова твёрдо решил «покончить с чужими жёнами».

На следующее утро Борис долго собирался, прислушиваясь к звукам на лестничной клетке и не решаясь признаться себе, что ждёт, когда уйдёт Вадим. Наконец, дверь соседней квартиры хлопнула, и Борис, выждав минуту, выскочил на площадку.

Кляня себя за глупость, он подошёл к соседской двери и в нерешительности занёс руку, чтобы позвонить.

«Что ж ты делаешь? Не смей!» — мысленно приказал он себе.

«Я просто поздороваюсь и спрошу, не обидел ли я её. Это совершенно естественно: мы ведь друзья. В самом деле, после всех этих откровенных бесед и её неожиданных приглашений нельзя вести себя отстранённо».

«Ты же дал себе слово!» — «Я просто поговорю!»

Он нажал звонок.

Дверь открылась почти сразу. Анна была без макияжа и с растрёпанными волосами, розовые губы слегка припухли, а бледное лицо ещё хранило печать сновидения. Сразу представилось, как она нежится в кровати, тёплая, мягкая, беззащитная.

— Борис?

— Здравствуйте, Анна.

— Что-то случилось?

— Нет. Почему вы спрашиваете?

— У вас такой озабоченный вид.

— Мы вчера не очень тепло расстались, и я подумал, что чем-то обидел вас.

— Правда? Пустяки какие, — Анна небрежно махнула рукой.

— Значит, всё в порядке?

— Конечно, — она с ожиданием посмотрела на Бориса.

— Ну, тогда я… пойду.

— До свидания.

Он прошёл уже несколько ступенек, когда Анна позвала его:

— Постойте!

— Да? — он с надеждой остановился.

— У вас шнурок развязался.

— Где? — он стал оглядывать себя. — А, действительно.

Завязывать шнурок на лестнице было неудобно, пришлось прислониться спиной к стене. Под взглядом Анны кровь прилила к лицу.

— Ну, всё, — выдохнул он и выпрямился.

Анна удовлетворённо кивнула.

— Я пошёл.

Она посмотрела без улыбки.

Смущённый этим взглядом, Борис повернулся к ней спиной.

— Подождите!

У него ёкнуло сердце. Неужели Анна не хочет расставаться?

— У вас спина белая.

— Что? А, чёрт, — ругнулся он, запоздало вспомнив, что стены в подъезде недавно побелены.

Анна подошла и принялась отряхивать его рубашку. От этих прикосновений стало жарко.

— Теперь порядок, — сказала она.

— Спасибо, — Борис развернулся к ней. — Вы очень добры.

Он увидел сосредоточенный взгляд, будто она оценивала, способен ли он риск, заметил, что голубой пеньюар слегка распахнулся на груди, обнажив молочную кожу с голубыми венами, и вдруг осознал, что они совсем одни.

— Я всю ночь думал о вас.

— Обо мне? Я этого не заслуживаю, — с улыбкой произнесла она.

— На самом деле, я думаю о вас постоянно.

— Вы решили завести со мной роман?

— Видимо, да, — Борис уставился на нежные губы и, потеряв голову, приблизился для поцелуя, но Анна закрыла ему рот ладошкой.

— Это исключено. Я люблю мужа, мы же помним об этом, да?

Он почувствовал губами тёплые пальцы и, не веря, что она серьёзно, схватил её ладонь и повторил попытку, однако Анна грациозно отстранилась, поднявшись на две ступеньки.

— Идите, Борис, а то опоздаете.

Наверное, на его лице отразилась детская обида, потому что Анна посмотрела с материнской нежностью, но твёрдо добавила:

— Идите.

«Никаких чужих жён. Никаких. Чужих. Жён!» — стучало в голове, и жар заливал внутренности. Размышления о собственной глупости весь день мешали его обычной дотошности и придирчивости, с которыми он вёл занятия. Обед не полез в горло, кофе из автомата лишь раззадорил нервы. Задумчивый и рассеянный Борис уединился в кабинете, чтобы написать отчёт и спокойно поразмыслить, но тут явилась Липская.

— Борис Аркадьевич, вы обещали со мной позаниматься.

— Да, обещал. Садись.

— Только, понимаете, в чём дело… у меня совсем нет денег.

Борис хмуро посмотрел на неё.

— Извините, — пожала плечами Липская.

— А на что ты живёшь?

— Работаю. Но все деньги уходят на оплату общежития и еду.

— А что, родные тебе не помогают?

— Нет. Они сами… еле концы с концами сводят. Но вы не волнуйтесь, я после сессии устраиваюсь на классную работу и всё вам отдам.

В пору студенчества Боре тоже тяжело приходилось, хотя он жил дома, и ба содержала его, а эта девчонка вынуждена платить за всё из собственного кармана. Стало совестно за собственное благополучие и вчерашнее пренебрежение к Липской.

— Ладно, не надо мне твоих денег, — сказал Борис.

— Спасибо! — она подпрыгнула на месте и чуть ли не кинулась с объятьями.

— Сядь ты уже, — проворчал он, и Липская послушно плюхнулась на соседний стул.

Она оказалась бойкой и сообразительной, и Боре неожиданно понравилось с ней заниматься. Пережитое утром перестало жечь противной изжогой, словно проявленное им благородство стало лекарством от стыда. Через час он объявил, что занятие окончено.

— Вы сейчас домой? — спросила Липская.

— А что, хочешь со мной?

— Я с удовольствием, — нагло улыбнулась она.

Борис подумал, что такая самоуверенность немало помогает ей пробиться в жизни. Девочка не пропадёт.

— Нет, у меня ещё дела.

— Жаль, — она медленно встала, извиваясь по-змеиному и демонстрируя отличную фигуру.

Борис хмыкнул и уткнулся в монитор компьютера. Липская, ничуть не смущаясь, спросила:

— Борис Аркадьевич, а когда следующее занятие?

— Не знаю, в ближайшее время я буду очень занят. Подходи, спрашивай.

— А можно я вам позвоню?

Это уже было слишком. Негласное правило требовало никогда не давать студентам личный телефон, и Борис взглядом показал Липской, что она зарывается.

— Я напишу свой номер, если у вас будет время, звякните, — Липская быстро настрочила цифры на бумаге и протянула Борису. — Я на связи круглосуточно. И если просто захотите… пообщаться, тоже звоните.

Он посмотрел на неё как на надоедливую муху и бросил:

— Положи на стол.

— Угу, — с готовностью кивнула она и сказала: — Ещё раз огромное спасибо, Борис Аркадьевич. Вы такой классный!

У двери она ещё раз поблагодарила его и даже послала воздушный поцелуй.

Борис улыбнулся и продолжил работать в хорошем настроении, но вскоре мысли об Анне захватили его, и отчёт никак не складывался.

Вспомнилась так поразившая нежная белизна её кожи, настолько прозрачной, что сквозь неё просвечивали вены. Голубая кровь, огромные чёрные глаза — Анна казалась инопланетянкой. Но тёплые мягкие пальцы, розовые детские губы делали её земной и невыносимо притягательной. Борису вдруг до смерти захотелось её увидеть. Он бросил взгляд на часы — до конца рабочего дня ещё много времени, значит, Вадима ещё нет дома. Торопливо сложив бумаги, он покинул институт.

В двух шагах от цели Бориса ждал неприятный сюрприз. Какие-то рабочие вносили в соседнюю квартиру кожаный диван цвета слоновой кости. Анны не было видно, да и объясняться с ней при свидетелях не хотелось. С досады он прожёг взглядом диван, который напыщенно пузырился подушками.

Дома Боря схватил гантели и с остервенением стал качать руки, потом принялся отжиматься, пока в голове не стало тяжело, поэтому не сразу понял, что на площадке всё затихло.

«Не ходи туда! Не надо».

— Я не пойду — сам себе сказал Борис. — Ни за что.

Но и отсиживаться в четырёх стенах было невыносимо. Перед квартирой Анны он замешкался, борясь с желанием позвонить, но отвернулся и медленно побрёл по лестнице. За спиной раздался звук открывающейся двери, Борис замер и обернулся — Анна возилась с ключами. Закрыв замки, она посмотрела вниз и увидела его.

— Добрый день, — сказал Борис.

— Здравствуйте, — она вздохнула, словно встретила препятствие на пути.

— На прогулку?

— Где там! В магазин. У нас, оказывается, сегодня новоселье.

— Оказывается?

— Вадим позвонил, сказал, что вечером будут гости.

— Вы не любите гостей?

— Не всех.

Борису неожиданно понравилось, что она раздражена, и причиной раздражения был Вадим.

— Хотите, я вам помогу?

— Что вы! У вас, наверное, куча дел.

— Да я свободен!

— Нет-нет, не стоит. И вообще, Борис… мне кажется, я тогда слишком откровенничала с вами. И, возможно, вы восприняли это несколько превратно. Давайте забудем всё, о чём мы разговаривали.

— Всё. Забыл, — просто сказал он.

Анна улыбнулась с явным облегчением.

— Если гости будут вам докучать, приходите ко мне… Э-э, в смысле к нам. Бабуля обрадуется.

— Хорошо, — кивнула она.

Анна уехала на такси, и Борис почувствовал себя покинутым. Посмотрев с тоской вслед машине, он решил вернуться в институт и закончить-таки отчёт, который, к слову, надо было сделать вчера.

Поздно вечером, когда улицы расцветил закат, Борис шагал домой, с наслаждением впитывая запахи лета. Он любил город, его провинциальную теплоту и неспешность. Любил выбеленные стволы деревьев, чёрно-белые бордюры, аккуратные клумбы с любопытными анютиными глазками. Эти цветы высаживали каждый год, и Борис вспомнил, как ба в детстве рассказывала сказку, в которой они оживали в сумерках, и царица-ночь приходила, чтобы услышать от них про мирские заботы и решить, кто из людей достоин её подарков. Шестилетним он подолгу вглядывался в двуцветные чашечки и доверял им свои мечты. Но так ничего и не получил. Его желания были неисполнимы, ведь смерть безвозвратна.