Десять дней августа (гет)

Уснуть мне удалось только под утро, поэтому проснулся я поздно. Когда я вошёл на кухню, хмурый и взлохмаченный, Гермиона делала тосты. Из кофеварки приятно тянуло свежесваренным кофе. Я налил себе кружку, достал из холодильника джем и молча уселся за стол, придвинув тарелку готовых тостов к себе. Мне не хотелось говорить решительно ни о чём. Но Гермиона и не заводила разговоров. Мельком оглядев кухню, я заметил, что горы посуды в раковине больше не наблюдается. Странно, но это слегка улучшило моё настроение.

Допив кофе, я поднялся и уже хотел идти одеваться, чтобы немедленно отправиться к Рону и вытащить его хоть из-под земли.

— Куда ты собрался?

Я замер и посмотрел на Гермиону. Она стояла, опёршись о подоконник и скрестив на груди руки.

— В каком смысле?

— Не прикидывайся, Гарри. Я тебя сто лет знаю. У тебя на лице всё написано.

Я даже немного растерялся от такого поворота событий.

— Ну, положим, к Рону.

Гермиона вздохнула.

— Опять будешь меня отговаривать?

— Буду.

— Да почему? — сорвался я. — Я же вижу, как ты страдаешь! Мне надоела эта ерунда между вами, и раз расстаться вы никак не можете, я сделаю так, чтобы вы перестали ссориться и уже наконец поженились!

— Гарри, мы расстались, — устало и спокойно отозвалась Гермиона.

— О, ну конечно, — саркастично ответил я. — Сколько ещё раз до Рождества я услышу эту фразу?

— Нисколько.

Гермиона была серьёзна и невозмутима, и мне вдруг подумалось, что на этот раз она говорит уверенно. И всё-таки за столько лет я так привык к их бесконечным расставаниям, что мне нужны были более веские доказательства.

— В самом деле? — вскинул брови я. — Так может, ты и родителям об этом сообщишь?

Вместо ответа она подошла ко мне и молча протянула письмо. Конверт ещё не был запечатан.

— Я догадывалась, что моего слова тебе будет мало. Читай.

Я вынул сложенный пополам листок и развернул.

«Здравствуйте, мои любимые!

Извините, что сообщаю такие новости письмом, но сейчас я не в лучшей форме для личной встречи. Вы знаете, что мы с Роном встречались на протяжении двенадцати лет. И не думайте, будто я не заметила, что вы давным-давно в нас не верите. Так вот. К сожалению, мы расстались с ним окончательно. Вы очень поддерживали меня каждый раз, но я устала. Я уже не в том возрасте, чтобы надеяться на будущее. Мне пора начинать жить настоящим днём, а с Роном это невозможно.

Как только появится возможность, я навещу вас, и мы обязательно обо всём поговорим.

Целую. С любовью,

Гермиона»

Пробежав ровные строчки, я вновь посмотрел на неё. «Я догадывалась, что моего слова тебе будет мало». Мне вдруг показалось, что она видит меня насквозь, что я для неё весь как на ладони, и никакая легилименция ей для этого не требуется. Впрочем, так оно и было. Именно за это я её и полюбил.

— Извини, мне не стоило так давить. — Я сложил письмо и отдал ей. — Просто мне не всё равно. Я хотел убедиться, что ты действительно отпустила и готова жить дальше, потому что…

— Потому что нет ничего хуже ложной надежды, — закончила она, заставив меня поперхнуться.

Она обошла меня и направилась в гостиную. Я повернулся и поспешил за ней. Гермиона сидела на диване и выписывала адрес родителей на конверте. Я опустился рядом.

— Мне немного страшно, — откровенно поделилась она. — Знаешь, за эти годы я так привыкла, что мы всё время вместе, а теперь… Но мы больше не дети. И дружба мальчиков с девочками для нас уже невозможна.

Я почувствовал явный подвох и в её словах, и в её тоне, но ничего не сказал. Она посмотрела на меня, словно ожидая ответа, но я всё равно промолчал.

Оказалось, что я проспал почти до самого вечера. Гермиона камином отправилась в Косой переулок, отдать письмо на почту и заодно сделать какие-то свои дела, а я остался в пустом доме наедине с льющим за окном дождём и своими размышлениями.

И мне действительно было о чём поразмыслить, да только я не знал, что теперь и думать. По идее, Гермиона и Рон больше не встречаются. Во всяком случае, в намерениях Гермионы мне теперь сомневаться не приходилось. Но Рон-то не перестал быть моим другом. Возможно, через какое-то время Рон и Гермиона смогут общаться как прежде, и тогда мы вновь станем той неразлучной троицей, какой вышли из стен Хогвартса…

Я горько усмехнулся. Может, между Роном и Гермионой однажды и истощится напряжение, но для меня ничто уже не будет как прежде. Не после того, как я признался сам себе, что люблю её. Ну и какие у меня в итоге варианты?

Гермиона вернулась довольно поздно. Я уже хотел спросить, как дела, как она сама бодро отрапортовала мне, что заезжала в Министерство проверить, как справляются без неё, и предупредить, что скоро она выйдет, и если кто-то халтурил, она мигом обо всём узнает. Я смеялся от души на этих словах, и мне совершенно не хотелось думать ни о Роне, ни о нашем будущем, ни об оставшихся мне вариантах.

Гермиона снова осталась у меня, поскольку домой ей сейчас путь был заказан, а говорить с родителями она была пока не готова, и ближе к полуночи мы разошлись каждый по своим спальным местам. Я заснул на удивление быстро, но в кромешной тьме что-то словно заставило меня распахнуть глаза и рывком сесть на диване. Я точно помню, что мне не снились кошмары. Я потёр лицо ладонями, откинул одеяло и натянул штаны. Прихватив очки и волшебную палочку со столика, я направился на кухню, по пути нацепляя очки на нос и зажигая свет на кончике палочки. Выпив целый стакан воды, я вышел из кухни и уже собирался вернуться в гостиную на диван, но что-то заставило меня остановиться. Я посмотрел налево, туда, где дальше по коридору была дверь спальни. Я отчётливо слышал звенящую тишину, значит, Гермиона спит спокойно. Но меня так неумолимо тянуло в спальню, что я опомнился, уже открывая дверь и входя внутрь. Заранее погашенная палочка осталась у меня в руке.

Шторы на окнах были чуть раздвинуты, так что в спальню проникала молочно-белая полоса лунного света, позволяя лучше разглядеть предметы. Я в который раз порадовался, что совсем недавно смазывал петли, и дверь ни разу за все мои посещения не скрипнула. Я разобрал в полумраке силуэт спящей Гермионы, но приблизиться не решился. У меня в голове всё ещё оставался нерешённый вопрос о вариантах. Я повернулся, собираясь уйти.

— Останься.

Я вздрогнул так, что чуть не выронил палочку, и оглянулся. Сначала мне показалось, что она разговаривает во сне. Но вот тень на кровати шевельнулась и приподнялась. Я растерялся и оттого замешкался, не уходя, но и не входя. И продолжая хранить молчание.

— Не думай. Просто останься.

Всё как-то совершенно спуталось у меня в голове, и я машинально закрыл за собой дверь. С этой стороны. Я приблизился к кровати и остановился. Волшебная палочка отправилась на тумбу. Гермиона снова зашевелилась, освобождая мне место, но на этот раз с другой стороны. Я беспрекословно обошёл кровать и устроился рядом на спине, подкладывая под голову руку.

— Знаешь, почему я дала Рону второй шанс? — заговорила она.

— Почему?

— Из-за тебя.

Я нахмурился.

— Из-за меня?

— Ты показал мне… кое-что. И ведь я уже и вправду была готова всё закончить, но мне необходимо было проверить… Вот почему я тогда попросила тебя ничего ему не говорить. Мне нужно было немного времени. Я вернулась в наш дом, поставила весь вопрос наших отношений совершенно по-другому. Сначала мне показалось, что он меня понял. Но потом… Всё снова пошло кувырком. В общем-то, так и раньше происходило, просто я замечала это слишком поздно. А сейчас у меня был пример… — Она осеклась.

Я слушал её и ничего не понимал. Что я ей показал? Что проверить? Немного времени на что? Был пример чего? Вопросы сыпались градом, а я даже не мог толком донести их до рта, чтобы озвучить.

— Помнишь, ты сказал, что он обязательно поймёт всё как нужно, потому что любит меня? Так вот, никто не понимает меня лучше, чем ты, Гарри.

Я хотел было что-то сказать, но подавился словами, когда вспомнил тот диалог и понял, к чему она ведёт. Нет, быть того не может. Об этом никто не знает. Не могла же она догадаться! Разве что воспользовалась легилименцией, но, в конце-то концов, я же глава Аврората! Я бы почувствовал вмешательство!

Нет, тут что-то другое. Я не придумал ничего лучше, как молчать и не вмешиваться в поток её внезапных откровений. Рано или поздно всё должно встать на свои места, а я пока не планировал открывать Гермионе свои истинные чувства.

— Знаешь, Гарри, мне было так неловко просить тебя, чтобы ты умолчал о моём присутствии в твоём доме перед Роном. Я же знаю, что у тебя никого ближе него нет, и если бы он узнал, что ты солгал или скрыл от него такое… Да только Рон и сам не горел желанием меня найти. Я не знаю, в какой момент, но между нами что-то сломалось. Когда-то он действительно тянулся ко мне, он хотел быть лучше ради меня. А когда стал, я оказалась… оказалась не нужна, — её голос дрогнул и оборвался.

Сердце у меня в груди вновь сжалось, и мне захотелось крепко обнять её, рассказать ей, как она нужна. Как сильно она нужна! Нужна мне… Но я снова промолчал.

— Я вообще не понимаю, почему он продолжает эти отношения, почему не даёт мне выйти из этого бесконечного круга одних и тех же ошибок. Он как будто… я даже не знаю…

— Боится перемен.

Слова вырвались помимо моей воли. Пока она говорила, я наконец уловил её мысль, и сейчас словно стал её продолжением.

— Может быть. Гарри, ты очень хороший друг. И знаешь, почему?

Я повернул голову и посмотрел на неё. Она легла на бок, подложив ладонь под щёку, и свет, льющийся из щёлочки в шторах, позволил мне рассмотреть её лицо и глаза, глядящие прямо на меня.

— Потому что несмотря на всё, что ты чувствуешь и как ты чувствуешь, ты боролся за нас с Роном даже тогда, когда я уже сдалась.

— Я… Что?

— Нет ничего хуже ложной надежды. Ты знаешь это куда лучше некоторых.

Я приподнялся на локтях, неотрывно взирая на неё из-под сведённых бровей.

— К чему ты клонишь? — несколько грубовато спросил я, но сердце снова принялось выбивать дробь по рёбрам, так что я был просто не в состоянии контролировать ни свой голос, ни свою мимику.

— Ты только вчера сказал мне, что честен со мной до кончиков пальцев. Так почему в этом ты продолжаешь недоговаривать?

— О чём недоговаривать? Я не понимаю, к чему ты ведёшь.

Я продолжал говорить грубо, бросая слова, как камни. Меня захлёстывал такой поток разнообразных эмоций, что на выходе они автоматически преобразовывались в злость и агрессию. Я уже сидел, готовый в любую минуту сорваться с места.

— Гарри, я знаю. Я всё знаю. Ты для меня как открытая книга, пойми. Сначала я не была уверена, но чем дальше, тем больше подсказок я замечала. Ничего подобного я никогда не получала от Рона. Ну, разве что поначалу, первые лет шесть-семь. А мы с тобой… даже не встречаемся. И, по большому счёту, ты мне ни в чём не признавался. А получила я от тебя за эти дни… да в разы больше, чем от него за все последние годы! Вот почему я так быстро заметила, что между мной и Роном ничего не изменилось. Вот как я поняла, что он больше меня не любит, что он со мной по инерции. Потому что передо мной были ты и твоя …

— Хватит! — рявкнул я. — Прекрати. Замолчи. Не хочу этого слышать.

— А я хочу.

— Гермиона, хватит, я тебя прошу!

Я схватился за голову. Всё не так, всё неправильно. Всё шиворот-навыворот.

— Почему тебе так сложно признаться в своих чувствах? Или, по-твоему, я этого не стою?

— Что… Я…

Я повернулся к ней, не в состоянии выдавить хотя бы какую-то связную фразу. У меня не было слов, у меня был тайфун эмоций, которые сейчас раздирали меня на части с такой силой, что на лбу выступил пот.

— Ладно, ты не признаёшься, но я же облегчила тебе задачу, тебе ничего не нужно мне объяснять!

О да! Облегчила!

— Очень замечательно, что ты теперь в курсе, — ядовито выплюнул я. — Только, боюсь, больше мы не будем общаться, так что эта информация тебе больше не понадобится!

Я никогда в жизни не позволял себе так разговаривать с ней. Но в этот момент я действительно не хотел больше ни видеть её и ни слышать. Мне хотелось сбежать куда подальше и не вспоминать о её существовании. Я рванулся уйти.

— Ты можешь уйти прямо сейчас. Это твой выбор. Но другого шанса у тебя не будет. Сейчас или никогда. Решай, Гарри.

Её чуть дрожащий голос звучал так тихо и прикасался, кажется, к самой моей душе. Захвативший меня гнев мгновенно схлынул и сменился замешательством. Все мои мысли о ней и об упущенных шансах затопили сознание. Ведь это именно то, чего я так хотел, то, о чём я просил, умолял. И теперь, когда я получил желаемое, я бегу, словно трус, боясь даже попробовать. Ни в каком самом сладком сне мне не могло привидеться, что она ответит мне взаимностью. А сейчас не это ли она делала? Не предлагала ли мне шанс завоевать её взаимность?..

Вот только…

— Любовь может быть разной, — глухо заговорил я. — Она может быть эгоистичной, а может быть бескорыстной. Ещё каких-то несколько дней назад я был эгоистом, я думал только о своём счастье. Но потом понял, что если я… если ты для меня… Если ты действительно так важна мне, то я буду думать прежде всего о твоём счастье, а ты сто раз можешь пожалеть о сделанном. Я не хочу вешать на тебя ещё и это. Так что мой уход — это не трусость и не побег. Я делаю это для тебя.

Я старался не смотреть на неё. Я вдруг понял, что не быть эгоистом слишком сложно. Любить бескорыстно слишком больно.

— Ты всегда слишком много на себя брал, — с обидой в голосе отозвалась она. — Но до этого ты позволял мне самой решать за себя, а теперь вдруг стал таким заносчивым. Это моя жизнь и мои ошибки. Да впрочем… Делай, что хочешь.

И она замолчала. Я сидел в тишине. Вся решительность улетучилась вместе с гневом, и я ждал, что она скажет что-то ещё, продолжит спорить или уговаривать. Но она так ничего не произнесла.

Секунды стали тягучи, как смола. Я почти захотел, чтобы она удержала меня, сделала хоть что-то, чтобы я остался. Но она молчала и не двигалась. Глубоко вздохнув, я резко поднялся и быстро вышел из спальни, не оборачиваясь.

Ночь поглотила все звуки, и я остался в тишине.

* * *

Часы тихонько тикали в тиши ночи. Я лежал на диване, уставившись в потолок и ни о чём конкретно не думая. Меня всего словно взяло какое-то оцепенение. Не было больше того урагана эмоций, сердце не колотилось в глотке, кровь не приливала к вискам… Я был пуст и всё равно что мёртв.

Сколько прошло времени с того момента, как я вылетел из спальни, я не знал, но конечности уже порядком затекли от одного и того же положения. Словно в тумане, я поднялся и медленно побрёл в ванную. Холодная вода не слишком ободрила меня, только заставила неприятные стаи мурашек пробежаться по спине и рукам.

Я упёрся ладонями в края раковины, вода капала с кончика моего носа. Я так понимаю, утром Гермиона исчезнет из этого дома и больше никогда в нём не объявится. Что ж, тем и лучше. Похоже, на этом наши отношения заканчиваются совсем. Но я хотя бы сохраню дружбу с Роном, а он тоже далеко не последний для меня человек в этом мире.

Я взял полотенце, насухо вытер лицо и вернул на место очки. Взглянул на своё отражение и вдруг очень чётко представил, что завтра этот дом опустеет окончательно. Не будет больше совместных завтраков, не будет её тостов, не будет наших споров обо всём подряд. Не будет объятий на диване и танцев под девчачьи песни, не будет её милой сонной мордашки в окружении непокорной шевелюры, не будет её ночных кошмаров и моего бдения у её кровати, пока она не уснёт…

Я прижал ладонь к губам и крепко зажмурился. Не будет тепла её тела, не будет её рук на моих плечах и моих ладоней на её талии, не будет запаха её волос и её силуэта в кресле у камина… Её просто не будет в моей жизни.

Не помня как, я оказался перед дверью в спальню. Она права: я несу ответственность только за свои шаги и должен дать ей возможность отвечать за себя самостоятельно. Мозг попытался было ещё что-то проанализировать, но тут я послал его ко всем драклам и распахнул дверь. Я заметил, как она вздрогнула, прежде чем закрыл дверь и погрузил спальню в полутьму. Моё место с той стороны кровати по-прежнему оставалось свободным. Я обошёл кровать. Она так и лежала на боку с ладонью под щекой.

Я осторожно опустился на кровать и лёг напротив, лицом к ней. Мы просто лежали и смотрели друг на друга, и в отражении её глаз я видел всего себя, вместе со своими достоинствами и недостатками, такого, какой я есть. А ещё я увидел сильнейшее желание услышать, как она мне нужна. Я знал, что словами уже не открою ей ничего нового. Слова нам были больше не нужны.

Я придвинулся ближе. Вторая её рука лежала между нами. Я коснулся её, мягко и ненавязчиво сплетая наши пальцы. Моя собственная тень загородила тусклый лунный свет, и её лицо погрузилось во мрак. Но я уже так хорошо изучил каждую чёрточку, что свет мне был не нужен. Её губы были приоткрыты, и я слышал, как тяжело и отрывисто она дышит. Она волновалась, хоть и строила из себя героиню. Знала бы она, что вновь началось у меня в душе! Я аккуратно убрал прядь с её лица, проводя кончиками пальцев по щеке. Я знал, что сейчас она прикрыла глаза, и её ресницы задрожали. Я сглотнул. Она сняла с меня очки и не глядя положила на тумбу позади себя. Наши губы разделяли уже даже не дюймы. Я ощущал её горячее дыхание на своей коже.

Моя ладонь легла на её шею, и губы коснулись губ. Язык скользнул навстречу. Она доверчиво раскрылась, уже сама целуя меня, встречая мой язык своим. Мы целовались так, будто делали это в первый раз. Впрочем, это и был наш первый поцелуй. И первый поцелуй настоящей любви для меня.

Я скользнул рукой по её талии, слегка задирая край майки, привлекая её к себе и углубляя поцелуй. Её пальцы зарылись в мои волосы, сначала робко, затем смелее, вызывая мурашки по всему телу. Кожа под майкой оказалась такой горячей, словно Гермиону одолела лихорадка. Её рука оставила мои волосы и легла мне на пояс. Я так хотел скорее ощутить касание её ладони своей кожи без этой чёртовой футболки.

Я не мог поверить, что едва не лишился всего этого. Её губ, её рук, её ласк, её тепла. Я огладил её бедро, кладя её ногу на себя, чтобы сделаться ещё ближе. Её рука наконец скользнула за край футболки, и я вздрогнул, неистовее впиваясь в её губы и перекатывая на спину. Я навалился сверху, вновь накрывая её губы, прижимаясь к ней всем телом. Она обхватила меня ногами, но между нами было всё ещё слишком много ненужных тряпок. Её руки беспорядочно ласкали моё лицо, шею, волосы, спускались на плечи и спину. Не выдержав, я сам стянул футболку через голову и отбросил в сторону. Её горячие ищущие ладони заскользили по обнажённой коже. Я оставил её губы, целовал скулу, спустился на шею, лаская её губами и языком. Она была такой сладкой и такой возбуждающе прекрасной, что я едва сдерживался, чтобы не сорвать с неё последнюю одежду прямо сейчас.

Она дышала отрывисто и шумно. Я спустился по шее к вырезу майки, накрывая ладонями груди через ткань и слегка сжимая. Она закусила губу, и хотя я не слишком хорошо видел без очков в темноте, эта картинка чётко отпечаталась в моём сознании. Мои руки забрались под майку и сжали уже обнажённые груди. Я почувствовал напрягшиеся бусины сосков между пальцами. Она выгнулась мне навстречу, и я освободил её от майки, взлохмачивая её пышные шикарные волосы. Мои штаны тоже полетели к чертям, и я снова вжался в неё, давая прочувствовать всего себя, прочувствовать то, как сильно она мне нужна.

Она вновь закинула на меня ноги, и я подцепил резинку её трусов, слегка подаваясь назад, стягивая их и отбрасывая в сторону. Тут же избавил себя от последнего, что разделяло нас, и наконец ощутил её, кожу к коже. Я заглянул ей в глаза, убирая с лица её волосы. Тогда она сама поцеловала меня, и я простонал ей в рот, погружаясь в неё медленно и плавно. Вот теперь я чувствовал её всю, без остатка. Неспешно, наслаждаясь каждым движением, целуя и кусая её шею, позволяя ей вцепляться ногтями в кожу на спине, оставлять отметины. Наше громкое дыхание заполнило тишину ночи.

Я приподнялся на руках, ускоряясь, чувствуя приближающуюся эйфорию. Она смотрела на меня, держа в руках моё лицо, но я двигался всё быстрее и быстрее, и она зажмурилась, запрокидывая голову, закусывая губу, впиваясь ногтями в мои скулы. Стоны срывались с моих губ сами собой. Я закрыл глаза, уже видя вспышки фейерверков.

— О боже… Гарри… Гарри…

Резкий толчок, и я едва успел выйти, изливаясь на её судорожно вздымающий и опадающий живот, хватая ртом воздух. Я повалился на бок, вымотанный, выжатый… и бесконечно счастливый. Но пока слишком уставший, чтобы это осознать.

Мы просто лежали и пытались отдышаться. Понимание того, что сейчас произошло, постепенно заполняло каждую мою клеточку.

Я провёл ладонью по лицу, нашарил на тумбочке очки и надел. Повернулся к Гермионе. Она лежала с опущенными веками и дышала приоткрытым ртом. Я ласково убрал влажные пряди с её щеки и огладил нежную кожу. Она всё ещё слегка вздрагивала всем телом на выдохе. Я обвёл взглядом её фигуру, стройную, идеальную, такую… мою.

— Извини. Теперь тебе нужно в душ.

Она чуть улыбнулась, не открывая глаз.

Вскоре мы стояли под тёплыми струями, и я неспешно проводил мочалкой по её плечам, спине, груди и животу. Я любовался ею и просто не мог поверить, что всё это происходит на самом деле. Мы застряли в душе до самого утра, то омывая друг друга, то с наслаждением и подолгу целуясь. И я не мог вспомнить ни одного раза, когда мне действительно хотелось заниматься чем-то подобным с женщиной.

Около пяти мы выбрались из душа, найдя наконец силы оторваться друг от друга. Гермиона высушила наши волосы заклинанием, и мы отправились спать, на этот раз — в одну кровать. Я прижимался голой грудью к её спине — она всё-таки нацепила эту чёртову майку обратно — и перебирал её пальцы. И это был тот самый миг, который мне хотелось бы растянуть на вечность, без вчера, сегодня и завтра. Без вариантов и прочей суеты.

— Знаешь, почему я выбрала тебя?

Я коснулся губами её уха.

— М?

— Я выбрала тебя, потому что ты любишь меня.

Сердце вновь понеслось вскачь с места. Значит, на самом деле, решающим доводом стали именно мои чувства к ней?..

— Ты всегда был мне, как родной. Мы с тобой родственные души. Я научилась хорошо понимать тебя, а ты — меня. Не знаю, как мы умудрились проглядеть друг друга, всё это время находясь так близко.

— Иногда нужно отойти, чтобы что-то рассмотреть, — глубокомысленно заметил я. — Я рад, что всё же успел ухватить удачу за хвост, — добавил я шёпотом и поцеловал её в шею.

Она втянула голову в плечи, фыркая.

— Колючий.

— Ночью ты не жаловалась.

— Я и сейчас не жалуюсь. Просто щекотно.

Мы помолчали.

— Было ещё кое-что, — задумчиво нарушила тишину Гермиона. — Я всё понять не могла, что же в итоге не так между мной и Роном? Почему мы никак не можем найти компромисс на протяжении уже стольких лет? Но потом, когда я невольно сравнивала мои с ним отношения и наши с тобой, я вдруг осознала, что и я тоже как будто веду себя по-разному.

— Это как?

— Ну ты же знаешь, что я всю жизнь была зациклена на себе.

— Ты преувеличиваешь.

— Не преувеличиваю, а так и есть. Вот и Рон такой. Мы оба сосредоточены каждый на себе. Вот почему мы никак не стыковались.

— И чем же я отличаюсь?

Она слегка пошевелилась в моих руках, разворачиваясь и заглядывая мне в глаза.

— Тем, что ты был сосредоточен на мне. Да так, как будто важнее этого в мире просто ничего и быть не может. А ведь ты — начальник целого Отдела.

Я ошеломлённо уставился на неё.

— Моя забота была настолько навязчивой? — с лёгким ужасом спросил я.

— Нет, Гарри, — серьёзно произнесла она. — В этом всё и дело. Ты уделял мне достаточно внимания, но при этом и о себе не забывал. Не прогибался, не старался во всём угодить, не потакал. Ты был собой, но при этом позволял мне чувствовать себя кем-то рядом с тобой. И даже не просто личностью, а важной частью мира, весомой и значимой. Рядом с Роном у меня порой складывалось впечатление, что я пустое место, а с тобой всё всегда наоборот.

Чем больше она говорила, тем сильнее тепло разливалось в моей груди. Ведь она в точности повторяла мои собственные мысли, мои представления о том, какой должна быть идеальная пара. На меня накатила такая волна восторга, что вместо ответа я страстно поцеловал её в ещё говорящие губы.

— И всё же ты скрывался, — сказала она, когда я нашёл в себе мужество оторваться от неё и позволил снова лечь ко мне спиной. — А когда я сказала, что это важно для меня, первым делом сбежал.

— Ты просто обескуражила меня. Я ведь был уверен, что это безответно, и вдруг ты говоришь, что рассталась с Роном практически из-за меня… Ну, то есть, не только из-за меня, но я тоже сыграл в этом не последнюю роль. Я думал, что мои чувства будут лишними. Что они всё испортят. — Я переплёл наши пальцы, крепче прижимая её к себе. — Я боялся… понимаешь… боялся потерять тебя насовсем.

Гермиона шумно втянула воздух, поднесла наши руки к губам и поцеловала мою ладонь.

— Никогда, ты никогда меня не потеряешь…

Этот шёпот слился для меня в бесконечную музыку, и я закрыл глаза, почти мгновенно проваливаясь в сон, всё ещё ощущая её тёплые губы на моей коже.

Я был счастлив. Кажется, впервые за тридцать лет жизни я был по-настоящему счастлив.